При этой мысли у него сдавило грудь и к горлу подступила тошнота. Жадно хватая воздух, он прислонился к стене дома, но через несколько минут приступ слабости прошел и он снова задышал ровно. Он знал, это была не усталость, его парализовал страх, глубокий, неуклонно растущий страх, не перед смертью как таковой, а перед страшными мучениями, сопровождавшими ее. Горячечный бред, боль, гниение всего тела – сколько раз он уже это видел! Ужасная смерть!
С усилием передвигая ноги, тяжело опираясь на белый жезл, Иеремия побрел дальше. Ощущение тяжести не оставляло сердце почему-то билось быстро и неровно.
Вдруг Иеремия резко обернулся, но было уже поздно. Мощный удар, который должен быт стать смертельным, пришелся не на затылок, а на шею. У пего подкосились ноги, но сознание он не потерял. Падая, Иеремия рефлекторно выбросил правую руку, защищая голову. Второй удар пришелся на предплечье, отчего резкая боль прошила его до плеча. Иеремия ничего не видел, но точно знал – убийца замахнулся опять и не остановится, пока не добьет его. Иеремия не мог защищаться и попытался откатиться в сторону. Следующий страшной силы удар угодил ему между лопаток. Из глаз посыпались искры. Он услышал еще стук колес и монотонный голос: «Выносите своих мертвецов! Выносите своих мертвецов!» Затем потерял сознание.
Первое, что он почувствовал, придя в себя, была давящая боль, но он точно не мог сказать где. Он попытался пошевелиться, но это ему не удалось. Что-то удерживало его руки и ноги, как будто они были связаны, он даже не мог повернулся. Подчиняясь инстинкту, Иеремия попытался набрать побольше воздуха, но не мог сделать даже этого. И он пришел в ужас. В панике он попытался свалить с себя придавивший сто груз, перекрывший воздух. На глаза снова опускалась пелена, предвестник нового обморока, но ему все-таки удалось резко повернуться и сбросить тяжесть с груди. С хрипом он втянул воздух, наполнил легкие, но тут же зашелся в приступе судорожного кашля. Вонь, которую он вдохнул, была так отвратительна, что его вывернуло. Его рвало, он кашлял, плевался и изо всех сил пытался дышать. Ему было очень больно, он бился из последних сил и опять едва не потерял сознание.
Но разум не угас. Какие-то образы всплывали в сознании, дрожали, как в мареве, перед внутренним взором; некоторые вдруг приобрели смысл. Трупный запах, дым, от которого першило в горле и разъедало глаза... Это был вечер после Уорчестерской битвы, сгоревший порох все еще тяжело висел в воздухе. Его ранило во время сражения, отсюда непереносимая боль в затылке. Он лежал между холодными телами своих товарищей и врагов. Открыв глаза, он увидел над собой усыпанное бесчисленными звездами ночное небо. Да, то же самое небо, которое видел тогда, придя в себя на улицах Уорчестера. От слабости он не мог двигаться и только покосился в сторону. В темноте мерцал слабый свет. Перед ним поднималась крутая стена, и вдруг трупное зловоние перебил запах свежевырытой земли. Он лежал не на улице, не напротив домов, а в яме.
Его померкшее сознание попыталось осмыслить этот факт, но он не улавливал в нем никакого значения и снова и снова обводил взглядом окружавшие его предметы в поисках объяснения, отправной точки, чего-то, что могло бы подсказать ему, где он находится и что с ним произошло. Наверху, у края ямы, возле фонаря, в котором горела свеча, что-то зашевелилось. Это были два человека: девушка, а может быть, молодая женщина, закутанная в белую простыню, и склонившийся над ней мужчина. Он откинул простыню, и стало видно ее нагое тело. Затем мужчина спустил брюки, встал на колени и раздвинул женщине ноги. Но ни крика, ни сопротивления не последовало, только его сладострастное пыхтенье. Сатир совокуплялся с трупом.
Не в состоянии отвести взгляда от чудовищной сцены, Иеремия почувствовал, как ему снова становится дурно. Но поднявшееся в нем отвращение несколько прояснило его мысли. И он наконец понял, где находится – посреди чумных трупов в свежевырытой могиле.
Бездонный ужас окатил его и сдавил сердце. Он должен выбраться отсюда! Он должен встать!
Наверху раздались голоса. Могильщик в испуге оторвался от трупа и хотел бежать, но его уже окружили. Констебль пнул его концом жезла в живот, и насильник упал.
– Арестуйте его! – приказал чей-то голос, показавшийся Иеремии знакомым.
Он видел, как констебль схватил арестованного за ворот и поволок прочь. Скоро они исчезли – он слышал удалявшиеся от могилы голоса. Они уходили! В отчаянии Иеремия собрал последние силы и открыл рот, пытаясь закричать. Но голос не слушался его, и он испустил лишь хрип. Вторая попытка удалась. Еще и еще раз он позвал на помощь, но ответа не было, и он в изнеможении откинулся. Его не слышали.
– Констебль, что там за звуки? – вдруг раздался знакомый голос.
– Сэр, лучше пойдемте. Здесь как-то жутко, – ответил тот, к кому обращались.
– Нет-нет, я точно что-то слышал.
Исполнившись новой надежды, Иеремия закричал изо всех сил:
– На помощь! Помогите!
– Кто-то зовет, констебль. Надо посмотреть.
– Духи мертвецов, сэр.
– Суеверный дурак! Мне что, дать вам пинка?
К своей неописуемой радости, скоро Иеремия увидел на краю ямы фигуру человека.
– Есть кто живой? – Мужчина присел, чтобы лучше видеть.
– Я здесь. Пожалуйста, помогите мне выбраться.
– Констебль, посветите мне фонарем, я ничего не вижу. Ну скорее же, трус!
Напуганный страж порядка нехотя приблизился и осторожно посветил вниз. Иеремии удалось сесть и протянуть руку к слабому свету.
– Один из трупов жив, – сказал знакомый голос. – Бедняга! – Он нагнулся и протянул Иеремии руку. – Держитесь. Я вас вытащу.
Иезуит отодрал ноги от окоченевших тел и, превозмогая подступавшую тошноту, на четвереньках взобрался по ним наверх. С трудом он дотянулся до спасительной руки, которая крепко обхватила его за кисть и рывком выдернула наверх. Шатаясь и дрожа всем телом, Иеремия встал на ноги. Острая боль пронзила ему позвоночник и будто лезвием прорезала мозг.
– Боже милостивый, доктор Фоконе, что с вами произошло? – пораженно воскликнул вытащивший его человек.
Услышав свой псевдоним, Иеремия всмотрелся в лицо спасителя. Его обладателем оказался мировой судья Эдмунд Берри Годфри. Радость спасения лишила Иеремию последних сил. Он опустился на колени и обеими руками оперся о траву, стараясь не упасть. Только теперь он заметил, что совсем голый. Пока он был без сознания, у него украли одежду. Он почувствовал, как что-то легло ему на плечи. Годфри присед на корточки и посмотрел на него с ужасом и сочувствием.
– Как же это, доктор?
– Это тот же человек, что покушался на судью Трелонея, убил барона Пеккема, сэра Джона Дина и других, – слабо ответит Иеремия. – Он напал на меня сзади на улице и хотел убить. Теряя сознание, я слышал погребальную телегу. Вероятно, она спугнула убийцу.
– А могильщики вас подобрали, решив, что вы мертвы, – закончил Эдмунд Годфри. – И сняли с вас одежду. Вы тяжело ранены?
Иеремия пощупал затылок, но раны не оказалось – только шишка. Боль несколько уменьшилась. Рука, которой он пытался защититься от ударов, покраснела и опухла, но, кажется, перелома не было. Это называется – повезло в несчастье. Он остался жив, но слишком хорошо понимал, какие последствия может иметь его пребывание между чумных трупов.
– Нет, ничего. Сэр, вам не следовало отдавать мне свой плащ, – с печальной улыбкой сказал Иеремия. – Вы ведь видели где я лежал. Я не смогу вернуть его вам с легким сердцем.
– Оставьте его, – сочувственно ответил Годфри. – Вы друг моего хорошего друга. Я с удовольствием помогу вам, чем могу. А что с преступником? Вы его видели?
– Нет, не видел и не слышал. Он напал на меня совершенно внезапно. Должно быть, чувствует, что я иду по его следу, иначе бы не пытался устранить меня.
– В таком случае он опять сделает это.
– Вероятно. Но теперь я начеку. Буду более острожен.
– А что же вы делали ночью на улице? – с интересом спросил магистрат.
– Навещал больных, – ответит Иеремия с чистой совестью. Ему не нужно было лгать, так как в эту ночь он выполнял обязанности врача, а не католического священника.
– Вы можете встать?
Иеремия кивнул. После того как боль несколько отступила, у него прибавилось сил.
Мировой судья кивнул на связанного могильщика, которого охранял констебль.
– Этот негодяй уже давно делает свое черное дело. Он разграбил множество могил, раздевая тела несчастных, умерших от чумы. Я твердо решил наконец арестовать его, поэтому и подстерегал здесь с констеблем. На ваше счастье. Где вы живете, доктор?
– На Патерностер-роу.
– То есть в Сити. Ворота в это время закрыты. А стражник в таком виде вас, конечно, не пропустит. Лучше мне пойти с вами, меня они послушаются. К сожалению, у меня нет ни лошади, ни экипажа. Я люблю гулять, даже когда дежурю. Как вам кажется, вы одолеете путь?
– Продержусь, сэр, благодарю вас за помощь, – ответит Иеремия, смутившись от столь любезного предложения.
Магистрат решил ему помочь, так как они оба были друзьями судьи Трелонея. Но как бы поступил Годфри, узнай он тайну доктора Фоконе? Мировые судьи были обязаны требовать от подозрительных католиков и диссентеров принесения церковной и светской присяги и подвергать их наказанию в случае отказа. Магистраты имели также право по собственному усмотрению смягчать наказание, предусмотренное законом, если правительство не требовало его применения по всей строгости.
Отправляясь с Иеремией, Годфри отослал констебля с арестованным в Гейтхаусскую тюрьму. Они проделали приличный путь пешком, так как ночью невозможно было найти ни извозчика, ни лодки.
– Вы сказали, что идете по следу убийцы юристов, – вспомнил Годфри. – Полагаете, вам удастся в конце концов его разоблачить?
– Иначе я не успокоюсь, – заверил Иеремия. – Он очень опасен и не знает никакого сострадания. Его необходимо обезвредить.
Магистрат посмотрел на босого человека, шедшего рядом с ним в плаще, накинутом прямо на голое тело.
– Я восхищаюсь вашим мужеством, сэр, – со значением сказал он. – Вы не только не боитесь ухаживать за чумными, но и схватились с опасным преступником, только что коварно пытавшимся вас убить. К тому же это не входит в ваши непосредственные обязанности.
– Позвольте мне ответить вам тем же восхищением, – скромно ответил Иеремия. – Вы один из немногих состоятельных людей, кто не бежал в деревню и продолжает исполнять свой долг.
Годфри ответил ему смущенным взглядом:
– Мне не стоит этим хвастаться.
– Но в отличие от многих других вы остались на своем посту.
– Да, и я осуждаю этих других за то, что они уклонились от выполнения своего долга и не потратились на пособие для бедных как раз тогда, когда столько людей из-за чумы разорились и впали в нищету. Но должен признаться, я остался не только из самопожертвования. Я торгую углем и, следовательно, принадлежу к тем немногим купцам, которые и в эти мрачные времена могут увеличить состояние. – В голосе Годфри слышался легкий стыд и вместе с тем потребность оправдаться.
Иеремия с любопытством посмотрел на него. Несмотря на такое признание, магистрат был ему симпатичен.
– Вы давно знаете сэра Орландо?
– Несколько лет, с момента восшествия на престол нашего короля, когда я принес присягу мирового судьи, – рассказал Годфри. – Сначала я собирался зарабатывать на хлеб адвокатурой, но после нескольких лет учебы в «Грейз инн» меня сразил недуг, сделавший для меня юридическую практику невозможной. – В ответ на вопросительный взгляд Иеремии он добавил: – Я плохо слышу. Последствие тифа. Вам повезло – я не слишком далеко отошел от ямы, иначе я бы вас не услышал.
Он говорил об этом спокойно, с покорностью человека, примирившегося с судьбой. Иеремия не мог понять, сожалеет он об отказе от юридической карьеры или вполне доволен участью зажиточного торговца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
С усилием передвигая ноги, тяжело опираясь на белый жезл, Иеремия побрел дальше. Ощущение тяжести не оставляло сердце почему-то билось быстро и неровно.
Вдруг Иеремия резко обернулся, но было уже поздно. Мощный удар, который должен быт стать смертельным, пришелся не на затылок, а на шею. У пего подкосились ноги, но сознание он не потерял. Падая, Иеремия рефлекторно выбросил правую руку, защищая голову. Второй удар пришелся на предплечье, отчего резкая боль прошила его до плеча. Иеремия ничего не видел, но точно знал – убийца замахнулся опять и не остановится, пока не добьет его. Иеремия не мог защищаться и попытался откатиться в сторону. Следующий страшной силы удар угодил ему между лопаток. Из глаз посыпались искры. Он услышал еще стук колес и монотонный голос: «Выносите своих мертвецов! Выносите своих мертвецов!» Затем потерял сознание.
Первое, что он почувствовал, придя в себя, была давящая боль, но он точно не мог сказать где. Он попытался пошевелиться, но это ему не удалось. Что-то удерживало его руки и ноги, как будто они были связаны, он даже не мог повернулся. Подчиняясь инстинкту, Иеремия попытался набрать побольше воздуха, но не мог сделать даже этого. И он пришел в ужас. В панике он попытался свалить с себя придавивший сто груз, перекрывший воздух. На глаза снова опускалась пелена, предвестник нового обморока, но ему все-таки удалось резко повернуться и сбросить тяжесть с груди. С хрипом он втянул воздух, наполнил легкие, но тут же зашелся в приступе судорожного кашля. Вонь, которую он вдохнул, была так отвратительна, что его вывернуло. Его рвало, он кашлял, плевался и изо всех сил пытался дышать. Ему было очень больно, он бился из последних сил и опять едва не потерял сознание.
Но разум не угас. Какие-то образы всплывали в сознании, дрожали, как в мареве, перед внутренним взором; некоторые вдруг приобрели смысл. Трупный запах, дым, от которого першило в горле и разъедало глаза... Это был вечер после Уорчестерской битвы, сгоревший порох все еще тяжело висел в воздухе. Его ранило во время сражения, отсюда непереносимая боль в затылке. Он лежал между холодными телами своих товарищей и врагов. Открыв глаза, он увидел над собой усыпанное бесчисленными звездами ночное небо. Да, то же самое небо, которое видел тогда, придя в себя на улицах Уорчестера. От слабости он не мог двигаться и только покосился в сторону. В темноте мерцал слабый свет. Перед ним поднималась крутая стена, и вдруг трупное зловоние перебил запах свежевырытой земли. Он лежал не на улице, не напротив домов, а в яме.
Его померкшее сознание попыталось осмыслить этот факт, но он не улавливал в нем никакого значения и снова и снова обводил взглядом окружавшие его предметы в поисках объяснения, отправной точки, чего-то, что могло бы подсказать ему, где он находится и что с ним произошло. Наверху, у края ямы, возле фонаря, в котором горела свеча, что-то зашевелилось. Это были два человека: девушка, а может быть, молодая женщина, закутанная в белую простыню, и склонившийся над ней мужчина. Он откинул простыню, и стало видно ее нагое тело. Затем мужчина спустил брюки, встал на колени и раздвинул женщине ноги. Но ни крика, ни сопротивления не последовало, только его сладострастное пыхтенье. Сатир совокуплялся с трупом.
Не в состоянии отвести взгляда от чудовищной сцены, Иеремия почувствовал, как ему снова становится дурно. Но поднявшееся в нем отвращение несколько прояснило его мысли. И он наконец понял, где находится – посреди чумных трупов в свежевырытой могиле.
Бездонный ужас окатил его и сдавил сердце. Он должен выбраться отсюда! Он должен встать!
Наверху раздались голоса. Могильщик в испуге оторвался от трупа и хотел бежать, но его уже окружили. Констебль пнул его концом жезла в живот, и насильник упал.
– Арестуйте его! – приказал чей-то голос, показавшийся Иеремии знакомым.
Он видел, как констебль схватил арестованного за ворот и поволок прочь. Скоро они исчезли – он слышал удалявшиеся от могилы голоса. Они уходили! В отчаянии Иеремия собрал последние силы и открыл рот, пытаясь закричать. Но голос не слушался его, и он испустил лишь хрип. Вторая попытка удалась. Еще и еще раз он позвал на помощь, но ответа не было, и он в изнеможении откинулся. Его не слышали.
– Констебль, что там за звуки? – вдруг раздался знакомый голос.
– Сэр, лучше пойдемте. Здесь как-то жутко, – ответил тот, к кому обращались.
– Нет-нет, я точно что-то слышал.
Исполнившись новой надежды, Иеремия закричал изо всех сил:
– На помощь! Помогите!
– Кто-то зовет, констебль. Надо посмотреть.
– Духи мертвецов, сэр.
– Суеверный дурак! Мне что, дать вам пинка?
К своей неописуемой радости, скоро Иеремия увидел на краю ямы фигуру человека.
– Есть кто живой? – Мужчина присел, чтобы лучше видеть.
– Я здесь. Пожалуйста, помогите мне выбраться.
– Констебль, посветите мне фонарем, я ничего не вижу. Ну скорее же, трус!
Напуганный страж порядка нехотя приблизился и осторожно посветил вниз. Иеремии удалось сесть и протянуть руку к слабому свету.
– Один из трупов жив, – сказал знакомый голос. – Бедняга! – Он нагнулся и протянул Иеремии руку. – Держитесь. Я вас вытащу.
Иезуит отодрал ноги от окоченевших тел и, превозмогая подступавшую тошноту, на четвереньках взобрался по ним наверх. С трудом он дотянулся до спасительной руки, которая крепко обхватила его за кисть и рывком выдернула наверх. Шатаясь и дрожа всем телом, Иеремия встал на ноги. Острая боль пронзила ему позвоночник и будто лезвием прорезала мозг.
– Боже милостивый, доктор Фоконе, что с вами произошло? – пораженно воскликнул вытащивший его человек.
Услышав свой псевдоним, Иеремия всмотрелся в лицо спасителя. Его обладателем оказался мировой судья Эдмунд Берри Годфри. Радость спасения лишила Иеремию последних сил. Он опустился на колени и обеими руками оперся о траву, стараясь не упасть. Только теперь он заметил, что совсем голый. Пока он был без сознания, у него украли одежду. Он почувствовал, как что-то легло ему на плечи. Годфри присед на корточки и посмотрел на него с ужасом и сочувствием.
– Как же это, доктор?
– Это тот же человек, что покушался на судью Трелонея, убил барона Пеккема, сэра Джона Дина и других, – слабо ответит Иеремия. – Он напал на меня сзади на улице и хотел убить. Теряя сознание, я слышал погребальную телегу. Вероятно, она спугнула убийцу.
– А могильщики вас подобрали, решив, что вы мертвы, – закончил Эдмунд Годфри. – И сняли с вас одежду. Вы тяжело ранены?
Иеремия пощупал затылок, но раны не оказалось – только шишка. Боль несколько уменьшилась. Рука, которой он пытался защититься от ударов, покраснела и опухла, но, кажется, перелома не было. Это называется – повезло в несчастье. Он остался жив, но слишком хорошо понимал, какие последствия может иметь его пребывание между чумных трупов.
– Нет, ничего. Сэр, вам не следовало отдавать мне свой плащ, – с печальной улыбкой сказал Иеремия. – Вы ведь видели где я лежал. Я не смогу вернуть его вам с легким сердцем.
– Оставьте его, – сочувственно ответил Годфри. – Вы друг моего хорошего друга. Я с удовольствием помогу вам, чем могу. А что с преступником? Вы его видели?
– Нет, не видел и не слышал. Он напал на меня совершенно внезапно. Должно быть, чувствует, что я иду по его следу, иначе бы не пытался устранить меня.
– В таком случае он опять сделает это.
– Вероятно. Но теперь я начеку. Буду более острожен.
– А что же вы делали ночью на улице? – с интересом спросил магистрат.
– Навещал больных, – ответит Иеремия с чистой совестью. Ему не нужно было лгать, так как в эту ночь он выполнял обязанности врача, а не католического священника.
– Вы можете встать?
Иеремия кивнул. После того как боль несколько отступила, у него прибавилось сил.
Мировой судья кивнул на связанного могильщика, которого охранял констебль.
– Этот негодяй уже давно делает свое черное дело. Он разграбил множество могил, раздевая тела несчастных, умерших от чумы. Я твердо решил наконец арестовать его, поэтому и подстерегал здесь с констеблем. На ваше счастье. Где вы живете, доктор?
– На Патерностер-роу.
– То есть в Сити. Ворота в это время закрыты. А стражник в таком виде вас, конечно, не пропустит. Лучше мне пойти с вами, меня они послушаются. К сожалению, у меня нет ни лошади, ни экипажа. Я люблю гулять, даже когда дежурю. Как вам кажется, вы одолеете путь?
– Продержусь, сэр, благодарю вас за помощь, – ответит Иеремия, смутившись от столь любезного предложения.
Магистрат решил ему помочь, так как они оба были друзьями судьи Трелонея. Но как бы поступил Годфри, узнай он тайну доктора Фоконе? Мировые судьи были обязаны требовать от подозрительных католиков и диссентеров принесения церковной и светской присяги и подвергать их наказанию в случае отказа. Магистраты имели также право по собственному усмотрению смягчать наказание, предусмотренное законом, если правительство не требовало его применения по всей строгости.
Отправляясь с Иеремией, Годфри отослал констебля с арестованным в Гейтхаусскую тюрьму. Они проделали приличный путь пешком, так как ночью невозможно было найти ни извозчика, ни лодки.
– Вы сказали, что идете по следу убийцы юристов, – вспомнил Годфри. – Полагаете, вам удастся в конце концов его разоблачить?
– Иначе я не успокоюсь, – заверил Иеремия. – Он очень опасен и не знает никакого сострадания. Его необходимо обезвредить.
Магистрат посмотрел на босого человека, шедшего рядом с ним в плаще, накинутом прямо на голое тело.
– Я восхищаюсь вашим мужеством, сэр, – со значением сказал он. – Вы не только не боитесь ухаживать за чумными, но и схватились с опасным преступником, только что коварно пытавшимся вас убить. К тому же это не входит в ваши непосредственные обязанности.
– Позвольте мне ответить вам тем же восхищением, – скромно ответил Иеремия. – Вы один из немногих состоятельных людей, кто не бежал в деревню и продолжает исполнять свой долг.
Годфри ответил ему смущенным взглядом:
– Мне не стоит этим хвастаться.
– Но в отличие от многих других вы остались на своем посту.
– Да, и я осуждаю этих других за то, что они уклонились от выполнения своего долга и не потратились на пособие для бедных как раз тогда, когда столько людей из-за чумы разорились и впали в нищету. Но должен признаться, я остался не только из самопожертвования. Я торгую углем и, следовательно, принадлежу к тем немногим купцам, которые и в эти мрачные времена могут увеличить состояние. – В голосе Годфри слышался легкий стыд и вместе с тем потребность оправдаться.
Иеремия с любопытством посмотрел на него. Несмотря на такое признание, магистрат был ему симпатичен.
– Вы давно знаете сэра Орландо?
– Несколько лет, с момента восшествия на престол нашего короля, когда я принес присягу мирового судьи, – рассказал Годфри. – Сначала я собирался зарабатывать на хлеб адвокатурой, но после нескольких лет учебы в «Грейз инн» меня сразил недуг, сделавший для меня юридическую практику невозможной. – В ответ на вопросительный взгляд Иеремии он добавил: – Я плохо слышу. Последствие тифа. Вам повезло – я не слишком далеко отошел от ямы, иначе я бы вас не услышал.
Он говорил об этом спокойно, с покорностью человека, примирившегося с судьбой. Иеремия не мог понять, сожалеет он об отказе от юридической карьеры или вполне доволен участью зажиточного торговца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61