Несомненно, ему было очень больно. Лошади подковами нервно били по земле. Алена еще не оттащили на безопасное расстояние, и один конь ударил его копытом по ноге. Ален снова захрипел, как будто у него уже не было сил кричать. Аморе попросила не теребить несчастного без необходимости.
К своему облегчению, скоро среди людей она увидела патера Блэкшо и сэра Орландо Трелонея. Иеремия не произнес ни слова. Опустившись на колени возле друга, он осмотрел раны, и на его лице отобразился ужас. Аморе видела, что руки у него дрожат. Она сидела на земле и держала Алену голову, чтобы он рефлекторно не дернулся. Она видела, что изо рта вытекает кровь и сочится по щекам, а тело сотрясает конвульсивная дрожь. Вдруг Ален закашлялся и начал харкать кровью.
Священник замер. Аморе, в ужасе следившая за ним, видела, как его рука потянулась к сумке, в которой он хранил Святые Дары. Он всегда носил их с собой. Молодая женщина поняла, что означал этот жест, и у нее сжалось сердце.
Но Иеремия вдруг передумал, сорвал с себя льняной воротничок и перетянул им левую руку Алена выше перелома, чтобы остановить кровь.
– Мне нужны носилки! – закричал он, не отрывая взгляда от раненого. – Дверь, что-нибудь, на чем его можно было бы перенести!
В его голосе слышалось отчаяние, которого Аморе еще никогда не слышала, но вместе с тем твердая решимость, от которой ей стало немного легче.
– Сейчас! – воскликнул Бреандан, только что протиснувшийся через толпу к Аморе.
Он поспешил к цирюльне, а сэр Орландо обратился к стоявшим вокруг людям:
– Кто-нибудь знает, что произошло?
Все еще бледный от ужаса, хозяин коляски вышел вперед.
– Я не виноват! – сказал он. – Он бросился мне под колеса. Я ничего не мог поделать, чтобы избежать несчастья.
– Он говорит правду, – подтвердил мужчина в высокой пуританской шляпе. – Никто из них не виноват. Я точно видел, как мастера Риджуэя толкнули.
– Его намеренно толкнули под колеса? – с сомнением повторил Трелоней. – Вы видели кто?
– Я не понял, кто это был. Его лицо скрывал капюшон.
– Вы разглядели, кто это был: мужчина или женщина?
Свидетель задумчиво наморщил лоб:
– Честно говоря, нет.
– Может быть, вы видели, куда направился этот человек? – продолжал расспрашивать судья.
– Мне очень жаль. Незнакомец исчез так быстро, что я даже не могу сказать, в каком направлении.
– Тем не менее благодарю вас. Кто-нибудь еще что-нибудь видел?
Между тем Бреандан и Джон принесли дверь и положили ее возле Алена на землю. Вместе с Иеремией они осторожно подняли раненого и понесли в дом. Иезуит не переставая успокаивал друга. Аморе пыталась понять по выражению лица, что он думает, но его черты оставались жесткими и непроницаемыми, а лицо ничем не выдавало чувств.
Зайдя в операционную, они положили дверь на стол. Иеремия склонился над Аленом, а Джон налил спирту в цинковую миску, чтобы иезуит помыл руки.
– Свет! Мне нужен свет! – нетерпеливо воскликнул Иеремия.
Лучиной Бреандан зажег масляную лампу и поднес к телу цирюльника. Жутковатый свет облил искаженные болью черты Алена и скрыл бледность. Он дышал очень слабо, почти неслышно в наступившем молчании. Кроме Иеремии, все присутствующие замерли от ужаса.
Иезуит начал с того, что безжалостно разрезал одежду раненого большими ножницами. Когда обнажились грудь и живот, он всунул ножницы в руку стоявшему в бездействии подмастерью и раздраженно сказал:
– Перестаньте пялиться, как обезьяна. Раздевайте его дальше.
Джон вздрогнул и с виноватой миной принялся за работу.
Он все еще не мог оправиться от ужаса, внушаемого ему видом хозяина. Совершенно другое дело, когда перед тобой не кто-то там, а человек, которого ты так хорошо знаешь.
Правая сторона груди Алена оказалась залита кровью. Иеремия бережно ощупал ребра и установил, что некоторые из них сломаны. Вдруг Ален снова сдавленно поперхнулся и кашлянул кровью. Иезуит повернул его голову в сторону, чтобы кровь стекала, раздвинул челюсти и вынул язык. И опять Ален конвульсивно закашлялся, но вскоре задышал свободнее.
– Он прикусил себе язык, – как будто про себя пробормотал Иеремия. – Отсюда кровь.
В его голосе слышалась тень надежды, хотя он знал, как мала вероятность того, что Ален избежал серьезных травм. В этот момент он ничего так не желал, как обладать даром видеть внутренние органы.
Между тем Джон полностью раздел своего хозяина. Иеремия сначала прощупал живот в поисках признаков внутреннего кровоизлияния, но, к своему облегчению, их не обнаружил. На ногах было несколько кровоподтеков, но, судя по всему, кости остались целы. Убедившись, что приятель не имеет других опасных для жизни повреждений, иезуит вернулся к ребрам. Центральное ребро, судя по всему, сломанное острым краем копыта, в месте перелома вогнулось внутрь. Узким ножом Иеремия сделал разрез на боку и, промыв рану, посмотрел, не повреждена ли осколками кости плевра. Нет, все в порядке. Когда он подсунул под ребро инструмент, чтобы выправить его, Ален потерял сознание.
В беспокойстве Иеремия пощупал Алену пульс и положил руку на влажный от пота лоб.
– Надо поднять ему ноги, – приказал он.
Джон и Тим тут же бросились за подставкой.
Перевязав Алену грудь, Иеремия принялся за сломанную руку. Вздыбленная кость прорвала кожу и артерию. Иезуит перетянул сосуд шелковой нитью, затем снял перекрученный льняной воротничок, которым он перевязал руку еще на улице, чтобы остановить кровь. Очистив рану от вдавленных мышц и осколков костей, Иеремия в первый раз за все это время поднял глаза и посмотрел в лица тех, кто молча стоял вокруг операционного стола. Он был так погружен в свою работу, что совершенно забыл о них. Вслепую он отдавал приказания, не удостаивая никого взглядом. И только теперь заметил Аморе, которая мужественно стояла в торце стола и влажной льняной тряпкой промокала лицо Алена, кровь, пот и уличную грязь.
Первым побуждением Иеремии было отослать Аморе – в ее положении вида страшных ран ей следовало избегать. Но ему требовалась ее помощь, и он был благодарен ей за то, что она оказалась рядом.
– Мадам, подержите лампу, – попросил он. – Бреандан, Джон, вы должны помочь мне выправить перелом.
Он показал им, как вытянуть руку Алена, чтобы он мог соединить концы сломанной кости. Тим же смачивал льняные повязки вязкой смесью из белка, масла, муки и других веществ. Через какое-то время она затвердеет и будет удерживать кость.
Зашив рану, Иеремия закрепил согнутую и обмазанную белковой смесью руку Алена на корпусе, причем сначала оставил шов открытым, а затем покрыл его другой повязкой, чтобы он был доступен.
Глубоко вздохнув, священник распрямил уставшую спину. Больше он ничем не мог помочь своему другу. Он чувствовал, как по вискам течет пот, и механически взял тряпку, протянутую ему Аморе.
– Как он, доктор Фоконе? – спросил сэр Орландо.
Он выступил к столу из неосвещенной части операционной возле двери, где молча ждал конца операции, и сочувственно посмотрел на цирюльника, который был все еще без сознания.
Лицо Иеремии помрачнело.
– Я сделал для него все, что мог. Теперь его жизнь только в руках Божьих, – уклончиво ответил он.
Судья кивнул, давая понять, что ему все ясно.
– Я дал указания констеблю опросить прохожих. Они все едины во мнении, что это не был несчастный случай. Кто-то толкнул мастера Риджуэя под колеса подъезжавшей коляски. Покушение на убийство.
Иеремия, казалось, не удивился:
– Я сразу понял, что за этим таинственным несчастьем скрывается нечто большее, когда увидел вот это. – Он приподнял правую руку Алена и повернул ее так, что стала видна узкая, уже начавшая затягиваться рана на предплечье. – Это не могло возникнуть при столкновении. Кто-то явно ударил его ножом до того, как он очутился под колесами.
– Но что он так поздно, да еще в такую погоду делал на улице? Шел к пациенту? – спросил Трелоней.
Аморе протянула Иеремии листок бумаги:
– Перед уходом мастер Риджуэй сказал, что получил записку. Он решил, что она от вас.
Пока иезуит тщательно изучал записку, судья с растущим интересом рассматривал молодую женщину. Сначала он не обратил на нее внимания, но теперь, когда она стояла перед ним, узнал. Он видел ее при дворе – в роскошном наряде, увешанную драгоценностями, любовницу короля – и сейчас был столь же поражен ее безыскусным изяществом, сколь и ее готовностью помочь. Сэру Орландо нетрудно было догадаться, что Фоконе ее духовник и что она, вероятно, нередко тайно навещала его.
– Записка – коварная ловушка, – сказал пораженный Иеремия. – Кто-то пытался подделать мою руку.
Судья взял бумагу и, наморщив лоб, рассмотрел.
– Не связано ли это с нашим убийцей? – размышлял он. – Может быть, ему известно, что вы ищете его.
– Я тоже так думаю, – согласился Иеремия, бросив тревожный взгляд на Алена, который по-прежнему не шевелился. – Но почему пытались расправиться с ним? Ибо то, что покушение планировалось именно на него, доказывает фальшивая записка. Он же ничего не знает! Так почему же? Почему он, а не я?
Сэр Орландо не знал, что ответить, Для него покушение на цирюльника также оставалось загадкой.
– Если позволите, я зайду завтра узнать, как у него дела, – вместо этого проговорил он, перед тем как проститься.
Иеремия решил осторожно перенести раненого на кровать, где ему будет удобнее. Помощники бережно подняли его по ступеням на второй этаж. Священник заботливо укрыл Алена. Взгляд его упал на бледное лицо Аморе. С усталой улыбкой он обратился к молодому человеку, стоявшему рядом с ней:
– Бреандан, позаботься о нашей гостье. Пусть она немного отдохнет в моей комнате. Побудь с ней, пока она не оправится от испуга.
Глава двадцать шестая
Бреандан бережно поддерживал ее на узкой лестнице, ведущей на третий этаж. Теперь, когда напряжение ослабло, Аморе чувствовала, что ее ноги стали как ватные. Кровь, раны, мучительное дыхание раненого глубоко потрясли ее, тем более что всего за несколько часов до страшных событий она дружески обнимала человека, теперь лежавшего внизу при смерти. Она расплакалась и прижалась к Бреандану.
– Кто же устроил весь этот ужас? Кто мог причинить такое зло человеку, который никому не сделал ничего плохого?
– Откуда же нам знать? – тихо ответил Бреандан.
Смысл его слов дошел до нее не сразу.
– Что ты имеешь в виду? – растерянно спросила она.
– Откуда же нам знать, действительно ли мастер Риджуэй никому не сделал ничего плохого? Уж конечно, его пытались убить не без причины.
– Ты всех считаешь плохими, Бреандан. Но ты ошибаешься. Мастер Риджуэй хороший и порядочный человек. И он пустил тебя в свой дом, не требуя ничего взамен.
Обнимавшие ее руки напряглись. Озлобленность и недоверчивость глубоко засели в нем, влияли на его чувства и мысли и мешали ему относиться к другим людям без предубеждения.
– Он тебе нравится, разве нет? – ревниво спросил Бреандан.
– Да, он верный друг. Он всегда помогал нам видеться, даже против воли патера Блэкшо. Я всем сердцем желаю, чтобы он остался жив.
Она опустила голову ему на плечо и почувствовала, что он слегка расслабился. Жаль, но ей не удается растопить его глубокую внутреннюю неуверенность, усиливавшую недоступность и подозрительность. Он, должно быть, рано утратил способность верить другим. Но если она не может стереть из его памяти ужасы прошлого, то хотя бы попытается дать ему счастье в настоящем.
– Пойдем, – наконец сказал Бреандан. – Ты должна отдохнуть. Патер прав. В твоем положении ты не должна слишком волноваться.
Он помог снять ей корсаж и юбку, затем сам разделся до рубашки и лег рядом с ней на кровать. Прижавшись друг к другу, они заснули до утра. Ночной сторож на улице выкрикнул пятый час, когда Аморе быстро поднялась.
– Я посмотрю, не нужно ли чего патеру Блэкшо, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
К своему облегчению, скоро среди людей она увидела патера Блэкшо и сэра Орландо Трелонея. Иеремия не произнес ни слова. Опустившись на колени возле друга, он осмотрел раны, и на его лице отобразился ужас. Аморе видела, что руки у него дрожат. Она сидела на земле и держала Алену голову, чтобы он рефлекторно не дернулся. Она видела, что изо рта вытекает кровь и сочится по щекам, а тело сотрясает конвульсивная дрожь. Вдруг Ален закашлялся и начал харкать кровью.
Священник замер. Аморе, в ужасе следившая за ним, видела, как его рука потянулась к сумке, в которой он хранил Святые Дары. Он всегда носил их с собой. Молодая женщина поняла, что означал этот жест, и у нее сжалось сердце.
Но Иеремия вдруг передумал, сорвал с себя льняной воротничок и перетянул им левую руку Алена выше перелома, чтобы остановить кровь.
– Мне нужны носилки! – закричал он, не отрывая взгляда от раненого. – Дверь, что-нибудь, на чем его можно было бы перенести!
В его голосе слышалось отчаяние, которого Аморе еще никогда не слышала, но вместе с тем твердая решимость, от которой ей стало немного легче.
– Сейчас! – воскликнул Бреандан, только что протиснувшийся через толпу к Аморе.
Он поспешил к цирюльне, а сэр Орландо обратился к стоявшим вокруг людям:
– Кто-нибудь знает, что произошло?
Все еще бледный от ужаса, хозяин коляски вышел вперед.
– Я не виноват! – сказал он. – Он бросился мне под колеса. Я ничего не мог поделать, чтобы избежать несчастья.
– Он говорит правду, – подтвердил мужчина в высокой пуританской шляпе. – Никто из них не виноват. Я точно видел, как мастера Риджуэя толкнули.
– Его намеренно толкнули под колеса? – с сомнением повторил Трелоней. – Вы видели кто?
– Я не понял, кто это был. Его лицо скрывал капюшон.
– Вы разглядели, кто это был: мужчина или женщина?
Свидетель задумчиво наморщил лоб:
– Честно говоря, нет.
– Может быть, вы видели, куда направился этот человек? – продолжал расспрашивать судья.
– Мне очень жаль. Незнакомец исчез так быстро, что я даже не могу сказать, в каком направлении.
– Тем не менее благодарю вас. Кто-нибудь еще что-нибудь видел?
Между тем Бреандан и Джон принесли дверь и положили ее возле Алена на землю. Вместе с Иеремией они осторожно подняли раненого и понесли в дом. Иезуит не переставая успокаивал друга. Аморе пыталась понять по выражению лица, что он думает, но его черты оставались жесткими и непроницаемыми, а лицо ничем не выдавало чувств.
Зайдя в операционную, они положили дверь на стол. Иеремия склонился над Аленом, а Джон налил спирту в цинковую миску, чтобы иезуит помыл руки.
– Свет! Мне нужен свет! – нетерпеливо воскликнул Иеремия.
Лучиной Бреандан зажег масляную лампу и поднес к телу цирюльника. Жутковатый свет облил искаженные болью черты Алена и скрыл бледность. Он дышал очень слабо, почти неслышно в наступившем молчании. Кроме Иеремии, все присутствующие замерли от ужаса.
Иезуит начал с того, что безжалостно разрезал одежду раненого большими ножницами. Когда обнажились грудь и живот, он всунул ножницы в руку стоявшему в бездействии подмастерью и раздраженно сказал:
– Перестаньте пялиться, как обезьяна. Раздевайте его дальше.
Джон вздрогнул и с виноватой миной принялся за работу.
Он все еще не мог оправиться от ужаса, внушаемого ему видом хозяина. Совершенно другое дело, когда перед тобой не кто-то там, а человек, которого ты так хорошо знаешь.
Правая сторона груди Алена оказалась залита кровью. Иеремия бережно ощупал ребра и установил, что некоторые из них сломаны. Вдруг Ален снова сдавленно поперхнулся и кашлянул кровью. Иезуит повернул его голову в сторону, чтобы кровь стекала, раздвинул челюсти и вынул язык. И опять Ален конвульсивно закашлялся, но вскоре задышал свободнее.
– Он прикусил себе язык, – как будто про себя пробормотал Иеремия. – Отсюда кровь.
В его голосе слышалась тень надежды, хотя он знал, как мала вероятность того, что Ален избежал серьезных травм. В этот момент он ничего так не желал, как обладать даром видеть внутренние органы.
Между тем Джон полностью раздел своего хозяина. Иеремия сначала прощупал живот в поисках признаков внутреннего кровоизлияния, но, к своему облегчению, их не обнаружил. На ногах было несколько кровоподтеков, но, судя по всему, кости остались целы. Убедившись, что приятель не имеет других опасных для жизни повреждений, иезуит вернулся к ребрам. Центральное ребро, судя по всему, сломанное острым краем копыта, в месте перелома вогнулось внутрь. Узким ножом Иеремия сделал разрез на боку и, промыв рану, посмотрел, не повреждена ли осколками кости плевра. Нет, все в порядке. Когда он подсунул под ребро инструмент, чтобы выправить его, Ален потерял сознание.
В беспокойстве Иеремия пощупал Алену пульс и положил руку на влажный от пота лоб.
– Надо поднять ему ноги, – приказал он.
Джон и Тим тут же бросились за подставкой.
Перевязав Алену грудь, Иеремия принялся за сломанную руку. Вздыбленная кость прорвала кожу и артерию. Иезуит перетянул сосуд шелковой нитью, затем снял перекрученный льняной воротничок, которым он перевязал руку еще на улице, чтобы остановить кровь. Очистив рану от вдавленных мышц и осколков костей, Иеремия в первый раз за все это время поднял глаза и посмотрел в лица тех, кто молча стоял вокруг операционного стола. Он был так погружен в свою работу, что совершенно забыл о них. Вслепую он отдавал приказания, не удостаивая никого взглядом. И только теперь заметил Аморе, которая мужественно стояла в торце стола и влажной льняной тряпкой промокала лицо Алена, кровь, пот и уличную грязь.
Первым побуждением Иеремии было отослать Аморе – в ее положении вида страшных ран ей следовало избегать. Но ему требовалась ее помощь, и он был благодарен ей за то, что она оказалась рядом.
– Мадам, подержите лампу, – попросил он. – Бреандан, Джон, вы должны помочь мне выправить перелом.
Он показал им, как вытянуть руку Алена, чтобы он мог соединить концы сломанной кости. Тим же смачивал льняные повязки вязкой смесью из белка, масла, муки и других веществ. Через какое-то время она затвердеет и будет удерживать кость.
Зашив рану, Иеремия закрепил согнутую и обмазанную белковой смесью руку Алена на корпусе, причем сначала оставил шов открытым, а затем покрыл его другой повязкой, чтобы он был доступен.
Глубоко вздохнув, священник распрямил уставшую спину. Больше он ничем не мог помочь своему другу. Он чувствовал, как по вискам течет пот, и механически взял тряпку, протянутую ему Аморе.
– Как он, доктор Фоконе? – спросил сэр Орландо.
Он выступил к столу из неосвещенной части операционной возле двери, где молча ждал конца операции, и сочувственно посмотрел на цирюльника, который был все еще без сознания.
Лицо Иеремии помрачнело.
– Я сделал для него все, что мог. Теперь его жизнь только в руках Божьих, – уклончиво ответил он.
Судья кивнул, давая понять, что ему все ясно.
– Я дал указания констеблю опросить прохожих. Они все едины во мнении, что это не был несчастный случай. Кто-то толкнул мастера Риджуэя под колеса подъезжавшей коляски. Покушение на убийство.
Иеремия, казалось, не удивился:
– Я сразу понял, что за этим таинственным несчастьем скрывается нечто большее, когда увидел вот это. – Он приподнял правую руку Алена и повернул ее так, что стала видна узкая, уже начавшая затягиваться рана на предплечье. – Это не могло возникнуть при столкновении. Кто-то явно ударил его ножом до того, как он очутился под колесами.
– Но что он так поздно, да еще в такую погоду делал на улице? Шел к пациенту? – спросил Трелоней.
Аморе протянула Иеремии листок бумаги:
– Перед уходом мастер Риджуэй сказал, что получил записку. Он решил, что она от вас.
Пока иезуит тщательно изучал записку, судья с растущим интересом рассматривал молодую женщину. Сначала он не обратил на нее внимания, но теперь, когда она стояла перед ним, узнал. Он видел ее при дворе – в роскошном наряде, увешанную драгоценностями, любовницу короля – и сейчас был столь же поражен ее безыскусным изяществом, сколь и ее готовностью помочь. Сэру Орландо нетрудно было догадаться, что Фоконе ее духовник и что она, вероятно, нередко тайно навещала его.
– Записка – коварная ловушка, – сказал пораженный Иеремия. – Кто-то пытался подделать мою руку.
Судья взял бумагу и, наморщив лоб, рассмотрел.
– Не связано ли это с нашим убийцей? – размышлял он. – Может быть, ему известно, что вы ищете его.
– Я тоже так думаю, – согласился Иеремия, бросив тревожный взгляд на Алена, который по-прежнему не шевелился. – Но почему пытались расправиться с ним? Ибо то, что покушение планировалось именно на него, доказывает фальшивая записка. Он же ничего не знает! Так почему же? Почему он, а не я?
Сэр Орландо не знал, что ответить, Для него покушение на цирюльника также оставалось загадкой.
– Если позволите, я зайду завтра узнать, как у него дела, – вместо этого проговорил он, перед тем как проститься.
Иеремия решил осторожно перенести раненого на кровать, где ему будет удобнее. Помощники бережно подняли его по ступеням на второй этаж. Священник заботливо укрыл Алена. Взгляд его упал на бледное лицо Аморе. С усталой улыбкой он обратился к молодому человеку, стоявшему рядом с ней:
– Бреандан, позаботься о нашей гостье. Пусть она немного отдохнет в моей комнате. Побудь с ней, пока она не оправится от испуга.
Глава двадцать шестая
Бреандан бережно поддерживал ее на узкой лестнице, ведущей на третий этаж. Теперь, когда напряжение ослабло, Аморе чувствовала, что ее ноги стали как ватные. Кровь, раны, мучительное дыхание раненого глубоко потрясли ее, тем более что всего за несколько часов до страшных событий она дружески обнимала человека, теперь лежавшего внизу при смерти. Она расплакалась и прижалась к Бреандану.
– Кто же устроил весь этот ужас? Кто мог причинить такое зло человеку, который никому не сделал ничего плохого?
– Откуда же нам знать? – тихо ответил Бреандан.
Смысл его слов дошел до нее не сразу.
– Что ты имеешь в виду? – растерянно спросила она.
– Откуда же нам знать, действительно ли мастер Риджуэй никому не сделал ничего плохого? Уж конечно, его пытались убить не без причины.
– Ты всех считаешь плохими, Бреандан. Но ты ошибаешься. Мастер Риджуэй хороший и порядочный человек. И он пустил тебя в свой дом, не требуя ничего взамен.
Обнимавшие ее руки напряглись. Озлобленность и недоверчивость глубоко засели в нем, влияли на его чувства и мысли и мешали ему относиться к другим людям без предубеждения.
– Он тебе нравится, разве нет? – ревниво спросил Бреандан.
– Да, он верный друг. Он всегда помогал нам видеться, даже против воли патера Блэкшо. Я всем сердцем желаю, чтобы он остался жив.
Она опустила голову ему на плечо и почувствовала, что он слегка расслабился. Жаль, но ей не удается растопить его глубокую внутреннюю неуверенность, усиливавшую недоступность и подозрительность. Он, должно быть, рано утратил способность верить другим. Но если она не может стереть из его памяти ужасы прошлого, то хотя бы попытается дать ему счастье в настоящем.
– Пойдем, – наконец сказал Бреандан. – Ты должна отдохнуть. Патер прав. В твоем положении ты не должна слишком волноваться.
Он помог снять ей корсаж и юбку, затем сам разделся до рубашки и лег рядом с ней на кровать. Прижавшись друг к другу, они заснули до утра. Ночной сторож на улице выкрикнул пятый час, когда Аморе быстро поднялась.
– Я посмотрю, не нужно ли чего патеру Блэкшо, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61