А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Коррупция — неотъемлемая часть каждого из нас, наша суть. Она была в Ямском, неважно, была ли русская революция или ее не было. Она в вас и во мне… Но вы еще не видели всей квартиры.
Сопровождаемый Осборном, Аркадий через холл прошел в комнату, в которую еще не заходил. Окна и здесь глядели в парк. В комнате стояли комод с зеркалом, стул, ночная тумбочка и большая неубранная кровать. Здесь сильнее всего чувствовался запах духов, который он распознал, войдя в квартиру.
— Откройте второй ящик комода, — сказал Осборн.
Аркадий открыл. Там, аккуратно сложенные, лежали мужское нижнее белье и носки.
— Значит, кто-то собирается здесь жить, — отметил он.
Осборн указал на раздвижные двери стенного шкафа.
— Откройте правую дверцу.
Аркадий отодвинул дверцу. На вешалках висела дюжина новых пиджаков и брюк. Несмотря на слабый свет, он разглядел дубликат пиджака с брюками, которые были на нем.
— Лишняя пара не помешает, — заметил Осборн.
Аркадий открыл другую дверцу. Шкаф был набит платьями, домашними и купальными халатами, висело две шубы, а пол был уставлен дамскими туфлями и сапожками.
— Сюда переедете вы с Ириной, — сказал Осборн. — Я возьму вас к себе на службу и буду хорошо платить, лучше, чем хорошо. Квартира записана на меня, но все оплачено за год вперед. Любой житель Нью-Йорка, не раздумывая, поменялся бы с вами местами. Начнете новую жизнь.
Такой разговор невозможен, подумал Аркадий, он принял совершенно неестественный поворот.
— Хотите, чтобы Ирина осталась жива? — спросил Осборн. — Предлагаю сделку — соболя в обмен на вас с Ириной. Ирину, потому что я ее хочу, а вас, потому что она не хотела ехать без вас.
— Я не собираюсь делить Ирину с вами.
— А вы уже делите ее со мной, — ответил Осборн. — Вы делили Ирину со мной в Москве и делите ее со мной с момента, как приехали сюда. Когда вы в Москве разговаривали с ней около ее дома, я был в ее постели. Прошлой ночью она спала с вами, а сегодня днем — со мной.
— Здесь? — Аркадий уставился на разбросанные в красноречивом беспорядке мятые простыни.
— Не верите, — сказал Осборн. — Начнем с того, что вы слишком опытный следователь, чтобы так сильно удивляться. Как бы я познакомился с Джеймсом Кервиллом, если бы не Ирина? Или с Валерией и Костей? А не казалось вам странным, что мы с Ямским не нашли вас двоих, когда вы прятали ее у себя дома? Нам не нужно было искать — она сама мне позвонила. Как, по-вашему, я нашел ее, когда вы ездили на финскую границу? Она сама пришла ко мне. Вы не задавали себе таких вопросов? Да потому, что у вас уже были ответы. Я исповедался — теперь ваша очередь. Но вам это не нравится. Вы хотите одного — чтобы в конце расследования налицо был изверг и разложенные по полочкам трупы. Избави вас бог познать самого себя. В конце концов вы научитесь уживаться с собой. Это я вам обещаю. Русские просто вышвырнут вас из страны, включив в еврейскую квоту, — таким путем часто избавляются от трудных проблем.
Осборн положил пистолет на ночную тумбочку.
— Вы мне не нужны, но Ирина не оставалась без вас. Можно было сойти с ума. То ее единственным желанием было попасть сюда, а то вдруг она пригрозила вернуться обратно. Теперь я рад, что вы здесь, — все встает на свои места. — Он открыл тумбочку и достал бутылку «Столичной» и два стакана. — Ситуация довольно соблазнительная. Кто лучше знает друг друга, чем убийца и занимающийся его делом следователь? Уже в силу своего положения вы обязаны определить состав преступления, определить личность преступника. Я приобретаю определенные черты в вашем воображении еще до того, как мы встречаемся, а поскольку я от вас скрываюсь, это в свою очередь держит меня в страхе перед вами. Таким образом, мы постоянно связаны одним преступлением.
Он налил водки выше краев и протянул один стакан Аркадию.
— А какой убийца и следователь могут быть ближе, чем те, которые делят одну женщину? Значит, мы связаны одной страстью, — Осборн поднял стакан. — За Ирину.
— Почему вы убили тех троих в Парке Горького?
— Вы же знаете почему — эту задачу вы решили, — Осборн продолжал стоять с поднятым стаканом.
— Я знаю, как вы их убили, но почему?
— Как вы знаете, из-за соболей.
— Зачем вам захотелось иметь собственных соболей?
— Чтобы делать деньги. Вы это тоже знаете.
— Но у вас и без того их много.
— Чтобы было еще больше.
— Просто больше денег? — переспросил Аркадий. Он вылил водку, на ковре остались узоры. — В таком случае вы вовсе не человек больших страстей, господин Осборн, а просто бизнесмен-убийца. Вы глупец. Ирина продается вам и отдается мне. Бизнесмену положена только шкура, не так ли? Вам известно лишь, как снимать шкуру. Мы будем жить здесь за ваш счет и смеяться вам в лицо. Кто знает, когда мы исчезнем? Тогда у вас не останется ни соболей, ни Ирины, ничего.
— Значит, вы принимаете мою помощь, — сказал Осборн. — Сегодня среда. В пятницу мы с Советами будем совершать сделку — менять на соболей вас с Ириной. Вы позволите мне спасти вас?
— Да, — ответил Аркадий. Другого выбора не было. Только Осборн мог спасти Ирину. Как только они окажутся в безопасности, они могут сбежать. Если Осборн попытается их задержать, Аркадий его убьет.
— Тогда я пью за вас, — сказал Осборн. — В Ленинграде мне потребовался год, чтобы узнать, на что способны люди, чтобы выжить. Вы здесь всего два дня и уже стали другим человеком. Еще два дня, и вы станете американцем. — Он одним глотком осушил свой стакан. — Я с удовольствием предвкушаю грядущие годы, — сказал он. — Хорошо будет иметь друга.
Оставшись в лифте, Аркадий сник под бременем правды. Ирина — продажная тварь. Она спала с Осборном и бог знает с кем еще, лишь бы заработать себе на дорогу из России. Она раздвигала ноги, будто крылышки. Лгала Аркадию вперемешку с упреками и поцелуями, называла его идиотом, а потом сама превратила в идиота. Хуже того, он об этом знал. Знал с самого начала, знал все время, и чем больше знал, тем больше любил ее. Теперь и он и она — оба продажные твари. И он, одетый с иголочки, больше не старший следователь, не преступник — кто же он тогда? Три трупа в Парке Горького? А как же с ними? — спрашивал Осборн. А как же с Пашей? Он был потрясен тем, сколько раз он шел на обман. Сперва обманом вел следствие, чтобы сбыть его Приблуде. Второй раз обманул, чтобы обладать Ириной, и вот теперь, на этот раз, чтобы ею обладал Осборн.
Дверь лифта распахнулась, и он прошел через вестибюль. Выходит, я заодно с Осборном, ответил он себе. Как только он появился на тротуаре, лимузин тронулся. Он машинально сел, и машина направилась к югу, в сторону отеля.
Тем не менее он все еще ее любил. Он забудет о трупах в Парке Горького. Она торговала собой, чтобы попасть в Америку, он станет торговать собой, чтобы помочь ей остаться. Отель «Барселона» — подходящее место для такой парочки. Он откинул голову на сиденье. Сквозь стекло в движущихся тенях мелькали снежинки. Она умоляла не задавать вопросов. Он не задавал, не перегружая себе голову. Сколько у нее шкафов с одеждой? Как давно она в Нью-Йорке?
Мысли вернулись в прошлое. Он ни разу не сломался, ничего не сказал. Однако и КГБ, и ФБР, и все другие знали об Ирине и Осборне. Кто, кроме Ирины, мог им рассказать? А если еще раньше? Сколько лет она спала с Осборном? Нет, другого мужчины здесь не было. Осборн слишком самолюбив для этого.
На Бродвее они проехали мимо обезьяньих ужимок на киноафишах. Порнографические театры вытравили увеличенные картонные силуэты обнаженных тел. «Подлинные акты!» — гласила вывеска. Двери приняли чернокожую женщину в белокуром парике, белую женщину в рыжем парике и парнишку в ковбойской шляпе. На Таймс-сквер на каждом углу стояло по паре полицейских. Рекламные щиты взрывались огнями и дымом. Над толпой, подобно пеплу, падал снег. «Пастух» расхаживал между проститутками, взбадривая их.
И все же Ирина любила его. От него зависит, вернется ли она в Россию или останется в Америке. Он вспомнил ее на «Мосфильме», в афганской куртке и рваных сапогах. С Осборном-то она спала, но подарков не принимала. Даже денег, хотя большую часть времени голодала. Она соглашалась принять только один подарок — Америку. А что дал ей Аркадий? Платок с пасхальными яйцами. Только Осборн мог дать ей Америку, только Осборн сказал ему правду. Осборн имел возможность делать подарки.
Америка, Россия, Россия, Америка. Америка — самая лучшая из иллюзий. Она ни во что не ставила возлагавшиеся на нее надежды. Даже сейчас, залитая светом огней, когда у тебя в руках вот-вот захрустят доллары, она оставалась иллюзией. Он бы не приехал, если бы знал о связи Ирины с Осборном, сказал он себе. Но тут же ответил, что всегда знал об этом. Кто он такой, чтобы рассуждать об иллюзии?
Она вернется, если так скажет Аркадий, — даже Осборн признал это.
А каковы Ирина с Осборном в постели?
Ирина, Осборн, Осборн, Ирина. Он мог представить их в постели, как оба переплелись между собой. Нет, трое.
Он очнулся от дум, когда машина вдруг остановилась у обочины. Он заметил, что они находятся намного южнее Двадцать девятой улицы. Обе задние дверцы резко распахнулись. С обеих сторон в машину наклонились молодые негры, одной рукой приставив к голове Аркадия пистолет, другой предъявляя знаки детектива. Стеклянная перегородка, отгораживающая водителя от заднего салона, опустилась. За рулем сидел не кто иной, как Кервилл.
— А что с шофером? — спросил Аркадий.
— Один плохой человек стукнул его по башке и украл машину, — ухмыльнулся Кервилл. — Добро пожаловать в Нью-Йорк!
* * *
Кервилл поглощал горячие сэндвичи с говядиной, сдабривая их виски и пивом. Два чернокожих детектива в противоположной кабине пили ром с кока-колой. Аркадий сидел напротив Кервилла с пустым стаканчиком. Он все еще был далеко, еще не освободился от пережитого, перед глазами все еще стояла постель с разбросанными простынями. Он сидел с Кервиллом как человек, задумавшийся перед камином.
— Осборн может заявить: «Да, их убил я», — объяснял Кервилл. — Он даже может сказать: «Я застрелил их в Парке Горького в три часа первого февраля. И рад этому». И его не выдадут. Если нанять приличного американского адвоката, дело затянется лет на пять. На то, чтобы выслать нацистского военного преступника, уходит двадцать лет. Скажем, пять лет до первого слушания, еще пять лет на рассмотрение апелляции. В конце он еще может подать апелляцию в федеральный суд и купить признание в нарушении закона в ходе процесса. Хоть выиграет, хоть проиграет, а пятнадцати лет как не бывало. Соболя размножаются, и через пятнадцать лет русская монополия на соболя отойдет в область истории. А это пятьдесят миллионов долларов в валюте. Так что о выдаче можно забыть. Другие два варианта — это пришить Осборна или выкрасть у него соболей. Иначе надо идти на сделку. Бюро опекает Осборна, а русские не знают, где соболя, так что они пойдут на сделку. Знаешь, надо отдать ему должное. Осборн наплевал на КГБ, а потом растер. Теперь он, черт возьми, американский герой. А кто ты? Жалкий подрывной элемент из России. Но я тебе помогу, Ренко.
Кервилл и двое его детективов были похожи на экзотических разбойников и уж, конечно, никак не вязались с представлениями о московской милиции. Украденный лимузин стоял всего в нескольких кварталах.
— Тебе надо было помогать мне в Москве, — заметил Аркадий. — Тогда я мог бы задержать Осборна. Теперь ты мне не поможешь.
— Я могу тебя выручить.
— Выручить меня? — комизм положения взбодрил Аркадия. Еще вчера он, может быть, и поверил бы Кервиллу. — Меня без соболей не спасешь. А соболи, что, у тебя?
— Нет.
— Выручить меня тебе не по силам. Надеяться не на что.
— Брось девку — пускай КГБ спишет все на нее.
Аркадий протер глаза. Чтобы он остался в Америке, а Ирина вернулась в Россию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68