Пока его друзья продолжали, словно бродяги, кочевать по миру, зарабатывая то тут, то там, ища спонсоров, Фил обзавелся этим большим красивым домом, расположенным сразу за Лэдброк-гроув. Мы вышли во двор. Трава была мокрой, и я почувствовала, что ноги у меня замерзли и промокли, хотя на улице было приятно. Мы прошли к низкой стене в дальней части сада и стали смотреть на дом на другой стороне. Я обернулась. В окне на первом этаже я увидела Адама, стоявшего в группе других людей. Раз или два он бросил взгляд на нас. Мы с Грегом отсалютовали ему своими стаканами. Он ответил тем же.
- Мне это нравится, - сказала я. - Мне нравится знать, что сегодня вечером светлее, чем вчера, а завтрашний вечер будет светлее, чем сегодняшний.
- Если бы Адам не стоял там и не смотрел на нас, то у меня было бы такое чувство, словно я целую тебя, Элис, - сказал Грег. - В том смысле, что я как будто тебя целую, но если бы Адам не подсматривал, то я обязательно поцеловал бы.
- Тогда я рада, что он стоит там, Грег, - сказала я. - Посмотри-ка сюда. - Я поднесла руку к его лицу, демонстрируя обручальное кольцо. - Доверие, верность навсегда и так далее.
- Прости, я понимаю. - Грег снова помрачнел. - Ты знаешь о «Титанике»?
- Слышала, - с легкой улыбкой ответила я, понимая, что стою с совершенно пьяным Грегом.
- Знаешь?.. - Он помолчал. - Ты знаешь, что ни один из офицеров, выживших на «Титанике», никогда не получил под командование судно?
- Нет, этого я не знала.
- Невезение, понимаешь ли. Ошибка в расчетах. Что касается капитана, то ему повезло - он ушел на дно с судном. Это капитанам и положено делать. Знаешь, зачем я еду в Штаты?
- Лазить по горам?
- Нет, Элис, - чересчур живо отозвался он. - Нет. Я еду ликвидировать компанию. Вот так. Финита. Линия, начертанная на песке. Буду искать другое направление деятельности. По крайней мере капитан Ахав утащил с собой на дно кита. Люди, о которых я должен был заботиться, погибли, это моя вина, и со мной все кончено.
- Грег, - сказала я, - ты не конченый человек. Я имею в виду, что это была не твоя вина.
- О чем ты говоришь? - спросил он.
Я посмотрела по сторонам. Адам был по-прежнему наверху. Обезумевшему, теперь еще и пьяному, я должна была все рассказать Грегу, прежде чем он уедет. Я просто обязана была сделать это для него. Возможно, у меня больше никогда не будет такого шанса. «Быть может, - думала я, - я найду в Греге союзника и не буду чувствовать себя такой одинокой, если расскажу ему». Во мне жила сумасшедшая надежда, что он стряхнет с себя это пьяное слезливое настроение и придет ко мне на выручку.
- Ты читал книгу Клауса? - спросила я.
- Нет, - сказал он, поднося к губам стакан с водкой.
- Не нужно, - остановила я его. - Не пей больше. Я хочу, чтобы ты сосредоточился на том, что я сейчас скажу. Тебе должно быть известно, что, когда пропавшую партию на Чунгават доставили в лагерь, один из ее членов был еще жив. Ты помнишь, кто именно?
Лицо Грега закаменело и стало мрачнее тучи.
- Я в тот момент был не совсем в сознании. Это был Питер Папуорт, разве нет? Он просил о помощи, бедняга. О помощи, которую я не сумел оказать.
- Нет, - сказала я. - Это ошибка Клауса. То был не Папуорт. То был Томас Бенн.
- Ну что ж, - сказал Грег. - Тогда мы все были не в лучшей форме. Отсиживались внизу.
- Что было главной чертой Бенна?
- Он был дерьмовый альпинист.
- Нет, ты ведь сам говорил. Он ни слова не говорил по-английски.
- Ну и что?
- Help. Help. Помогите. Вот что все услышали от него, умирающего, впадавшего в кому. Хорошенькое время, чтобы вдруг начать говорить по-английски.
Грег пожал плечами:
- Возможно, он сказал это по-немецки.
- По-немецки будет hilfe. Звучит совсем непохоже.
- Может быть, это был кто-нибудь другой.
- Это не был никто другой. В журнальной статье три человека цитируют его последние слова. Два американца и один австралиец.
- Так почему они сообщили, что слышали это?
- Они сообщили это, потому что ожидали от него услышать именно это слово. Но я сомневаюсь, что он произнес именно его.
- Что же, по-твоему, он сказал?
Я огляделась. Адам по-прежнему оставался в доме. Я махнула ему рукой.
- Думаю, что он сказал gelb.
- Gelb? Что, черт возьми, это значит?
- Это «желтый» по-немецки.
- Желтый? За каким дьяволом ему вспоминать о желтом цвете, находясь при смерти? Может, у него были галлюцинации?
- Нет. Я полагаю, что он думал о том, что его убило.
- Что ты имеешь в виду?
- Цвет маршрутного шнура, по которому двигалась его группа вниз по хребту Близнецы. Не по той стороне хребта Близнецы. По желтому тросу.
Грег начал было говорить, потом замолк. Я наблюдала, как до него медленно доходит смысл сказанного мной.
- Но ведь маршрутный шнур, который вел вниз по хребту Близнецы, был голубым! Это мой маршрут. Они пошли не по той стороне хребта из-за того, что веревку снесло с маршрута. Потому что я плохо закрепил ее.
- Не думаю, - сказала я. - Мне кажется, два верхних крюка на твоей линии вырвало потому, что кто-то этому помог. И я думаю, что Франсуаза, Питер, Кэрри, Томас и еще один... как его звали?
- Алексис, - пробормотал Грег.
- Все они пошли по другому отрогу, потому что их туда вел маршрутный шнур. Желтый шнур.
Грег выглядел сбитым с толку, больным.
- Как туда мог попасть желтый шнур?
- Его натянули, чтобы увести группу в другом направлении.
- Но кто?
Я обернулась и еще раз посмотрела на окно. Адам взглянул вниз на нас, потом снова повернулся к женщине, с которой беседовал.
- Могла произойти ошибка, - сказал Грег.
- Никакой ошибки быть не могло, - медленно проговорила я.
Повисла долгая, долгая тишина. Несколько раз Грег поднимал на меня глаза, потом опять отводил взгляд в сторону. Он вдруг опустился на влажную землю под куст, который качнулся, и на нас посыпались капли воды. Он сотрясался в судорогах и беспомощно всхлипывал.
- Грег, - прошипела я, - соберись же.
Он рыдал и рыдал.
- Я не могу. Не могу.
Я наклонилась, схватила его и встряхнула.
- Грег, Грег. - Я заставила его подняться на ноги. Его лицо было красным и все в слезах. - Ты должен мне помочь, Грег. У меня больше никого нет. Я одна.
- Я не могу. Не могу. Проклятый ублюдок. Я не могу. Где моя выпивка?
- Ты выплеснул ее.
- Мне нужно выпить.
- Нет.
- Мне нужно выпить.
Грег неверным шагом прошел через сад в дом. Я минуту подождала. От учащенного дыхания вздымалась грудь. Потребовалось несколько минут, чтобы немного успокоиться. Теперь я должна была вернуться в дом и выглядеть так, словно ничего не произошло. В ту минуту, как я вступила на порог кухни на цокольном этаже, раздался страшный грохот, потом наверху послышались крики, звон разбивающегося стекла. Я побежала по каменным ступеням наверх. В передней был полный разгром, по полу катались дерущиеся люди. Мебель была перевернута, шторы сорваны. Раздавались крики и стоны. Сначала я не могла даже разобрать, кто участвует в свалке, потом увидела Грега, которого оттаскивали от другого человека. Это был Адам, он зажимал руками лицо. Я подбежала к нему.
- Ты проклятый ублюдок, - кричал Грег. - Ублюдок! - Он, как сумасшедший, выбежал из комнаты. Дверь на улицу громко хлопнула. Он ушел.
На лицах у всех находившихся в комнате читалось недоверие. Я взглянула на Адама. У него на скуле была глубокая царапина. Глаз уже заплывал. Он смотрел на меня.
- Ах, Адам! - вскрикнула я и бросилась к нему.
- В чем дело? - послышался чей-то голос. Это была Дебора. - Элис, вы с ним разговаривали. Что на него нашло?
Я оглядела лица друзей, коллег, товарищей Адама, все ждали, сбитые с толку, рассерженные внезапным нападением. Я пожала плечами.
- Он был пьян, - сказала я. - Видно, у него произошел душевный надлом. До него наконец дошло все сразу. - И повернулась к Адаму. - Дай я промою тебе рану, любовь моя.
Глава 36
Этот бассейн был таким же, как те, куда я ходила в детстве, - выложенный зеленой плиткой, со старыми заплатками и пучочками волос, плавающими возле дна; надписи, требующие не бегать, не нырять, не курить и не шалить, порванные флаги, свисающие под моргающими лампами дневного освещения, мрачные кабинки. В общей раздевалке можно было увидеть женщин всех форм и размеров. Это напоминало картинку из детской книжки, иллюстрирующую разнообразие человеческих типов: обвисшие зады; покрытые сеткой вен, обвисшие груди; ребра, которые легко пересчитать, и костлявые плечи. Прежде чем надевать купальник, я взглянула на себя в тусклое зеркало и опять с тревогой заметила, что выгляжу очень нездоровой. Почему раньше я не обращала на это внимания? Потом натянула шапочку я плавательные очки, которые оказались настолько тесными, что у меня выпучились глаза, и прошла к бассейну. Пятьдесят раз туда и обратно - столько я собиралась проплыть.
Я не плавала уже несколько месяцев. В ногах, которыми я по-лягушачьи отталкивалась в брассе или била, когда плыла кролем, ощущалась тяжесть. Грудь болела. Вода забралась под очки и щипала глаза. Плывший на спине мужчина, который вращал руками, словно циркулярная пила, больно ударил меня по животу и на меня же накричал. Я плавала, считая про себя, и смотрела на зеленую воду сквозь очки. Это было скучно: туда - сюда, туда - сюда. Теперь я вспомнила, почему бросила занятия плаванием. Но примерно через двадцать раз я начала входить в ритм, который стал действовать почти успокаивающе. Вместо того чтобы отдуваться и считать, я стала думать. Уже не лихорадочно, а неспешно. Я понимала, что нахожусь в страшной опасности и что никто не придет мне на помощь. Грег был моим последним шансом. Теперь я могла рассчитывать только на себя. С каждым гребком я ощущала ломоту в мышцах рук.
Это могло показаться абсурдом, но я все же была спокойна. Предоставленная самой себе, я в первый раз за многие месяцы чувствовала, что опять стала собой. После всех этих страстей, ярости, страха, головокружительной бесконтрольности я снова могла здраво мыслить, будто вышла из лихорадочного забытья. Я была Элис Лаудон. Я потерялась и вот теперь нашлась. Сорок два, сорок три, сорок четыре. Неторопливо двигаясь в бассейне и избегая плывущих кролем мужчин, я выработала план. Припухлости у меня на плечах стали спадать.
В раздевалке я быстро растерлась полотенцем, аккуратно, чтобы не замочить одежду, оделась и подкрасилась перед зеркалом. Рядом со мной еще одна посетительница бассейна подводила глаза. Мы улыбнулись друг другу - две женщины, вооружавшиеся против внешнего мира. Я высушила феном волосы и гладко зачесала назад, чтобы на лицо не упала ни одна прядка. В скором времени я собиралась их остричь, стать новой Элис. Адаму нравились мои волосы: он иногда зарывался в них, словно тонул. Это было, казалось, так давно - вся эта восторженная изматывающая тьма. Я подстригу их у парикмахера, чтобы не таскать с собой эту вызывающую, возбуждающую желание тяжесть.
Я не сразу пошла на работу, а отправилась в расположенный неподалеку от бассейна итальянский ресторан, где заказала бокал красного вина, бутылку газированной воды и салат из морепродуктов с чесночным хлебом. Потом вытащила лист писчей бумаги, которую купила утром, и ручку. В верхней части листа я написала крупными буквами: «ДЛЯ ТОГО, КОГО ЭТО МОЖЕТ ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ» - и дважды подчеркнула. Принесли мое вино, и я стала пить его мелкими глотками. Сейчас мне нужна была ясная голова. «Если меня найдут мертвой, - написала я, - или я бесследно исчезну, это будет означать, что я убита моим мужем, Адамом Таллисом».
Принесли салат из морепродуктов и чесночный хлеб, официант по своей инициативе намолол на огромной мельнице черного перца и обильно посыпал им мою еду. Я подцепила похожий на резинку кружок кальмара и отправила его в рот, прожевала и запила.
Я изложила все, что мне было известно, убористым почерком и в самой убедительной форме, на какую была способна. Я объяснила смерть Адели, отметив, что ее последнее письмо к Адаму, написанное непосредственно перед исчезновением, находится у меня в ящике комода под нижним бельем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46