— Можете думать что угодно, — отвечал Тэрада. — Я проработал примерно полгода в четвертом отделе отряда. Главная задача этого отдела заключалась в культивировании бактерий. Кроме того, мы готовили вакцины и иммунные сыворотки. Лично я главным образом занимался этим. Впрочем, сейчас это не имеет значения.
— Вы хотите сказать, что, надев военную форму, вы были обязаны делать все, что ни прикажут. И считаете, что это может служить вам оправданием?
— А что вы, собственно, в этих делах смыслите! Вам известно, что начальник медико-санитарной службы Квантунской армии генерал-лейтенант К. показал на Хабаровском процессе? "Исяи Сиро рассказывал мне, что обычно артиллерийские снаряды и авиабомбы делаются из металла, но если начинить эти бомбы и снаряды бактериями, то при взрыве металла вследствие высокой темперагуры, развивающейся в результате взрыва большого заряда, бактерии гибнут..." Короче говоря, надежды не оправдались. И вот в районе города Нинбо был испробован новый способ распространения чумных блох. Однако оказался ли он таким эффективным, как это пытался показан, в своем секретом фильме генерал-лейтенант Исии, — это еще вопрос.
— Вы считаете, что оправдание военных преступников уменьшает вашу вину, снимает с вас ответственность?!
— Отнюдь нет, просто все это выеденного яйца не стоит. И Убуката мне с самого начала внушал, что затея генерала Исии чепуха.
— Ничего себе чепуха! И это утверждаете вы, медик и бактериолог! Но это не аргумент.
— Во время войны в Корее, — продолжал Тэрада. — тоже пытались применить бактериологические бомбы — точные копии бомб Исии. Пострадавшие, правда, были. По сколько? Но имевшимся данным, тридцать шесть человек погибла от чумы в провинции Анчу и один — и провинции Кансо. И все!
— А что означают районы Южного Вьетнама, отмеченные Убукатой на карте?
— Кроме того, что это были районы распространения чумы, я ничего не знаю.
— И вы решили превратить чепуху я нечепуху?
— Что вы хотите сказать?
Рассчитывая заставить Тэраду проговориться, Кохияма сказал:
— Я хочу сказать об устойчивых чумных бактериях! Если они будут пущены в ход, то пресечь эпидемию, наверное, окажется потруднее?!
— Иначе говоря, вы считаете, что мои исследования связаны с действиями американской армии?
Тэрада улыбнулся. Затем поморщился, словно от боли, и снова улыбнулся. Кохияма почувствовал на себе его презрительный взгляд.
— Что же вы в таком случае хотели мне сказать? — спросил Кохияма.
— Хотел поделиться воспоминаниями о прошлом, которое уже начал забывать.
— И это должно было стать вашим покаянием?
— Хм! "Должно было стать"?.. Вы говорите обо мне в прошедшем времени, как о покойнике. Впрочем, вы не так уж далеки от истины...
Кохияма внимательно посмотрел на Тэраду. Его лицо, пылавшее от сильного жара, внезапно сделалось каким-то пепельно-желтым, словно на него вдруг легла тень смерти. Кохияма вздрогнул.
Как только рассвело, Кохияма позвонил на квартиру к доктору Канагаи. Пришлось снова воспользоваться телефоном Нисидзаки. Узнав, что заболел Тэрада, старый профессор встревожился.
— Что с ним? — спокойно спросил Канагаи.
— Боюсь, что у него чума, — ответил Кохияма.
— Почему вы так решили?
— Когда я захотел с ним переговорить, он потребовал, чтобы я сначала надел белый халат и маску. Потом запретил приближаться к нему. Очнувшись после обморока, не велел больше прикасаться к себе.
— Л какая у него температура?
— Не говорит, не хочет говорить.
— Как он сейчас себя чувствует?
— Когда я принес ему завтрак, оказалось, что он уже снова сидит за столом. Говорит, что, после того как ночью поспал, чувствует себя лучше. Правда, разговаривали мы через дверь, и завтрак мне пришлось оставить в коридоре.
Канагаи хмыкнул в телефон.
— Он не велел мне ничего говорите вам, — сказал Кохияма.
— Даже так? Можег бытъ, он не позволит мне осмотреть себя? Я все-таки постараюсь как можно скорее приехать.
Кохияма, Эмма и Сатико завтракали втроем. Эмма села за стол впервые после чегырех дней болезни. Но почему-то всем казалось, что с тех пор прошло уже много времени. Сатико налила и чашки кофе и сняла с тостера ломтики поджаренного хлеба.
— Спасибо тебе, Сатико, большое спасибо за все, — ласково глядя на нее, сказала Эмма.
— Ты не мне, милочка, скажи спасибо, а господину Кохияме. Это благодаря его заботам ты так быстро поправилась.
— Спасибо? Ну, этого мне мало, милая Сатико, — отшутился Кохияма. — А кроме того, хота температура у нашей больной и нормальная, успокаиваться рано. Ей еще нужно лежать и лежать.
— Вы, кажется, заделались настоящим врачом! Мне это не нравится.
— Учтите, что мне поручил приглядывать за вами Канагаи.
— И прекрасно! Вот и возьмите меня сегодня вечером погулять!
— Это было бы безрассудством, — ответил Кохияма.
Эмма внимательно посмотрела на него все еще затуманенными глазами. Кохияма смутился еще сильнее. Как раз сегодня вечером он собирачся воспользоваться тайным лазом, о котором ему рассказала Эмма, выбраться В парк и там из какой-нибудь телефонной будки позвонить в редакцию и попросить, чтобы произвели срочное расследование. Пришла пора разобраться во всей этой загадочной истории с чумой.
Сатико достала из холодильника фрукты и, подсев к Эмме, прошептала:
— Не беспокойся, потом мы все обсудим.
— О чем вы там шепчетесь? — недовольно пробурчал Кохияма. — В компании нехорошо секретничать.
В это время появились Муракоси и Катасэ. Обычно но утрам они приходили редко. По-видимому, у них было какое-то неотложное дело.
— Тэрада наверху, не правда ли? — указывая пальцем вверх, спросил Муракоси.
— Л разве это не само собой разумеется? — ответила Эмма. Муракоси и Катасэ прекрасно знали, что Тэрада должен находиться наверху. Так что вопрос Муракоси звучал как предупреждение: невзирая ни на какие запреты они намерены подняться на второй этаж.
— Со вчерашнего дня он плохо себя чувствует и сказал, что не хочет никого видеть. Поэтому вам лучше не ходить туда, — сказал Кохияма.
— Мы не можем с этим считаться, — возразил ему Катасэ. — У нас важное дело.
— Перестаньте, Катасэ! — сказала Сатико. — Ведь он же болен!
— Болен? — переспросил Катасэ. То ли потому, что он догадался, о какой болезни идет речь, то ли потому, что замечание эго сделала ему Сатико, но он так и остался стоять посреди кухни.
Однако Муракоси направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Кохияма выскочил из-за стола и преградил ему дорогу.
— Туда нельзя!
— Уйдите! — Взгляд Муракоси, полный ярости, уперся в Кохияму. Кохияма знал, что, если дело дойдет до применения силы, победа останется за Муракоси: ведь второй разряд по дзюдо кое-что значит.
— Вы можете попытаться прорваться силой, — сказал Кохияма, — но думаю, что эго было бы неразумно. Скоро должен приехать доктор Канагаи. Если бы вы могли поставить точный диагноз, тогда другое дело. А так, по-моему, все-таки лучше дождаться Канагаи.
— Вы полагаете, что у него чума?
— Что вы меня спрашиваете? Я ведь не врач! Но вы же сами знаете, что всякое заболевание здесь должно вызывать подозрение па чуму!
— Хм! Значит, ему очень плохо? — Муракоси сразу смягчился. Он долго смотрел па часы, лицо его выражало растерянность. — Ладно, будь что будет, — сказал он примирительно. — Только вот не знаю, кто придет раньше, Канагаи или наши люди.
— Какие люди?
— Скоро узнаете. А пока, Кохияма-сан, пожалуйста, запомните следующее. Вы силой помешали моей встрече с господином Тэрадой. Надеюсь, вы сумеете это подтвердить директору Института микробиологии.
— Я не знаю, о чем идег речь, но я, конечно, всегда готов это подтвердить, — ответил Кохияма.
У Кохиямы были причины считать, что "специалист по риккегсиям" настроен против него. Он уже давно начал поговаривать, что Кохияма слишком часто вмешивается и в дела покойного, и во взаимоотношения с Тэрадой. Не превышает ли репортер свои полномочия?
На это Кохияма отвечал, что дело не в том, кто представитель науки, а кто — прессы. Здесь все равны, все поставлены в чрезвычайные обстоятельства, и их вмешательство в дела друг друга неизбежно, пожалуй, даже естественно.
— Учтите, — сказал однажды Муракоси, — что наш директор до сих пор поддерживает добрые отношения с главным редактором вашей газеты, который был близким другом основателя института. Поэтому мы вправе рассчитывать на вашу помощь и поддержку.
В этих словах Кохияме послышалось предупреждение: смотри, мол, если будешь противоречить, эго тебе даром не пройдет, могут и с работы попросить! До сих пор Кохияма не был заодно с Муракоси и Катасэ. Будь у них общая ясная платформа, он, как сотрудник газеты, естественно, был бы обязан оказывать им всестороннюю поддержку. Но они с совершенно разных позиций относились к поведению Тэрады, и поэтому он не хотел иметь с ними дела.
Сейчас Муракоси больше не заикался ни о каком сотрудничестве. Его молчание было красноречивым. Чувствовалось, что теперь он окончательно решил при случае как следует насолить Кохияме.
Кохияма сел за стол.
— Ну, что он? — спросила Эмма.
Кохияма ничего не ответил, и тогда Эмма, не обращая внимания на стоявшего в коридоре Катасэ, произнесла:
— Покойный отец как-то сказал, что Муракоси — это волк в овечьей шкуре.
Доктора Канагаи все еще не было. Кохияма ждал его с нетерпением. Его беспокоило состояние Тэрады, который никого даже близко к себе не подпускал. Но еще больше его беспокоила мысль, что кто-то собирается нагрянуть сюда. Догадаться, что это за люди и с какой целью они хотят заяви шея, было трудно.
Когда находишься в заточении, всякое появление посторонних только усиливает желание поскорее выбраться на свободу. И в то же время невольно думаешь, как бы это посещение не нарушило хотя бы того относительного покоя, которым ты пользуешься сейчас.
Решение каких-то людей посетить "чумной изолятор" казалось событием чрезвычайным. Ведь изолятор существует для того, чтобы "запереть" в нем бактерии, не дать инфекции распространиться дальше. Что же касается здоровья людей, находящихся в изоляторе, то это оставалось под вопросом. Опасность заражения продолжала существовать. Нужно было определенное мужество, чтобы по собственной воле явиться сюда.
С ребенком на руках пришла госпожа Хамура.
— Доктор Канагаи сегодня приедет в обычное время? — обратилась она к Кохияме.
— Нег, кажется, пораньше.
— О, это очень хорошо!
Очевидно, госпожа Хамура надеялась получить от Канагаи сведения о состоянии мужа. Прошло два дня с тех пор, как ее мужа увезла санитарная машина. Вчера она весь день просидела в своей квартире. Госпожу Хамуру трудно было узнать, ее словно подменили: тихая, сдержанная, именно такая,, какой хотел видеть ее муж.
Кохияме стало жаль ее.
— Вас, наверное, беспокоит состояние мужа? Думаю, что ничего серьезного у него нет, он скоро понравится, — сказал он.
Разумеется, никакой гарантии, что врачи придут к такому заключению, не было. Напротив, Кохияме было известно, что многие психические заболевания считаются неизлечимыми.
Клиницисгы, работающие в этой области, ведут с недугом постоянную, тяжелую, ожесточенную борьбу, однако случаи полного излечения крайне редки. Больного лечат, выписывают и снова кладут в больницу. И так без конца. Жизнь семьи, где есть больной, становится пыткой.
По-видимому, и жене Хамуры вскоре это предстоит испытать. Но обо всем этом Кохияма, разумеется, промолчал.
— Две ночи я не могла сомкнут глаз, — сказала госпожа Хамура. — Все думала, что теперь будет с ребенком. Из головы не шли слова мужа. Страшные вещи он говорил. Рассказывал, например, как к больному ребенку вызвали врача. Тог осмотрел и ребенка и мать. Оказалось, что у матери на груди уже чернели чумные пятна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26