Я еще раз перечитала статью, пытаясь найти хоть какое-то отличие. Все, что я обнаружила, было тривиальной поправкой. В книге Клауса альпинистом, которого нашли на следующее утро едва живым и бормотавшим лишь одно слово «помогите», был Пит Папуорт. Каплан сопоставил свидетельства всех очевидцев и установил, насколько этому можно было доверять, что Папуорт погиб накануне ночью, а тем человеком был немец, Томас Бенн, которого нашли умирающим. Кроме этой детали, изложение событий в обоих случаях полностью совпадало.
Я подошла и присела на подлокотник кресла, в котором находился Адам, и потеребила ему волосы. Он передал мне свой стакан, я немного отпила и вернула Адаму.
- Ты остался на ней, Адам?
- Где?
- На Чунгават. Ты возвращаешься к ней в мыслях снова и снова? Думаешь, могло ли быть иначе, можно ли было спасти погибших или о том, что сам мог погибнуть?
- Нет, ни о чем таком я не думаю.
- А я думаю.
Адам подался вперед и резким тычком выключил телевизор. В комнате внезапно сделалось очень тихо и стал слышен шум с улицы, где-то пролетел самолет.
- С какой, черт побери, стати?
- Женщина, которую ты любил, погибла в горах. Эта мысль преследует меня.
Глаза Адама сузились. Он отставил стакан, встал и взял мое лицо в ладони. Они были большими и очень сильными. Я почувствовала, что он мог бы без труда свернуть мне шею, если бы захотел. Он смотрел мне прямо в глаза. Может, он пытался заглянуть мне в душу?
- Ты женщина, которую я люблю, - сказал он, не сводя с меня глаз. - Ты женщина, которой я верю.
Глава 34
- Вас Билл Левенсон. - Клаудиа протянула мне трубку с сочувственным выражением лица, словно передавала меня в руки палачу.
Я, скорчив гримасу, взяла трубку:
- Алло, это Элис.
- Хорошо, Элис. - Для человека, готового меня четвертовать, его голос звучал доброжелательно. - Вы в деле.
- Что? - Я выпучила глаза на Клаудиу, которая торчала у дверей в ожидании, когда мое лицо горестно сморщится.
- Вы в деле, - повторил он. - Займитесь этим. «Дрэг-спираль» четвертой модели, это ваше детище.
- Но...
- Вы ведь не передумали, правда, Элис?
- Вовсе нет.
Я вообще не могла ни о чем думать. А «Дрэг-спираль» была последним, о чем я вспоминала в последние два дня. Даже теперь я едва могла собраться с силами, чтобы постараться изобразить заинтересованность в голосе.
- Тогда начинайте делать все, что нужно. Составьте список своих потребностей и план работы и пошлите мне по электронной почте. Я подобрал несколько светлых голов, все готовы к работе. Так что я перепасовал мяч вам, Элис. Обработайте его как следует.
- Прекрасно, - сказала я. Если ему хотелось услышать в моем голосе волнение или благодарность, то его ждало разочарование. - А что будет с Майком, Джованной и другими?
- Оставьте это веселенькое дельце мне.
- Ах.
- Отлично, Элис. Я уверен, вы преуспеете с «Дрэг-спиралью IV».
Я ушла с работы позже обычного, чтобы не пришлось встречаться с Майком. Потом, сказала я себе, я вытащу его куда-нибудь, и мы вместе напьемся, обругаем высокое начальство, его грязные махинации, словно они нас совершенно не касаются. Но не сейчас. Мне и без того было о чем тревожиться, и заботиться о Майке я могла лишь в условной форме. Та часть моей жизни временно отступила на второй план. Я расчесала волосы, завязала их на затылке в узел, взяла наполненный доверху лоток с входящей корреспонденцией и сбросила все содержимое в корзину для бумаг.
Клаус ждал меня у вращающихся дверей, он жевал пончик и читал вчерашнюю газету, которую, завидев меня, поспешно свернул.
- Элис! - расцеловал меня в обе щеки, потом изучающе оглядел. - Ты выглядишь немного уставшей. У тебя все в порядке?
- Что ты здесь делаешь?
К его чести, у него на лице появилось смущенное выражение.
- Адам попросил, чтобы я проводил тебя домой. Он беспокоился о тебе.
- Со мной все в порядке. Ты понапрасну тратишь время.
Он взял меня под руку:
- Для меня это удовольствие. Мне все равно нечего делать. Можешь у себя угостить меня чашкой чая.
Я заколебалась, демонстрируя нежелание.
- Я дал слово Адаму, - сказал Клаус и потащил меня к станции подземки.
- Мне хочется прогуляться.
- Пешком? Отсюда?
Это начало раздражать.
- Со мной все в порядке, и я хочу идти домой пешком. Ты со мной?
- Адам всегда говорит, что ты упрямая.
- На улице весна. Посмотри на небо. Мы могли бы пройтись через Вест-Энд и Гайд-парк. Или проваливай, тогда я пойду одна.
- Ты победила, как всегда.
- А чем же таким занят Адам, что не мог прийти сам, чтобы составить мне компанию? - спросила я, когда мы переходили через улицу в том самом месте, где я впервые увидела Адама, а он меня.
- Кажется, он собирался встретиться с каким-то оператором или еще с кем-то, кто может принять участие в экспедиции.
- Ты видел статейку о Чунгават в журнале «Гай»?
- Я беседовал с Капланом по телефону. Он мне показался профессионалом.
- Он не пишет ничего особо нового.
- Так он мне и сказал.
- Кроме одного. Ты говорил, что тот человек, который пережил ночь, был найден умирающим и все звал на помощь, был Пит Папуорт, а Каплан пишет, что на самом деле это был Томас Бенн.
- Немец? - Клаус нахмурился, будто пытался вспомнить, потом улыбнулся. - Должно быть, Каплан прав. Я был тогда не вполне...
- И еще у тебя ничего не было о том, что Лора Типлер делила с Адамом палатку.
Он как-то странно посмотрел на меня, не меняя темпа ходьбы.
- Это мне казалось копанием в чужих делах.
- Какой она была?
У Клауса на лице появилось слегка недовольное выражение, словно я нарушила некое неписаное правило. Потом он заговорил:
- Это было до того, как он познакомился с тобой, Элис.
- Знаю. Поэтому мне нельзя ничего о ней спрашивать? - Он промолчал. - Или о Франсуазе? Или о любой из них? - Я прикусила язык. - Прости. Я не собиралась говорить об этом в таком тоне.
- Дебби говорила, что ты немного зациклилась на этих вещах.
- Правда? Она тоже с ним как-то флиртовала. - Мой голос звучал неестественно пискляво. Я сама себя начинала тревожить.
- Боже, Элис.
- Может, нам не стоит идти пешком. Пожалуй, возьму такси до дома. Я чувствую себя уставшей.
Не говоря ни слова, Клаус вышел на проезжую часть и махнул проезжавшей мимо черной машине. Он помог мне сесть в такси, затем, несмотря на мои протесты, сел сам.
- Прости, - сказала я снова.
Некоторое время мы ехали в неловкой тишине, пока такси пробиралось вперед в вечернем потоке машин.
- У тебя нет причин ревновать, - наконец проговорил он.
- Я не ревную. Я устала, и меня мутит от секретов и тайн, и еще от получения информации об Адаме из статеек в газетах или из случайных фразочек, которые у кого-нибудь бездумно вылетают. Такое чувство, что постоянно ожидаешь засады. Никогда не знаешь, с какой стороны ждать очередного сюрприза.
- Как я слышал, - возразил Клаус, - не то чтобы эти сюрпризы появляются сами. Скорее, это ты копаешься, стараясь их выудить. - Он положил свою теплую загрубевшую ладонь мне на руку. - Верь ему, - сказал он. - Перестань себя мучить.
Я рассмеялась, но смех перешел в судорожные рыдания.
- Прости, - еще раз проговорила я. - Обычно я так себя не веду.
- Видимо, тебе нужна помощь, - отозвался Клаус.
Его слова меня поразили.
- Думаешь, я схожу с ума? Ты так думаешь?
- Нет, Элис, может, будет полезно поговорить обо всем этом с кем-нибудь посторонним. Послушай. Адам мой приятель, но я знаю, каким упрямым выродком он может быть. Если у тебя проблемы, попроси помощи, чтобы в них разобраться.
- Наверное, ты прав. - Я откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Я ощущала страшную усталость и жуткую тоску. - Наверное, я вела себя как дура.
- Временами мы все бываем дураками, - сказал он. Казалось, он немного успокоился, увидев мою неожиданную уступчивость.
Когда такси затормозило, я не стала предлагать Клаусу чашку чаю, на которую он напрашивался, и он в свою очередь, как мне показалось, был не против такого развития событий. Он торопливо обнял меня перед дверью и быстро пошел вниз по улице, полы пальто развевались на ветру. Я устало поднялась по ступеням, подавленная и с чувством стыда за свое поведение. Прошла в ванную комнату, посмотрела на себя в зеркало, и мне не понравилось то, что я там увидела. Потом я осмотрела квартиру, которая пребывала в том же состоянии, в каком я оставила ее утром. В раковине лежали несколько дней не мытые тарелки, ящики комода были выдвинуты, на столе стояли открытые банки с медом и вареньем, на разделочной доске черствел хлеб, у двери приткнулись два наполненных мусором пакета, на линолеуме виднелись крошки и засохшая грязь. В гостиной повсюду стояли грязные кружки, на полу вместе с пустыми бутылками из-под виски и вина валялись газеты и журналы. В банке из-под варенья съежился побуревший букетик нарциссов. Ковер, казалось, не пылесосили несколько недель. Вдруг вспомнилось, что мы также несколько недель не занимались стиркой и не меняли постельное белье.
- Черт, - с отвращением пробормотала я. - Я сама и все вокруг похоже на дерьмо. Точно.
Я засучила рукава и принялась за кухню. Мне нужно было вернуть свою жизнь. С каждой протертой поверхностью я чувствовала себя все лучше. Я вымыла посуду, собрала и выкинула всю засохшую и испортившуюся еду, свечные огарки, все полученные по почте рекламные проспекты, промыла пол с горячей мыльной водой. Я подобрала все пустые бутылки и старые газеты и выбросила их прочь, даже не делая перерывов на то, чтобы прочесть новости недельной давности. Выбросила я и мисочку Шерпы, стараясь не вспоминать, каким я видела его в последний раз. Я сняла с постели белье и свалила в угол, приготовив таким образом для прачечной. Я расставила парами обувь, книжки сложила в ровные стопки, оттерла желтизну в ванной и известковые пятна с душа. Полотенца тоже бросила в приготовленную для стирки кучу.
Потом я приготовила себе чашку чая и принялась за картонные коробки, сложенные под нашей кроватью, в которые мы с Адамом по обыкновению сбрасывали все, что не нужно, но что пока не хотелось выбрасывать. Сначала я думала просто вынести их на улицу и поставить возле мусорного контейнера, даже не разбирая. Однако мне попался на глаза клочок бумаги, на котором был нацарапан рабочий телефон Полин. Его не следовало выкидывать. Я начала рыться в старых счетах, новых счетах, открытках, еще не прочитанных научных журналах, фотостатах материалов по «Дрэг-спирали», клочках бумаги, на которых я оставляла Адаму записки или Адам мне. «Вернусь в полночь; не засыпай», - прочла я, и от слез защипало глаза. Пустые конверты. Нераспечатанные конверты, адресованные владельцу квартиры. Я отнесла их на письменный стол в углу комнаты и начала раскладывать в три стопки. Одна на выброс, с другой разобраться тут же, третью положить назад в коробку. Одна из стопок развалилась, несколько бумажек упали за стол. Я попыталась просунуть за ними руку, но пространство оказалось слишком узким. Я было подумала оставить их там, но нет - я была полна решимости убрать в квартире все. Даже невидимые пылинки. Поэтому я с большим трудом отодвинула стол от стены и достала бумажки. Конечно, там были и другие вещи, которые обычно заваливаются за столы: сморщенная кожура от яблока, обрезок бумаги, колпачок от ручки, порванный старый конверт. Я взглянула на конверт, чтобы решить, можно ли его сразу выбросить. Он был адресован Адаму. Я перевернула его другой стороной и тут же, словно меня с силой ударили в живот, задохнулась.
«Был неважный день?» - прочла я. Это были каракули, написанные рукой Адама черными чернилами. На следующей строчке еще. «Был неважный день, Адам?» Потом: «Тяжелый день, Адам? Прими ванну». Наконец, в самом низу было написано знакомыми прописными буквами: «ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ».
Слова были написаны одно за другим, словно в детской прописи: «ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46