Аккуратно разжав его руки, я вытащила нож, прихватила «ARM AND RITUAL» и на четвереньках поползла к выходу. И лишь у самой двери обернулась: Дементий спал. И вместе с ним, свернувшись клубком, спали все его ножи, все его мечи, все его давно умершие японцы.
…Через три минуты я была уже на набережной, перед вздыбившейся плотью моста Лейтенанта Шмидта. Вот он — питерский бич, разводка мостов, которая всегда застает врасплох! Воистину, нужно родиться в этом городе, чтобы жить в унисон с его мостами.
У первой же попавшейся парочки я узнала, который час. Было около двух, следовательно, в арсенале у сумасшедшего Дементия я провела почти десять часов. И выползла оттуда с напрочь покосившейся башней. Причину этого помутнения я объяснить не могла. В любом случае от временного пристанища на Канонерском меня отделяла вода, оставаться на набережной и искать приключений в ушибленных белой ночью кафешках мне не хотелось, и я решила отправиться к Монтесуме.
* * *
Монтесума жила на углу Одиннадцатой линии и Большого проспекта.
Несколько лет назад, сразу же по приезде в Питер, она расселила склочную четырехкомнатную коммуналку и теперь являлась счастливой обладательницей эркера, двух балконов, двух санузлов и камина.
Я честно простояла в подворотне напротив ее дома полчаса и ничего подозрительного не обнаружила. И только потом решилась войти в подъезд.
Монтесума не спала.
Я вообще была склонна думать, что Монтесума никогда не спит, ничего не ест, а только курит сигары, вкалывает как лошадь и все свободное время посвящает мужененавистничеству.
— Опять ты за свое? Сколько на этот раз? — хмуро спросила Монтесума, пропуская меня в квартиру.
— Что — сколько?
— Сколько мужиков тебя трахало? У тебя такой вид, как будто по тебе взвод солдат прошелся.
— Срочной службы? — уточнила я, вспоминая слабосильного симпатяжку Дементия.
— Пойди умойся, — Монтесума всучила мне полотенце. — Халат на вешалке, зубная паста на полке… Смотреть противно.
— У тебя есть Басе? — неожиданно спросила я.
— Какой Басе в три часа ночи? Совсем озверела? — Она закрыла за мной дверь в ванную и задвинула щеколду. — Оклемаешься — постучишь.
Есть особая прелесть
В этих измятых,
Сломанных хризантемах, —
Вместо ответа продекламировала я, приложив ухо к двери.
— Точно, озверела. Мозгами тронулась, — удовлетворенно констатировала Монтесума и отправилась в комнату.
Я пустила воду, вылила в голубую джакузи целый флакон пены и только потом отважилась заглянуть в зеркало. Видок еще тот, Монти права: распухший рот, лихорадочно блестящие глаза, запавшие щеки, заострившиеся скулы. Эстет Дементий за десять часов битвы за нож вымотал меня так, как ни одному взводу солдат не снилось. Срочной службы. После подобных утех нужно отсыпаться по меньшей мере сутки. Откисать в воде по меньшей мере половину суток. И драить себя мочалкой по меньшей мере два часа.
Но не прошло и десяти минут, как в ванную просочилась Монтесума. Она прикурила сигарету мне, прикурила сигару себе и устроилась на краю джакузи.
— Ну, что с тобой произошло? — спросила она, и ноздри ее раздулись от любопытства.
— Ты разве не знаешь? На мне два трупа, и я в бегах. А так — все в порядке, — ответила я, рассматривая кончик тлеющей сигареты. Должно быть, именно так, если верить поэту Басе в интепр… тьфу… интерпретации придурка Дементия, выглядят светлячки над рекой Сэта… Господи, о чем я только думаю?!.
— Господи, о чем ты только думаешь, Варвара! Даже не спросишь о Суворовском…
— Прости… — Я почувствовала легкий укол стыда. В то время, как я кувыркалась с Дементием в зарослях японского книжного бамбука, Монтесума вовсю занималась моими делами.
— Прощаю, но сначала скажи, что я умница.
— Это даже не тема для разговора. Ты — умница.
— И эта умница узнала кое-что любопытное. Правда, для этого ей пришлось прикинуться агентом по недвижимости…
— Кому? Тебе?!.
— И представь, я была не первым агентом, справлявшимся насчет дремовского гнезда. Тело еще не предано земле, а воронье уже кружит! Но это не главное…
«Главное» поджидало меня в зале на ковре, в окружении батареи винных бутылок, нежного креветочного мяса и перезрелой черешни — Монтесума умела обставлять свои победы.
— Выпьем за Проектно-Инвентаризационное Бюро, — провозгласила она, поднимая бокал. — И за чинуш, которых парализует один только вид стодолларовой купюры.
Мы выпили, и Монтесума растянулась на полу, рядом с довольно внушительным по размерам листом кальки с каким-то чертежом.
— Это план дома на Суворовском. Коммуникации, вентиляционные шахты и прочая муть, — отрекомендовала кальку Монти. — Мне дали его в аренду.
— За сто долларов?
— Именно. Хотя ему красная цена — пятьдесят. Но не стану же я мелочиться, когда речь идет о жизни моей подруги. Цени.
— Ценю, — промычала я, склоняясь над планом. Он был составлен довольно толково, с умопомрачительными для русского разгильдяйства подробностями: я сразу же узнала пожарный щит, в котором Стас прятад ключи от чердачной двери, саму квартиру Стаса (два самодовольных новорусских прямоугольника) и множество других прямоугольников, символизирующих соседний со Стасом квартиры.
— Хорошо живут, черти. Раскулачивать пора.
— Я достала его не затем, чтобы выслушивать твои призывы к погромам, — окоротила меня Монтесума. — Разуй глаза. Ничего не замечаешь?
Окоченевший труп Стаса на плане зафиксирован не был, и потому я благоразумно промолчала.
— Подземный гараж! — выдержав паузу, торжественно произнесла Монти. — Ты знала, что некоторые жильцы дома пользуются подземным гаражом фирмы из соседнего здания? Вот, смотри, видишь эту кишку? Она отходит от лифтовой шахты…
Сказанное Монтесумой стало для меня полнейшей неожиданностью. Я неоднократно бывала у Стаса, неоднократно приезжала вместе с ним на Суворовский (Стас не боялся опорочить сиденья своего джипа моей многострадальной задницей). Но, как правило, он парковался возле дома. И вот теперь — пожалуйста, подземный гараж!..
— Помнишь, ты говорила о лифте, которым ты не могла воспользоваться из-за того, что в нем кто-то бьи? — Монти демонстрировала пугающую способность к дедукции.
— Ну…
— А старуха-консьержка поведала следователям, что никто не приходил и никто не уходил.
— Ну…
— Из этого следует, что… — Она испытующе посмотрела на меня.
— Что?
— Что лифт благополучно проехал мимо первого этажа и остановился в подвальном. Прямо перед выходом в подземный гараж!
— И такое возможно?
— Ты до сих пор на свободе только потому, что полная идиотка, — констатировала Монтесума. — А идиотам, как известно, везет. Впрочем, ты не одна такая.
— Кто еще?
— Следственные, мать их, органы! Даже не поинтересоваться такими пустяками, как подземный гараж. Да там полк можно спрятать!
— Ты думаешь, это имеет какое-то отношение к убийству Стаса?
— Если не ты его порешила, то имеет. Я была в этом гараже. Правда, для этого пришлось зайти со стороны фирмы.
— И тебя пустили?
— Баксы, девочка моя, баксы… Баксы открывают любую дверь и развязывают любые языки. Если бы у органов был валютный резерв, раскрываемость преступлений приблизилась бы к ста процентам…
После этого философского отступления Монтесума поведала мне о визите в навороченную фирму «Ладога Trade Company», занимавшую соседнее со Стасовым курятником здание. Я сама неоднократно проходила мимо ее тонированных стекол, мимо ее кокетливой вывески, мимо карликовых елок, украшавших вход. Иногда возле турникета, ведущего в святая святых фирмы, поблескивали пистолеты охраны, — так что успешное внедрение Монтесумы в «Ладога Trade Company» оставалось для меня полной загадкой. Даже несмотря на баксы.
И тем не менее факт оставался фактом: Монтесума просочилась на подземную стоянку и узнала, что семейство коммерческого директора фирмы проживает рядом, в доме Стаса Дремова, только этажом ниже. Оно пользуется гаражом фирмы — наравне с еще двумя сотрудниками, которым «Ладога Trade Company» прикупила квартиры в том же доме.
Эта информация была получена от одного из охранников фирмы. Но еще более ценные сведения предоставил сторож подземного гаража. Правда, баксы не имели на него воздействия, зато серьезную поддержку оказала бутылка водки. После того как Монтесума раздавила с ним пузырь и слегка оголила термоядерное армянское колено, сторож вспомнил, что в интересующие мою подругу день и время дочь коммерческого директора фирмы выводила из гаража свой скромный «Лендровер». И была она не одна, а в обществе мужчины…
— Мужчины, причем иностранца, — многозначительным шепотом добавила Монтесума. — Въезжаешь?
— А при чем здесь убийство Стаса? — снова завела свою шарманку я. — Какая-то девчонка выкатывается из гаража со своим бойфрендом… Это еще ничего не значит.
— Может быть, не значит. А может, и значит. У девчонки есть ключ от подземного гаража. Так что центральный вход и консьержка отпадают автоматически. Девчонка пользуется другим входом. И выходом — тоже.
— Ты думаешь, что…
— Что в лифте спускался убийца. Если все то, что вывалили на меня ты и Кайе, — правда. Во всяком случае, по времени совпадает идеально. Не забывай, Тео Лер-митт — иностранец. Да и любого молдаванина с любым эстонцем тоже можно принять за иностранцев. Во всяком случае — с пьяных глаз…
Неожиданно я испытала жгучую ревность к детективным способностям Монтесумы: черт возьми, я, вдоль и поперек проштудировавшая книгу «ДЕТЕКТИВНЫЕ ЗАГАДКИ — РАЗГАДАЙ САМ!», и в подметки ей не гожусь. Это было так несправедливо, что я помимо своей воли попыталась уесть Монти.
— Вот именно, с пьяных глаз! Как можно доверять зенкам какого-то сторожа?
— Сторож — лицо незаинтересованное. Ему незачем скрывать информацию…
— Значит, ты хочешь сказать, что в убийстве Стаса замешана еще и какая-то женщина? Что она была соучастницей убийцы? И по удивительному стечению обстоятельств проживала в том же доме… Не слишком ли много соучастников?
Мои вопросы озадачили Монтесуму. Более того — они решительно ей не понравились.
— А не слишком ли много убийств для тебя одной? — парировала она.
— Прости… Ты права. А что за девчонка?
— Ее достать не удалось. Укатила с любящим папашей куда-то за границу. На следующий день после убийства. Вернется только на будущей неделе. В среду. Или четверг.
— Ты и это знаешь?
— Не я, а сторож. Он присматривает за «Лендрове-ром», девчонка сама ему сказала, что уезжает. И папаш-кина машина тоже запаркована. Так-то!
Я была раздавлена, Монтесума торжествовала. Но насладиться торжеством в полной мере ей не пришлось, — в прихожей раздался настойчивый звонок.
— Кого еще черти несут на ночь глядя? — проворчала Монтесума и поплелась к двери.
А я так и осталась сидеть на ковре, чувствуя, как потихоньку коченеют все мои чресла: сначала у меня отнялись ноги, потом дело дошло до запястий, потом обездвижели шейные позвонки. И наконец окаменела глотка. Ночной звонок в дверь не понравился мне. Очень не понравился. Не понравился его наглый, настойчивый тон. Такой же наглый, как рожи вольнонаемных работничков таллинского полицейского департамента. Пугаясь собственных апокалиптических предчувствий, я поползла к выходу из комнаты и высунула негнущуюся шею в прихожую.
Монтесума в задумчивости стояла около маленького монитора, высвечивающего часть лестничной площадки. На мониторе нервно дрожала макушка какого-то мужика, прикрытая удостоверением.
— Ну и? — сказала Монти через домофон. — Что, по-вашему, я должна делать? Открывать незнакомому мужчине в три часа ночи?
— Почему же незнакомому, Каринэ Суреновна? — раздался хриплый голос в динамике. — Мы с вами уже виделись… И совсем недавно. Моя фамилия Лемешонок. Евгений Данилович Лемешонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63