Танки противника развернулись на ровном месте и двинулись к месту
обстрела. Из-за холмов выползли арабские танки и двинулись на встречу
израильтянам. Задымили и остановились первые машины с той и другой стороны.
Из-за подбитых танков из пыли выползали другие и становились либо новыми
целями, либо искали свои жертвы и разделывались с ними. Бой был в разгаре и
успеха ни у кого не было.
- Командир, - заорал башнер, - вас вызывают.
Я отозвался на позывные.
Майор Филипенко напрямую без шифровки, охрипшим голос сказал: "Давай
парень, отвлеки их, нам немного жарковато".
Я заорал в микрофон.
- Мансур, переведи своим, пора начинать. Всем русским экипажам вперед.
Горячую машину затрясло как в лихорадке, она дернулась и поползла на
холм. Я припал к прицелу. Знойное небо исчезло и появилась первая мишень.
Ловлю прицельную лазерную точку под срез башни и нажимаю педаль. Машину
качнуло. В оптике прицела возникла удивительная картина: без башни
израильский танк машинально шел в атаку. Вот и второй. Еще выстрел. Этот
остановился, сделав клевок и его затрясло как живого. Нас заметили и часть
пушек развернулось, чтобы послать нам смерть.
- Назад, - рявкнул я.
Машина скатилась за холм. Я оглядываюсь и с ужасом замечаю, что
Сабировские танки со своим командиром удирают за холмы.
- Сабир, стой, - ору я по русски и по английски.
Но он упрямо уходит. Разворачиваю башню и ловлю луч прицела на его
башне. Нажимаю педаль. Его танк буквально разлетелся, бешено изрыгая в небо
огонь и черный дым. Остальные машины остановились будь-то уперлись в стенку.
- Лейтенант, - слышу голос Мансура, - остальных не убивай. Они пойдут
со мной.
Действительно, танки послушно вошли в ряд к Мансуру и стали
маневрировать, выскакивая из-за холмов, стреляя и возвращаясь обратно. Опять
вылетаем на холм и не успеваю прицелиться, как рикошетирующий удар по броне
звоном отдается в ушах. Вот он обидчик. Получай. Мне уже некогда любоваться,
танк скатывается назад. Три танка из моей группы горят на холмах. Прячась за
одним из них, выскакиваю на позицию и столбенею. Танковая колонна израильтян
раскололась. Одна группа шла на меня, другая дралась с основными силами. Они
по всей видимости не знали сколько у арабов здесь сил и бросили сюда танков
в двадцать раз больше, чем наших.
- Слушать мою команду, - ору в микрофон. - Отходим на Юг. Мансур,
оттягиваем их. Понял. Поэтому старайся стрелять больше из укрытия и отходи.
Мы мотаемся по холмам, отстреливаемся и теряем друзей. Уже нет
мандража, одно притупление чувств. Как автоматы выскакиваем, ловим в прицел
двигающиеся коробки, выстрел и, если повезет, назад. Нас оттеснили к минному
полю. Первым попал на него Мансур. Его танк вместе с грунтом приподнялся и
намертво сел с разорванными гусеницами. Нас осталось четверо. Мы уходим в
вязкие пески за минным полем. Израильтяне видимо поняли, что мы отвлекаем их
малыми силами и повернули обратно.
Вдруг, у одного из наших танков с грохотом отрывается башня и улетает
метров на десять в бок. Быстро разворачиваю башню и за минным полем, в
полутора километрах, на горке замечаю бетонный бункер с узкими щелями. В
одной из амбразур торчит ствол орудия. Черт, наши прицелы на это расстояние
не работают. Сволочи конструкторы, не могли бы хотя украсть у них идею. Жить
хочется и приподняв ствол на два градуса выше прицельного, навожу
перекрестие оптики под пушку. Я должен попасть. Мы стреляем одновременно.
Мой танк тряхнуло так, что я врезался глазом в резиновый набалдашник,
натянутый на трубку прицела, двигатель заглох, а все снаряды вылетели из
своих гнезд вдоль башни. Мы все очумевшие неподвижно сидим в уродливых
позах. В ушах воет звон.
- Командир, - разрывая звон, раздался стон в наушниках, - руки, у меня
руки...
Мой башнер сидит как орангутанг, упершись лбом в броню и опустив руки.
Откидываю люк и выглядываю в сторону горки. Из щелей бункера ползет дым.
Рядом с моим танком стоят две машины из их люков высовываются чумазые
головы. Я подхватываю башнера за подмышки и с трудом выволакиваю его на
раскаленную броню, потом стаскиваю на землю. Руки у него парализованы. Я
знаю эту болезнь, болезнь людей прикоснувшимся к броне во время попадания
снаряда. К сожалению, это может затянуться. Сержант Ковров может быть
безруким навсегда. Выполз механик, он оглох и из носа у него течет кровь.
- Лейтенант, - орет он, - что с вашим глазом? Он у вас заплыл.
С этими словами он свалился у звездочки-колеса и тупо уставился в
песок. Подошли другие экипажи. Один русский, другой арабский. Это все, что
осталось от нашей маленькой засады.
- У вас работает рация? - спрашиваю у русских ребят.
- Да.
Подхожу к их машине и настраиваюсь на волну Филипенко. Мат и перемат
несутся в эфире. Стиль руководства войсками к сожалению у нас традиционен.
Докладываю ему обстановку. Майор обрадовался, что я жив и указал место
сбора, а в конце добавил: "Мы этих педерастов разнесли в пух и прах".
Механик пришел в себя и сумел со второго раза завести двигатель.
Башнера мы затащили на бронь и поползли к месту сбора. На дорогах творилось
оживление. Удалось перехватить санитарную машину и сдать им Коврова.
От нашего батальона осталось целыми меньше половины штатных машин.
Стали подходить живые с подбитых танков. Приковылял Мансур. Его механик
оказался без ног, а ему самому чуть отбило ступни. Лейтенант доволен. Он все
время твердит: "Мы победили" и слезы текут по его худым щекам.
Действительно, есть отчего плакать, это первая серьезная победа египтян.
Меня вызвал к себе Филипенко.
Еду в "летучке" и ощущаю себя в ней как яйцо в кипятке... Несколько
израильских "фантов" пролетают над нами и чувствуется, что горечь поражения
они хотят отыграть на чем-то. Впереди забили зенитки. Небо облилось грязью
черных пятен - разрывов. "Фанты" не стали рисковать, сделав несколько
кувырков в небе они заметили наш "ЗИС".
- Гони, - кричу шоферу, высунувшись на половину из кабинки.
Сзади лопнул взрыв. Мы несемся, а за нами, приметная ото всюду, туча
пыли и песка.
- Стой.
Машина затормозила и я чуть не вылетел из кабинки. Впереди ахнула и
приподнялась в воздух земля и в туже минуту клубы пыли и песка, несшиеся за
нами обрушились на нас. Стало темно. Минут через пять посветлело и наконец
мы опять увидели дорогу. Самолетов не было.
Филипенко опять скривил губы увидел в меня таким грязным. Пыль и песок
окрасили одним цветом лицо и одежду.
- Докладывайте полковнику, он здесь.
Полковник сидит за картой и с ухмылкой смотрит на меня. Я докладываю о
бое, о потерях. Он монотонно кивает головой.
- Так что с ним делать, майор? - задает вопрос полковник после
окончания доклада.
- Выпороть бы надо. Черт его знает, как еще отразиться эта расправа над
лейтенантом Сабиром. Ну удирал бы и удирал. Они бы сами решили потом, что с
ним делать.
- Ладно. Что сделано, то сделано. Будешь свою вину исправлять, пойдешь
советником в батальон.
- Это что, повышаем его? - изумился Филипенко.
- Нет. Они сами попросили. Мансура ставят командиром, а его ему в
помощники. А что бы не было осложнений, мы не будем поощрять его за этот
бой.
- Но это все равно поощрение, - не унимался майор. - И потом, как мы
будем выглядеть, если они его наградят.
- Это их дело. Идите лейтенант, принимайте батальон. По нашим меркам вы
воевали отлично.
- Есть.
Мансур уже старший лейтенант и первый орден гордо сияет на груди.
- Ну как?
- Отлично. Прибыл к тебе в помощники.
- Это потом. Знаешь, меня сам военный министр принимал. Звездочку и
орден там же дали. И газеты уже во... Смотри.
Мансур с какой-то женщиной улыбался объективу.
- А это кто?
- Гамиля, дочь командующего.
- Ого. Далеко пойдешь.
- Ну да, это фото. На самом деле, она меня терпеть не может.
- Обидел ее?
- Конечно нет. Характер дурной. Подумаешь, Кембридж окончила. Теперь
форсит. Все не так. Ах, Шекспир, ах Байрон, ах Мерлин, ах, ах... Я ей тоже.
Ах Клаузевиц, ах Гудариан, ах Ромель.
Я засмеялся.
- И что же она.
- А она и говорит: "Кстати, лейтенант, а вы знаете, что Клаузевиц был
очень грамотным человеком, он часто цитировал Лукулла и Аристотеля, а
фельдмаршал Ромель имел превосходную библиотеку, хоть и считался одним
технарем". Ну ладно, если я об Аристотеле еще слышал, вроде филосов был, а
вот Лукулл меня доканал.
- Но ты должен себя показать мужчиной.
- Это она показала себя женщиной, повернулась и ушла.
Мы еще поболтали и перешли к делам.
- Русские, тебя зовут Александр. Так?
- Да, это мое имя.
- Я тебя тоже буду звать так. Ты не против?
- Зови.
- Давай, Александр, принимай батальон. Сейчас он переформируется в
Джали. Делай с ним, что хочешь, а я поеду в Каир. меня генерал вызывает.
- Поезжай Мансур, все будет хорошо.
Мне пришлось сколачивать батальон из старослужащих и нового пополнения.
Мансур как укатил в Каир ,так в течении двух недель и не появлялся. За это
время пришлось один раз сцепиться с израильской разведкой, когда несколько
легких танков прорвалось к границе нашего лагеря. Я пинками выкидывал
египтян из палаток, чтобы они заняли свои боевые места в машинах. Если бы не
русские добровольцы, не знаю, что бы с нами было. Один израильский танк был
подбит, остальные удрали.
Масур появился свежий, довольный и долго хлопал меня по плечу.
- У вас, говорят, была потасовка.
- Да подрались немного с разведкой.
- А я только среди недели хотел выехать к вам, как вызывает меня
командующий и говорит: "Это ваш батальон вчера вступил в схватку с
противником под Джали?". Ну я догадался, что это вы, так как других-то там
нет, говорю: "Так точно". "За отличную выучку ваших солдат, за эту маленькую
победу, награждаю вас медалью..." Я только рот разинул. Смотри, видишь... Я
уже в дивизии считаюсь самым боевым офицером.
- Поздравляю. Хочу тебе сказать правду, я чуть троих твоих солдат не
расстрелял за трусость.
- Так чего не расстрелял?
- Тебя ждал. Твоего решения. К тому же, может не стоит этого делать,
отдать их в военную прокуратуру и все.
- Я знаю сам, что с ними делать. А ну, строй батальон.
Батальон жарился на солнце. Мансур выступил с краткой речью.
- Господа офицеры, солдаты. Трое наших единоверцев, нарушили заветы
Аллаха, отказавшись ради сохранения своей ничтожной жизни, бороться против
вероломных и ненавистных нам иудеев. Те захватили наши земли, сожгли наши
дома, уничтожили наших соплеменников, а эти трое, вместо того чтобы бороться
против них, помогали топтать нашу великую нацию. Нет им пощады. Именем
Аллаха, как ваш командир я приказываю расстрелять их перед вами.
Трое измученных феллахов, одетых в военную форму, стояли связанные за
нашими спинами, совсем не соображая о чем говорит Мансур, а тот продолжал:
- Господин лейтенант, командуйте взводом.
Вышел первый взвод и нестройным залпом повалил несчастных на землю.
Лейтенант для верности выпустил в каждого из лежащих по пуле из нагана.
- Разойдись! - скомандовал Мансур.
Распаренные на солнце войска понуро разбрелись по своим местам.
- Тебе ни чего не будет, за этот расстрел?
- Мне? - удивился он. - А что может быть? Я считаю, что должна быть
жесткая рука, чтобы всегда был порядок. Вспомни, ты расстрелял танк Сабира,
когда тот удирал из боя, остальные как шелковые пошли сражаться и умирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
обстрела. Из-за холмов выползли арабские танки и двинулись на встречу
израильтянам. Задымили и остановились первые машины с той и другой стороны.
Из-за подбитых танков из пыли выползали другие и становились либо новыми
целями, либо искали свои жертвы и разделывались с ними. Бой был в разгаре и
успеха ни у кого не было.
- Командир, - заорал башнер, - вас вызывают.
Я отозвался на позывные.
Майор Филипенко напрямую без шифровки, охрипшим голос сказал: "Давай
парень, отвлеки их, нам немного жарковато".
Я заорал в микрофон.
- Мансур, переведи своим, пора начинать. Всем русским экипажам вперед.
Горячую машину затрясло как в лихорадке, она дернулась и поползла на
холм. Я припал к прицелу. Знойное небо исчезло и появилась первая мишень.
Ловлю прицельную лазерную точку под срез башни и нажимаю педаль. Машину
качнуло. В оптике прицела возникла удивительная картина: без башни
израильский танк машинально шел в атаку. Вот и второй. Еще выстрел. Этот
остановился, сделав клевок и его затрясло как живого. Нас заметили и часть
пушек развернулось, чтобы послать нам смерть.
- Назад, - рявкнул я.
Машина скатилась за холм. Я оглядываюсь и с ужасом замечаю, что
Сабировские танки со своим командиром удирают за холмы.
- Сабир, стой, - ору я по русски и по английски.
Но он упрямо уходит. Разворачиваю башню и ловлю луч прицела на его
башне. Нажимаю педаль. Его танк буквально разлетелся, бешено изрыгая в небо
огонь и черный дым. Остальные машины остановились будь-то уперлись в стенку.
- Лейтенант, - слышу голос Мансура, - остальных не убивай. Они пойдут
со мной.
Действительно, танки послушно вошли в ряд к Мансуру и стали
маневрировать, выскакивая из-за холмов, стреляя и возвращаясь обратно. Опять
вылетаем на холм и не успеваю прицелиться, как рикошетирующий удар по броне
звоном отдается в ушах. Вот он обидчик. Получай. Мне уже некогда любоваться,
танк скатывается назад. Три танка из моей группы горят на холмах. Прячась за
одним из них, выскакиваю на позицию и столбенею. Танковая колонна израильтян
раскололась. Одна группа шла на меня, другая дралась с основными силами. Они
по всей видимости не знали сколько у арабов здесь сил и бросили сюда танков
в двадцать раз больше, чем наших.
- Слушать мою команду, - ору в микрофон. - Отходим на Юг. Мансур,
оттягиваем их. Понял. Поэтому старайся стрелять больше из укрытия и отходи.
Мы мотаемся по холмам, отстреливаемся и теряем друзей. Уже нет
мандража, одно притупление чувств. Как автоматы выскакиваем, ловим в прицел
двигающиеся коробки, выстрел и, если повезет, назад. Нас оттеснили к минному
полю. Первым попал на него Мансур. Его танк вместе с грунтом приподнялся и
намертво сел с разорванными гусеницами. Нас осталось четверо. Мы уходим в
вязкие пески за минным полем. Израильтяне видимо поняли, что мы отвлекаем их
малыми силами и повернули обратно.
Вдруг, у одного из наших танков с грохотом отрывается башня и улетает
метров на десять в бок. Быстро разворачиваю башню и за минным полем, в
полутора километрах, на горке замечаю бетонный бункер с узкими щелями. В
одной из амбразур торчит ствол орудия. Черт, наши прицелы на это расстояние
не работают. Сволочи конструкторы, не могли бы хотя украсть у них идею. Жить
хочется и приподняв ствол на два градуса выше прицельного, навожу
перекрестие оптики под пушку. Я должен попасть. Мы стреляем одновременно.
Мой танк тряхнуло так, что я врезался глазом в резиновый набалдашник,
натянутый на трубку прицела, двигатель заглох, а все снаряды вылетели из
своих гнезд вдоль башни. Мы все очумевшие неподвижно сидим в уродливых
позах. В ушах воет звон.
- Командир, - разрывая звон, раздался стон в наушниках, - руки, у меня
руки...
Мой башнер сидит как орангутанг, упершись лбом в броню и опустив руки.
Откидываю люк и выглядываю в сторону горки. Из щелей бункера ползет дым.
Рядом с моим танком стоят две машины из их люков высовываются чумазые
головы. Я подхватываю башнера за подмышки и с трудом выволакиваю его на
раскаленную броню, потом стаскиваю на землю. Руки у него парализованы. Я
знаю эту болезнь, болезнь людей прикоснувшимся к броне во время попадания
снаряда. К сожалению, это может затянуться. Сержант Ковров может быть
безруким навсегда. Выполз механик, он оглох и из носа у него течет кровь.
- Лейтенант, - орет он, - что с вашим глазом? Он у вас заплыл.
С этими словами он свалился у звездочки-колеса и тупо уставился в
песок. Подошли другие экипажи. Один русский, другой арабский. Это все, что
осталось от нашей маленькой засады.
- У вас работает рация? - спрашиваю у русских ребят.
- Да.
Подхожу к их машине и настраиваюсь на волну Филипенко. Мат и перемат
несутся в эфире. Стиль руководства войсками к сожалению у нас традиционен.
Докладываю ему обстановку. Майор обрадовался, что я жив и указал место
сбора, а в конце добавил: "Мы этих педерастов разнесли в пух и прах".
Механик пришел в себя и сумел со второго раза завести двигатель.
Башнера мы затащили на бронь и поползли к месту сбора. На дорогах творилось
оживление. Удалось перехватить санитарную машину и сдать им Коврова.
От нашего батальона осталось целыми меньше половины штатных машин.
Стали подходить живые с подбитых танков. Приковылял Мансур. Его механик
оказался без ног, а ему самому чуть отбило ступни. Лейтенант доволен. Он все
время твердит: "Мы победили" и слезы текут по его худым щекам.
Действительно, есть отчего плакать, это первая серьезная победа египтян.
Меня вызвал к себе Филипенко.
Еду в "летучке" и ощущаю себя в ней как яйцо в кипятке... Несколько
израильских "фантов" пролетают над нами и чувствуется, что горечь поражения
они хотят отыграть на чем-то. Впереди забили зенитки. Небо облилось грязью
черных пятен - разрывов. "Фанты" не стали рисковать, сделав несколько
кувырков в небе они заметили наш "ЗИС".
- Гони, - кричу шоферу, высунувшись на половину из кабинки.
Сзади лопнул взрыв. Мы несемся, а за нами, приметная ото всюду, туча
пыли и песка.
- Стой.
Машина затормозила и я чуть не вылетел из кабинки. Впереди ахнула и
приподнялась в воздух земля и в туже минуту клубы пыли и песка, несшиеся за
нами обрушились на нас. Стало темно. Минут через пять посветлело и наконец
мы опять увидели дорогу. Самолетов не было.
Филипенко опять скривил губы увидел в меня таким грязным. Пыль и песок
окрасили одним цветом лицо и одежду.
- Докладывайте полковнику, он здесь.
Полковник сидит за картой и с ухмылкой смотрит на меня. Я докладываю о
бое, о потерях. Он монотонно кивает головой.
- Так что с ним делать, майор? - задает вопрос полковник после
окончания доклада.
- Выпороть бы надо. Черт его знает, как еще отразиться эта расправа над
лейтенантом Сабиром. Ну удирал бы и удирал. Они бы сами решили потом, что с
ним делать.
- Ладно. Что сделано, то сделано. Будешь свою вину исправлять, пойдешь
советником в батальон.
- Это что, повышаем его? - изумился Филипенко.
- Нет. Они сами попросили. Мансура ставят командиром, а его ему в
помощники. А что бы не было осложнений, мы не будем поощрять его за этот
бой.
- Но это все равно поощрение, - не унимался майор. - И потом, как мы
будем выглядеть, если они его наградят.
- Это их дело. Идите лейтенант, принимайте батальон. По нашим меркам вы
воевали отлично.
- Есть.
Мансур уже старший лейтенант и первый орден гордо сияет на груди.
- Ну как?
- Отлично. Прибыл к тебе в помощники.
- Это потом. Знаешь, меня сам военный министр принимал. Звездочку и
орден там же дали. И газеты уже во... Смотри.
Мансур с какой-то женщиной улыбался объективу.
- А это кто?
- Гамиля, дочь командующего.
- Ого. Далеко пойдешь.
- Ну да, это фото. На самом деле, она меня терпеть не может.
- Обидел ее?
- Конечно нет. Характер дурной. Подумаешь, Кембридж окончила. Теперь
форсит. Все не так. Ах, Шекспир, ах Байрон, ах Мерлин, ах, ах... Я ей тоже.
Ах Клаузевиц, ах Гудариан, ах Ромель.
Я засмеялся.
- И что же она.
- А она и говорит: "Кстати, лейтенант, а вы знаете, что Клаузевиц был
очень грамотным человеком, он часто цитировал Лукулла и Аристотеля, а
фельдмаршал Ромель имел превосходную библиотеку, хоть и считался одним
технарем". Ну ладно, если я об Аристотеле еще слышал, вроде филосов был, а
вот Лукулл меня доканал.
- Но ты должен себя показать мужчиной.
- Это она показала себя женщиной, повернулась и ушла.
Мы еще поболтали и перешли к делам.
- Русские, тебя зовут Александр. Так?
- Да, это мое имя.
- Я тебя тоже буду звать так. Ты не против?
- Зови.
- Давай, Александр, принимай батальон. Сейчас он переформируется в
Джали. Делай с ним, что хочешь, а я поеду в Каир. меня генерал вызывает.
- Поезжай Мансур, все будет хорошо.
Мне пришлось сколачивать батальон из старослужащих и нового пополнения.
Мансур как укатил в Каир ,так в течении двух недель и не появлялся. За это
время пришлось один раз сцепиться с израильской разведкой, когда несколько
легких танков прорвалось к границе нашего лагеря. Я пинками выкидывал
египтян из палаток, чтобы они заняли свои боевые места в машинах. Если бы не
русские добровольцы, не знаю, что бы с нами было. Один израильский танк был
подбит, остальные удрали.
Масур появился свежий, довольный и долго хлопал меня по плечу.
- У вас, говорят, была потасовка.
- Да подрались немного с разведкой.
- А я только среди недели хотел выехать к вам, как вызывает меня
командующий и говорит: "Это ваш батальон вчера вступил в схватку с
противником под Джали?". Ну я догадался, что это вы, так как других-то там
нет, говорю: "Так точно". "За отличную выучку ваших солдат, за эту маленькую
победу, награждаю вас медалью..." Я только рот разинул. Смотри, видишь... Я
уже в дивизии считаюсь самым боевым офицером.
- Поздравляю. Хочу тебе сказать правду, я чуть троих твоих солдат не
расстрелял за трусость.
- Так чего не расстрелял?
- Тебя ждал. Твоего решения. К тому же, может не стоит этого делать,
отдать их в военную прокуратуру и все.
- Я знаю сам, что с ними делать. А ну, строй батальон.
Батальон жарился на солнце. Мансур выступил с краткой речью.
- Господа офицеры, солдаты. Трое наших единоверцев, нарушили заветы
Аллаха, отказавшись ради сохранения своей ничтожной жизни, бороться против
вероломных и ненавистных нам иудеев. Те захватили наши земли, сожгли наши
дома, уничтожили наших соплеменников, а эти трое, вместо того чтобы бороться
против них, помогали топтать нашу великую нацию. Нет им пощады. Именем
Аллаха, как ваш командир я приказываю расстрелять их перед вами.
Трое измученных феллахов, одетых в военную форму, стояли связанные за
нашими спинами, совсем не соображая о чем говорит Мансур, а тот продолжал:
- Господин лейтенант, командуйте взводом.
Вышел первый взвод и нестройным залпом повалил несчастных на землю.
Лейтенант для верности выпустил в каждого из лежащих по пуле из нагана.
- Разойдись! - скомандовал Мансур.
Распаренные на солнце войска понуро разбрелись по своим местам.
- Тебе ни чего не будет, за этот расстрел?
- Мне? - удивился он. - А что может быть? Я считаю, что должна быть
жесткая рука, чтобы всегда был порядок. Вспомни, ты расстрелял танк Сабира,
когда тот удирал из боя, остальные как шелковые пошли сражаться и умирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221