.. А где это сделать? Да, нужно хорошенько все обдумать. Линдсей медленно шел вперед и размышлял. Полиция скоро узнает, что этой ночью в Плимуте убиты два человека, и начнет расследование. Может ли случиться, что они заподозрят Линдсея в убийстве еврея и индуса? Моряк пытался сосредоточиться, но это ему никак не удавалось. По крайней мере один полицейский знал, что существует какая-то зага-
дочная связь между Линдсеем, Джозефсом и обитой медью коробоч- кой. Они найдут мертвого Джозефса, потом обнаружат, что коробочки нет, и, естественно, заподозрят, что он убил этого еврея из-за коробочки.
Но они узнают и об убийстве Лала Дасса. Свяжут ли они эти два события? Если да, то у Линдсея появятся некоторые шансы. Ну а если они решат, что индуса убил кто-то другой, и все внимание сосредоточат на поисках человека, который так хотел забрать у Джозефса обитую медью шкатулку, что тогда? От этой страшной мысли Линдсей вспотел и испуганно оглянулся через плечо, словно ожидал увидеть руку закона, протянутую, чтобы его арестовать. Остается одно — он должен убраться отсюда подальше и отсидеться некоторое время. Идти придется по дороге — показываться на вокзале он не рискнет.
Линдсей хорошо здесь ориентировался. Он хотел прийти в Дартмур и отсидеться там пару дней. За это время можно будет решить, как добраться в Лондон или Бристоль — куда именно, Линдсей еще не знал. Он повернул к северо-востоку и тяжело зашагал сквозь темную ночь, то и дело касаясь пальцами мешочка с бриллиантами. Линдсей часто останавливался, прислушиваясь. Ему казалось, что он слышит за спиной чьи-то торопливые шаги.
Скоро последние домишки остались позади. Вокруг была живописная сельская местность. Ночной ветерок, приятно холодящий щеки, освежил и ободрил Линдсея. До того угнетенный мрачными мыслями, он стал теперь смотреть на веши под более приятным углом зрения.
Линдсей шел по дороге. Летняя ночь медленно, почти незаметно отступала перед бледным заревом раннего утра.Моряк все время шел, опустив голову, но, едва первые лучи солнца озарили вершины холмов, он увидел, что на землю возвращается день. Линдсей успел пройти немало — Тор-Грове, Види-Корт и Нэйкерс-Ноул остались позади.
Когда уже совсем рассвело, Линдсей оказался у придорожной гостиницы, которая стояла на перекрестке дорог, ведущих в Тэймер-тон-Фолиотт и Плим-Бридж.
Было еще очень рано, и в гостинице наверняка все спали. Но Линдсей не отважился идти мимо места, где его могла заметить и запомнить. Он свернул направо, чтобы рощицами и перелесками спуститься в Биклейскую долину.
Было уже ясное утро, когда моряк спрятался среди густой листвы. Пение щебечущих вокруг него птиц сливалось в одну веселую и дикую мелодию.
Он сел на упавшее дерево, чтобы спокойно обдумать ситуацию, но тут же резко вскочил на ноги и двинулся дальше, в глубь леса. Острые глаза моряка разглядели на стволе свежие зарубки, и он понял, что скоро сюда придут работать дровосеки. Не желая, чтобы его обнаружили, Линдсей поспешно пошел прочь.
Он вышел к железной дороге, ведущей из Марш-Милс через Биклейскую долину в Йелвертон. Линдсей стоял на рельсах, глядя на огромный Саугский лес. Он решил, что среди этих высоких, густо растущих деревьев будет в наибольшей безопасности.
Спустившись с насыпи, он перешел вброд речку и углубился в чащу. Листья деревьев и трава были обильно покрыты утренней росой. Через несколько минут Линдсей промок до нитки. Он свернул влево и скоро оказался в самой гуще леса. Воздух здесь был жарким и душным. По бровям моряка струился пот, он тяжело дышал от усталости, но упорно пробирался сквозь зеленую чащу, куда не мог прорваться ни один порыв ветра.
Казалось, Линдсея ведет неведомая сила, и он продолжал идти без остановки и отдыха. Моряку давно хотелось сесть и дать отдых уставшим от долгой ходьбы ногам. Но стоило ему подумать об этом, как страх снова гнал его вперед. Ему то и дело слышались голоса. Треск ветки наполнял сердце Линдсея ужасом — ему казалось, что преследователи уже гонятся за ним по пятам. Моряк все время озирался по сторонам, высматривая признаки опасности. Он чувствовал себя как загнанный зверь, хотя снова и снова повторял, что все его страхи — лишь игра воображения. И Линдсей продолжал идти вперед. Оказавшись на опушке леса, моряк резко остановился. Впереди слышались голоса. Осторожно продвигаясь вперед, Линдсей выглянул из-за дерева, растущего у самого края леса. Он увидел, что находится уже у биклейского моста. Разговаривали крестьяне, идущие по мосту на работу. Где-то впереди громко били часы. Линдсей насчитал шесть ударов и вспомнил, что уже двенадцать часов ничего не ел. Он ослабел и проголодался, и аппетит его с каждой минутой становился все сильнее.
Когда крестьяне отошли подальше, Линдсей быстро вышел из леса и, перейдя дорогу, зашагал к холмам.По пути он свернул в Саух-Приор и купил там в маленькой лавке хлеба и сыра. Потом выпил в трактире большую кружку эля. Линдсей видел, что на него смотрят с изумлением, но голод и жажда слишком измучили его, и он не обращал ни на кого внимания. Он ел и пил, а потом купил еще бутылку эля и еду и взял с собой в дорогу.
Все это утро Линдсей с трудом карабкался по холмам Саух-Моора, взбираясь по отрогам Больших холмов к Шейверкам-Хэд, а потом — через Лонгкомб и Эрме к Грин-Хилл. Не обращая внимания на жару, он все шел вперед.
Линдсей пару раз останавливался, чтобы отхлебнуть из бутылки. Эль стал теплым и безвкусным, но моряк внушал себе, что если он не глотнет жидкости, то упадет замертво.
В полдень он добрался до полуразрушенной хижины, стоявшей на середине небольшой вересковой пустоши к северу от Грин-Хилл. Линдсей вошел в хижину и огляделся. Внутри было сумрачно и прохладно и было сложено достаточно папоротника и дрока, чтобы устроить мягкую постель. Линдсей почувствовал, что он ужасно устал и должен отдохнуть. Не передохнув как следует, он не смог бы сейчас пройти и ярда. Он лег на высушенный папоротник и через минуту уже крепко спал.
Глава шестая
ОХОТА НА ЧЕЛОВЕКА
Линдсей был сломлен. События прошедших суток разбередили чувства этого флегматичного грубияна, а долгая ходьба по лесу и холмам совершенно истощила его физически.
День сменился вечером, а тяжелый сон все еще продолжался. Солнце уже садилось за западные пустоши, бросая причудливые тени на вершины холмов, но Линдсей этого не видел. Он лежал на куче папоротника, тяжело дыша от истощения.
Еще не стемнело, и солнечные лучи не успели погаснуть на вершинах холмов, когда с северной стороны появилась какая-то фигура. Она двигалась медленно и осторожно, то появляясь, то исчезая, чтобы снова появиться уже в другом месте. Издали казалось, что по вызолоченным солнцем вершинам холмов ползет какое-то серое пятно.
В тех местах, где земля была ровной, фигура двигалась быстро. Когда почва была бугристой и изрезанной, продвижение становилось медленным и мучительным. Но, медленное или быстрое, движение продолжалось безостановочно. Движущееся пятно неумолимо приближалось через пустынную полосу болот и вереска.
Если бы Линдсей сейчас не спал, он бы наверняка заметил эту фигуру, приближающуюся со стороны Грин-Хилл. Через несколько минут, когда расстояние еще уменьшилось, зоркие глаза моряка разглядели бы, что это мужчина, который бежит, как зверь, спасающийся от хищника. Человек то и дело оглядывался через плечо. Тяжелое дыхание с хрипом вырывалось из его груди, когда он с трудом карабкался вверх по склону.
Линдсей увидел бы, что это каторжник в отвратительной тюремной одежде, которая выглядит еще отвратительнее из-за клейма в виде широкой стрелы. Но Линдсей спал. Он ничего не видел и не слышал.
Каторжник приближался, из последних сил карабкаясь на вершину холма. Это был невысокий, хорошо сложенный человек с резкими чертами лица и темными безумными глазами. Его волосы, назло ножницам тюремного парикмахера, спускались маленькими колечками на глаза и уши. Он не был англичанином — это сразу было заметно по его жестам, быстрыми движениями глаз и рук и оливковому цвету кожи, немного побледневшей от тюремной жизни. Человек понемногу приближался, то и дело поглядывая через плечо в сторону Принстона, лежащего далеко от этого места, в светящемся мареве заходящего солнца. Всякий раз, оглянувшись, каторжник сжимал зубы с отчаянной решимостью и еще упорнее продолжал свой путь.
Между тем тяжелый сон лежащего в хижине Линдсея сменился тревожными сновидениями. Усталость отступила, и мозг вновь постепенно возвращался к деятельности. Линдсею снилось, что он бесконечно долго бежит, спасаясь от каких-то безжалостных преследова-
телей, идущих по его следу. Моряк не знал, кто за ним гонится — собаки, люди, дикие звери или демоны. Но погоня неумолимо приближалась, и он не мог останавливаться. Смертельный ужас заставил Линдсея еще быстрее устремиться вперед, но он уже чувствовал горячее дыхание, слышал позади хриплое рычание и вопли преследователей. Линдсей беспокойно метался и стонал во сне.
В это время каторжник с трудом карабкался по склону холма к разрушенной хижине. Он заметил ее издалека и решил немного отдохнуть перед тем, как двигаться дальше. В его душе теплилась слабая надежда найти в хижине вещи, которые облегчат бегство — старую одежду, брошенную пастухами, кусок мешковины или что-нибудь еще, под чем можно спрятать проклятую стрелу. Ему бы только добраться до своей берлоги в Плимуте — городе, который он отлично знал, а там все пойдет как по маслу! Но как дойти туда в этой чертовой одежде? Весь день, с тех пор как каторжнику удалось ускользнуть от внимания стражи, он бежал, стараясь выбирать самые глухие тропинки, и до сих пор ему везло. Но сейчас он нуждался в отдыхе — бесконечные подъемы и спуски Блекбрука и Суикомба, изрезанные оврагами и густо поросшие кустарником холмы, тяжелый путь через Фокс-Тор-Майор и испепеляющие лучи жаркого летнего солнца, от которого ему ни на минуту не удавалось скрыться, лишили беглеца последних сил.
Подойдя к хижине, каторжник огляделся, внимательно обшарив окружающие холмы своими безумными глазами. На всей широкой полосе, покрытой болотами и вересковыми пустошами, не было и следа человека. Этой пустыней безраздельно владело иссушающее солнце.
Каторжник подкрался к незапертому ставнями окошку хижины и, схватившись обеими руками за раму, подтянулся и заглянул внутрь. Несколько секунд он молча смотрел, а потом резко отпрянул назад и замер, размышляя. В глазах его разгорался свирепый огонек — отблеск ярости, растущей в душе каторжника. То, что он увидел, вселило в него новую надежду.
Картина, представшая глазам беглеца в полумраке разрушенной хижины, не произвела бы ни малейшего впечатления на любого другого человека. Он увидел мужчину, спящего на куче дрока и папоротника. Это явно был какой-то беглец или бродяга — слишком уж грязной и изношенной была его одежда. Человек лежал спиной к окну и во сне все время шевелился и стонал, но каторжник не видел его лица. Он жадно разглядывал одежду спящего.
Эти убогие и поношенные вещи значили для каторжника все — успешный побег, свободу и саму жизнь. Как бы ни была поношена эта одежда, на ней не было ненавистного тюремного клейма. Надев эти вещи, беглец сможет идти, не привлекая внимания других людей,— в позорном одеянии, которое было на нем сейчас, его сразу бы заметили и запомнили.
Каторжник снова подошел к окну и еще раз посмотрел на спящего. Беспокойные сновидения Линдсея уже сменились крепким сном. Он лежал неподвижно, как мертвый.
Каторжник больше не колебался. Когда он отошел от окна и огляделся, в глазах его светилось выражение свирепой решимости. Рядом лежала толстая доска, видимо, служившая прежде перемычкой окна хижины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34