Когда он остановил грузовик
перед гостиницей, от шума шин завибрировали окна.
Он испуганно взглянул через плечо, хрипло и тяжело дыша, пульс вышел
из-под контроля.
Никто его уже не преследовал.
Дрожа всем телом, он провел рукой по лицу. Тошнота подступила к нему
до того, как он успел открыть дверь и перегнуться наружу. Стекло
позвякивало на сиденье и в дверце. Господи Иисусе, сказал он себе, пытаясь
успокоить свои нервы; Иисус Христос, что же я там видел? Кислая вонь от
пива ударила ему в лицо, и он отвернулся.
Казалось, что над ним собираются шумы и колышутся тяжелыми складками
подобно пыли: голоса насекомых на деревьях; одинокий призыв птицы где-то
там, по направлению к Кругу; мягкий шорох веток от неуловимого теплого
ветерка; повторяющийся лай собаки на расстоянии. Нили нашел свои очки,
надел их и в течение нескольких мгновений вглядывался в ночь, затем взял
гитару и выскользнул из грузовика, его голова все еще кружилась, а ноги и
руки казались свинцовыми. Рукой, словно лишенной нервных окончаний, он
провел по зарубкам на двери машины: сквозь слои краски просвечивал металл,
выбоины свидетельствовали о мощности ударов. Если бы не эти следы топора и
не разбитое стекло, Нили сумел бы убедить себя в том, что он видел на
дороге какой-то кошмарный сон, что он провалился в сон, вызванный пивом,
где бушевало что-то злобное и ужасное.
Но нет.
Окно было разбито вдребезги, и крохотные кусочки стекла усеивали
тыльную сторону руки, которой он закрылся в целях самозащиты. Он снова
посмотрел в темноту, почувствовал, как мурашки ползут по позвоночнику,
затем услышал свой внутренний голос, выкрикивающий: "БЫСТРЕЕ ВНУТРЬ,
БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ!" Нили отвернулся от грузовика и почти побежал к
дому. Взобравшись по лестнице в холле, он нашарил свой ключ и повернул его
в замке двери. Затем включил верхний свет в комнате, оклеенной обоями с
темно-коричневым бамбуковым узором. Поставив гитару в угол, он пересек
комнату и распахнул окно, выходящее на улицу. И там он стоял в течение,
быть может, пятнадцати минут, наблюдая и прислушиваясь - к чему, он не
знал.
Но там, внизу, все было неподвижно.
Он провел рукой по лицу; в его ладони было стекло. Вайсингеру следует
узнать об этом, наконец решил он. Кто-то пытался убить меня, и я увидел
его лицо; я видел его глаза, и я знаю, что это было.
Что-то ужасное, дышащее ненавистью. Что-то в форме женщины.
Но... нет, это не человек. Это на самом деле не человек.
Через некоторое время он закрыл окно, выдернул стекло из ладони при
помощи пинцета, и наконец постарался заснуть. Сон его был беспокойный, с
криком, несущий с собой блестящий в лунном свете боевой топор.
Перед самым рассветом тень взобралась по лестнице и остановилась
перед комнатой Нили. Тихо потрогала ручку двери. Затем исчезла той же
дорогой, что и пришла.
13. ЧТО ЖЕ ВИДЕЛ НИЛИ?
Шериф Вайсингер чуть наклонился вперед, сфокусировав свой неистовый
взгляд на сигаретном окурке во рту. За его столом располагался смазанный
маслом ящик орехового цвета для оружия и полка с блестевшими футбольными
трофеями. С некоторых из них начала отваливаться золотыми хлопьями краска,
выставляя наружу некрасивый и ничего не стоящий металл. Он вытащил
сигарету изо рта и положил ее на краешек красной пластмассовой пепельницы.
"Эймс, - тихо сказал он, - слишком раннее утро для такого рода историй,
тебе не кажется?"
- Историй какого рода? - спросил его Нили, стоя по другую сторону
письменного стола, положив руки на бедра.
- Баек, сказочек, - Вайсингер снова затянулся сигаретой, выдохнул дым
из ноздрей драконовской струей и затем загасил сигарету в пепельнице.
Крохотные красные угольки вспыхнули, засверкали, а затем погасли. - Что за
дерьмо ты пытаешься мне всучить?
- Эй, - сказал Нили, приподняв свою руку так, чтобы шериф смог
разглядеть небольшие порезы. - И посмотрите вот на это! - он показал на
две небольшие царапины, которые обнаружил сегодня утром у себя на
подбородке. - Хотите выйти и взглянуть на мой проклятый грузовик? - Он
стоял, ожидая, когда шериф шевельнется; верхний свет отражался на розовой
коже лысины Вайсингера.
Шериф молча сидел в течение нескольких секунд. Наконец он
презрительно пожал плечами и приподнял свою тушу из вращающегося кресла.
Снаружи конторы утро светилось жемчужным светом, и тонкая дымка влажного
тумана все еще заполняла обочины. Нили подошел к своему грузовичку, и
Вайсингер, не торопясь, последовал за ним.
- Здесь, - сказал Нили, показывая на зарубки и на разбитое окно; в
утреннем свете следы от удара топора были хорошо заметны.
Вайсингер прошел мимо него, провел рукой по одной из зарубок.
- Как ты мне сказал, что ты делал прошлой ночью? - спросил он.
- Я сидел в "Крике Петуха", пока они не закрылись, - еще раз пояснил
Нили. - На обратном пути в деревню я проехал через группу всадников на
лошадях, которые пересекали дорогу, мне кажется, я притормозил, чтобы
разглядеть их, и они погнались за мной. Можете сами видеть, что они
сделали.
- Да, вижу. Когда, ты говоришь, это случилось?
- Около двух.
- Около двух, - Вайсингер выругался. - Чертовски поздно для людей
сельской местности ездить на лошадях по дороге. Сколько их там было?
- Не знаю. Господи, я просто пытался унести оттуда ноги.
- Угу. - Он подошел к окну, осмотрел зазубренный край. - Чем, ты
сказал, они пользовались? Молотками?
- Нет. Топорами. По крайней мере один из них.
- Топорами? - Вайсингер отвернулся от окна и посмотрел Нили в лицо. -
Ты знаешь, это звучит пострашнее адской бездны, парень, да?
Нили сделал шаг к нему, угрюмо стиснув зубы.
- Послушайте меня, вы, - сказал он, не взирая более на положение,
занимаемое Вайсингером в деревне, не заботясь о той проклятой работе,
которая у него была, и не думая более ни о чем, кроме как о том, чтобы
заставить этого похожего на быка человека поверить ему, - я знаю, что
видел прошлой ночью. Всадники гнались за мной. И один из них разбил мое
окно топором! Хотели, дерьмо собачье, загнать меня на этой дороге!
- Выбирай выражения, - тихо сказал Вайсингер, увидев проезжавшую мимо
машину.
- Они пытались убить меня! - сказал Нили громче, чем хотел бы, слыша,
как его голос эхом отдается от бортов грузовика. - Я еще не вижу, что вы
поняли это!
- Я понимаю это. Я только не знаю, кто они такие и зачем они пытались
повредить тебе. Ты что, поранил одну из их лошадей? Ведь твоя фара
сломана, а вся решетка разбита и погнута, к черту?
- Нет, - сказал Нили, покачав головой. - Я никого из них не поранил.
Это случилось, когда я съехал с дороги.
Вайсингер слегка улыбнулся, ощутив, что наконец завел Нили туда, куда
и хотел.
- Ну что ж, - сказал он, наблюдая за ним. - Может быть, все
случилось, когда ты съехал с дороги? А? Может, ты чуть выпил лишнего
прошлой ночью, опрокинул свою колымагу в овраг, разбил вот это окно и
исцарапал дверь со стороны водителя? А чтобы я не обнаружил, что ты спьяну
повредил машину, этим утром ты сочинил во сне эту небылицу и побежал
сюда...
- Нет, - сказал Нили голосом твердым и холодным, как сталь, его
взгляд по твердости не уступал взгляду Вайсингера. - Все это было не так.
- Так ты цепляешься за эту чушь о лошадях посреди дороги? Господи! -
фыркнул Вайсингер. Он отвернулся от Нили и направился к двери. Его легкие
болели от второй сигареты, выкуренной за утро.
- Подождите минутку! Подождите! - Нили шагнул вперед, положил свою
руку на плечо Вайсингера и крутанул его к себе. Глаза Вайсингера коротко
вспыхнули, и Нили отдернул руку. - Я еще не все рассказал вам. Я видел
одного из тех, кто скакал на этих лошадях. Я заглянул в ее лицо...
- Ее? Что, к дьяволу, ты имеешь в виду, говоря "ее"?
- Это была женщина. Но я... я никогда раньше не видел женщину,
которая бы выглядела подобным образом. Это было словно... словно заглянуть
в разверстую доменную печь. Или в кратер вулкана. Я чувствовал жар,
исходящий из этих глаз, словно бы они выжигали во мне дыры. Я никогда в
жизни не видел ничего подобного этому, и Господи Иисусе, надеюсь, что
никогда больше не увижу.
Вайсингер помолчал одно мгновение, зондируя взглядом Нили. Когда он
заговорил, его голос был суровый, ровный и лишенный эмоций.
- Ты хочешь, чтобы я проехался вверх по двести девятнадцатой и
посмотрел? Я сделаю это. Но скажу тебе одну вещь. Ты мне не нравишься. Я
не люблю дерьмовых бродячих летунов, протягивающих руки за деньгами. И
более всего я не люблю летунов, которые напиваются посреди ночи и затем
лгут без запинки, чтобы выйти сухими из воды. Я ни на грош не верю ни
одному слову из того дерьма, что ты тут наговорил, и никто другой тоже не
поверит. Если бы я мог доказать, что ты тащился вчера по двести
девятнадцатой с полным желудком пива, я бы либо упек тебя в каталажку,
либо вообще вышвырнул твою задницу из этого места! - Его глаза прикрылись
мясистыми веками. - А сейчас убирайся в сарай с инструментами и возьми
косилку. Все кладбище заросло травой. - Не дожидаясь, пока Нили снова
заговорит, Вайсингер повернулся спиной, направился к двери и скрылся в
своей конторе.
- Ублюдок! - проворчал Нили сквозь зубы. Но еще до того, как вышел от
миссис Бартлетт, он знал, что его рассказ кажется странным и невероятным и
что Вайсингер, скорее всего, рассмеется ему в лицо. За завтраком в
покрашенной желтой краской кухне миссис Бартлетт эта полная, вполне
по-матерински выглядящая женщина с заботой оглядела его и спросила, когда
накануне ночью он лег в постель. "Не стоит все время оставаться на улице,
- сказала она, передвигаясь по кухне в своем халате персикового цвета. -
Когда мой Вилли был жив, он рано ложился спать и рано вставал. Он много
работал и был хорошим мужем. Я вижу по твоим глазам, что ты плохо спал
этой ночью, а сон как раз то, что больше всего нужно для тела. Ты хорошо
себя чувствуешь, не так ли, а?"
Он сказал ей, что чувствует себя превосходно, но едва притронулся к
своему завтраку. Он ничего не рассказал ей о том, что случилось на дороге.
Ну, а сейчас Нили с отвращением покачал головой и, обойдя контору
шерифа, подошел к ней с другой стороны, там, где запор из цепочек окружал
металлический сарай. Ключ от двери сарая был только у него; внутри
содержались различные инструменты, канистры с бензином, мастерки, и
мотыги, и красная сенокосилка, которая стала так знакома Нили. Он нащупал
поворотную ручку и выкатил косилку из сарая, заперев за собой дверь,
потому что отвечал за все инструменты, и, случись с ними что-либо, ему
пришлось бы чертовски много платить. Загрузив косилку в кузов грузовика,
он почувствовал в мышцах рук усталость. Он бросил вперед поворотную ручку
и отъехал по направлению к Шейди-Гроув-хилл. Постепенно им овладевало
мрачное отчаяние. Он чувствовал себя одиноким. Полностью одиноким. Поэтому
для его настроения было весьма подходящим провести на кладбище самую
жаркую часть дня.
Когда Нили уехал, Орен Вайсингер снова закрыл окно шторами. Он
повернул замок в двери, зашел за свой стол и взял ключ со средней полки.
Затем прошел к шкафу с документами, стоявшему с другой стороны кабинета, и
встал на колени, чтобы отпереть самую нижнюю полку. У ее задней стенки под
чистыми листами машинописной бумаги хранилась темно-коричневая книга
размером примерно с фотоальбом. Вайсингер вытащил книгу, положил ее на
стол, включил настольную лампу на гибкой гусиной шее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
перед гостиницей, от шума шин завибрировали окна.
Он испуганно взглянул через плечо, хрипло и тяжело дыша, пульс вышел
из-под контроля.
Никто его уже не преследовал.
Дрожа всем телом, он провел рукой по лицу. Тошнота подступила к нему
до того, как он успел открыть дверь и перегнуться наружу. Стекло
позвякивало на сиденье и в дверце. Господи Иисусе, сказал он себе, пытаясь
успокоить свои нервы; Иисус Христос, что же я там видел? Кислая вонь от
пива ударила ему в лицо, и он отвернулся.
Казалось, что над ним собираются шумы и колышутся тяжелыми складками
подобно пыли: голоса насекомых на деревьях; одинокий призыв птицы где-то
там, по направлению к Кругу; мягкий шорох веток от неуловимого теплого
ветерка; повторяющийся лай собаки на расстоянии. Нили нашел свои очки,
надел их и в течение нескольких мгновений вглядывался в ночь, затем взял
гитару и выскользнул из грузовика, его голова все еще кружилась, а ноги и
руки казались свинцовыми. Рукой, словно лишенной нервных окончаний, он
провел по зарубкам на двери машины: сквозь слои краски просвечивал металл,
выбоины свидетельствовали о мощности ударов. Если бы не эти следы топора и
не разбитое стекло, Нили сумел бы убедить себя в том, что он видел на
дороге какой-то кошмарный сон, что он провалился в сон, вызванный пивом,
где бушевало что-то злобное и ужасное.
Но нет.
Окно было разбито вдребезги, и крохотные кусочки стекла усеивали
тыльную сторону руки, которой он закрылся в целях самозащиты. Он снова
посмотрел в темноту, почувствовал, как мурашки ползут по позвоночнику,
затем услышал свой внутренний голос, выкрикивающий: "БЫСТРЕЕ ВНУТРЬ,
БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ!" Нили отвернулся от грузовика и почти побежал к
дому. Взобравшись по лестнице в холле, он нашарил свой ключ и повернул его
в замке двери. Затем включил верхний свет в комнате, оклеенной обоями с
темно-коричневым бамбуковым узором. Поставив гитару в угол, он пересек
комнату и распахнул окно, выходящее на улицу. И там он стоял в течение,
быть может, пятнадцати минут, наблюдая и прислушиваясь - к чему, он не
знал.
Но там, внизу, все было неподвижно.
Он провел рукой по лицу; в его ладони было стекло. Вайсингеру следует
узнать об этом, наконец решил он. Кто-то пытался убить меня, и я увидел
его лицо; я видел его глаза, и я знаю, что это было.
Что-то ужасное, дышащее ненавистью. Что-то в форме женщины.
Но... нет, это не человек. Это на самом деле не человек.
Через некоторое время он закрыл окно, выдернул стекло из ладони при
помощи пинцета, и наконец постарался заснуть. Сон его был беспокойный, с
криком, несущий с собой блестящий в лунном свете боевой топор.
Перед самым рассветом тень взобралась по лестнице и остановилась
перед комнатой Нили. Тихо потрогала ручку двери. Затем исчезла той же
дорогой, что и пришла.
13. ЧТО ЖЕ ВИДЕЛ НИЛИ?
Шериф Вайсингер чуть наклонился вперед, сфокусировав свой неистовый
взгляд на сигаретном окурке во рту. За его столом располагался смазанный
маслом ящик орехового цвета для оружия и полка с блестевшими футбольными
трофеями. С некоторых из них начала отваливаться золотыми хлопьями краска,
выставляя наружу некрасивый и ничего не стоящий металл. Он вытащил
сигарету изо рта и положил ее на краешек красной пластмассовой пепельницы.
"Эймс, - тихо сказал он, - слишком раннее утро для такого рода историй,
тебе не кажется?"
- Историй какого рода? - спросил его Нили, стоя по другую сторону
письменного стола, положив руки на бедра.
- Баек, сказочек, - Вайсингер снова затянулся сигаретой, выдохнул дым
из ноздрей драконовской струей и затем загасил сигарету в пепельнице.
Крохотные красные угольки вспыхнули, засверкали, а затем погасли. - Что за
дерьмо ты пытаешься мне всучить?
- Эй, - сказал Нили, приподняв свою руку так, чтобы шериф смог
разглядеть небольшие порезы. - И посмотрите вот на это! - он показал на
две небольшие царапины, которые обнаружил сегодня утром у себя на
подбородке. - Хотите выйти и взглянуть на мой проклятый грузовик? - Он
стоял, ожидая, когда шериф шевельнется; верхний свет отражался на розовой
коже лысины Вайсингера.
Шериф молча сидел в течение нескольких секунд. Наконец он
презрительно пожал плечами и приподнял свою тушу из вращающегося кресла.
Снаружи конторы утро светилось жемчужным светом, и тонкая дымка влажного
тумана все еще заполняла обочины. Нили подошел к своему грузовичку, и
Вайсингер, не торопясь, последовал за ним.
- Здесь, - сказал Нили, показывая на зарубки и на разбитое окно; в
утреннем свете следы от удара топора были хорошо заметны.
Вайсингер прошел мимо него, провел рукой по одной из зарубок.
- Как ты мне сказал, что ты делал прошлой ночью? - спросил он.
- Я сидел в "Крике Петуха", пока они не закрылись, - еще раз пояснил
Нили. - На обратном пути в деревню я проехал через группу всадников на
лошадях, которые пересекали дорогу, мне кажется, я притормозил, чтобы
разглядеть их, и они погнались за мной. Можете сами видеть, что они
сделали.
- Да, вижу. Когда, ты говоришь, это случилось?
- Около двух.
- Около двух, - Вайсингер выругался. - Чертовски поздно для людей
сельской местности ездить на лошадях по дороге. Сколько их там было?
- Не знаю. Господи, я просто пытался унести оттуда ноги.
- Угу. - Он подошел к окну, осмотрел зазубренный край. - Чем, ты
сказал, они пользовались? Молотками?
- Нет. Топорами. По крайней мере один из них.
- Топорами? - Вайсингер отвернулся от окна и посмотрел Нили в лицо. -
Ты знаешь, это звучит пострашнее адской бездны, парень, да?
Нили сделал шаг к нему, угрюмо стиснув зубы.
- Послушайте меня, вы, - сказал он, не взирая более на положение,
занимаемое Вайсингером в деревне, не заботясь о той проклятой работе,
которая у него была, и не думая более ни о чем, кроме как о том, чтобы
заставить этого похожего на быка человека поверить ему, - я знаю, что
видел прошлой ночью. Всадники гнались за мной. И один из них разбил мое
окно топором! Хотели, дерьмо собачье, загнать меня на этой дороге!
- Выбирай выражения, - тихо сказал Вайсингер, увидев проезжавшую мимо
машину.
- Они пытались убить меня! - сказал Нили громче, чем хотел бы, слыша,
как его голос эхом отдается от бортов грузовика. - Я еще не вижу, что вы
поняли это!
- Я понимаю это. Я только не знаю, кто они такие и зачем они пытались
повредить тебе. Ты что, поранил одну из их лошадей? Ведь твоя фара
сломана, а вся решетка разбита и погнута, к черту?
- Нет, - сказал Нили, покачав головой. - Я никого из них не поранил.
Это случилось, когда я съехал с дороги.
Вайсингер слегка улыбнулся, ощутив, что наконец завел Нили туда, куда
и хотел.
- Ну что ж, - сказал он, наблюдая за ним. - Может быть, все
случилось, когда ты съехал с дороги? А? Может, ты чуть выпил лишнего
прошлой ночью, опрокинул свою колымагу в овраг, разбил вот это окно и
исцарапал дверь со стороны водителя? А чтобы я не обнаружил, что ты спьяну
повредил машину, этим утром ты сочинил во сне эту небылицу и побежал
сюда...
- Нет, - сказал Нили голосом твердым и холодным, как сталь, его
взгляд по твердости не уступал взгляду Вайсингера. - Все это было не так.
- Так ты цепляешься за эту чушь о лошадях посреди дороги? Господи! -
фыркнул Вайсингер. Он отвернулся от Нили и направился к двери. Его легкие
болели от второй сигареты, выкуренной за утро.
- Подождите минутку! Подождите! - Нили шагнул вперед, положил свою
руку на плечо Вайсингера и крутанул его к себе. Глаза Вайсингера коротко
вспыхнули, и Нили отдернул руку. - Я еще не все рассказал вам. Я видел
одного из тех, кто скакал на этих лошадях. Я заглянул в ее лицо...
- Ее? Что, к дьяволу, ты имеешь в виду, говоря "ее"?
- Это была женщина. Но я... я никогда раньше не видел женщину,
которая бы выглядела подобным образом. Это было словно... словно заглянуть
в разверстую доменную печь. Или в кратер вулкана. Я чувствовал жар,
исходящий из этих глаз, словно бы они выжигали во мне дыры. Я никогда в
жизни не видел ничего подобного этому, и Господи Иисусе, надеюсь, что
никогда больше не увижу.
Вайсингер помолчал одно мгновение, зондируя взглядом Нили. Когда он
заговорил, его голос был суровый, ровный и лишенный эмоций.
- Ты хочешь, чтобы я проехался вверх по двести девятнадцатой и
посмотрел? Я сделаю это. Но скажу тебе одну вещь. Ты мне не нравишься. Я
не люблю дерьмовых бродячих летунов, протягивающих руки за деньгами. И
более всего я не люблю летунов, которые напиваются посреди ночи и затем
лгут без запинки, чтобы выйти сухими из воды. Я ни на грош не верю ни
одному слову из того дерьма, что ты тут наговорил, и никто другой тоже не
поверит. Если бы я мог доказать, что ты тащился вчера по двести
девятнадцатой с полным желудком пива, я бы либо упек тебя в каталажку,
либо вообще вышвырнул твою задницу из этого места! - Его глаза прикрылись
мясистыми веками. - А сейчас убирайся в сарай с инструментами и возьми
косилку. Все кладбище заросло травой. - Не дожидаясь, пока Нили снова
заговорит, Вайсингер повернулся спиной, направился к двери и скрылся в
своей конторе.
- Ублюдок! - проворчал Нили сквозь зубы. Но еще до того, как вышел от
миссис Бартлетт, он знал, что его рассказ кажется странным и невероятным и
что Вайсингер, скорее всего, рассмеется ему в лицо. За завтраком в
покрашенной желтой краской кухне миссис Бартлетт эта полная, вполне
по-матерински выглядящая женщина с заботой оглядела его и спросила, когда
накануне ночью он лег в постель. "Не стоит все время оставаться на улице,
- сказала она, передвигаясь по кухне в своем халате персикового цвета. -
Когда мой Вилли был жив, он рано ложился спать и рано вставал. Он много
работал и был хорошим мужем. Я вижу по твоим глазам, что ты плохо спал
этой ночью, а сон как раз то, что больше всего нужно для тела. Ты хорошо
себя чувствуешь, не так ли, а?"
Он сказал ей, что чувствует себя превосходно, но едва притронулся к
своему завтраку. Он ничего не рассказал ей о том, что случилось на дороге.
Ну, а сейчас Нили с отвращением покачал головой и, обойдя контору
шерифа, подошел к ней с другой стороны, там, где запор из цепочек окружал
металлический сарай. Ключ от двери сарая был только у него; внутри
содержались различные инструменты, канистры с бензином, мастерки, и
мотыги, и красная сенокосилка, которая стала так знакома Нили. Он нащупал
поворотную ручку и выкатил косилку из сарая, заперев за собой дверь,
потому что отвечал за все инструменты, и, случись с ними что-либо, ему
пришлось бы чертовски много платить. Загрузив косилку в кузов грузовика,
он почувствовал в мышцах рук усталость. Он бросил вперед поворотную ручку
и отъехал по направлению к Шейди-Гроув-хилл. Постепенно им овладевало
мрачное отчаяние. Он чувствовал себя одиноким. Полностью одиноким. Поэтому
для его настроения было весьма подходящим провести на кладбище самую
жаркую часть дня.
Когда Нили уехал, Орен Вайсингер снова закрыл окно шторами. Он
повернул замок в двери, зашел за свой стол и взял ключ со средней полки.
Затем прошел к шкафу с документами, стоявшему с другой стороны кабинета, и
встал на колени, чтобы отпереть самую нижнюю полку. У ее задней стенки под
чистыми листами машинописной бумаги хранилась темно-коричневая книга
размером примерно с фотоальбом. Вайсингер вытащил книгу, положил ее на
стол, включил настольную лампу на гибкой гусиной шее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59