А ты не пьян?
— Сомэя-сан, выслушайте меня!
— Кохияма, у меня полно работы, и мне некогда шутить. Из Инспекции здравоохранения не поступило никакой информации.
Обычно Сомэя строго следил за тем, чтобы информация была добротной и достоверной, и никаких домыслов и сомнительных сообщений в газете не допускал. Нет, звонок в редакцию ничего не даст, только нарвешься на скандал с Тэрадой, и неизвестно, чем это может кончиться...
Однако Кохияма в конце концов все же позвонил в редакцию. Правда, звонил он в присутствии Тэрады.
— Я простудился и неважно себя чувствую, — сказал Кохияма, — возможно, немного устал. Разрешите мне взять отпуск на недельку!
— А вернее, малость перепил? — »асмеялся Сомэя. — Ну, да ладно
- Отпуск так отпуск!
- Я непременно представлю медицинскую справку. — Ну что ж, будем рады снова тебя лицезреть. Кстати; появился Цурумото, гак что мы здесь управимся без тебя. Поправляйся!— И Сомэн Положил трубку,
В свой пансион Кохияма звонить не стал; Как-нибудь обойдется. На худой конец, если через неделю хозяин откроет его комнату и убедите и что жильца дома нет. ов наверняка решит, что тот уехал в очередную командировку. Никаких подозрений у хозяина, по-видимому, не возникнем
— Спасибо, Кохияма. я рад, что вы с нами заодно, — сказал Тэрада.
— А вы по-прежнему не доверяете мне?
— Не совсем так. Вы ведь представляете себе, какая трагедия разыграется, если в Токио вспыхнет эпидемия чумы, подобная той, которая была в 1901 или 1915 году. Вам известно, чго в 1901 году в Маньчжурии от чумы погибло свыше десяти тысяч человек?
— Но ведь с 1926 года в Японии, как я слышал, с чумой начисто покончено, — возразил Кохияма
— Ого! Вы неплохо осведомлены! Однако не следует забывать что п соседних странах эпидемии возникали и в послевоенные годы. Не успела кончиться война, как была зарегистрирована вспышка чумы в Маньчжурии Затем во время войны в Корее. В настоящее время, согласно данным чума свирепствует в Южном Вьетнаме.
— В Южном Вьетнаме?
— Да. Вот. не угодно ли взглянугь? — Тэрада держал в руках английское издание "Бюллегеня международной службы карантина" от 26 августа 196... года. — Тут список районов распространения эпидемии, Посмотрите по карте.
И Тэрада протянул Кохияме карту Индокитая, вырванную из атласа мира. На нем кто-то красным карандашом галочками отметил пункты, пораженные чумой. Вес побережье Южного Вьетнама было усеяно этими галочками Вдоль стратегического шоссе № 1 с юга на север тянулись населенные пункты: Сайгон, Далат, Нья-Транг, Нипь-Хо, Куй-Ненг, Бинь-Динь... Все эти названия часто мелькали в военных сводках иностранных телеграфных агёнстн и сообщениях спецкорреспондентов.
— Кто сделал эти пометки? Убуката-сан?
— Да, — торопливо ответил смущенный Тэрада. — Как видите, он интересовался всем на свете.
— Но зачем ему понадобилось это?
— Не знаю. Я нашел карту на его письменном столе. Парадоксально другое. Не исключено, что как раз в то время, когда он отыскивал на карте Индокитая районы распространения чумы, он уже был болен чумой.
— Вы, наверное, хотите мне внушить, что чума может распространиться и в Японии?
Разумеется, — ответил Тэрада. —Такая опасность существует, и всякая беспечность на сей счет могла бы привести к печальным последствиям. И все-таки я не вижу никакой связи между этой каргой и кончиной господина Убукаты. Как вы объясняете его интерес к распространению чумы
в Южном Вьетнаме?
— Что же тут объяснять! — сказал Тэрада. — Убукату, как микробиолога, могла заинтересовать любая инфекционная болезнь.
— Вы довольно ловко уходите от ответа. И все-таки интерес к проблеме распространения чумы исследователя, который в конечном счете сам умер от этой болезни, вряд ли можно считать случайным.
Тэрада ничего не ответил. Он молча забрал у Кохиямы брошюру и карту и ушел наверх, и комнаты покойного убукаты.
Это была первая и чуть-чуть смешная размолвка, происшедшая в чумном изоляторе, но именно тогда Кохияма и решил выяснить, чем занимается Тэрада, запираясь в кабинете покойного Убукаты.
На второй день произошло еще одно событие. Кохияма спал на диване в гостиной и вдруг проснулся от крика. Это был крик ужаса, без сомнения. Кохияма сбросил одеяло и вскочил с постели. Он не сразу понял, откуда несется крик. Дверь гостиной выходила в коридор, в конце которого была лестница, ведущая на второй этаж. В глубине коридора, против лестницы,' находилась комната Эммы. Когда-то ее спальня находилась на втором этаже, против кабинета отца. Но постепенно отец занял весь второй этаж, а Эмма переселилась на первый.
Сообразив наконец, откуда доносится крик, Кохияма побежал на кухню. Он увидел Эмму, которая с бледным как полотно лицом застыла па месте, оцепенев от ужаса.
— Что случилось?
— Вон, вон там! Посмотрите! — Дрожащей рукой Эмма указывала куда-то в угол комнаты.
Кохияма увидел большую дохлую крысу. Это была так называемая водяная крыса. Поблескивая черной иглистой шерстью, она лежала на гладком кафельном полу, распластав свое длинное тело и выпучив погасшие маленькие глазки. Из раскрытого рта текло что-то грязное и липкое. Кохияма содропгулся от омерзения.
— Чего доброго, сказал он, — эта тварь и была переносчиком чумы.
Позову-ка я Тэраду. Но звать Тэраду не пришлось. Он спал тоже в гостиной, по-видимому, встал очень рано и тут же ушел в кабинет Убукаты. Вероятно, услышав крик Эммы, и он поспешил ей на помощь. На лестнице раздались его торопливые
шаги.
— В чем дело? — обратился он к Эмме, едва появившись в дверях.
— Что ты пугаешь людей?
Прибежали еще два сотрудника, ночевавшие в соседней, прежде пустовавшей квартире. Это были Катасэ и Муракоси. Муракоси молчаливый мужчина лет тридцати пяти, он работал над проблемой борьбы с цуцутаму-
ши, возбудителем которой является одна из разновидностей риккетсий, особой группы микроорганизмов, занимающей промежуточное положение между бактериями и вирусами.
— Это же только одна крыса, а их в Токио насчитывается тридцать миллионов! - возбужденно заговорил обычно спокойный Муракоси.
— Тридцать миллионов? В три раза больше, чем столичных жителей?
— Да, Кохияма-кун2, — ответил Тэрада. — Строго говоря, чума — это крысиная болезнь. Ее переносчиками являются дикие грызуны. Вы, возможно, слышали, что чумная бацилла, открытая в тысяча восемьсот девяносто четвертом году нашим ученым Сибасабуро Китадзато в Гонгконге, была обнаружена в организме так называемой индийской блохи, паразитирующей на теле крысы. Обычно эпидемия чумы протекает следующим образом: сначала чума поражает крыс, и через два-три дня огромное количество дохлых крыс появляется в домах и на дорогах; вслед за этим эпидемия начинает свирепствовать среди людей. Таким образом, если в Токио начнется повальная гибель крыс, это предвещает ужасную катастрофу.
— Напрасно вы волнуетесь, — обратился к Эмме ассистент Катасэ. — В водосточной канаве возле дома сколько угодно дохлых крыс. Их травят нефтяной эмульсией, вот они и дохнут. Вчера я открыл люк и увидел там штук пять дохлых крыс... толстые, вздувшиеся...
— Фу, перестаньте! — вздрогнула Эмма, закрыв лицо руками.
— Ну что ж, сейчас мы этой красавице устроим похороны, — усмехнулся Катасэ и шагнул в угол кухни.
— Погодите, Катасэ-кун, — остановил его Тэрада. — Это любопытный экземпляр. Я сам ее заберу.
Голыми руками он схватил крысу за ухо и скрылся за дверью.
— Вот это, пожалуй, зря... — тихо сказал Катасэ.
— Л что он собирается делать? — спросил Муракоси.
— Наверное, вскроет, сделает анализ, только вряд ли он обнаружит чумную бациллу, а впрочем...
Понизив голос до шепота, Катасэ и Муракоси принялись что-то обсуждать.
Между этими двумя и Тэрадой, по-видимому, существовали какие-то разногласия. Они то и дело спорили относительно того, как лучше обобщить исследовательские данные, полученные покойным Убукатой. И эти споры грозили вот-вот вылиться в открытый конфликт.
Судя по всему, Убуката не ограничивался работой в институте и добрую половину своих исследований проводил дома, превратив свой кабинет в лабораторию. Таким образом, значительная часть полученных им данных оказалась не в институте, а на квартире.
Каждый раз, когда возникали споры, Катасэ принимал сторону Муракоси и даже подогревал его. Муракоси был назначен официальным представителем института, отвечавшим, согласно приказу директора, за обобщение материалов, которые будут обнаружены у Убукагы. Тэрада же был привлечен
просто им в помощь. Правда, он был старым другом Убукаты, я кроме того, соприкасался с ним как сотрудник биологической лаборатории Института фармакологии Гоко и специалист по антибиотикам, но для работников института Каньо он был сейчас не очень-то желанным гостем.
Однако, после того как квартира Убукагы превратилась в засекреченный чумной изолятор, роли переменились и Тэрада из гостя превратился в хозяина, оттеснив Муракоси на второй план. Тэрада сразу же прибрал к рукам все материалы покойного, явно желая продолжить его незавершенные исследования. На язвительные замечания Катасэ по этому поводу Муракоси лишь беспомощно разводил руками.
— Да поймите же, Катасэ, я вовсе не бактериолог, моя специальность — риккетсий, — оправдывался он.
Вернувшись в гостиную, Эмма еще долго не могла прийти в себя.
— Какая все-таки жуткая вещь — смерть!..
— Лучше не думать о ней, забудьте эту историю, — успокаивал ее Кохияма.
— Не надо меня утешать. Смерть отца перевернула мою жизнь вверх дном. Скоро начнется демонстрация новых заграничных мод, а для меня все кончилось. Я не моту показываться е клубах, не могу сниматься в кинорекламе, выступать по телевидению.
— Ну, все эго вы быстро наверстаете, — утешал Кохияма. — Через каких-нибудь десять дней...
— Поймите, что я вовсе не стремлюсь к роскоши. Все свои силы л способности я стремлюсь отдать этой работе, и ничего другого мне не надо
— Тем более вам не о чем беспокоиться. Считайте, что у нас просто кратковременный отдых. Подождите, потерпите...
— Ждать? Терпеть? Вы думаете, это для меня внове? Вы ведь ничего обо мне не знаеге. Я ждала и терпела и в школе, и в колледже, и даже в университете. Всю жизнь за своей спиной я слышала лишь одно: "Метиска, метиска!.."
— Расскажите мне о себе.
— Вы газетчик, и нас интересует жизнь моего отца, не так ли? Поэтому вы и согласились пробыть это время здесь. Я угадала? — Лицо Эммы сделалось строгим. Она изучающе смотрела на Кохияму. Он вспомнил, как она в траурном платье стояла у изголовья гроба и он впервые встретился с ней взглядом. И снова лицо девушки показалось ему удивительно похожим на лицо той еврейской девочки, что погибла в немецком лагере в Освенциме.
— Послушайте, Эмма, — снова заговорил Кохияма. — Мы ведь теперь товарищи по несчастью, и наша общая тюремщица — чума...
— Ловкий ход, — усмехнулась Эмма. — Вы хотите сказать, что теперь мы должны друг о друге все знать?
— Все? Я не думаю, чтобы вы и сами нее о себе знали...
— В каком смысле? Впрочем, вы правы. Я, например, ничего толком не знаю о своей матери. И теперь, когда умер отец, о ней знает только полусумасшедший Тэрада.
Эмма резко отвернулась и подняла глаза на висевшую на стене икону с изображением богородицы. Возможно, это была единственная вещь, оставшаяся ей па память от матери и заставлявшая ее часто вспоминать женщину, которая дала ей жизнь, но которую она совсем не знала;
Словно обессилев, Эмма откинулась на спинку дивана и чуть слышно прошептала:
— Бедная моя Пиро! Как мне без нее скучно! — Пиро была кошка, которую Эмма сама вырастила и очень любила.
— С Пиро все в порядке, — поспешил ответить Кохияма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Сомэя-сан, выслушайте меня!
— Кохияма, у меня полно работы, и мне некогда шутить. Из Инспекции здравоохранения не поступило никакой информации.
Обычно Сомэя строго следил за тем, чтобы информация была добротной и достоверной, и никаких домыслов и сомнительных сообщений в газете не допускал. Нет, звонок в редакцию ничего не даст, только нарвешься на скандал с Тэрадой, и неизвестно, чем это может кончиться...
Однако Кохияма в конце концов все же позвонил в редакцию. Правда, звонил он в присутствии Тэрады.
— Я простудился и неважно себя чувствую, — сказал Кохияма, — возможно, немного устал. Разрешите мне взять отпуск на недельку!
— А вернее, малость перепил? — »асмеялся Сомэя. — Ну, да ладно
- Отпуск так отпуск!
- Я непременно представлю медицинскую справку. — Ну что ж, будем рады снова тебя лицезреть. Кстати; появился Цурумото, гак что мы здесь управимся без тебя. Поправляйся!— И Сомэн Положил трубку,
В свой пансион Кохияма звонить не стал; Как-нибудь обойдется. На худой конец, если через неделю хозяин откроет его комнату и убедите и что жильца дома нет. ов наверняка решит, что тот уехал в очередную командировку. Никаких подозрений у хозяина, по-видимому, не возникнем
— Спасибо, Кохияма. я рад, что вы с нами заодно, — сказал Тэрада.
— А вы по-прежнему не доверяете мне?
— Не совсем так. Вы ведь представляете себе, какая трагедия разыграется, если в Токио вспыхнет эпидемия чумы, подобная той, которая была в 1901 или 1915 году. Вам известно, чго в 1901 году в Маньчжурии от чумы погибло свыше десяти тысяч человек?
— Но ведь с 1926 года в Японии, как я слышал, с чумой начисто покончено, — возразил Кохияма
— Ого! Вы неплохо осведомлены! Однако не следует забывать что п соседних странах эпидемии возникали и в послевоенные годы. Не успела кончиться война, как была зарегистрирована вспышка чумы в Маньчжурии Затем во время войны в Корее. В настоящее время, согласно данным чума свирепствует в Южном Вьетнаме.
— В Южном Вьетнаме?
— Да. Вот. не угодно ли взглянугь? — Тэрада держал в руках английское издание "Бюллегеня международной службы карантина" от 26 августа 196... года. — Тут список районов распространения эпидемии, Посмотрите по карте.
И Тэрада протянул Кохияме карту Индокитая, вырванную из атласа мира. На нем кто-то красным карандашом галочками отметил пункты, пораженные чумой. Вес побережье Южного Вьетнама было усеяно этими галочками Вдоль стратегического шоссе № 1 с юга на север тянулись населенные пункты: Сайгон, Далат, Нья-Транг, Нипь-Хо, Куй-Ненг, Бинь-Динь... Все эти названия часто мелькали в военных сводках иностранных телеграфных агёнстн и сообщениях спецкорреспондентов.
— Кто сделал эти пометки? Убуката-сан?
— Да, — торопливо ответил смущенный Тэрада. — Как видите, он интересовался всем на свете.
— Но зачем ему понадобилось это?
— Не знаю. Я нашел карту на его письменном столе. Парадоксально другое. Не исключено, что как раз в то время, когда он отыскивал на карте Индокитая районы распространения чумы, он уже был болен чумой.
— Вы, наверное, хотите мне внушить, что чума может распространиться и в Японии?
Разумеется, — ответил Тэрада. —Такая опасность существует, и всякая беспечность на сей счет могла бы привести к печальным последствиям. И все-таки я не вижу никакой связи между этой каргой и кончиной господина Убукаты. Как вы объясняете его интерес к распространению чумы
в Южном Вьетнаме?
— Что же тут объяснять! — сказал Тэрада. — Убукату, как микробиолога, могла заинтересовать любая инфекционная болезнь.
— Вы довольно ловко уходите от ответа. И все-таки интерес к проблеме распространения чумы исследователя, который в конечном счете сам умер от этой болезни, вряд ли можно считать случайным.
Тэрада ничего не ответил. Он молча забрал у Кохиямы брошюру и карту и ушел наверх, и комнаты покойного убукаты.
Это была первая и чуть-чуть смешная размолвка, происшедшая в чумном изоляторе, но именно тогда Кохияма и решил выяснить, чем занимается Тэрада, запираясь в кабинете покойного Убукаты.
На второй день произошло еще одно событие. Кохияма спал на диване в гостиной и вдруг проснулся от крика. Это был крик ужаса, без сомнения. Кохияма сбросил одеяло и вскочил с постели. Он не сразу понял, откуда несется крик. Дверь гостиной выходила в коридор, в конце которого была лестница, ведущая на второй этаж. В глубине коридора, против лестницы,' находилась комната Эммы. Когда-то ее спальня находилась на втором этаже, против кабинета отца. Но постепенно отец занял весь второй этаж, а Эмма переселилась на первый.
Сообразив наконец, откуда доносится крик, Кохияма побежал на кухню. Он увидел Эмму, которая с бледным как полотно лицом застыла па месте, оцепенев от ужаса.
— Что случилось?
— Вон, вон там! Посмотрите! — Дрожащей рукой Эмма указывала куда-то в угол комнаты.
Кохияма увидел большую дохлую крысу. Это была так называемая водяная крыса. Поблескивая черной иглистой шерстью, она лежала на гладком кафельном полу, распластав свое длинное тело и выпучив погасшие маленькие глазки. Из раскрытого рта текло что-то грязное и липкое. Кохияма содропгулся от омерзения.
— Чего доброго, сказал он, — эта тварь и была переносчиком чумы.
Позову-ка я Тэраду. Но звать Тэраду не пришлось. Он спал тоже в гостиной, по-видимому, встал очень рано и тут же ушел в кабинет Убукаты. Вероятно, услышав крик Эммы, и он поспешил ей на помощь. На лестнице раздались его торопливые
шаги.
— В чем дело? — обратился он к Эмме, едва появившись в дверях.
— Что ты пугаешь людей?
Прибежали еще два сотрудника, ночевавшие в соседней, прежде пустовавшей квартире. Это были Катасэ и Муракоси. Муракоси молчаливый мужчина лет тридцати пяти, он работал над проблемой борьбы с цуцутаму-
ши, возбудителем которой является одна из разновидностей риккетсий, особой группы микроорганизмов, занимающей промежуточное положение между бактериями и вирусами.
— Это же только одна крыса, а их в Токио насчитывается тридцать миллионов! - возбужденно заговорил обычно спокойный Муракоси.
— Тридцать миллионов? В три раза больше, чем столичных жителей?
— Да, Кохияма-кун2, — ответил Тэрада. — Строго говоря, чума — это крысиная болезнь. Ее переносчиками являются дикие грызуны. Вы, возможно, слышали, что чумная бацилла, открытая в тысяча восемьсот девяносто четвертом году нашим ученым Сибасабуро Китадзато в Гонгконге, была обнаружена в организме так называемой индийской блохи, паразитирующей на теле крысы. Обычно эпидемия чумы протекает следующим образом: сначала чума поражает крыс, и через два-три дня огромное количество дохлых крыс появляется в домах и на дорогах; вслед за этим эпидемия начинает свирепствовать среди людей. Таким образом, если в Токио начнется повальная гибель крыс, это предвещает ужасную катастрофу.
— Напрасно вы волнуетесь, — обратился к Эмме ассистент Катасэ. — В водосточной канаве возле дома сколько угодно дохлых крыс. Их травят нефтяной эмульсией, вот они и дохнут. Вчера я открыл люк и увидел там штук пять дохлых крыс... толстые, вздувшиеся...
— Фу, перестаньте! — вздрогнула Эмма, закрыв лицо руками.
— Ну что ж, сейчас мы этой красавице устроим похороны, — усмехнулся Катасэ и шагнул в угол кухни.
— Погодите, Катасэ-кун, — остановил его Тэрада. — Это любопытный экземпляр. Я сам ее заберу.
Голыми руками он схватил крысу за ухо и скрылся за дверью.
— Вот это, пожалуй, зря... — тихо сказал Катасэ.
— Л что он собирается делать? — спросил Муракоси.
— Наверное, вскроет, сделает анализ, только вряд ли он обнаружит чумную бациллу, а впрочем...
Понизив голос до шепота, Катасэ и Муракоси принялись что-то обсуждать.
Между этими двумя и Тэрадой, по-видимому, существовали какие-то разногласия. Они то и дело спорили относительно того, как лучше обобщить исследовательские данные, полученные покойным Убукатой. И эти споры грозили вот-вот вылиться в открытый конфликт.
Судя по всему, Убуката не ограничивался работой в институте и добрую половину своих исследований проводил дома, превратив свой кабинет в лабораторию. Таким образом, значительная часть полученных им данных оказалась не в институте, а на квартире.
Каждый раз, когда возникали споры, Катасэ принимал сторону Муракоси и даже подогревал его. Муракоси был назначен официальным представителем института, отвечавшим, согласно приказу директора, за обобщение материалов, которые будут обнаружены у Убукагы. Тэрада же был привлечен
просто им в помощь. Правда, он был старым другом Убукаты, я кроме того, соприкасался с ним как сотрудник биологической лаборатории Института фармакологии Гоко и специалист по антибиотикам, но для работников института Каньо он был сейчас не очень-то желанным гостем.
Однако, после того как квартира Убукагы превратилась в засекреченный чумной изолятор, роли переменились и Тэрада из гостя превратился в хозяина, оттеснив Муракоси на второй план. Тэрада сразу же прибрал к рукам все материалы покойного, явно желая продолжить его незавершенные исследования. На язвительные замечания Катасэ по этому поводу Муракоси лишь беспомощно разводил руками.
— Да поймите же, Катасэ, я вовсе не бактериолог, моя специальность — риккетсий, — оправдывался он.
Вернувшись в гостиную, Эмма еще долго не могла прийти в себя.
— Какая все-таки жуткая вещь — смерть!..
— Лучше не думать о ней, забудьте эту историю, — успокаивал ее Кохияма.
— Не надо меня утешать. Смерть отца перевернула мою жизнь вверх дном. Скоро начнется демонстрация новых заграничных мод, а для меня все кончилось. Я не моту показываться е клубах, не могу сниматься в кинорекламе, выступать по телевидению.
— Ну, все эго вы быстро наверстаете, — утешал Кохияма. — Через каких-нибудь десять дней...
— Поймите, что я вовсе не стремлюсь к роскоши. Все свои силы л способности я стремлюсь отдать этой работе, и ничего другого мне не надо
— Тем более вам не о чем беспокоиться. Считайте, что у нас просто кратковременный отдых. Подождите, потерпите...
— Ждать? Терпеть? Вы думаете, это для меня внове? Вы ведь ничего обо мне не знаеге. Я ждала и терпела и в школе, и в колледже, и даже в университете. Всю жизнь за своей спиной я слышала лишь одно: "Метиска, метиска!.."
— Расскажите мне о себе.
— Вы газетчик, и нас интересует жизнь моего отца, не так ли? Поэтому вы и согласились пробыть это время здесь. Я угадала? — Лицо Эммы сделалось строгим. Она изучающе смотрела на Кохияму. Он вспомнил, как она в траурном платье стояла у изголовья гроба и он впервые встретился с ней взглядом. И снова лицо девушки показалось ему удивительно похожим на лицо той еврейской девочки, что погибла в немецком лагере в Освенциме.
— Послушайте, Эмма, — снова заговорил Кохияма. — Мы ведь теперь товарищи по несчастью, и наша общая тюремщица — чума...
— Ловкий ход, — усмехнулась Эмма. — Вы хотите сказать, что теперь мы должны друг о друге все знать?
— Все? Я не думаю, чтобы вы и сами нее о себе знали...
— В каком смысле? Впрочем, вы правы. Я, например, ничего толком не знаю о своей матери. И теперь, когда умер отец, о ней знает только полусумасшедший Тэрада.
Эмма резко отвернулась и подняла глаза на висевшую на стене икону с изображением богородицы. Возможно, это была единственная вещь, оставшаяся ей па память от матери и заставлявшая ее часто вспоминать женщину, которая дала ей жизнь, но которую она совсем не знала;
Словно обессилев, Эмма откинулась на спинку дивана и чуть слышно прошептала:
— Бедная моя Пиро! Как мне без нее скучно! — Пиро была кошка, которую Эмма сама вырастила и очень любила.
— С Пиро все в порядке, — поспешил ответить Кохияма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26