В камине горел скудный огонь, не дававший ни света, ни тепла. Гнилые дырявые стены нисколько не препятствовали проникавшему отовсюду холоду. Оконные проемы были завешены прозрачными от долгого употребления платками.
Иеремия прошел за ирландским священником в темный угол комнаты, откуда доносился отвратительный запах. На простой кровати с мешком соломы вместо матраца на куче грязных одеял лежала больная.
– Все началось с головной боли, головокружения и тошноты, – начал рассказывать О'Мурчу. – Ее выворачивало наизнанку и несло. Потом подскочила температура.
Иеремия лишь кивнул и склонился над больной, непроизвольно задержав дыхание. Она стонала и металась на кровати – видимо, испытывала сильную боль. Между потрескавшимися приоткрытыми губами виднелся покрытый темным налетом язык. Уголки губ и ноздри почернели от слизи и высохшей крови.
Хотя Иеремия лечил множество больных, ему пришлось заставить себя откинуть одеяло. Подозрение, подтверждавшееся с каждой минутой, было слишком страшно. В бреду женщина почти стянула с себя желтоватую линялую льняную рубашку, так что обнажилась верхняя часть влажного от пота туловища. На бледной коже ярко краснели пустулы, похожие на ожоги, и виднелись черно-фиолетовые кровоподтеки, как будто несчастную избили.
Иеремия взял ее руку, прощупал слабый нерегулярный пульс, затем приподнял руку, чтобы лучше рассмотреть опухоль под мышкой величиной с куриное яйцо. Иеремия почувствовал, как холод сковывает его члены и проникает внутрь.
– Мои опасения подтверждаются? – нетерпеливо спросил О'Мурчу замершего Иеремию.
Тот на секунду закрыл глаза, как будто пытаясь прогнать кошмарный сон.
– Да, – мрачно ответил он, – никакого сомнения. Это чума.
Хотя О'Мурчу и предполагал нечто подобное, он непроизвольно вздрогнул. Чума, самая страшная из всех болезней, бич Божий!..
– Вы еще можете что-нибудь для нее сделать? – спросил он, и голос его вдруг стал хриплым и низким.
– Нет, против чумы нет никаких лекарств.
О'Мурчу повернулся к семье, в оцепенении стоявшей сзади, чтобы сообщить им известие, подобное смертному приговору. Иеремия, оставшийся у постели, услышал горький плач и несколько раз перекрестился. О'Мурчу пытался успокоить людей, но потребовалось немало времени, прежде чем громкие рыдания перешли в глухой плач.
– Это первый случай в Сент-Джайлсе? – спросил Иеремия, прикидывая, в какой мере уже могла распространиться зараза.
– Насколько мне известно, да, – ответил ирландец. – Но в декабре два случая чумы, кажется, были в Лонг-Эйкре, то есть недалеко отсюда.
– Тогда нам только остается надеяться, что их больше не будет.
– Но вы опасаетесь этого, не так ли?
– Последняя эпидемия чумы свирепствовала в Лондоне в 1636 году. Опыт показывает, что она повторяется примерно каждые двадцать – тридцать лет. А, как вам известно, два года назад чума появилась в Голландии, до этого – в Италии и на Левантийском побережье.
О'Мурчу в ужасе перекрестился:
– Что мы можем сделать?
– Ничего, Педрейг, ничего, только молиться, – сказал Иеремия, покорно смиряясь перед судьбой.
Ирландский священник остался с больной, чтобы причастить ее. Иеремия простился с ним и направился домой. Вернувшись на Патерностер-роу, он ни с кем не говорил. Как следует помывшись, он удалился в свою комнату и в мрачном настроении погрузился в медицинские книги.
Глава тридцатая
На Филиппа и Иакова вечером в цирюльне появился Мэлори и, задыхаясь, спросил доктора Фоконе.
– Лорд послал меня. Он просит вас немедленно прийти в здание Королевского суда на Флит-стрит. Умер лорд верховный судья Хайд!
Иеремия немедля пошел с Мэлори. Ожидавшая коляска быстро доставила их на Флит-стрит, где у каждого судьи были свои комнаты. Сэр Орландо ожидал их в кабинете сэра Роберта Хайда.
– Спасибо, что вы быстро приехали! – с облегчением воскликнул он. – Дело совершенно выходит из-под контроля.
Иеремия спокойно посмотрел на него в надежде, что хотя бы доля его благоразумия перейдет взволнованному судье.
– Где он?
– Камердинер положил его на кровать в соседней комнате.
Сэр Орландо указал на открытую дверь, разделявшую комнаты, в дверном проеме виднелась кровать с балдахином. Темно-красные занавеси были задернуты. Подле на табурете неподвижно сидел молодой человек с бледным лицом – вероятно, камердинер.
Иеремия поднял полог и начал осматривать тело лорда верховного судьи. Не обнаружив ни наружных ран, ни явных признаков отравления, он еще раз тщательно осмотрел покойного и выпрямился, на лице его были заметны признаки неудовлетворенности.
– Трудно сказать. Я бы не исключал естественных причин. При каких обстоятельствах он умер?
Трелоней обратился к молодому человеку, который в явном замешательстве ерзал на табуретке.
– Пауэлл, расскажи доктору Фоконе то, что говорил мне.
Камердинер несколько раз перевел взгляд с одного на другого и начал говорить. Голос его звучал подавленно.
– Лорд целый день находился в суде. После ужина он удалился в кабинет, намереваясь ознакомиться с еще несколькими делами, но дверь оставил открытой, чтобы иметь возможность позвать меня, когда я ему понадоблюсь. Через некоторое время я услышал глухой стон и тяжелый удар. Я тут же поспешил к нему. Он лежал на полу без сознания. Так как один я не мог его поднять, то позвал на помощь камердинера судьи Трелонея. Вместе мы перенесли его на кровать. Мэлори сообщил своему хозяину, и тот послал за врачом. Но сэр Роберт умер до того, как пришел доктор.
– Он жаловался на боли перед тем, как удалился в кабинет? – спросил Иеремия.
– Сэр Роберт попросил меня принести ему вина. При этом он сказал, что у него болит голова, шумит в ушах и немеют руки.
– Сколько времени прошло с того момента, как он это сказал, до того, как упал?
– Немного. Я только-только принес ему вино.
– Может быть, вино было отравлено? – вмешался сэр Орландо.
Пауэлл испуганно посмотрел на него:
– Это невозможно, сэр. Я собственноручно наполнил графин, и он ни на секунду не оставался без присмотра. Никто не мог отравить вино.
– Никто, кроме тебя! – бросил Трелоней.
Предательство собственного посыльного породило в нем недоверие ко всей прислуге. И хотя Уокер в последний момент одумался, было ясно, насколько опасно доверять слугам.
– Клянусь вам, милорд, я не отравлял вино! – возразил Пауэлл.
– Где графин? – спросил Иеремия, желая положить конец бессмысленному препирательству.
– Все еще на столе, в кабинете.
В сопровождении Трелонея Иеремия вышел из спальни и осмотрел кабинет. На столе темного орехового дерева, за которым работал сэр Роберт Хайд, стояли графин и цинковая кружка. Они оставались почти полными. Значит, лорд верховный судья не мог выпить много. Иеремия осторожно перелил содержимое кружки в графин и внимательно осмотрел дно. Никакого подозрительного осадка он не увидел.
– Я докажу вам, что вино нормальное, – сказал подошедший Пауэлл.
Он хладнокровно взял графин и снова наполнил кружку вином. Сэр Орландо и Иеремия изумленно смотрели, как камердинер поднес ее к губам и выпил в несколько глотков.
– Теперь вы мне верите, милорд? – спросил он.
В его голосе слышалась некоторая надменность. Иеремия улыбнулся:
– Я думаю, он говорит правду. Но вернемся к тому, как сэр Роберт упал. Опишите мне точно, как он выглядел. Цвет лица, как он дышал, какие совершал движения?
Перед тем как ответить, Пауэлл сосредоточенно подумал:
– Дышал он хрипло и с трудом, лицо было сине-красным, одну его сторону свело судорогой, другая – онемела, как будто ее парализовало. Щека тряслась, а веко опустилось, рот искривился в сторону.
– Каким было тело, когда вы с Мэлори переносили его в постель?
– Странно, правые рука и нога казались совершенно бессильными, как будто он ими уже не владел.
Трелоней в полной растерянности посмотрел на Иеремию:
– Это действительно не похоже на отравление, как вы думаете, доктор?
– Нет. Очевидная гемиплегия тела скорее указывает на кровоизлияние.
– Но это лишь предположение, которое невозможно проверить.
– Почему же, милорд, – не смутился Иеремия. – Вам нужно только дать инспектору поручение произвести вскрытие. Вскрыв череп, вероятно, он обнаружит кровоизлияние в левой половине мозга.
Трелоней недоуменно смотрел на своего собеседника:
– Как же так, доктор? Откуда вы можете знать, что у сэра Роберта было кровоизлияние в мозг? Конечно, я не силен в медицине, но мне все же известно, что причиной удара является закупорка доли мозга вязкой слизью.
– Так думали раньше, милорд, – объяснил Иеремия судье. – Пару лет назад шафхаузский городской врач Иоганн Якоб Вепфер убедительно показал в своем трактате, что новое учение Уильяма Гарвея о кровообращении распространяется и на мозг. Подвергнув вскрытию тела умерших от удара, Вепфер обнаружил сильные кровоизлияния в мозг, вызванные разрывом мозговых артерий. Последствиями являются паралич и потеря сознания.
– Но откуда вы знаете, что кровоизлияние произошло в левой половине мозга? – с сомнением спросил сэр Орландо.
– Поскольку парализована была правая сторона тела сэра Роберта, – терпеливо пояснил иезуит. – Уже в трудах Аретея Каппадокийского, жившего более пятнадцати веков назад, вы найдете, что нервы долей мозга соединены с нервами тела перекрестно. Велите инспектору исследовать мозг покойного. Тогда нам будет ясно, действительно ли сэр Роберт умер от падучей, как я предполагаю.
Трелоней опустился в кресло и потер себе лоб. Иеремии было не вполне ясно, тяжело ли ему при мысли о вскрытии его брата или он испытывает облегчение от того, что это не очередное убийство.
– Простите, я сделал слишком поспешные выводы, – сказал сэр Орландо, глубоко вздохнув.
– Вовсе нет, милорд, – возразил священник. – Вы просто проявили бдительность, и это хорошо. Любая неожиданная кончина каждого судьи подозрительна.
– Не понимаю. После покушения на мастера Риджуэя и убийства Уокера прошло несколько месяцев. Почему преступник не дает о себе знать? Может быть, он выполнил свою миссию или отступил?
– Полагаю, скорее затаился до тех пор, пока ему не представится возможность нанести удар без риска для себя.
– Как мне не хочется соглашаться с вашими пессимистическими выводами, доктор, – поморщился сэр Орландо. – Как бы я хотел, чтобы все кончилось. Мне надоело жить с занесенным над головой дамокловым мечом.
– Знаю, милорд. Но нельзя усыплять бдительность, – настойчиво сказал Иеремия. – Я убежден, убийца не отступит, пока либо не завершит задуманное, либо не будет пойман. Значит, вы по-прежнему в опасности. Обещайте мне и в дальнейшем быть крайне осторожным.
Трелоней в который раз удивился его искреннему беспокойству, ведь этот католик и священник мог бы стать его врагом. В кругу сэра Орландо настоящая дружба являлась редкостью, так как большинство юристов стремилось лишь к обогащению и усилению своего влияния. По этой причине он так дорожил дружбой иезуита.
– Обещаю вам не быть легкомысленным, – улыбнулся он.
Иеремия взял его за руку:
– Пойдемте к вам. Там мы можем спокойно поговорить.
Сэр Орландо кивнул и провел спутника в свои комнаты. Они разместились в кабинете, обитом темным дубом.
– Что-нибудь выяснилось при проверке семей убийц? – спросил иезуит.
– К сожалению, нет. Конечно, в каждой семье кто-нибудь поклялся отомстить, но почти все эти люди живут в деревне, и в момент убийства барона Пеккема или покушения на меня их не было в Лондоне.
– Это точно?
– Я привожу показания независимых свидетелей, давших клятву. Хотя, конечно, не исключено, что преступление совершил сообщник. Как бы то ни было, всех этих лиц я взял под наблюдение. Если наш убийца снова нанесет удар, я, по всей видимости, об этом узнаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Иеремия прошел за ирландским священником в темный угол комнаты, откуда доносился отвратительный запах. На простой кровати с мешком соломы вместо матраца на куче грязных одеял лежала больная.
– Все началось с головной боли, головокружения и тошноты, – начал рассказывать О'Мурчу. – Ее выворачивало наизнанку и несло. Потом подскочила температура.
Иеремия лишь кивнул и склонился над больной, непроизвольно задержав дыхание. Она стонала и металась на кровати – видимо, испытывала сильную боль. Между потрескавшимися приоткрытыми губами виднелся покрытый темным налетом язык. Уголки губ и ноздри почернели от слизи и высохшей крови.
Хотя Иеремия лечил множество больных, ему пришлось заставить себя откинуть одеяло. Подозрение, подтверждавшееся с каждой минутой, было слишком страшно. В бреду женщина почти стянула с себя желтоватую линялую льняную рубашку, так что обнажилась верхняя часть влажного от пота туловища. На бледной коже ярко краснели пустулы, похожие на ожоги, и виднелись черно-фиолетовые кровоподтеки, как будто несчастную избили.
Иеремия взял ее руку, прощупал слабый нерегулярный пульс, затем приподнял руку, чтобы лучше рассмотреть опухоль под мышкой величиной с куриное яйцо. Иеремия почувствовал, как холод сковывает его члены и проникает внутрь.
– Мои опасения подтверждаются? – нетерпеливо спросил О'Мурчу замершего Иеремию.
Тот на секунду закрыл глаза, как будто пытаясь прогнать кошмарный сон.
– Да, – мрачно ответил он, – никакого сомнения. Это чума.
Хотя О'Мурчу и предполагал нечто подобное, он непроизвольно вздрогнул. Чума, самая страшная из всех болезней, бич Божий!..
– Вы еще можете что-нибудь для нее сделать? – спросил он, и голос его вдруг стал хриплым и низким.
– Нет, против чумы нет никаких лекарств.
О'Мурчу повернулся к семье, в оцепенении стоявшей сзади, чтобы сообщить им известие, подобное смертному приговору. Иеремия, оставшийся у постели, услышал горький плач и несколько раз перекрестился. О'Мурчу пытался успокоить людей, но потребовалось немало времени, прежде чем громкие рыдания перешли в глухой плач.
– Это первый случай в Сент-Джайлсе? – спросил Иеремия, прикидывая, в какой мере уже могла распространиться зараза.
– Насколько мне известно, да, – ответил ирландец. – Но в декабре два случая чумы, кажется, были в Лонг-Эйкре, то есть недалеко отсюда.
– Тогда нам только остается надеяться, что их больше не будет.
– Но вы опасаетесь этого, не так ли?
– Последняя эпидемия чумы свирепствовала в Лондоне в 1636 году. Опыт показывает, что она повторяется примерно каждые двадцать – тридцать лет. А, как вам известно, два года назад чума появилась в Голландии, до этого – в Италии и на Левантийском побережье.
О'Мурчу в ужасе перекрестился:
– Что мы можем сделать?
– Ничего, Педрейг, ничего, только молиться, – сказал Иеремия, покорно смиряясь перед судьбой.
Ирландский священник остался с больной, чтобы причастить ее. Иеремия простился с ним и направился домой. Вернувшись на Патерностер-роу, он ни с кем не говорил. Как следует помывшись, он удалился в свою комнату и в мрачном настроении погрузился в медицинские книги.
Глава тридцатая
На Филиппа и Иакова вечером в цирюльне появился Мэлори и, задыхаясь, спросил доктора Фоконе.
– Лорд послал меня. Он просит вас немедленно прийти в здание Королевского суда на Флит-стрит. Умер лорд верховный судья Хайд!
Иеремия немедля пошел с Мэлори. Ожидавшая коляска быстро доставила их на Флит-стрит, где у каждого судьи были свои комнаты. Сэр Орландо ожидал их в кабинете сэра Роберта Хайда.
– Спасибо, что вы быстро приехали! – с облегчением воскликнул он. – Дело совершенно выходит из-под контроля.
Иеремия спокойно посмотрел на него в надежде, что хотя бы доля его благоразумия перейдет взволнованному судье.
– Где он?
– Камердинер положил его на кровать в соседней комнате.
Сэр Орландо указал на открытую дверь, разделявшую комнаты, в дверном проеме виднелась кровать с балдахином. Темно-красные занавеси были задернуты. Подле на табурете неподвижно сидел молодой человек с бледным лицом – вероятно, камердинер.
Иеремия поднял полог и начал осматривать тело лорда верховного судьи. Не обнаружив ни наружных ран, ни явных признаков отравления, он еще раз тщательно осмотрел покойного и выпрямился, на лице его были заметны признаки неудовлетворенности.
– Трудно сказать. Я бы не исключал естественных причин. При каких обстоятельствах он умер?
Трелоней обратился к молодому человеку, который в явном замешательстве ерзал на табуретке.
– Пауэлл, расскажи доктору Фоконе то, что говорил мне.
Камердинер несколько раз перевел взгляд с одного на другого и начал говорить. Голос его звучал подавленно.
– Лорд целый день находился в суде. После ужина он удалился в кабинет, намереваясь ознакомиться с еще несколькими делами, но дверь оставил открытой, чтобы иметь возможность позвать меня, когда я ему понадоблюсь. Через некоторое время я услышал глухой стон и тяжелый удар. Я тут же поспешил к нему. Он лежал на полу без сознания. Так как один я не мог его поднять, то позвал на помощь камердинера судьи Трелонея. Вместе мы перенесли его на кровать. Мэлори сообщил своему хозяину, и тот послал за врачом. Но сэр Роберт умер до того, как пришел доктор.
– Он жаловался на боли перед тем, как удалился в кабинет? – спросил Иеремия.
– Сэр Роберт попросил меня принести ему вина. При этом он сказал, что у него болит голова, шумит в ушах и немеют руки.
– Сколько времени прошло с того момента, как он это сказал, до того, как упал?
– Немного. Я только-только принес ему вино.
– Может быть, вино было отравлено? – вмешался сэр Орландо.
Пауэлл испуганно посмотрел на него:
– Это невозможно, сэр. Я собственноручно наполнил графин, и он ни на секунду не оставался без присмотра. Никто не мог отравить вино.
– Никто, кроме тебя! – бросил Трелоней.
Предательство собственного посыльного породило в нем недоверие ко всей прислуге. И хотя Уокер в последний момент одумался, было ясно, насколько опасно доверять слугам.
– Клянусь вам, милорд, я не отравлял вино! – возразил Пауэлл.
– Где графин? – спросил Иеремия, желая положить конец бессмысленному препирательству.
– Все еще на столе, в кабинете.
В сопровождении Трелонея Иеремия вышел из спальни и осмотрел кабинет. На столе темного орехового дерева, за которым работал сэр Роберт Хайд, стояли графин и цинковая кружка. Они оставались почти полными. Значит, лорд верховный судья не мог выпить много. Иеремия осторожно перелил содержимое кружки в графин и внимательно осмотрел дно. Никакого подозрительного осадка он не увидел.
– Я докажу вам, что вино нормальное, – сказал подошедший Пауэлл.
Он хладнокровно взял графин и снова наполнил кружку вином. Сэр Орландо и Иеремия изумленно смотрели, как камердинер поднес ее к губам и выпил в несколько глотков.
– Теперь вы мне верите, милорд? – спросил он.
В его голосе слышалась некоторая надменность. Иеремия улыбнулся:
– Я думаю, он говорит правду. Но вернемся к тому, как сэр Роберт упал. Опишите мне точно, как он выглядел. Цвет лица, как он дышал, какие совершал движения?
Перед тем как ответить, Пауэлл сосредоточенно подумал:
– Дышал он хрипло и с трудом, лицо было сине-красным, одну его сторону свело судорогой, другая – онемела, как будто ее парализовало. Щека тряслась, а веко опустилось, рот искривился в сторону.
– Каким было тело, когда вы с Мэлори переносили его в постель?
– Странно, правые рука и нога казались совершенно бессильными, как будто он ими уже не владел.
Трелоней в полной растерянности посмотрел на Иеремию:
– Это действительно не похоже на отравление, как вы думаете, доктор?
– Нет. Очевидная гемиплегия тела скорее указывает на кровоизлияние.
– Но это лишь предположение, которое невозможно проверить.
– Почему же, милорд, – не смутился Иеремия. – Вам нужно только дать инспектору поручение произвести вскрытие. Вскрыв череп, вероятно, он обнаружит кровоизлияние в левой половине мозга.
Трелоней недоуменно смотрел на своего собеседника:
– Как же так, доктор? Откуда вы можете знать, что у сэра Роберта было кровоизлияние в мозг? Конечно, я не силен в медицине, но мне все же известно, что причиной удара является закупорка доли мозга вязкой слизью.
– Так думали раньше, милорд, – объяснил Иеремия судье. – Пару лет назад шафхаузский городской врач Иоганн Якоб Вепфер убедительно показал в своем трактате, что новое учение Уильяма Гарвея о кровообращении распространяется и на мозг. Подвергнув вскрытию тела умерших от удара, Вепфер обнаружил сильные кровоизлияния в мозг, вызванные разрывом мозговых артерий. Последствиями являются паралич и потеря сознания.
– Но откуда вы знаете, что кровоизлияние произошло в левой половине мозга? – с сомнением спросил сэр Орландо.
– Поскольку парализована была правая сторона тела сэра Роберта, – терпеливо пояснил иезуит. – Уже в трудах Аретея Каппадокийского, жившего более пятнадцати веков назад, вы найдете, что нервы долей мозга соединены с нервами тела перекрестно. Велите инспектору исследовать мозг покойного. Тогда нам будет ясно, действительно ли сэр Роберт умер от падучей, как я предполагаю.
Трелоней опустился в кресло и потер себе лоб. Иеремии было не вполне ясно, тяжело ли ему при мысли о вскрытии его брата или он испытывает облегчение от того, что это не очередное убийство.
– Простите, я сделал слишком поспешные выводы, – сказал сэр Орландо, глубоко вздохнув.
– Вовсе нет, милорд, – возразил священник. – Вы просто проявили бдительность, и это хорошо. Любая неожиданная кончина каждого судьи подозрительна.
– Не понимаю. После покушения на мастера Риджуэя и убийства Уокера прошло несколько месяцев. Почему преступник не дает о себе знать? Может быть, он выполнил свою миссию или отступил?
– Полагаю, скорее затаился до тех пор, пока ему не представится возможность нанести удар без риска для себя.
– Как мне не хочется соглашаться с вашими пессимистическими выводами, доктор, – поморщился сэр Орландо. – Как бы я хотел, чтобы все кончилось. Мне надоело жить с занесенным над головой дамокловым мечом.
– Знаю, милорд. Но нельзя усыплять бдительность, – настойчиво сказал Иеремия. – Я убежден, убийца не отступит, пока либо не завершит задуманное, либо не будет пойман. Значит, вы по-прежнему в опасности. Обещайте мне и в дальнейшем быть крайне осторожным.
Трелоней в который раз удивился его искреннему беспокойству, ведь этот католик и священник мог бы стать его врагом. В кругу сэра Орландо настоящая дружба являлась редкостью, так как большинство юристов стремилось лишь к обогащению и усилению своего влияния. По этой причине он так дорожил дружбой иезуита.
– Обещаю вам не быть легкомысленным, – улыбнулся он.
Иеремия взял его за руку:
– Пойдемте к вам. Там мы можем спокойно поговорить.
Сэр Орландо кивнул и провел спутника в свои комнаты. Они разместились в кабинете, обитом темным дубом.
– Что-нибудь выяснилось при проверке семей убийц? – спросил иезуит.
– К сожалению, нет. Конечно, в каждой семье кто-нибудь поклялся отомстить, но почти все эти люди живут в деревне, и в момент убийства барона Пеккема или покушения на меня их не было в Лондоне.
– Это точно?
– Я привожу показания независимых свидетелей, давших клятву. Хотя, конечно, не исключено, что преступление совершил сообщник. Как бы то ни было, всех этих лиц я взял под наблюдение. Если наш убийца снова нанесет удар, я, по всей видимости, об этом узнаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61