Несмотря ни на что, мозг его работал яснее, чем когда-либо прежде. Холлинс чувствовал себя бодрым и свежим, как после хорошего ночного сна. В двенадцать часов он решил, что, судя по количеству выпитого, пора бы уж отправляться спать. Но он знал, что не сможет уснуть, и ужасы прошедшей бессонной ночи заранее пугали его. Холлинсу хотелось еще виски, но стыдно было заказывать его. Однако счастье ему улыбнулось. Смена его официанта закончилась, а ночной портье поставил в конце комнаты множество бутылок, лимоны и сахар. Холлинс решил не упускать благоприятную возможность. Кивнув портье, чтобы тот подошел поближе, Холлинс тихо спросил:
— Что бы вы посоветовали мне выпить на ночь? Последнее время я очень плохо сплю и думаю, что несколько капель горячительного мне помогут.
— Одни берут ром, другие виски — у разных джентльменов разные вкусы,— так же тихо ответил портье.
— Пожалуй, возьму ром,— решил Холлинс.— Когда будете смешивать, сделайте его покрепче.
— Большая порция рома... горячего, с сахаром и лимоном?
- Отлично, сэр,—сказал портье.
Горячий грог будто заново вернул Холлинса к жизни. Он снова стал смотреть на вещи оптимистически. «Я стреляный воробей,— сказал себе Холлинс.— И не так-то просто меня поймать». Долив стакан, Холлинс почувствовал себя так приятно и спокойно, что подошел к ночному портье и попросил повторить порцию. Тот не увидел в этой просьбе ничего необычного и быстро выполнил заказ. Покончив со вторым стаканом, Холлинс отправился спать. Он сразу же провалился в пьяное забытье, потому что горячий ром активизировал бесчисленные стаканчики бренди с содовой и виски с содовой, которые он выпил за этот день. Когда голова йоркширца коснулась подушки, он не чувствовал ничего, кроме мягкого покачивания, которое вовсе не казалось неприятным, обещая спокойную ночь. Он лежал, как бревно, ничего не чувствуя и не понимая, пока серый рассвет не подкрался к окнам его комнаты, а потом вдруг проснулся с ощущением леденящего ужаса, отчаяния и смертельного страха, сжимающего и рвущего на части его сердце. Холлинс вскочил и попытался найти выключатель. Но в тот момент, когда ноги его коснулись пола, голова его закружилась, и он упал с громким стуком. Падение отрезвило его. Он приподнялся, сел, дрожа, на край кровати и стал смотреть в светлеющее окно.
Снова упав на кровать, Холлинс забылся в беспокойной дреме, пока наконец солнечный луч, коснувшийся лица, не пробудил его ото сна, в котором Ллойд с разбитой и окровавленной головой, болтающейся на тонкой шее, преследовал его по улицам большого
города.
Холлинс чувствовал себя усталым, больным и несчастным. Он погрузил голову в холодную воду, постарался взять себя в руки и, наконец, почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы сойти вниз поесть. Холлинс сел на предложенное ему официантом место и стал, нахмурившись, разглядывать меню. Обычно он ел по утрам много и с аппетитом, но сейчас не хотелось даже и думать о еде. Во рту у него пересохло, руки дрожали. Официант внимательно оглядел Холлинса и сочувственно покачал головой.
— Не знаю, что и заказывать,— сказал Холлинс,— что-то я с утра неважно себя чувствую.
— Простите, сэр,— сказал официант.— Позвольте вам кое-что предложить. Для начала несколько тостов с анчоусами, сэр,— это удивительно помогает, если правильно приготовить. Я сам прослежу на хухне. И крепкий кофе с бренди, если вы не возражаете, сэр.
— Ладно,— согласился Холлинс.
Он взял газету, которую подал ему официант. Но буквы расплывались перед глазами, и йоркширец не смог прочитать ни слова.
Когда официант вернулся, Холлинс жадно отхлебнул кофе и почти с детской радостью почувствовал, что возвращается к жизни. Допив кофе, он заказал вторую чашку. Холлинс ухитрился съесть несколько тостов с анчоусами, потом согласился отведать копченую селедку и наконец встал из-за стола, чувствуя себя гораздо лучше, чем когда садился. Но потом ноги сами понесли его в бар, примыкающий к курительной комнате. Там он быстро выпил три бренди с содовой. И именно в это время Холлинс принял решение отправляться прямо в Каслфорд. Заплатив по счету, он пошел на станцию.
Ждать экспресса на Йоркшир пришлось около часа. И этот час он потратил на посещение ближайших баров, в каждом из которых пропускал по несколько стаканчиков бренди.
Холлинс почувствовал, что спиртное — его единственный друг в этом мире. Поэтому он купил обшитую кожей бутыль и в станционном буфете наполнил ее бренди. "
Вот в таком состоянии был Холлинс, когда он развернул в поезде газету и увидел заголовок, кричавший о том, что репортеры назвали «ужасной цепью убийств в Южном Девоншире». Холлинс не смог совладать со своими расшатанными, перевозбужденными нервами, когда читал этот огромный заголовок. Ему повезло: в это время он сидел в купе один. Рука беглеца задрожала так сильно, что газета упала на пол. Холлинс снова поднял ее и, основательно отхлебнув из фляги, прочел статью от начала до конца.
Статья повествовала о странной и загадочной истории. В одну ночь на прошлой неделе в Плимуте были найдены тела двух мужчин. Состояние трупов и обстоятельства, при которых их нашли, ясно говорили о том, что оба убиты. Один из мужчин, известный ростовщик, еврей Аарон Джозефс, был найден в своей гостиной, задушенный шелковой веревкой. Другого, индуса, имя которого установить не удалось, нашли убитым ударом ножа в спину в низинном районе города, в комнате, которую он снял только накануне. На следующий день из Дартмура пришло сообщение о не менее странной истории. Сгорела хижина на торфянике. Пришедшие туда местные жители обнаружили полуобгоревшее тело неизвестного мужчины, убитого страшным ударом по голове. С него была сорвана вся одежда, а рядом лежал костюм каторжника. Установить связь между этим и следующим звеньями странных событий было нетрудно. Накануне вечером из каторжной тюрьмы в Принстоне бежал некий Стефано Вассали, который ночью скрывался на торфяниках. Наверняка это он нашел спящего в хижине неизвестного, тихо подкрался к нему и убил, чтобы забрать его одежду. Самого Вассали, когда он вышел из хижины, заметили надзиратели и застрелили, а тело его отвезли обратно в тюрьму. Так разворачивались события, если верить газетам.
По теории, развиваемой газетчиками, между первыми двумя убийствами существовала какая-то связь. А убийцей был человек, полуобгоревшее тело которого обнаружили в хижине. Холлинс, отхлебнув
пару раз бренди из своей фляги, разработал собственную версию. Человек из хижины, видимо, убил ростовщика, или индуса, или их обоих из-за бриллиантов. Вассали, убив этого мужчину, чтобы завладеть его одеждой, нашел бриллианты. Холлинс вздохнул свободнее, не найдя в газете ни одного упоминания о драгоценностях. Газетчики явно понятия не имели об их существовании. «В том, что касается бриллиантов,— подумал беглый надзиратель,— мне ничто не угрожает». . ...
В этот момент его внимание привлек другой заголовок, напечатанный помельче. При взгляде на него нервы Холлинса снова вышли из повиновения. Заголовок сообщал о странном исчезновении двух принстонских надзирателей. Крепко сжав газету трясущимися пальцами, Холлинс прочел статью. Кроме сообщения о том, что Уильям Холлинс и Дэвид Ллойд, надзиратели каторжной тюрьмы в Дартмуре, исчезли при загадочных обстоятельствах, статья рассказывала обо всем, что Холлинс уже знал до того, как ушел из казармы. Но рассказывала она и еще кое о чем. Уже было обнаружено, что Ллойд не приходил ни на какую ферму или в дом, чтобы попросить помощи и отдохнуть. Стало ясно, что рассказ Холлинса — выдумка. Кроме того, один из местных жителей видел надзирателя, похожего по описанию на Холлинса, неподалеку от плато, на котором в это утро нашли Вассали. Репортер описывал подозрительные обстоятельства, при которых ушел из казармы Холлинс. По его утверждению, власти считают, что Ллойд стал жертвой преступления, и пытаются найти Холлинса. В конце статьи приводилось очень подробное описание внешности Холлинса. Особое внимание уделялось его усам, которыми беглец очень гордился. Он считал усы главным украшением своего лица.
Если бы Холлинс мог выдернуть свои усы по волоску, он бы занялся этим немедленно. Экс-надзирателю казалось сейчас, что, после того как дело попало в газеты, его очень быстро опознают и все обернется самым неприятным образом!
В купе было зеркало. Холлинс встал и посмотрел на свое отражение. Глаза его ввалились, на лице появились морщины, которых три дня назад еще не было. Но Холлинс этого не заметил.— все внимание он сосредоточил на усах.
Он вышел из поезда в Дерби и слонялся по улицам до тех пор, пока не забрел в крошечную парикмахерскую, стоящую в таком тихом месте, что Холлинс без опаски вошел внутрь. Когда он вошел, парикмахер читал газету, и Холлинс, увидев это, мгновенно вспотел от страха. Он сел в кресло и попросил, чтобы его побрили. Через зеркало Холлинс внимательно следил за лицом парикмахера, пока тот выбривал его щеки и подбородок. Он ждал, что вот-вот парикмахер узнает его. Но тот не проявлял никакого интереса, и Холлинс с уже выбритыми щеками и подбородком сказал, что хочет побрить верхнюю губу. Парикмахер казался удивленным.
— Разве вам не жаль лишиться таких чудесных усов? — сказал он.—Они заставляют очень многих смотреть на вас с завистью. Не каждому удается отрастить такие усы.
Холлинс, которого страх очень многому научил за последние дни, притворился огорченным.
— Это не вопрос выбора,— с горечью сказал он,— а необходимость. Я недавно получил место кучера, и хозяин требует, чтобы я побрился. Так что ничего не поделаешь.
— Вы не можете оставить даже бакенбарды? — спросил парикмахер.
— Ни волоска. Хорошо, что он не заставляет меня носить парик.
— Ну что ж, если это хорошее место, вам придется кое-чем пожертвовать. Но должен сказать, что отращивать такие усы во второй раз нужно будет очень долго. Уверен, что вы никогда еще их не брили.
— Вы правы,— кивнул Холлинс.
Он вышел из парикмахерской с гладко выбритым лицом, уверенный, что никто его не узнает.
После этого Холлинс почувствовал себя гораздо лучше и, вернувшись на станцию, продолжил путешествие. Но прежде, чем сесть в поезд, Холлинс зашел в буфет — пропустить там пару стаканчиков и наполнить свою флягу, чтобы прикладываться к ней всякий раз, когда мир будет представляться в черном свете. Он успокаивал себя таким образом в Шеффилде, потом — в Нормантоне. На каждой из этих станций фляга уходила за стойку буфета пустой и возвращалась к нему наполненной виски.
Холлинс хорошо рассчитал время приезда. Он прибыл в Каслфорд поздно ночью. Спиртное уже начало оказывать на него свое действие, но каким-то непонятным образом. Он был возбужден и взволнован и едва не подпрыгнул, когда, выйдя за дверь станции, почувствовал, как кто-то схватил его за руку. Холлинс обернулся со свирепой гримасой.
— Пропусти, будь ты проклят! — зарычал он.
Человек, державший его за руку, немного отступил и протестующе поднял руку.
— Ты что, Билл, не узнаешь меня? Я твой старый приятель, Стаффорд Финней! Пойдем со мной, мне нужно кое-что тебе рассказать. Только, ради Бога, Билл Холлинс, иди по темной стороне улицы!
Глава пятая
НОЧНОЙ СТОРОЖ
При этих словах Холлинс понял, что назревает какой-то кризис. Он подошел вплотную к Финнею и вопросительно посмотрел ему в глаза:
— В чем дело? Что все это значит? Почему я должен идти по темной стороне улицы?
Финней внимательно поглядел на него. В ярде от маленькой
станции было темно и пустынно. Редкие фонари кое-где роняли желтые капли тусклого света, а между ними лежали черные моря темноты. Собеседники непроизволно придвинулись друг к другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Что бы вы посоветовали мне выпить на ночь? Последнее время я очень плохо сплю и думаю, что несколько капель горячительного мне помогут.
— Одни берут ром, другие виски — у разных джентльменов разные вкусы,— так же тихо ответил портье.
— Пожалуй, возьму ром,— решил Холлинс.— Когда будете смешивать, сделайте его покрепче.
— Большая порция рома... горячего, с сахаром и лимоном?
- Отлично, сэр,—сказал портье.
Горячий грог будто заново вернул Холлинса к жизни. Он снова стал смотреть на вещи оптимистически. «Я стреляный воробей,— сказал себе Холлинс.— И не так-то просто меня поймать». Долив стакан, Холлинс почувствовал себя так приятно и спокойно, что подошел к ночному портье и попросил повторить порцию. Тот не увидел в этой просьбе ничего необычного и быстро выполнил заказ. Покончив со вторым стаканом, Холлинс отправился спать. Он сразу же провалился в пьяное забытье, потому что горячий ром активизировал бесчисленные стаканчики бренди с содовой и виски с содовой, которые он выпил за этот день. Когда голова йоркширца коснулась подушки, он не чувствовал ничего, кроме мягкого покачивания, которое вовсе не казалось неприятным, обещая спокойную ночь. Он лежал, как бревно, ничего не чувствуя и не понимая, пока серый рассвет не подкрался к окнам его комнаты, а потом вдруг проснулся с ощущением леденящего ужаса, отчаяния и смертельного страха, сжимающего и рвущего на части его сердце. Холлинс вскочил и попытался найти выключатель. Но в тот момент, когда ноги его коснулись пола, голова его закружилась, и он упал с громким стуком. Падение отрезвило его. Он приподнялся, сел, дрожа, на край кровати и стал смотреть в светлеющее окно.
Снова упав на кровать, Холлинс забылся в беспокойной дреме, пока наконец солнечный луч, коснувшийся лица, не пробудил его ото сна, в котором Ллойд с разбитой и окровавленной головой, болтающейся на тонкой шее, преследовал его по улицам большого
города.
Холлинс чувствовал себя усталым, больным и несчастным. Он погрузил голову в холодную воду, постарался взять себя в руки и, наконец, почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы сойти вниз поесть. Холлинс сел на предложенное ему официантом место и стал, нахмурившись, разглядывать меню. Обычно он ел по утрам много и с аппетитом, но сейчас не хотелось даже и думать о еде. Во рту у него пересохло, руки дрожали. Официант внимательно оглядел Холлинса и сочувственно покачал головой.
— Не знаю, что и заказывать,— сказал Холлинс,— что-то я с утра неважно себя чувствую.
— Простите, сэр,— сказал официант.— Позвольте вам кое-что предложить. Для начала несколько тостов с анчоусами, сэр,— это удивительно помогает, если правильно приготовить. Я сам прослежу на хухне. И крепкий кофе с бренди, если вы не возражаете, сэр.
— Ладно,— согласился Холлинс.
Он взял газету, которую подал ему официант. Но буквы расплывались перед глазами, и йоркширец не смог прочитать ни слова.
Когда официант вернулся, Холлинс жадно отхлебнул кофе и почти с детской радостью почувствовал, что возвращается к жизни. Допив кофе, он заказал вторую чашку. Холлинс ухитрился съесть несколько тостов с анчоусами, потом согласился отведать копченую селедку и наконец встал из-за стола, чувствуя себя гораздо лучше, чем когда садился. Но потом ноги сами понесли его в бар, примыкающий к курительной комнате. Там он быстро выпил три бренди с содовой. И именно в это время Холлинс принял решение отправляться прямо в Каслфорд. Заплатив по счету, он пошел на станцию.
Ждать экспресса на Йоркшир пришлось около часа. И этот час он потратил на посещение ближайших баров, в каждом из которых пропускал по несколько стаканчиков бренди.
Холлинс почувствовал, что спиртное — его единственный друг в этом мире. Поэтому он купил обшитую кожей бутыль и в станционном буфете наполнил ее бренди. "
Вот в таком состоянии был Холлинс, когда он развернул в поезде газету и увидел заголовок, кричавший о том, что репортеры назвали «ужасной цепью убийств в Южном Девоншире». Холлинс не смог совладать со своими расшатанными, перевозбужденными нервами, когда читал этот огромный заголовок. Ему повезло: в это время он сидел в купе один. Рука беглеца задрожала так сильно, что газета упала на пол. Холлинс снова поднял ее и, основательно отхлебнув из фляги, прочел статью от начала до конца.
Статья повествовала о странной и загадочной истории. В одну ночь на прошлой неделе в Плимуте были найдены тела двух мужчин. Состояние трупов и обстоятельства, при которых их нашли, ясно говорили о том, что оба убиты. Один из мужчин, известный ростовщик, еврей Аарон Джозефс, был найден в своей гостиной, задушенный шелковой веревкой. Другого, индуса, имя которого установить не удалось, нашли убитым ударом ножа в спину в низинном районе города, в комнате, которую он снял только накануне. На следующий день из Дартмура пришло сообщение о не менее странной истории. Сгорела хижина на торфянике. Пришедшие туда местные жители обнаружили полуобгоревшее тело неизвестного мужчины, убитого страшным ударом по голове. С него была сорвана вся одежда, а рядом лежал костюм каторжника. Установить связь между этим и следующим звеньями странных событий было нетрудно. Накануне вечером из каторжной тюрьмы в Принстоне бежал некий Стефано Вассали, который ночью скрывался на торфяниках. Наверняка это он нашел спящего в хижине неизвестного, тихо подкрался к нему и убил, чтобы забрать его одежду. Самого Вассали, когда он вышел из хижины, заметили надзиратели и застрелили, а тело его отвезли обратно в тюрьму. Так разворачивались события, если верить газетам.
По теории, развиваемой газетчиками, между первыми двумя убийствами существовала какая-то связь. А убийцей был человек, полуобгоревшее тело которого обнаружили в хижине. Холлинс, отхлебнув
пару раз бренди из своей фляги, разработал собственную версию. Человек из хижины, видимо, убил ростовщика, или индуса, или их обоих из-за бриллиантов. Вассали, убив этого мужчину, чтобы завладеть его одеждой, нашел бриллианты. Холлинс вздохнул свободнее, не найдя в газете ни одного упоминания о драгоценностях. Газетчики явно понятия не имели об их существовании. «В том, что касается бриллиантов,— подумал беглый надзиратель,— мне ничто не угрожает». . ...
В этот момент его внимание привлек другой заголовок, напечатанный помельче. При взгляде на него нервы Холлинса снова вышли из повиновения. Заголовок сообщал о странном исчезновении двух принстонских надзирателей. Крепко сжав газету трясущимися пальцами, Холлинс прочел статью. Кроме сообщения о том, что Уильям Холлинс и Дэвид Ллойд, надзиратели каторжной тюрьмы в Дартмуре, исчезли при загадочных обстоятельствах, статья рассказывала обо всем, что Холлинс уже знал до того, как ушел из казармы. Но рассказывала она и еще кое о чем. Уже было обнаружено, что Ллойд не приходил ни на какую ферму или в дом, чтобы попросить помощи и отдохнуть. Стало ясно, что рассказ Холлинса — выдумка. Кроме того, один из местных жителей видел надзирателя, похожего по описанию на Холлинса, неподалеку от плато, на котором в это утро нашли Вассали. Репортер описывал подозрительные обстоятельства, при которых ушел из казармы Холлинс. По его утверждению, власти считают, что Ллойд стал жертвой преступления, и пытаются найти Холлинса. В конце статьи приводилось очень подробное описание внешности Холлинса. Особое внимание уделялось его усам, которыми беглец очень гордился. Он считал усы главным украшением своего лица.
Если бы Холлинс мог выдернуть свои усы по волоску, он бы занялся этим немедленно. Экс-надзирателю казалось сейчас, что, после того как дело попало в газеты, его очень быстро опознают и все обернется самым неприятным образом!
В купе было зеркало. Холлинс встал и посмотрел на свое отражение. Глаза его ввалились, на лице появились морщины, которых три дня назад еще не было. Но Холлинс этого не заметил.— все внимание он сосредоточил на усах.
Он вышел из поезда в Дерби и слонялся по улицам до тех пор, пока не забрел в крошечную парикмахерскую, стоящую в таком тихом месте, что Холлинс без опаски вошел внутрь. Когда он вошел, парикмахер читал газету, и Холлинс, увидев это, мгновенно вспотел от страха. Он сел в кресло и попросил, чтобы его побрили. Через зеркало Холлинс внимательно следил за лицом парикмахера, пока тот выбривал его щеки и подбородок. Он ждал, что вот-вот парикмахер узнает его. Но тот не проявлял никакого интереса, и Холлинс с уже выбритыми щеками и подбородком сказал, что хочет побрить верхнюю губу. Парикмахер казался удивленным.
— Разве вам не жаль лишиться таких чудесных усов? — сказал он.—Они заставляют очень многих смотреть на вас с завистью. Не каждому удается отрастить такие усы.
Холлинс, которого страх очень многому научил за последние дни, притворился огорченным.
— Это не вопрос выбора,— с горечью сказал он,— а необходимость. Я недавно получил место кучера, и хозяин требует, чтобы я побрился. Так что ничего не поделаешь.
— Вы не можете оставить даже бакенбарды? — спросил парикмахер.
— Ни волоска. Хорошо, что он не заставляет меня носить парик.
— Ну что ж, если это хорошее место, вам придется кое-чем пожертвовать. Но должен сказать, что отращивать такие усы во второй раз нужно будет очень долго. Уверен, что вы никогда еще их не брили.
— Вы правы,— кивнул Холлинс.
Он вышел из парикмахерской с гладко выбритым лицом, уверенный, что никто его не узнает.
После этого Холлинс почувствовал себя гораздо лучше и, вернувшись на станцию, продолжил путешествие. Но прежде, чем сесть в поезд, Холлинс зашел в буфет — пропустить там пару стаканчиков и наполнить свою флягу, чтобы прикладываться к ней всякий раз, когда мир будет представляться в черном свете. Он успокаивал себя таким образом в Шеффилде, потом — в Нормантоне. На каждой из этих станций фляга уходила за стойку буфета пустой и возвращалась к нему наполненной виски.
Холлинс хорошо рассчитал время приезда. Он прибыл в Каслфорд поздно ночью. Спиртное уже начало оказывать на него свое действие, но каким-то непонятным образом. Он был возбужден и взволнован и едва не подпрыгнул, когда, выйдя за дверь станции, почувствовал, как кто-то схватил его за руку. Холлинс обернулся со свирепой гримасой.
— Пропусти, будь ты проклят! — зарычал он.
Человек, державший его за руку, немного отступил и протестующе поднял руку.
— Ты что, Билл, не узнаешь меня? Я твой старый приятель, Стаффорд Финней! Пойдем со мной, мне нужно кое-что тебе рассказать. Только, ради Бога, Билл Холлинс, иди по темной стороне улицы!
Глава пятая
НОЧНОЙ СТОРОЖ
При этих словах Холлинс понял, что назревает какой-то кризис. Он подошел вплотную к Финнею и вопросительно посмотрел ему в глаза:
— В чем дело? Что все это значит? Почему я должен идти по темной стороне улицы?
Финней внимательно поглядел на него. В ярде от маленькой
станции было темно и пустынно. Редкие фонари кое-где роняли желтые капли тусклого света, а между ними лежали черные моря темноты. Собеседники непроизволно придвинулись друг к другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34