Бреандан снова исполнил обязанности служанки и проводил ее на кухню. Разведя по просьбе Аморе огонь и вскипятив воду, он с изумлением смотрел, как ловко она заваривает чай в глазурованной керамической чашке.
– Королева любит чай. Поэтому я часто видела, как его готовят, – объяснила Аморе. – Как видишь, не все благородные дамы беспомощны без прислуги.
Грея окоченевшие руки о горячую чашку, она поднялась на второй этаж и тихонько поскреблась в дверь мастера Риджуэя, как это было принято при дворе. Ни звука. Опасаясь худшего, она вошла и вгляделась в полумрак. Только огонь из камина отбрасывал тревожный призрачный свет на больного и застывшую фигуру на полу. Патер Блэкшо стоял на коленях, скрестив руки на груди, глаза его были полуоткрыты. Свеча на столе, должно быть, догорела уже давно, но он этого не заметил. Конечно же, он всю ночь провел в молитве.
Аморе подошла к нему и робко сказала:
– Патер, как он? Он ведь не...
Иеремия поднял на нее глаза и покачал головой:
– Нет, он жив. Его состояние не изменилось.
С усилием, выдававшим его усталость и внутреннюю муку, он поднялся. Он как будто постарел на несколько лет. Пытаясь подбодрить его, Аморе протянула ему чашку чаю. Тонкие губы Иеремии тронула признательная улыбка.
– Благодарю вас. Вы действительно знаете мои тайные слабости, и вам известно, что ничто меня так не укрепляет, как китайский чай. Что бы я без вас делал!
Аморе повернулась к кровати и всмотрелась в запавшее лицо больного. В его неподвижности было что-то от призрака. Казалось, жизнь уже не теплится в нем.
Иеремия угадал ее мысли и с болью сказал:
– Он в глубоком обмороке, из которого, может быть, никогда не выйдет.
Уныние в его голосе натолкнулось на ее сопротивление.
– Но ведь надежда есть!
– Надежда есть всегда, пока больной дышит, а его сердце бьется. Но я ничего не могу сделать, чтобы поддержать его в борьбе со смертью.
Иеремия устало опустился на сундук и потер воспаленные глаза. На душе у него было очень тяжело. Между ними была такая тесная связь, что Аморе каждой клеточкой своего тела ощущала его страдание.
С горечью она смотрела на его согнутую спину. Ей очень хотелось обнять его, прижать к себе, чтобы утешить, но она знала – он никому не позволял подобных нежностей, даже ей. И она мягко сказала:
– Вы не хотите довериться мне? Я ведь вижу – вас что-то мучает.
– Нет, мадам, я сам должен с этим справиться.
– Нет, не должны! – не согласилась она. – Хоть я и не священник, но знаю, что с вами происходит. Я видела, как вы на улице собирались принять у мастера Риджуэя исповедь и вернуть его в лоно Церкви, но потом внезапно переменили свое решение и попытались спасти ему жизнь.
Он с удивлением посмотрел на нее:
– Я забыл, что вы всегда умели читать мои мысли, мадам. Да, я решил не сдаваться. Но действовать нужно было быстро, пока он не потерял слишком много крови. Я надеялся, он пробудет в сознании достаточное время для того, чтобы покаяться в своих прегрешениях и вернуться к вере. Но я ошибся. Если он сейчас умрет, то умрет еретиком. И это моя вина! Я обманул его доверие. Я предал его.
– Вы пытались спасти ему жизнь.
– Мой долг был сохранить его душу от проклятия! – с горечью воскликнул Иеремия. – Своим долгом священника я пожертвовал ради амбиций врача. Я был настолько уверен в своем умении, что думал, будто могу изменить Божий замысел и сохранить жизнь Алену, даже против Его воли. И это непростительно.
Аморе не могла смотреть, как казнится ее друг. С горячностью она попыталась оправдать его перед самим собой:
– Откуда вам известны планы Бога? Мастера Риджуэя поразила рука сподручного дьявола, а не Бога. Я никогда не поверю, что Бог проводит свою волю через преступников. Может быть, именно вас Он избрал орудием, чтобы не дать произойти большой несправедливости и уберечь человека от смерти.
– Мадам, ваша аргументация сделала бы честь ученому-теологу. В одном вы правы: пути Господни неисповедимы. Но факты упрямы: я проявил самонадеянность и переоценил свои возможности, решив, что спасение тела важнее спасения души. Всю ночь я умолял Господа простить меня и пощадить Алена.
Аморе присела рядом с ним на сундук и положила руку на его холодные как лед пальцы.
– Патер, Бог милостив. Он не даст ему умереть только для того, чтобы наказать вас.
Вопреки ее опасениям он не отнял руки. Какое-то время они сидели молча. Ничто не нарушало тишину, лишь потрескивал огонь в камине и ровно дышал больной.
– Почему бы вам немного не поспать, – предложила Аморе. – Я останусь с ним и немедленно разбужу вас, если его состояние изменится.
Иеремия заколебался, но все же уступил. Подложив под голову подушку, он свернулся калачиком на тростниковом половике, но еще долго мучительные мысли не давали ему уснуть.
Незадолго до рассвета священник был уже на ногах. Идя на кухню, Аморе заметила, что весь дом как будто погрузился в какое-то оцепенение, как бывает в кошмарном сне. Домашние попрятались от близкой смерти в своих комнатах, огонь в печи погас, экономки, мистрис Брустер, нигде не было видно.
Аморе знала, где комната вдовы, и немедля поднялась по лестнице. На третьем этаже она увидела ее вместе с подмастерьем и горничной Сьюзан. Те о чем-то шептались с весьма озабоченными лицами.
– ...что будет со мной? В это время года я не найду места... – прошептала юная горничная, но, увидев Аморе, тут же замолчала.
– Мастер Риджуэй еще не умер, – с упреком сказала леди. – У вас нет никаких оснований забывать о своих обязанностях.
Понурив головы, все трое быстро спустились вниз по лестнице, спеша выполнить свою работу.
Утром Джон сказал иезуиту, что с ним непременно хочет поговорить мистрис Блаундель. Иеремия оставил Аморе у постели больного. Она настояла на своем и осталась помогать ему. Иеремия с благодарностью принял ее помощь, так как безоговорочно доверять мог только ей одной.
Гвинет ждала Иеремию в операционной. Она казалась глубоко озабоченной.
– Я хотела спросить, как Ален. Он поправится?
Иеремия помедлил с ответом, видя, как судорожно сжались ее руки. Темные глаза смотрели пронзительно, она словно хотела прочесть его мысли. Даже при всем желании ему вряд ли удалось бы обмануть валлийку.
– У него очень серьезные повреждения. Боюсь, в данный момент не могу сказать, выживет ли он.
– Он в сознании?
– Нет, он ничего не воспринимает.
– Я видела его вчера перед уходом. Мы поссорились. И теперь я так мучаюсь. Не надо было мне делать ему так больно...
– Вы были здесь перед его уходом? – без церемоний перебил Иеремия. – Вам известно что-нибудь о том, что побудило его уйти?
– Побудило? Да, когда я заходила, принесли записку.
– Вы видели посыльного?
– Да, ведь я приняла ее.
– Опишите мне его!
– Лакей в голубой ливрее с золотыми позументами. Но он не назвал отправителя.
– Вы помните его лицо?
– Ну, это был довольно красивый молодой человек с темно-каштановыми волосами до плеч. Раньше я его не видела.
– Вы смогли бы его узнать?
– Разумеется.
– Спасибо, мадам. В свое время мы еще вернемся к этому.
– Не нужно меня благодарить, сэр. Я сделаю все, чтобы найти негодяя, сотворившего с Аленом такое! – горячо сказала Гвинет. – Но раз он в таком тяжелом состоянии, ему ведь нужен постоянный уход. Я с радостью побуду с ним, если вы захотите отдохнуть.
При других обстоятельствах Иеремия обрадовался бы предложению аптекарши, но благодаря Аморе он мог от него отказаться. Так было лучше. Он предпочитал не держать в доме лишних людей, которые неизбежно открыли бы его тайну и, возможно, затруднили бы работу. И Иеремия вежливо ответил:
– Ваше предложение очень великодушно, мадам, тем более вы рискуете разоблачить себя, но у меня достаточно помощников. Мастер Риджуэй в хороших руках, не сомневайтесь.
– Я могу увидеть его?
И снова Иеремия с сожалением покачал головой. Он не хотел, чтобы она встретилась с Аморе.
– Прежде всего покой, не нужно его тревожить. Но когда он придет в себя, вы, конечно, сможете навестить его.
Через свинцовые ромбы окна священник увидел подъехавший к дому экипаж. Он кивком подозвал мистрис Блаундель и указал на лакея, спрыгнувшего с подножки и собиравшегося открыть дверцу.
– На посыльном была такая ливрея? – нетерпеливо спросил Иеремия.
– Да, такая, – подтвердила Гвинет. – Но это другой человек.
– И тем не менее нам есть за что ухватиться, – удовлетворенно заметил Иеремия.
Он простился с аптекаршей и открыл дверь вновь прибывшему:
– Входите, сэр Орландо. Нам нужно поговорить.
Поднимаясь в комнату Иеремии, они встретили на лестнице Бреандана. Тот посторонился, уступая им дорогу. Проходя мимо него, Трелоней почувствовал легкую дрожь, как и всякий раз, когда видел ирландца вблизи. Судья был убежден – бывший наемник ненавидит его, и его несколько беспокоили постоянные встречи с ним. Хотя судья высоко ценил проницательность Иеремии, все же опасался, что тот слишком легкомысленно доверился ирландцу.
– Дал ли что-нибудь опрос свидетелей, сэр? – спросил Иеремия, предложив гостю стул.
– Ничего важного. Одна девушка подтвердила, что человек, лицо которого было скрыто капюшоном, толкнул мастера Риджуэя под колеса. Это все.
– Мне же удалось узнать, что на посыльном, принесшем фальшивую записку, была ливрея с вашим гербом.
Трелоней в возмущении вскочил:
– Мой лакей? Но это невозможно!
– Свидетельница, принявшая записку, узнала ливрею. С вашего позволения, я покажу ей ваших слуг, как только состояние мастера Риджуэя позволит мне оставить его.
– Да пожалуйста. И вы действительно думаете, что убийца – кто-то из моих слуг?
– Не знаю. Может быть, это подручный. Он, возможно, вовсе ни при чем. Ему не обязательно было знать, что записка фальшивая. Но в любом случае мы должны его найти и допросить.
– Я никак не могу понять, почему выбрали Риджуэя, – размышлял судья. – До сих пор расправлялись только с юристами. Почему вдруг цирюльник? Может, этот мерзавец сошел с ума?
– Должен признаться, для меня это тоже загадка. Возможно, ему хотели отомстить за то, что он сорвал покушение на вас.
– Но ведь это вы ходили за мной во время болезни.
– Возможно, убийце это неизвестно; кроме того, это только предположение. Возможно также, Ален видел что-то, представляющее опасность для убийцы. Что-то, что ему показалось неважным и чему он не придал никакого значения. Но это мы сможем выяснить, только когда он придет в себя.
– Я кусаю себе локти, что вовлек вас в это дело, – сокрушенно сказал Трелоней. – Вы, по всей видимости, тоже в опасности.
– Я привык жить в опасности, – отмахнулся Иеремия. – Но никак не предполагал, что в результате моего расследования пострадает друг. Никогда не прощу себе, если он умрет. Мы должны найти преступника, сэр, прежде чем он еще кого-нибудь убьет!
– Но как, если мы даже не знаем мотива?
– Вы говорили мне о гипотезе судьи Твисдена относительно убийц короля.
– Вы полагаете, есть основания?
– Во всяком случае, мы должны это проверить. Ведь барон Пеккем судил убийц, как и вы. Двенадцать из них были найдены виновными и казнены. Вот вам убедительный мотив для мести со стороны их родных. А что другие убитые, например, сэр Роберт Фостер? Он был связан с процессом?
– Да, он был членом комиссии, назначенной королем.
– А сэр Майкл Роджерс?
– Одним из обвинителей.
– Ну вот вам и то общее, что мы ищем. Я бы рекомендовал вам проверить родственников убийц короля. Может быть, среди них найдется кто-нибудь, кому жажда мести помутила рассудок.
Глава двадцать седьмая
– Пришел мистер Виземан осведомиться о состоянии мастера Риджуэя, – сказала экономка Иеремии, сидевшему у постели Алена.
– Ричард Виземан? – удивился Иеремия. – Проведите его, мистрис Брустер.
Ричард Виземан в этом году возглавлял гильдию цирюльников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61