А там, где Ленин склонился над манифестом, слонялись утомленные парочки, Аркадий потерял Ирину из виду.
В конце вестибюля невысокие арки вели на посадочную платформу. Как раз отходил поезд, увозя незнакомых людей, пожилые люди спешили занять выделенные для них места, влюбленные в обнимку раскачивались в такт движению, постепенно исчезая из виду, потом мелькнул хвостовой вагон и два красных огонька в туннеле. Аркадий не думал, что она успела на поезд, но не был уверен. На электрических часах над туннелем большие цифры 2:56 сменились на 0:00 и начали заново отсчитывать время. В часы пик интервал между поездами не превышал одной минуты, так что из туннелей непрерывно раздавалось приглушенное вибрирование, но и по ночам, даже к концу работы, интервал не превышал трех минут. Дежурные по платформе, крепкие старушки в синей форме, с флажками в руках, обходили скамейки и шептали не желающим расставаться влюбленным: «Сейчас будет последний поезд… последний поезд…» Аркадий стал расспрашивать о высокой молодой красивой женщине с длинными каштановыми волосами. Дежурная сочувственно покачала головой. Он через вестибюль метнулся на противоположную платформу. Пассажиры как две капли воды походили на тех, что уже уехали, если не считать солдат-монголов, которые, как куклы на выставке, сидели на своем чемодане.
Аркадий вернулся в вестибюль и двинулся вдоль сверкающей революционной мозаики, уступая дорогу спешащим к последнему поезду. Он был уверен, что не пропустил бы Ирину. Уборщица, стоя на коленях рядом с ведром нашатыря, терла мраморный пол. Ленин говорил, что он пустит золото на канализационные трубы; мрамор в метро — не так уж далеко от этого. Голова уборщицы повторяла круговые движения руки. Во всю длину вестибюля Ленин на мозаичных панно вдохновлял, поносил, размышлял. На одной стороне между мозаиками находились три двери. Замигали люстры, предупреждая, что следующий поезд будет последним. В чередовании света и тьмы фигуры Ленина то оживали, то блекли.
Аркадий открыл дверь со знаком красного креста и обнаружил чулан с кислородным баллоном, огнетушителями, повязками, прислоненными к стене носилками, одним словом, средствами первой помощи. Одна из дверей с надписью «Вход воспрещен» была заперта. Другая дверь с надписью «Вход воспрещен» легко распахнулась, и он проскользнул в нее.
Пространство, в котором он оказался, было не больше кабины машиниста. На циферблатах многочисленных счетчиков отражался свет красной лампы. Другая стена пестрела рубильниками и пометками мелом. Он поднял с пола то, что сначала показалось тряпкой. Это была косынка, в свете лампы выглядевшая черной.
На железной двери была надпись: «Опасно!». Аркадий толчком открыл ее и оказался в туннеле. Он стоял на узком металлическом мостике, возвышавшемся над рельсами на уровне груди. Воздух вибрировал. Со стороны отдаленной платформы проникал сумрачный свет. Прямо под площадкой на рельсах лежала Ирина Асанова. Глаза и рот открыты. Один из мужчин в пальто укладывал на рельсы ее ноги. Второй, оказавшийся на мостике, замахнулся на Аркадия короткой лопаткой.
Аркадий принял два удара на руку и почувствовал, как она онемела ниже локтя. Правда, урок, преподанный ему Кервиллом в Парке Горького, не прошел даром. Когда противник откинулся, чтобы нанести удар прямо по черепу, Аркадий что было сил ударил его ногой между ног. Человек переломился надвое и уронил свое орудие. Аркадий подхватил его и ударил соперника по голове. Тот осел на площадку, одной рукой держась за низ живота, другой зажимая фонтан хлещущей из носа темной крови. Аркадий посмотрел вдоль туннеля на часы в начале платформы и разглядел на удивление четкие цифры — 2:27.
Тот, что был на рельсах, наблюдал за схваткой наверху со спокойным изумлением, словно управляющий, у которого на глазах нахальный клиент отталкивает стоящего перед ним помощника. Лицо его было испещрено оспинами. Лицо профессионала. Маленькие глазки смотрели поверх тупорылого ТК, карманного пистолета сотрудников КГБ, направленного в грудь Аркадия. Ирина не шевелилась. Жива ли она, Аркадий не знал.
— Не надо, — сказал Аркадий, указав в сторону платформы. — Услышат.
Человек на рельсах понимающе кивнул и опустил пистолет в карман пальто. Потом посмотрел на часы над платформой и призвал Аркадия к благоразумию:
— Ты опоздал. Ступай домой.
— Нет.
Аркадий считал, что он по крайней мере не даст мужчине уйти с рельсов и вернуться на мостик, но тот одним прыжком достал до поручней, а в следующую секунду оказался рядом с Аркадием. Аркадий беспорядочно махал лопаткой, но попадал лишь по пальто да по перилам, пока противник не отшвырнул его ногой, протиснулся мимо лежащего напарника и пошел на Аркадия короткими уверенными шагами. Аркадий попятился. Прикрывая больную грудь, Аркадий пропустил еще один удар ногой в живот, потом еще один, заставивший вскрикнуть. Профессионал примеривался, как врач, отыскивающий вену. Сюда? Или туда? Ноги и руки у него были не такие увесистые, как у Кервилла, да и от ударов он уходил не так чисто. Аркадий уронил лопатку, погасил удар ногой и ушел от следующего. Противник, потеряв равновесие, схватился за поручни и сразу получил удар кулаком. Второй удар, в область сердца, послал его на землю. Он молча поднялся, обхватил Аркадия, пытаясь ударить головой или свалить подножкой. Аркадий стал вывертываться, и они, сцепившись, перевалились через поручни и упали на рельсы.
Аркадий оказался сверху, но тут же почувствовал, как что-то ткнулось в ремень. Приподнявшись, он увидел, что сквозь карман незнакомца торчит лезвие ножа. Человек откатился в сторону и выставил в развернутой ладони нож с выстреливающимся лезвием. С него слетела шляпа, обнажились глубокие залысины. Казалось, что он только сейчас проявил интерес к схватке. Он крутил и взмахивал лезвием, демонстрируя короткий укол в глаз, потом выпад по корпусу. Аркадий споткнулся о тело Ирины и упал. Удивительно, что, по мере того как этот человек надвигался с ножом, его зрачки становились оранжевыми, будто изнутри исходил яркий свет.
Аркадий почувствовал, как задрожали рельсы. Как в хорошей пантомиме, мужчина сложил нож, поднял шляпу и взобрался на площадку. Аркадий видел, как вдалеке цифры 2:49 изменились на 2:50, а обернувшись, увидел свет двух головных прожекторов поезда. Их ореол осветил стены туннеля. В лицо ударила гонимая поездом воздушная волна. Рельсы громко загудели.
Руки Ирины были словно ватные и горячие на ощупь. Он поднял ее и повернул к нестерпимо слепящему свету. Такого яркого света он никогда еще не видел. В воздухе светились мельчайшие пылинки. Ее руки безжизненно повисли. Он зашатался.
Аркадий толкнул Ирину на мостик и прижался к стене.
Поезд промчался мимо.
* * *
Левин открыл дверь. Аркадий, не задерживаясь, отнес девушку на диван.
— Ее или ударили по голове, или что-то вкололи. Я еще не успел разглядеть, — сказал он. — У нее сильный жар.
Левин был в халате и шлепанцах. Пижамные брюки были ему по щиколотки, такие же острые, как его нос. Было видно, что он не может решить, как поступить, — попросить Аркадия уйти или оставить.
— За мной не следили, — решил помочь Аркадий.
— Не обижайте меня, — Левин принял решение, запахнул халат и сел измерять температуру у Ирины. Ее отекшее лицо пылало. Афганская дубленка окончательно превратилась в кучу тряпья. Аркадий смущенно глядел на нее. До него еще не дошло, как он выглядел сам. Левин приподнял ее правую руку и показал синяк и следы от укола. — Инъекция. Судя по температуре, вероятно, сульфазин. Грязная работа.
— Она, наверное, сопротивлялась.
— Да, — ответил он, подчеркивая неуместность реплики. Он зажег спичку и медленно провел ею перед глазами, прикрывая сначала один глаз, потом другой.
Аркадий все еще находился в возбуждении от смертельной опасности. Поезд остановился, не доезжая платформы, и, пока машинисты добежали до нее, пока дежурные вызывали милицию, Аркадий успел перенести Ирину в машину. «Пронесло!» — одно слово бешено крутилось в сознании. Почему старшему следователю нужно убегать от милиции? Более того, почему полумертвая девушка представляет такую опасность для Левина? Поразительная страна, где каждый так хорошо умел читать между строк!
Придя в себя, он наконец оглядел квартиру Левина, в которой раньше не бывал. Вместо создающих уют безделушек полки и столы были уставлены лакированными шахматными досками с расставленными на них фигурами из слоновой кости, тикового дерева и цветного стекла. На каждой доске демонстрировалась какая-нибудь начатая партия. Вместо привычных бабушкиных вышивок на стенах висели портреты Ласкера, Таля, Ботвинника, Спасского и Фишера — все из них гроссмейстеры, все евреи.
— Если вы еще не совсем выжили из ума, отвезите ее туда, где подобрали, — сказал Левин.
Аркадий отрицательно покачал головой.
— Тогда вам придется мне помочь, — сказал Левин.
Они перенесли ее в постель Левина, на простую железную складную кровать. Аркадий стащил с нее сапожки и помог Левину снять промокшие от пота верхнюю одежду и белье.
Аркадий подумал, как часто ему с Левиным приходилось стоять над другими телами — белыми, холодными, окоченевшими. Сейчас, стоя над телом Ирины, Левин был странно нерешителен, ему было явно не по себе, и он старался скрыть это. Аркадий едва ли когда-нибудь видел его таким человечным — он переживал за живущих. Тем более что Ирина Асанова была, несомненно, жива. Она находилась в коматозном состоянии, но пылала в лихорадке. Более худая, чем ожидал Аркадий, под тяжелыми грудями с удлиненными сосками торчали ребра, живот впалый до самого бугорка с густыми каштановыми волосами. Стройные ноги раскинуты. Открытые глаза смотрели на Аркадия, скорее сквозь него.
Когда они обертывали ее мокрыми полотенцами, чтобы сбить температуру, Левин указал на бледно-голубое пятно на правой щеке.
— Видите?
— Думаю, след случайной травмы.
— Случайной? — усмехнулся Левин. — Ступайте, приведите себя в порядок. Ванную найдете сами, здесь не Зимний дворец.
Встав перед зеркалом, Аркадий обнаружил, что он весь в грязи, а одна бровь словно срезана бритвой. Помывшись, он вернулся в комнату. Левин разогревал на плитке чай. В маленьком шкафчике виднелись банки с овощными и рыбными консервами.
— Мне предложили квартиру либо с кухней, либо с ванной. Ванна для меня важнее, — с непривычной для него ноткой гостеприимства он добавил: — Хотите перекусить?
— Чаю с сахаром, больше ничего. Как она?
— О ней не беспокойтесь. Она молодая, здоровая. Ей будет плохо день, не больше. Побудет здесь. — Левин передал Аркадию чашку чуть теплого чая.
— Итак, вы считаете, что это сульфазин?
— Чтобы ответить наверняка, нужно положить ее в больницу, — ответил Левин.
— Нет.
Сульфазин был одним из излюбленных наркотиков, применявшихся КГБ, — не успеет он положить ее в больницу, как врач пойдет звонить. Левину это было известно.
— Спасибо вам.
— Помалкивайте, — оборвал его Левин. — Чем меньше вы будете говорить, тем лучше для меня. Уверен, что обладаю достаточным воображением, интересно, как у вас с этим делом.
— Что вы хотите сказать?
— Аркадий, а она уже не девица.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— О метке на ее щеке. Она уже побывала у них, слышите, Аркадий? Несколько лет назад ей кололи аминазин.
— Я думал, что они перестали им пользоваться. Ведь это опасно.
— В том-то и дело. Они намеренно плохо вводят его в мышцу, так, чтобы он не рассасывался. Если он не рассасывается, то образует злокачественную опухоль, как это было в случае с ней. Опомнитесь же наконец. Она слепа на один глаз. Тот, кто удалял опухоль, перерезал зрительный нерв и оставил этот шрам. Это их метка.
— Не слишком ли вы сгущаете краски?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
В конце вестибюля невысокие арки вели на посадочную платформу. Как раз отходил поезд, увозя незнакомых людей, пожилые люди спешили занять выделенные для них места, влюбленные в обнимку раскачивались в такт движению, постепенно исчезая из виду, потом мелькнул хвостовой вагон и два красных огонька в туннеле. Аркадий не думал, что она успела на поезд, но не был уверен. На электрических часах над туннелем большие цифры 2:56 сменились на 0:00 и начали заново отсчитывать время. В часы пик интервал между поездами не превышал одной минуты, так что из туннелей непрерывно раздавалось приглушенное вибрирование, но и по ночам, даже к концу работы, интервал не превышал трех минут. Дежурные по платформе, крепкие старушки в синей форме, с флажками в руках, обходили скамейки и шептали не желающим расставаться влюбленным: «Сейчас будет последний поезд… последний поезд…» Аркадий стал расспрашивать о высокой молодой красивой женщине с длинными каштановыми волосами. Дежурная сочувственно покачала головой. Он через вестибюль метнулся на противоположную платформу. Пассажиры как две капли воды походили на тех, что уже уехали, если не считать солдат-монголов, которые, как куклы на выставке, сидели на своем чемодане.
Аркадий вернулся в вестибюль и двинулся вдоль сверкающей революционной мозаики, уступая дорогу спешащим к последнему поезду. Он был уверен, что не пропустил бы Ирину. Уборщица, стоя на коленях рядом с ведром нашатыря, терла мраморный пол. Ленин говорил, что он пустит золото на канализационные трубы; мрамор в метро — не так уж далеко от этого. Голова уборщицы повторяла круговые движения руки. Во всю длину вестибюля Ленин на мозаичных панно вдохновлял, поносил, размышлял. На одной стороне между мозаиками находились три двери. Замигали люстры, предупреждая, что следующий поезд будет последним. В чередовании света и тьмы фигуры Ленина то оживали, то блекли.
Аркадий открыл дверь со знаком красного креста и обнаружил чулан с кислородным баллоном, огнетушителями, повязками, прислоненными к стене носилками, одним словом, средствами первой помощи. Одна из дверей с надписью «Вход воспрещен» была заперта. Другая дверь с надписью «Вход воспрещен» легко распахнулась, и он проскользнул в нее.
Пространство, в котором он оказался, было не больше кабины машиниста. На циферблатах многочисленных счетчиков отражался свет красной лампы. Другая стена пестрела рубильниками и пометками мелом. Он поднял с пола то, что сначала показалось тряпкой. Это была косынка, в свете лампы выглядевшая черной.
На железной двери была надпись: «Опасно!». Аркадий толчком открыл ее и оказался в туннеле. Он стоял на узком металлическом мостике, возвышавшемся над рельсами на уровне груди. Воздух вибрировал. Со стороны отдаленной платформы проникал сумрачный свет. Прямо под площадкой на рельсах лежала Ирина Асанова. Глаза и рот открыты. Один из мужчин в пальто укладывал на рельсы ее ноги. Второй, оказавшийся на мостике, замахнулся на Аркадия короткой лопаткой.
Аркадий принял два удара на руку и почувствовал, как она онемела ниже локтя. Правда, урок, преподанный ему Кервиллом в Парке Горького, не прошел даром. Когда противник откинулся, чтобы нанести удар прямо по черепу, Аркадий что было сил ударил его ногой между ног. Человек переломился надвое и уронил свое орудие. Аркадий подхватил его и ударил соперника по голове. Тот осел на площадку, одной рукой держась за низ живота, другой зажимая фонтан хлещущей из носа темной крови. Аркадий посмотрел вдоль туннеля на часы в начале платформы и разглядел на удивление четкие цифры — 2:27.
Тот, что был на рельсах, наблюдал за схваткой наверху со спокойным изумлением, словно управляющий, у которого на глазах нахальный клиент отталкивает стоящего перед ним помощника. Лицо его было испещрено оспинами. Лицо профессионала. Маленькие глазки смотрели поверх тупорылого ТК, карманного пистолета сотрудников КГБ, направленного в грудь Аркадия. Ирина не шевелилась. Жива ли она, Аркадий не знал.
— Не надо, — сказал Аркадий, указав в сторону платформы. — Услышат.
Человек на рельсах понимающе кивнул и опустил пистолет в карман пальто. Потом посмотрел на часы над платформой и призвал Аркадия к благоразумию:
— Ты опоздал. Ступай домой.
— Нет.
Аркадий считал, что он по крайней мере не даст мужчине уйти с рельсов и вернуться на мостик, но тот одним прыжком достал до поручней, а в следующую секунду оказался рядом с Аркадием. Аркадий беспорядочно махал лопаткой, но попадал лишь по пальто да по перилам, пока противник не отшвырнул его ногой, протиснулся мимо лежащего напарника и пошел на Аркадия короткими уверенными шагами. Аркадий попятился. Прикрывая больную грудь, Аркадий пропустил еще один удар ногой в живот, потом еще один, заставивший вскрикнуть. Профессионал примеривался, как врач, отыскивающий вену. Сюда? Или туда? Ноги и руки у него были не такие увесистые, как у Кервилла, да и от ударов он уходил не так чисто. Аркадий уронил лопатку, погасил удар ногой и ушел от следующего. Противник, потеряв равновесие, схватился за поручни и сразу получил удар кулаком. Второй удар, в область сердца, послал его на землю. Он молча поднялся, обхватил Аркадия, пытаясь ударить головой или свалить подножкой. Аркадий стал вывертываться, и они, сцепившись, перевалились через поручни и упали на рельсы.
Аркадий оказался сверху, но тут же почувствовал, как что-то ткнулось в ремень. Приподнявшись, он увидел, что сквозь карман незнакомца торчит лезвие ножа. Человек откатился в сторону и выставил в развернутой ладони нож с выстреливающимся лезвием. С него слетела шляпа, обнажились глубокие залысины. Казалось, что он только сейчас проявил интерес к схватке. Он крутил и взмахивал лезвием, демонстрируя короткий укол в глаз, потом выпад по корпусу. Аркадий споткнулся о тело Ирины и упал. Удивительно, что, по мере того как этот человек надвигался с ножом, его зрачки становились оранжевыми, будто изнутри исходил яркий свет.
Аркадий почувствовал, как задрожали рельсы. Как в хорошей пантомиме, мужчина сложил нож, поднял шляпу и взобрался на площадку. Аркадий видел, как вдалеке цифры 2:49 изменились на 2:50, а обернувшись, увидел свет двух головных прожекторов поезда. Их ореол осветил стены туннеля. В лицо ударила гонимая поездом воздушная волна. Рельсы громко загудели.
Руки Ирины были словно ватные и горячие на ощупь. Он поднял ее и повернул к нестерпимо слепящему свету. Такого яркого света он никогда еще не видел. В воздухе светились мельчайшие пылинки. Ее руки безжизненно повисли. Он зашатался.
Аркадий толкнул Ирину на мостик и прижался к стене.
Поезд промчался мимо.
* * *
Левин открыл дверь. Аркадий, не задерживаясь, отнес девушку на диван.
— Ее или ударили по голове, или что-то вкололи. Я еще не успел разглядеть, — сказал он. — У нее сильный жар.
Левин был в халате и шлепанцах. Пижамные брюки были ему по щиколотки, такие же острые, как его нос. Было видно, что он не может решить, как поступить, — попросить Аркадия уйти или оставить.
— За мной не следили, — решил помочь Аркадий.
— Не обижайте меня, — Левин принял решение, запахнул халат и сел измерять температуру у Ирины. Ее отекшее лицо пылало. Афганская дубленка окончательно превратилась в кучу тряпья. Аркадий смущенно глядел на нее. До него еще не дошло, как он выглядел сам. Левин приподнял ее правую руку и показал синяк и следы от укола. — Инъекция. Судя по температуре, вероятно, сульфазин. Грязная работа.
— Она, наверное, сопротивлялась.
— Да, — ответил он, подчеркивая неуместность реплики. Он зажег спичку и медленно провел ею перед глазами, прикрывая сначала один глаз, потом другой.
Аркадий все еще находился в возбуждении от смертельной опасности. Поезд остановился, не доезжая платформы, и, пока машинисты добежали до нее, пока дежурные вызывали милицию, Аркадий успел перенести Ирину в машину. «Пронесло!» — одно слово бешено крутилось в сознании. Почему старшему следователю нужно убегать от милиции? Более того, почему полумертвая девушка представляет такую опасность для Левина? Поразительная страна, где каждый так хорошо умел читать между строк!
Придя в себя, он наконец оглядел квартиру Левина, в которой раньше не бывал. Вместо создающих уют безделушек полки и столы были уставлены лакированными шахматными досками с расставленными на них фигурами из слоновой кости, тикового дерева и цветного стекла. На каждой доске демонстрировалась какая-нибудь начатая партия. Вместо привычных бабушкиных вышивок на стенах висели портреты Ласкера, Таля, Ботвинника, Спасского и Фишера — все из них гроссмейстеры, все евреи.
— Если вы еще не совсем выжили из ума, отвезите ее туда, где подобрали, — сказал Левин.
Аркадий отрицательно покачал головой.
— Тогда вам придется мне помочь, — сказал Левин.
Они перенесли ее в постель Левина, на простую железную складную кровать. Аркадий стащил с нее сапожки и помог Левину снять промокшие от пота верхнюю одежду и белье.
Аркадий подумал, как часто ему с Левиным приходилось стоять над другими телами — белыми, холодными, окоченевшими. Сейчас, стоя над телом Ирины, Левин был странно нерешителен, ему было явно не по себе, и он старался скрыть это. Аркадий едва ли когда-нибудь видел его таким человечным — он переживал за живущих. Тем более что Ирина Асанова была, несомненно, жива. Она находилась в коматозном состоянии, но пылала в лихорадке. Более худая, чем ожидал Аркадий, под тяжелыми грудями с удлиненными сосками торчали ребра, живот впалый до самого бугорка с густыми каштановыми волосами. Стройные ноги раскинуты. Открытые глаза смотрели на Аркадия, скорее сквозь него.
Когда они обертывали ее мокрыми полотенцами, чтобы сбить температуру, Левин указал на бледно-голубое пятно на правой щеке.
— Видите?
— Думаю, след случайной травмы.
— Случайной? — усмехнулся Левин. — Ступайте, приведите себя в порядок. Ванную найдете сами, здесь не Зимний дворец.
Встав перед зеркалом, Аркадий обнаружил, что он весь в грязи, а одна бровь словно срезана бритвой. Помывшись, он вернулся в комнату. Левин разогревал на плитке чай. В маленьком шкафчике виднелись банки с овощными и рыбными консервами.
— Мне предложили квартиру либо с кухней, либо с ванной. Ванна для меня важнее, — с непривычной для него ноткой гостеприимства он добавил: — Хотите перекусить?
— Чаю с сахаром, больше ничего. Как она?
— О ней не беспокойтесь. Она молодая, здоровая. Ей будет плохо день, не больше. Побудет здесь. — Левин передал Аркадию чашку чуть теплого чая.
— Итак, вы считаете, что это сульфазин?
— Чтобы ответить наверняка, нужно положить ее в больницу, — ответил Левин.
— Нет.
Сульфазин был одним из излюбленных наркотиков, применявшихся КГБ, — не успеет он положить ее в больницу, как врач пойдет звонить. Левину это было известно.
— Спасибо вам.
— Помалкивайте, — оборвал его Левин. — Чем меньше вы будете говорить, тем лучше для меня. Уверен, что обладаю достаточным воображением, интересно, как у вас с этим делом.
— Что вы хотите сказать?
— Аркадий, а она уже не девица.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— О метке на ее щеке. Она уже побывала у них, слышите, Аркадий? Несколько лет назад ей кололи аминазин.
— Я думал, что они перестали им пользоваться. Ведь это опасно.
— В том-то и дело. Они намеренно плохо вводят его в мышцу, так, чтобы он не рассасывался. Если он не рассасывается, то образует злокачественную опухоль, как это было в случае с ней. Опомнитесь же наконец. Она слепа на один глаз. Тот, кто удалял опухоль, перерезал зрительный нерв и оставил этот шрам. Это их метка.
— Не слишком ли вы сгущаете краски?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68