В 1942-1944 гг. жил в Мурманске и Архангельске как представитель дипломатической службы США в качестве советника по перевозкам. В этот период объект оказал значительные услуги делу борьбы с фашизмом. В 1948 г., в период реакционной истерии, оставил дипломатическую службу и как частный предприниматель занялся импортом русской пушнины. Содействовал организации многих миссий доброй воли и культурному обмену. Ежегодно посещает СССР».
На второй странице досье перечислялись конторы фирм «Осборн фер импорте» и «Осборн креэйшнз» в Нью-Йорке, Палм-Спрингсе и Париже, а также поездки Осборна в Россию за последние пять лет. Последняя состоялась со 2 января по 2 февраля. Там же была зачеркнутая пометка карандашом, но Аркадий смог прочесть: «Лично рекомендует: И.В.Мендель, Министерство торговли».
На третьей странице: «Летопись советско-американского сотрудничества в Великой Отечественной войне», «Правда», 1967 г."
А также: «См. Первый отдел».
Аркадий вспомнил Менделя. Этот человек был подобен раку, который каждый раз, меняя шкуру, становился все толще, — уполномоченный по «переселению» кулаков, во время войны специальный уполномоченный по Мурманской области, потом заведующий отделом дезинформации КГБ и наконец заместитель министра торговли. В прошлом году Мендель умер, но можно не сомневаться, что у Осборна были и другие приятели такого рода.
— Ваше самоуничижение просто очаровательно. Русский ставит ниже себя только араба или другого русского.
Хихиканье русских было лучшим свидетельством правоты Осборна. Им льстило, что с ними так запросто шутят. Во всяком случае, это был неопасный иностранец.
— Находясь в России, умный человек держится подальше от красивых женщин, интеллектуалов и евреев. В общем — от евреев.
Злая, оскорбительная, но остроумная шутка, невольно признал Аркадий: в ней была доля правды.
Как бы ни забавляли слушателей шутки острослова, они весьма заблуждались относительно его подлинного лица. Пометка в досье «Первый отдел» означала североамериканское управление КГБ. Осборн не был агентом — иначе не прислали бы пленок с записями его разговоров. Осборн, судя по пометке, просто оказывал услуги — был ценителем русского искусства и осведомителем о русских артистах. Без сомнения, не одна балерина, обогретая его гостеприимством, говорила в Нью-Йорке что-нибудь такое, что потом слышали другие уши в Москве. Аркадий почувствовал облегчение, не услышав больше голоса Ирины Асановой.
Миша пригласил Аркадия поужинать. Уходя, Аркадий просмотрел, что успели сделать его помощники. Пленки Фета с записями скандинавов были сложены аккуратной стопочкой, рядом тетради и два остро заточенных карандаша. На Пашином столе царил беспорядок. Аркадий взглянул на сделанные им записи телефонных разговоров Голодкина. Одна из вчерашних записей была любопытной. Во время разговора Голодкин говорил только по-английски, а тот, на другом конце, говорил только по-русски.
Г: Доброе утро. Это Федор. Помните, в вами прошлый приезд мы собирались вместе сходить в музей.
Икс: Да.
Г.: Как ваши дела? Я хочу показать вам музей сегодня. Как сегодня, подойдет?
Икс: Извините, очень занят. Может, в следующий раз.
Г.: Вы уверены?
Судя по записи, неизвестный прекрасно владел разговорным русским языком. Правда, господствовало убеждение, что никто, кроме русских, не может по-настоящему говорить по-русски, и, вероятно, поэтому фарцовщик решил изъясняться на английском. И все же Голодкин говорил с иностранцем.
Аркадий отыскал пленку, с которой была сделана запись, и поставил ее на магнитофон. На этот раз он услышал то, что уже прочитал.
— Доброе утро. Это Федор. Помните, в ваги прошлый приезд мы собирались вместе сходить в музей.
— Да.
— Как ваши дела? Я хочу показать вам музей сегодня. Как сегодня, подойдет?
— Извините, я очень занят. Может, в следующий раз.
— Вы уверены?
Щелк.
Аркадий сразу узнал голос другого человека, потому что он слушал его много часов. Это был Осборн. Американец был снова в Москве.
У Микоянов была большая квартира — из пяти комнат, в одной стояли два рояля, которые Миша вместе с квартирой унаследовал от родителей — оба выступали с симфоническим оркестром радио. На стенах — родительская коллекция революционных киноафиш и собранные Мишей и Наташей крестьянские резные деревянные поделки. Миша провел Аркадия в ванную, в одном из уголков которой красовалась идеально белой эмалью новая стиральная машина.
— «Сибирь». Высший класс. Сто пятьдесят пять рублей и десять месяцев в очереди.
Удлинитель доставал до розетки, а шланг был переброшен через край ванны. Как раз то, о чем и мечтала Зоя.
— Мы могли бы достать ЗИВ или «Ригу» через четыре месяца, но нам хотелось самую лучшую. — Миша взял лежавший на туалете экземпляр «Торгового бюллетеня». — Эта самого высокого качества.
— И самая что ни на есть отечественная. — Может, и у Шмидта есть такая, подумал Аркадий.
Миша неодобрительно взглянул на Аркадия и передал ему стакан. Они пили перцовку и уже не совсем твердо стояли на ногах. Миша достал из стирального бака комок мокрого нижнего белья и запихал его в центрифугу.
— Сейчас покажу!
Он повернул ручку центрифуги. Раздался рев, машина заходила ходуном. Рев нарастал, будто с пола ванной взлетел самолет. Из шланга в ванну начала извергаться вода. Миша мечтательно откинулся назад.
— Разве не сказка? — воскликнул он.
— Поэма, — заметил Аркадий. — Поэма Маяковского, но все равно поэма.
Машина остановилась. Миша потрогал вилку и рукоятку, но машина стояла.
— Что-то не так?
Миша обвел Аркадия и машину свирепым взглядом. Он забарабанил по бокам машины, и та снова затряслась.
— Теперь никакого сомнения — машина нашего производства. — Аркадий вспомнил старую пословицу «Если бить зайца…» и подумал, прихлебывая из стакана, нельзя ли переиначить ее на «Если бить машину…».
Миша стоял, гордо подбоченясь.
— Новое всегда пробьет себе дорогу, дай только время, — пояснил он.
— Само собой.
— Теперь крутится как надо.
Если точнее, трясется. Миша набил в центрифугу четыре пары кальсон. Такими темпами, подсчитал Аркадий, если перекладывать белье из стирального бака в центрифугу, а потом еще досушивать на веревке, накопившееся за неделю белье можно выстирать за… неделю. Машина работала с таким рвением, что, казалось, готова была оторваться от пола. Миша с опаской отступил назад. Шум заглушал все на свете. Тут еще с треском соскочил шланг, и водой залило всю стену.
— А, черт! — Миша проворно одной рукой затиснул полотенцем сливное отверстие, а другой повернул ручку. Ручка оторвалась. Миша яростно заколотил ногами по машине, которая увертывалась от его ударов, пока Аркадий не выдернул вилку.
— …твою мать! — Миша продолжал колотить по затихшей теперь машине. — …твою мать! Десять месяцев, — он повернулся к Аркадию. — Десять месяцев!
Он схватил «Торговый бюллетень» и хотел порвать его пополам.
— Ну и подонки! Они у меня попляшут! Интересно знать, сколько им платят!
— Что ты с ними сделаешь?
— Я им напишу! — Миша швырнул журнал в ванну. И тут же, встав на колени, стал выдирать страницу. — Государственный знак качества? Я им покажу знак качества! — Он скомкал страницу, бросил в унитаз, дернул цепочку и издал торжествующий вопль.
— Кому же теперь писать?
— Ш-ш-ш, — Миша приложил палец к губам. Снова взял стакан. — Ничего не говори Наташе. Она получила свою машину. Сделаем вид, что ничего не случилось.
Наташа подала на стол пирожки с мясом, колбасу, соленья и белый хлеб. Она почти не притронулась к вину, но сидела с довольным видом.
— За твой гроб, Аркаша. — Миша поднял стакан. — За гроб, выложенный расшитым шелком, с атласной подушечкой, с золотой табличкой, где будет выгравировано твое имя, все чины и звания, с серебряными ручками, за гроб из отборного столетнего кедра, который я посажу завтра утром.
Он пил, довольный собой.
— Или же, — добавил он, — я мог бы заказать его в Министерстве легкой промышленности. По времени это одно и то же.
— Извини за скудный ужин, — обратилась Наташа к Аркадию. — Если бы было кому ходить по магазинам… понимаешь?
— Она боится, что ты станешь расспрашивать ее о Зое. Разбирайтесь сами, — сказал Миша и, обернувшись к Наташе: — Видела Зою? Что она говорила об Аркаше?
— Если бы у нас был холодильник побольше, — продолжала свое Наташа, — или с морозильником…
— Все ясно — они говорили о холодильниках. — Миша обернулся к Аркадию. — Кстати, у тебя случайно нет знакомого кровопийцы — мастера по ремонту?
Наташа резала пирожок на мелкие кусочки.
— У меня есть знакомые врачи, — улыбнулась она.
Нож перестал двигаться — ее взгляд наконец остановился на ручке от стиральной машины рядом с Мишиной тарелкой.
— Небольшая проблема, любовь моя, — сказал Миша. — Машина почему-то не работает.
— Ничего. Показывать-то ее можно.
Она, видимо, была вполне удовлетворена.
6
Человек не родится преступником, а встает на путь преступлений из-за неудачного стечения обстоятельств или под влиянием дурного общества. Все преступления, большие и малые, уходят корнями в оставшиеся от капитализма корыстолюбие, эгоизм, праздность, паразитизм, пьянство, религиозные предрассудки или развращенность.
Убийца Цыпин, например, был сыном убийцы и спекулянтки золотом, и среди предков его были убийцы, воры и монахи. Цыпина воспитали уркой, профессиональным преступником. Как всякий урка, он был покрыт татуировками — тут были змеи, драконы, богатый набор женских имен — так щедро, что их завитки выглядывали из-под манжет и воротника. Как-то он показал Аркадию красного петуха, выколотого на члене. Цыпину повезло — он убил сообщника в те времена, когда смертная казнь полагалась только за государственные преступления. Ему дали десять лет. В лагере он сделал себе еще одну татуировку — надпись через весь лоб: «Партией уделанный». Опять повезло. Еще за неделю до того такая «наглядная» антисоветская пропаганда считалась государственным преступлением. Но в этот раз он отделался тем, что ему пересадили кусок кожи с задницы на лоб и добавили пять лет, а срок объявили условным по случаю столетия со дня рождения Ленина.
— Я внимательно наблюдаю за происходящим, — сказал он Аркадию. — Преступность то растет, то сокращается. Судьи то добреют, то крутят тебе яйца. Вроде как приливы и отливы. У меня-то дела идут что надо.
Цыпин работал слесарем. Но настоящие деньги он зарабатывал в компании с водителями грузовых машин. Перед поездкой с грузом в провинцию водители заливали горючее под пробку. Выехав из Москвы, они сливали часть бензина, перепродавали его Цыпину, меняли показания счетчика, а в конце дня возвращались к себе и с большой долей правды рассказывали о плохих дорогах и объездах. Цыпин, в свою очередь, продавал бензин частникам. Властям было известно о его деятельности, но, поскольку в Москве не хватало бензозаправочных колонок, а спрос на бензин у частников был велик, на спекулянтов вроде Цыпина смотрели сквозь пальцы, считая, что они приносят пользу обществу.
— Кому охота, чтобы снова закрутили гайки. Знай я, кто пришил этих троих в Парке Горького, я бы первый их заложил. Тому, кто на это пошел, яйца отрезать мало. У нас ведь тоже свои порядки.
В кабинете Аркадия на Новокузнецкой перебывало много урок, но каждый повторял, что еще не сошел с ума, чтобы стрелять в кого-то в Парке Горького. Кроме того, все свои вроде были целы. Последним явился Жарков. Раньше он служил в армии, теперь торговал оружием.
— Что сейчас можно достать? Армейское оружие, ржавые английские револьверы, может быть, пару чешских пистолетов. На востоке, скажем в Сибири, может, и найдется банда с пулеметом, А здесь нет ничего похожего на то, что вы говорите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
На второй странице досье перечислялись конторы фирм «Осборн фер импорте» и «Осборн креэйшнз» в Нью-Йорке, Палм-Спрингсе и Париже, а также поездки Осборна в Россию за последние пять лет. Последняя состоялась со 2 января по 2 февраля. Там же была зачеркнутая пометка карандашом, но Аркадий смог прочесть: «Лично рекомендует: И.В.Мендель, Министерство торговли».
На третьей странице: «Летопись советско-американского сотрудничества в Великой Отечественной войне», «Правда», 1967 г."
А также: «См. Первый отдел».
Аркадий вспомнил Менделя. Этот человек был подобен раку, который каждый раз, меняя шкуру, становился все толще, — уполномоченный по «переселению» кулаков, во время войны специальный уполномоченный по Мурманской области, потом заведующий отделом дезинформации КГБ и наконец заместитель министра торговли. В прошлом году Мендель умер, но можно не сомневаться, что у Осборна были и другие приятели такого рода.
— Ваше самоуничижение просто очаровательно. Русский ставит ниже себя только араба или другого русского.
Хихиканье русских было лучшим свидетельством правоты Осборна. Им льстило, что с ними так запросто шутят. Во всяком случае, это был неопасный иностранец.
— Находясь в России, умный человек держится подальше от красивых женщин, интеллектуалов и евреев. В общем — от евреев.
Злая, оскорбительная, но остроумная шутка, невольно признал Аркадий: в ней была доля правды.
Как бы ни забавляли слушателей шутки острослова, они весьма заблуждались относительно его подлинного лица. Пометка в досье «Первый отдел» означала североамериканское управление КГБ. Осборн не был агентом — иначе не прислали бы пленок с записями его разговоров. Осборн, судя по пометке, просто оказывал услуги — был ценителем русского искусства и осведомителем о русских артистах. Без сомнения, не одна балерина, обогретая его гостеприимством, говорила в Нью-Йорке что-нибудь такое, что потом слышали другие уши в Москве. Аркадий почувствовал облегчение, не услышав больше голоса Ирины Асановой.
Миша пригласил Аркадия поужинать. Уходя, Аркадий просмотрел, что успели сделать его помощники. Пленки Фета с записями скандинавов были сложены аккуратной стопочкой, рядом тетради и два остро заточенных карандаша. На Пашином столе царил беспорядок. Аркадий взглянул на сделанные им записи телефонных разговоров Голодкина. Одна из вчерашних записей была любопытной. Во время разговора Голодкин говорил только по-английски, а тот, на другом конце, говорил только по-русски.
Г: Доброе утро. Это Федор. Помните, в вами прошлый приезд мы собирались вместе сходить в музей.
Икс: Да.
Г.: Как ваши дела? Я хочу показать вам музей сегодня. Как сегодня, подойдет?
Икс: Извините, очень занят. Может, в следующий раз.
Г.: Вы уверены?
Судя по записи, неизвестный прекрасно владел разговорным русским языком. Правда, господствовало убеждение, что никто, кроме русских, не может по-настоящему говорить по-русски, и, вероятно, поэтому фарцовщик решил изъясняться на английском. И все же Голодкин говорил с иностранцем.
Аркадий отыскал пленку, с которой была сделана запись, и поставил ее на магнитофон. На этот раз он услышал то, что уже прочитал.
— Доброе утро. Это Федор. Помните, в ваги прошлый приезд мы собирались вместе сходить в музей.
— Да.
— Как ваши дела? Я хочу показать вам музей сегодня. Как сегодня, подойдет?
— Извините, я очень занят. Может, в следующий раз.
— Вы уверены?
Щелк.
Аркадий сразу узнал голос другого человека, потому что он слушал его много часов. Это был Осборн. Американец был снова в Москве.
У Микоянов была большая квартира — из пяти комнат, в одной стояли два рояля, которые Миша вместе с квартирой унаследовал от родителей — оба выступали с симфоническим оркестром радио. На стенах — родительская коллекция революционных киноафиш и собранные Мишей и Наташей крестьянские резные деревянные поделки. Миша провел Аркадия в ванную, в одном из уголков которой красовалась идеально белой эмалью новая стиральная машина.
— «Сибирь». Высший класс. Сто пятьдесят пять рублей и десять месяцев в очереди.
Удлинитель доставал до розетки, а шланг был переброшен через край ванны. Как раз то, о чем и мечтала Зоя.
— Мы могли бы достать ЗИВ или «Ригу» через четыре месяца, но нам хотелось самую лучшую. — Миша взял лежавший на туалете экземпляр «Торгового бюллетеня». — Эта самого высокого качества.
— И самая что ни на есть отечественная. — Может, и у Шмидта есть такая, подумал Аркадий.
Миша неодобрительно взглянул на Аркадия и передал ему стакан. Они пили перцовку и уже не совсем твердо стояли на ногах. Миша достал из стирального бака комок мокрого нижнего белья и запихал его в центрифугу.
— Сейчас покажу!
Он повернул ручку центрифуги. Раздался рев, машина заходила ходуном. Рев нарастал, будто с пола ванной взлетел самолет. Из шланга в ванну начала извергаться вода. Миша мечтательно откинулся назад.
— Разве не сказка? — воскликнул он.
— Поэма, — заметил Аркадий. — Поэма Маяковского, но все равно поэма.
Машина остановилась. Миша потрогал вилку и рукоятку, но машина стояла.
— Что-то не так?
Миша обвел Аркадия и машину свирепым взглядом. Он забарабанил по бокам машины, и та снова затряслась.
— Теперь никакого сомнения — машина нашего производства. — Аркадий вспомнил старую пословицу «Если бить зайца…» и подумал, прихлебывая из стакана, нельзя ли переиначить ее на «Если бить машину…».
Миша стоял, гордо подбоченясь.
— Новое всегда пробьет себе дорогу, дай только время, — пояснил он.
— Само собой.
— Теперь крутится как надо.
Если точнее, трясется. Миша набил в центрифугу четыре пары кальсон. Такими темпами, подсчитал Аркадий, если перекладывать белье из стирального бака в центрифугу, а потом еще досушивать на веревке, накопившееся за неделю белье можно выстирать за… неделю. Машина работала с таким рвением, что, казалось, готова была оторваться от пола. Миша с опаской отступил назад. Шум заглушал все на свете. Тут еще с треском соскочил шланг, и водой залило всю стену.
— А, черт! — Миша проворно одной рукой затиснул полотенцем сливное отверстие, а другой повернул ручку. Ручка оторвалась. Миша яростно заколотил ногами по машине, которая увертывалась от его ударов, пока Аркадий не выдернул вилку.
— …твою мать! — Миша продолжал колотить по затихшей теперь машине. — …твою мать! Десять месяцев, — он повернулся к Аркадию. — Десять месяцев!
Он схватил «Торговый бюллетень» и хотел порвать его пополам.
— Ну и подонки! Они у меня попляшут! Интересно знать, сколько им платят!
— Что ты с ними сделаешь?
— Я им напишу! — Миша швырнул журнал в ванну. И тут же, встав на колени, стал выдирать страницу. — Государственный знак качества? Я им покажу знак качества! — Он скомкал страницу, бросил в унитаз, дернул цепочку и издал торжествующий вопль.
— Кому же теперь писать?
— Ш-ш-ш, — Миша приложил палец к губам. Снова взял стакан. — Ничего не говори Наташе. Она получила свою машину. Сделаем вид, что ничего не случилось.
Наташа подала на стол пирожки с мясом, колбасу, соленья и белый хлеб. Она почти не притронулась к вину, но сидела с довольным видом.
— За твой гроб, Аркаша. — Миша поднял стакан. — За гроб, выложенный расшитым шелком, с атласной подушечкой, с золотой табличкой, где будет выгравировано твое имя, все чины и звания, с серебряными ручками, за гроб из отборного столетнего кедра, который я посажу завтра утром.
Он пил, довольный собой.
— Или же, — добавил он, — я мог бы заказать его в Министерстве легкой промышленности. По времени это одно и то же.
— Извини за скудный ужин, — обратилась Наташа к Аркадию. — Если бы было кому ходить по магазинам… понимаешь?
— Она боится, что ты станешь расспрашивать ее о Зое. Разбирайтесь сами, — сказал Миша и, обернувшись к Наташе: — Видела Зою? Что она говорила об Аркаше?
— Если бы у нас был холодильник побольше, — продолжала свое Наташа, — или с морозильником…
— Все ясно — они говорили о холодильниках. — Миша обернулся к Аркадию. — Кстати, у тебя случайно нет знакомого кровопийцы — мастера по ремонту?
Наташа резала пирожок на мелкие кусочки.
— У меня есть знакомые врачи, — улыбнулась она.
Нож перестал двигаться — ее взгляд наконец остановился на ручке от стиральной машины рядом с Мишиной тарелкой.
— Небольшая проблема, любовь моя, — сказал Миша. — Машина почему-то не работает.
— Ничего. Показывать-то ее можно.
Она, видимо, была вполне удовлетворена.
6
Человек не родится преступником, а встает на путь преступлений из-за неудачного стечения обстоятельств или под влиянием дурного общества. Все преступления, большие и малые, уходят корнями в оставшиеся от капитализма корыстолюбие, эгоизм, праздность, паразитизм, пьянство, религиозные предрассудки или развращенность.
Убийца Цыпин, например, был сыном убийцы и спекулянтки золотом, и среди предков его были убийцы, воры и монахи. Цыпина воспитали уркой, профессиональным преступником. Как всякий урка, он был покрыт татуировками — тут были змеи, драконы, богатый набор женских имен — так щедро, что их завитки выглядывали из-под манжет и воротника. Как-то он показал Аркадию красного петуха, выколотого на члене. Цыпину повезло — он убил сообщника в те времена, когда смертная казнь полагалась только за государственные преступления. Ему дали десять лет. В лагере он сделал себе еще одну татуировку — надпись через весь лоб: «Партией уделанный». Опять повезло. Еще за неделю до того такая «наглядная» антисоветская пропаганда считалась государственным преступлением. Но в этот раз он отделался тем, что ему пересадили кусок кожи с задницы на лоб и добавили пять лет, а срок объявили условным по случаю столетия со дня рождения Ленина.
— Я внимательно наблюдаю за происходящим, — сказал он Аркадию. — Преступность то растет, то сокращается. Судьи то добреют, то крутят тебе яйца. Вроде как приливы и отливы. У меня-то дела идут что надо.
Цыпин работал слесарем. Но настоящие деньги он зарабатывал в компании с водителями грузовых машин. Перед поездкой с грузом в провинцию водители заливали горючее под пробку. Выехав из Москвы, они сливали часть бензина, перепродавали его Цыпину, меняли показания счетчика, а в конце дня возвращались к себе и с большой долей правды рассказывали о плохих дорогах и объездах. Цыпин, в свою очередь, продавал бензин частникам. Властям было известно о его деятельности, но, поскольку в Москве не хватало бензозаправочных колонок, а спрос на бензин у частников был велик, на спекулянтов вроде Цыпина смотрели сквозь пальцы, считая, что они приносят пользу обществу.
— Кому охота, чтобы снова закрутили гайки. Знай я, кто пришил этих троих в Парке Горького, я бы первый их заложил. Тому, кто на это пошел, яйца отрезать мало. У нас ведь тоже свои порядки.
В кабинете Аркадия на Новокузнецкой перебывало много урок, но каждый повторял, что еще не сошел с ума, чтобы стрелять в кого-то в Парке Горького. Кроме того, все свои вроде были целы. Последним явился Жарков. Раньше он служил в армии, теперь торговал оружием.
— Что сейчас можно достать? Армейское оружие, ржавые английские револьверы, может быть, пару чешских пистолетов. На востоке, скажем в Сибири, может, и найдется банда с пулеметом, А здесь нет ничего похожего на то, что вы говорите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68