Шторы на окнах задернуты. Время от времени смотритель выставлял из зала храпуна, нарушавшего тишину, которая царила в суде, потому что, когда нарушителя и арестовавшего его полицейского приглашали к столу, прокуроры разговаривали с судьей так тихо, что ничего было не разобрать. Затем судья называл цену. Иногда это была одна тысяча долларов, иногда — десять тысяч. Судья не поднимал головы, только поворачивался в сторону того или иного прокурора. Они же торгуются, понял вдруг Аркадий. Приговор занимал минут пять, а то и минуту. В Москве, он слыхал, быстро рассматриваются дела о пьянстве, но здесь-то разбирались дела о грабежах или разбойных нападениях. Как только вызывали следующего обвиняемого, предыдущий с ухмылкой подныривал под бархатный канат, не дожидаясь арестовавшего его полицейского.
— Что такое «залог»? — спросил Аркадий.
— Это то, что платят, чтобы не сидеть в тюрьме, — ответил Кервилл. — Считай, что это долговая расписка, деньги взаймы или налог.
— И это справедливо?
— Конечно, нет, но таков закон. Крысу пока не привели — это хорошо.
Некоторые детективы заходили в зал и с уважением здоровались с Кервиллом. Это были большие небритые парни, мускулы и жиры выпирали из-под форменных рубашек и ремней со значками детективов — ничего общего со стройными агентами ФБР. Один из них, показав пальцем на следующего обвиняемого, стоявшего перед судьей, рассказывал: «Этот хрен напал на женщину в Бэттери-парк, и его задержала бригада по борьбе с грабежами. Потом они сочли, что ее изнасиловали, и передали его девчатам из бригады по борьбе с изнасилованиями, те подумали, что она помрет, и передали нам — мы занимаемся убийствами. Но она не умерла и ее не изнасиловали, так что ее вернули в бригаду по грабежам. А у них закончилась смена, бумаги надо собирать по всему этому чертову заведению, так что, если через минуту не соберут, парень преспокойно отсюда уйдет». «А это псих, — сказал второй детектив. — Еще подростком совершил убийство за то, что живьем сожгли его мать. Приходится брать под защиту всякого, кто напоминает ему о матери». «Так в чем дело? — спросил первый детектив. — В чем, черт побери, заключается это проклятое дело?» Аркадий пожал плечами, он не знал. Кервилл тоже пожал плечами. Он пользовался уважением всех детективов, был символом их знаний, силы, их залитыми алкоголем, но зоркими глазами. «Все дело в том, — подытожил он, — что здесь нет никакого дела». Кервилл с Аркадием вернулись из зала в вестибюль.
— Куда теперь? — спросил Аркадий.
— Пойдем выручать Крысу из предвариловки. Можешь предложить что-нибудь получше?
Кервилл позвонил в железную дверь. В прорезь глянули два глаза, и дверь в манхэттенскую тюрьму предварительного заключения отворилась. В тюрьме содержались ожидающие суда. Если смотреть под углом, зеленые прутья казались сплошной стеной, из которой высовывались руки. Если встать прямо перед ними, то глазам открывались отделанные желтой плиткой камеры, в каждой из которых более дюжины неподвижных фигур покорно ожидали своей очереди, провожая взглядом проходивших мимо Аркадия и Кервилла. Кервилл остановился у камеры, где находился белый заключенный, одетый в шерстяные перчатки с обрезанными пальцами, грязные ботинки, пальто со множеством карманов и шерстяную шапку, натянутую на свалявшиеся волосы. Грязное лицо от злоупотребления спиртным и постоянного пребывания на холоде напоминало кусок мяса. Он пытался сдержать дрожь в левой ноге. У камеры стояли усатый детектив и худосочный юнец в костюме при галстуке.
— Поехали домой, Крыса? — спросил Кервилл заключенного.
— Вы никуда не заберете господина Ратке, лейтенант, — сказал чиновник в галстуке.
— Это помощник окружного прокурора, он собирается подрасти и стать дорогим адвокатом, — пояснил Аркадию Кервилл. — А это очень робкий детектив.
И действительно, детектив словно собирался спрятаться за своими усами.
— Мистеру Ратке через несколько минут будет предъявлено обвинение, — сказал помощник прокурора.
— За непристойное поведение в пьяном виде? — рассмеялся Кервилл. — Вы что, считаете, он пьян?
— Мы хотим получить от мистера Ратке некоторые сведения, — помощник прокурора держался с храбростью испуганной собачонки. — Я хотел бы привлечь внимание лейтенанта к тому факту, что недавно в районе Гудзонова залива совершена крупная кража и виновники до сих пор неизвестны. У нас есть основания полагать, что мистер Ратке пытался продать украденные вещи.
— Где доказательства? — спросил Кервилл. — Вы не можете его задерживать.
— Не воровал я! — завопил Крыса.
— Во всяком случае, он задержан за непристойное поведение в пьяном виде, — сказал помощник прокурора. — Лейтенант Кервилл, я о вас слышал и не возражал бы переговорить с глазу на глаз.
— Ты притащил его за непристойное поведение в пьяном виде? — Кервилл прочел фамилию на значке детектива. — Кейси, верно? Не твоего ли отца я знал? Был такой детектив.
— Крысу уже вызывали, но вместе с ним хотели поставить еще кого-то, — сказал Кейси, не глядя в глаза Кервиллу.
— Я мог бы понять патрульного полицейского, а ты-то как влез в это дело? — спросил Кервилл. — Что, трудно с деньгами? Ищешь сверхурочных? Алименты, что ли?
— Детектив Кейси помогает мне из любезности, — ответил помощник прокурора.
— Ради твоего отца одолжу тебе, — сказал Кервилл. — Готов на все, лишь бы хороший ирландский парень не лизал чужой зад. Не дай бог, другие узнают. — Лейтенант Кервилл, зря стараетесь, — вмешался помощник прокурора. — Детектив согласился предъявить обвинение, как офицер, производивший арест. Мне неизвестно, чем вызван ваш интерес, но мы определенно задерживаем мистера Ратке. В сущности, нам уже пора в суд…
— Клал я на это, — Кейси, махнув рукой, ушел.
— Куда вы? — воскликнул прокурор.
— Меня здесь нет, — бросил, не оглядываясь, детектив.
— Стойте! — помощник прокурора побежал вслед и хотел встать в дверях, но детектив даже не остановился.
— Разбирайтесь сами с этими ирландскими остолопами, — крикнул он и хлопнул дверью.
Помощник прокурора вернулся.
— У вас все равно ничего не выйдет, лейтенант. Если мы даже не предъявим ему обвинение, он не в состоянии сам добраться до дому, никто не придет забрать его.
— Я его забираю.
— Зачем? Лейтенант, для чего вам все это нужно? Вы вмешиваетесь в судебное дело, запугиваете своего коллегу, противопоставляете себя окружной прокуратуре — и все ради какого-то пьяницы! Если офицер позволяет себе такое, то зачем тогда нужен суд?
— Значит, незачем.
Кервилл и Аркадий протащили Крысу через главный вестибюль, и тут он завопил, охваченный приступом белой горячки. Он разбудил и напугал всех спавших в вестибюле нищих. Кервилл зажал Крысе рот, а Аркадий потащил его дальше. Крыса был первым американцем, от которого по-настоящему воняло.
Они втолкнули его в машину. На Милбери-стрит Кервилл зашел в магазин кулинарии и принес бутылку виски, портвейна и кульки орешков.
— По закону в кулинарии не полагается продавать выпивку, — сказал Кервилл. — Оттого-то она там такая вкусная. Крыса осушил бутылку портвейна и моментально уснул на заднем сиденье.
— К чему все эти хлопоты, — спросил Аркадий, — ради какого-то пьянчужки? Уэсли и ФБР, наверное, уже ищут меня, а может быть, и КГБ. Тебе тоже достанется. Какой смысл?
— А почему бы не помочь?
Орешки оставляли во рту приятный привкус соли, а виски теплом растекалось по телу. Аркадий видел, что Кервилл страшно доволен собой. Только сейчас до него стал доходить комизм положения.
— Ты хочешь сказать, что действительно проделал все это безо всякой цели?
— Не здесь и не в это время. Дай мне показать тебе наши места.
— А если нас найдут до того как ты привезешь меня обратно?
— Ренко, тебе нечего терять и, знает бог, мне тоже. Мы отвезем Крысу домой.
Аркадий взглянул на покрытую коркой грязи фигуру, спящую на заднем сиденье. Он обедал с Осборном, видел в действий американское правосудие, встречаться с Ириной еще не хотелось.
— Что ж, давай.
— Это мой парень.
Над Канал-стрит мелькали снежинки и раскачивались позолоченные китайские иероглифы.
— Что я не могу понять с самого начала, — начал было Кервилл, — так это как ты стал ищейкой.
— Хочешь сказать, следователем.
— Ищейкой.
— Ладно, называй как хочешь, — Аркадий почувствовал, что это был пусть необычный, но комплимент, возможно, даже извинение. — В детстве я был свидетелем случая, который мог быть и убийством и самоубийством, — он замолчал, удивившись тому, что сказал, потому что не собирался говорить об этом. Следователь заучивает ответ на данный вопрос наизусть, говорит об отеческой заботе известных ему следователей, о необходимости ставить на место уклоняющихся от выполнения обязанностей, пресекать саботаж и защищать революцию. Но сегодня в голове была чертовщина. — Дело было сразу после войны и затрагивало репутации очень больших людей, — продолжал Аркадий. — Я никогда еще не слышал, чтобы так много людей выбалтывали правду. Потому что сама жертва была такой неотвратимой правдой и потому что следователи получили особые полномочия по-своему толковать правду.
Они проехали мимо загадочных витрин с названиями вроде «Все удовольствия», «Рыцари Колумба», «Головная мастерская».
— Тебе не совсем понятно, о чем речь, — сказал Аркадий.
— Давай поясней.
— Скажем, однажды ночью заслуженный артист просит жену выйти из машины и убрать с дороги стекла, а затем сбивает ее машиной. Девушка, комсомолка, должна скоро выйти замуж, укладывает в постель бабку и деда, плотно закрывает окна и, уходя на вечеринку, открывает газ. Трудяга — селянин, почетный агроном, убивает смазливую бабенку из Москвы. Это хуже, чем преступления, — это то, что никогда не должно произойти. Но это правда. Эти факты — правда о новой разновидности русских: мужчине, который может позволить себе содержать любовницу и иметь машину; девушке, которой, если она приведет мужа, придется жить в одной комнате с двумя стариками; о сельском жителе, которому суждено всю жизнь оставаться в деревне за тысячу верст от остального мира. Мы не пишем об этом в своих отчетах, но считается, что мы об этом знаем. Поэтому у нас особые полномочия толковать правду. Разумеется, мы вольно обращаемся и со статистикой.
— Занижаете число убийств? — спросил Кервилл.
— Конечно.
Кервилл передал бутылку и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Какой смысл? — спросил он. — У нас убийство — удовольствие. Главная причина смертности молодежи в Америке — убийства. Не успеет покойник упасть на землю, как уже становится телезвездой. Всякий имеет шанс стать звездой. Можно посмотреть войны и еще хлеще — психов, ищеек, кто-то насилует, кого-то перепиливают цепной пилой. Выйдешь на улицу — убьют, лучше сиди дома и смотри телевизор. Мы сейчас говорим об искусстве. Оно больше, чем Детройт, лучше, чем секс и промышленность, вместе взятые, все равно что Ренессанс в Италии, палочки для еды у китайцев, Гамлет без затянутых сцен — мы здесь говорим о погоне в автомобиле, дорогой Аркадий. Если кого-нибудь просто убивают, никто в суете и не заметит. В жизни нет каскадеров. Что тут интересного, когда можно посмотреть куда более эффектное убийство, да еще показанное в замедленном темпе и в особом ракурсе, с пивом под рукой и бабой в кресле? Куда интереснее, чем настоящие ищейки. Теперь все настоящие ищейки в Голливуде, все остальные — подделка.
По Холланд-туннелю они проехали под Гудзоном. Аркадий понимал, что ему следует беспокоиться, потому что уж теперь Уэсли и вправду думает, что он бежал; однако он был в странно приподнятом настроении, словно обнаружил, что говорит на языке, который в жизни не учил.
— В Советском Союзе сведения об убийстве держат в секрете, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Что такое «залог»? — спросил Аркадий.
— Это то, что платят, чтобы не сидеть в тюрьме, — ответил Кервилл. — Считай, что это долговая расписка, деньги взаймы или налог.
— И это справедливо?
— Конечно, нет, но таков закон. Крысу пока не привели — это хорошо.
Некоторые детективы заходили в зал и с уважением здоровались с Кервиллом. Это были большие небритые парни, мускулы и жиры выпирали из-под форменных рубашек и ремней со значками детективов — ничего общего со стройными агентами ФБР. Один из них, показав пальцем на следующего обвиняемого, стоявшего перед судьей, рассказывал: «Этот хрен напал на женщину в Бэттери-парк, и его задержала бригада по борьбе с грабежами. Потом они сочли, что ее изнасиловали, и передали его девчатам из бригады по борьбе с изнасилованиями, те подумали, что она помрет, и передали нам — мы занимаемся убийствами. Но она не умерла и ее не изнасиловали, так что ее вернули в бригаду по грабежам. А у них закончилась смена, бумаги надо собирать по всему этому чертову заведению, так что, если через минуту не соберут, парень преспокойно отсюда уйдет». «А это псих, — сказал второй детектив. — Еще подростком совершил убийство за то, что живьем сожгли его мать. Приходится брать под защиту всякого, кто напоминает ему о матери». «Так в чем дело? — спросил первый детектив. — В чем, черт побери, заключается это проклятое дело?» Аркадий пожал плечами, он не знал. Кервилл тоже пожал плечами. Он пользовался уважением всех детективов, был символом их знаний, силы, их залитыми алкоголем, но зоркими глазами. «Все дело в том, — подытожил он, — что здесь нет никакого дела». Кервилл с Аркадием вернулись из зала в вестибюль.
— Куда теперь? — спросил Аркадий.
— Пойдем выручать Крысу из предвариловки. Можешь предложить что-нибудь получше?
Кервилл позвонил в железную дверь. В прорезь глянули два глаза, и дверь в манхэттенскую тюрьму предварительного заключения отворилась. В тюрьме содержались ожидающие суда. Если смотреть под углом, зеленые прутья казались сплошной стеной, из которой высовывались руки. Если встать прямо перед ними, то глазам открывались отделанные желтой плиткой камеры, в каждой из которых более дюжины неподвижных фигур покорно ожидали своей очереди, провожая взглядом проходивших мимо Аркадия и Кервилла. Кервилл остановился у камеры, где находился белый заключенный, одетый в шерстяные перчатки с обрезанными пальцами, грязные ботинки, пальто со множеством карманов и шерстяную шапку, натянутую на свалявшиеся волосы. Грязное лицо от злоупотребления спиртным и постоянного пребывания на холоде напоминало кусок мяса. Он пытался сдержать дрожь в левой ноге. У камеры стояли усатый детектив и худосочный юнец в костюме при галстуке.
— Поехали домой, Крыса? — спросил Кервилл заключенного.
— Вы никуда не заберете господина Ратке, лейтенант, — сказал чиновник в галстуке.
— Это помощник окружного прокурора, он собирается подрасти и стать дорогим адвокатом, — пояснил Аркадию Кервилл. — А это очень робкий детектив.
И действительно, детектив словно собирался спрятаться за своими усами.
— Мистеру Ратке через несколько минут будет предъявлено обвинение, — сказал помощник прокурора.
— За непристойное поведение в пьяном виде? — рассмеялся Кервилл. — Вы что, считаете, он пьян?
— Мы хотим получить от мистера Ратке некоторые сведения, — помощник прокурора держался с храбростью испуганной собачонки. — Я хотел бы привлечь внимание лейтенанта к тому факту, что недавно в районе Гудзонова залива совершена крупная кража и виновники до сих пор неизвестны. У нас есть основания полагать, что мистер Ратке пытался продать украденные вещи.
— Где доказательства? — спросил Кервилл. — Вы не можете его задерживать.
— Не воровал я! — завопил Крыса.
— Во всяком случае, он задержан за непристойное поведение в пьяном виде, — сказал помощник прокурора. — Лейтенант Кервилл, я о вас слышал и не возражал бы переговорить с глазу на глаз.
— Ты притащил его за непристойное поведение в пьяном виде? — Кервилл прочел фамилию на значке детектива. — Кейси, верно? Не твоего ли отца я знал? Был такой детектив.
— Крысу уже вызывали, но вместе с ним хотели поставить еще кого-то, — сказал Кейси, не глядя в глаза Кервиллу.
— Я мог бы понять патрульного полицейского, а ты-то как влез в это дело? — спросил Кервилл. — Что, трудно с деньгами? Ищешь сверхурочных? Алименты, что ли?
— Детектив Кейси помогает мне из любезности, — ответил помощник прокурора.
— Ради твоего отца одолжу тебе, — сказал Кервилл. — Готов на все, лишь бы хороший ирландский парень не лизал чужой зад. Не дай бог, другие узнают. — Лейтенант Кервилл, зря стараетесь, — вмешался помощник прокурора. — Детектив согласился предъявить обвинение, как офицер, производивший арест. Мне неизвестно, чем вызван ваш интерес, но мы определенно задерживаем мистера Ратке. В сущности, нам уже пора в суд…
— Клал я на это, — Кейси, махнув рукой, ушел.
— Куда вы? — воскликнул прокурор.
— Меня здесь нет, — бросил, не оглядываясь, детектив.
— Стойте! — помощник прокурора побежал вслед и хотел встать в дверях, но детектив даже не остановился.
— Разбирайтесь сами с этими ирландскими остолопами, — крикнул он и хлопнул дверью.
Помощник прокурора вернулся.
— У вас все равно ничего не выйдет, лейтенант. Если мы даже не предъявим ему обвинение, он не в состоянии сам добраться до дому, никто не придет забрать его.
— Я его забираю.
— Зачем? Лейтенант, для чего вам все это нужно? Вы вмешиваетесь в судебное дело, запугиваете своего коллегу, противопоставляете себя окружной прокуратуре — и все ради какого-то пьяницы! Если офицер позволяет себе такое, то зачем тогда нужен суд?
— Значит, незачем.
Кервилл и Аркадий протащили Крысу через главный вестибюль, и тут он завопил, охваченный приступом белой горячки. Он разбудил и напугал всех спавших в вестибюле нищих. Кервилл зажал Крысе рот, а Аркадий потащил его дальше. Крыса был первым американцем, от которого по-настоящему воняло.
Они втолкнули его в машину. На Милбери-стрит Кервилл зашел в магазин кулинарии и принес бутылку виски, портвейна и кульки орешков.
— По закону в кулинарии не полагается продавать выпивку, — сказал Кервилл. — Оттого-то она там такая вкусная. Крыса осушил бутылку портвейна и моментально уснул на заднем сиденье.
— К чему все эти хлопоты, — спросил Аркадий, — ради какого-то пьянчужки? Уэсли и ФБР, наверное, уже ищут меня, а может быть, и КГБ. Тебе тоже достанется. Какой смысл?
— А почему бы не помочь?
Орешки оставляли во рту приятный привкус соли, а виски теплом растекалось по телу. Аркадий видел, что Кервилл страшно доволен собой. Только сейчас до него стал доходить комизм положения.
— Ты хочешь сказать, что действительно проделал все это безо всякой цели?
— Не здесь и не в это время. Дай мне показать тебе наши места.
— А если нас найдут до того как ты привезешь меня обратно?
— Ренко, тебе нечего терять и, знает бог, мне тоже. Мы отвезем Крысу домой.
Аркадий взглянул на покрытую коркой грязи фигуру, спящую на заднем сиденье. Он обедал с Осборном, видел в действий американское правосудие, встречаться с Ириной еще не хотелось.
— Что ж, давай.
— Это мой парень.
Над Канал-стрит мелькали снежинки и раскачивались позолоченные китайские иероглифы.
— Что я не могу понять с самого начала, — начал было Кервилл, — так это как ты стал ищейкой.
— Хочешь сказать, следователем.
— Ищейкой.
— Ладно, называй как хочешь, — Аркадий почувствовал, что это был пусть необычный, но комплимент, возможно, даже извинение. — В детстве я был свидетелем случая, который мог быть и убийством и самоубийством, — он замолчал, удивившись тому, что сказал, потому что не собирался говорить об этом. Следователь заучивает ответ на данный вопрос наизусть, говорит об отеческой заботе известных ему следователей, о необходимости ставить на место уклоняющихся от выполнения обязанностей, пресекать саботаж и защищать революцию. Но сегодня в голове была чертовщина. — Дело было сразу после войны и затрагивало репутации очень больших людей, — продолжал Аркадий. — Я никогда еще не слышал, чтобы так много людей выбалтывали правду. Потому что сама жертва была такой неотвратимой правдой и потому что следователи получили особые полномочия по-своему толковать правду.
Они проехали мимо загадочных витрин с названиями вроде «Все удовольствия», «Рыцари Колумба», «Головная мастерская».
— Тебе не совсем понятно, о чем речь, — сказал Аркадий.
— Давай поясней.
— Скажем, однажды ночью заслуженный артист просит жену выйти из машины и убрать с дороги стекла, а затем сбивает ее машиной. Девушка, комсомолка, должна скоро выйти замуж, укладывает в постель бабку и деда, плотно закрывает окна и, уходя на вечеринку, открывает газ. Трудяга — селянин, почетный агроном, убивает смазливую бабенку из Москвы. Это хуже, чем преступления, — это то, что никогда не должно произойти. Но это правда. Эти факты — правда о новой разновидности русских: мужчине, который может позволить себе содержать любовницу и иметь машину; девушке, которой, если она приведет мужа, придется жить в одной комнате с двумя стариками; о сельском жителе, которому суждено всю жизнь оставаться в деревне за тысячу верст от остального мира. Мы не пишем об этом в своих отчетах, но считается, что мы об этом знаем. Поэтому у нас особые полномочия толковать правду. Разумеется, мы вольно обращаемся и со статистикой.
— Занижаете число убийств? — спросил Кервилл.
— Конечно.
Кервилл передал бутылку и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Какой смысл? — спросил он. — У нас убийство — удовольствие. Главная причина смертности молодежи в Америке — убийства. Не успеет покойник упасть на землю, как уже становится телезвездой. Всякий имеет шанс стать звездой. Можно посмотреть войны и еще хлеще — психов, ищеек, кто-то насилует, кого-то перепиливают цепной пилой. Выйдешь на улицу — убьют, лучше сиди дома и смотри телевизор. Мы сейчас говорим об искусстве. Оно больше, чем Детройт, лучше, чем секс и промышленность, вместе взятые, все равно что Ренессанс в Италии, палочки для еды у китайцев, Гамлет без затянутых сцен — мы здесь говорим о погоне в автомобиле, дорогой Аркадий. Если кого-нибудь просто убивают, никто в суете и не заметит. В жизни нет каскадеров. Что тут интересного, когда можно посмотреть куда более эффектное убийство, да еще показанное в замедленном темпе и в особом ракурсе, с пивом под рукой и бабой в кресле? Куда интереснее, чем настоящие ищейки. Теперь все настоящие ищейки в Голливуде, все остальные — подделка.
По Холланд-туннелю они проехали под Гудзоном. Аркадий понимал, что ему следует беспокоиться, потому что уж теперь Уэсли и вправду думает, что он бежал; однако он был в странно приподнятом настроении, словно обнаружил, что говорит на языке, который в жизни не учил.
— В Советском Союзе сведения об убийстве держат в секрете, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68