Я присел тихо на корточки, и что же?
О. X. Что?!
Л. Б. Каторжник у каторжника бороду выщипывает!
О. X. Чем?
Л. Б. Да трудно понять. Видно только, что голова у немого дергается. За ними-то море серебряное, они как на блюде нарисованы. А, вспомнил.
О. X. Что?
Л. Б. Вспомнил слова капитана перед его отходом ко сну. Он выразился в том смысле, что за пять дней настоящая борода не отрастет.
О. X. Настоящая борода?
Л. Б. Да. Я, клянусь всем святым, тут же сообразил, что немой – человек особенный и у меня есть возможность еще раз отличиться перед господином бароном. Стал я тихо к ним подкрадываться. Галерники спят-сопят. Я так осторожно ступаю. Немой трясет головой. И ночь.
О. X. Они не услышали, как вы приближаетесь?
Л. Б. Кто его знает! Вообще-то звуков на корабле хватает: и дерево потрескивает, и ветры испускаются от дрянной солонины… Одним словом, подхожу. Бич свой из-за пояса вытаскиваю. Ну, думаю, сейчас я дознаюсь, почему этот лысый каторжник не желает показать Божьему свету, какого цвета у него борода.
О. X. Вы никого не разбудили? Я имею в виду из солдат?
Л. Б. Нет, я же хотел отличиться. И только вытащил бич, как он встает.
О. X. Немой?
Л. Б. Немой. И говорит.
О. X. Немой?
Л. Б. Да. Он говорит: «Зачем ты сюда пришел? Ты за смертью своей пришел?!»
О. X. Он громко это сказал?
Л. Б. Наверно, громко, но меня поразил бы и его шепот. Я оцепенел. Тогда он повторил свой вопрос, громогласно и с присовокуплением оскорбительных слов в мой адрес. Я попытался что-то ответить. Тогда он вытащил стержень своей каторжной цепи из дубового бруса и ударил меня в грудь.
О. X. Он вытащил этот стержень одним рывком?
Л. Б. Нет, спокойно, без напряжения, медленно, как из масла. Я смотрел как завороженный и не мог двинуть рукой. Тогда он ударил меня.
О. X. Куда?
Л. Б. По голове. И я рухнул без чувств.
О. X. Именно от удара?
Л. Б. Скорей от неожиданности. Я лежал без чувств, но видел, как он вскочил на перекладину, что была перед передней банкой, и что-то прокричал на сарацинском наречии. И весь галиот, все гребцы вскочили на ноги и прокричали в ответ…
О. X. О Харудж!
Л. Б. Так вы все знали, святой отец?
О. X. Не все.
Л. Б. Я сейчас поражен ничуть не меньше, чем тогда ночью, под луной.
О. X. Что же было дальше?
Л. Б. Был бой. Харудж в мгновение ока освободил несколько десятков сообщников.
О. X. Они попали вместе с ним на галиот или сделались сообщниками уже там?
Л. Б. Одному Богу это известно.
О. X. Одному Богу и одному Харуджу.
Л. Б. Был бой. Харудж собственноручно заколол господина барона, солдаты спросонья ничего не могли понять. Мало кто сопротивлялся. Была паника. Кто-то прыгнул в воду, и тогда я сообразил, что мне тоже лучше поискать счастья на берегу, пусть и на пустынном.
О. X. Это конец вашей истории?
Л. Б. Да, святой отец. Больше мне рассказать нечего. Разве что о том, что, овладев галиотом, Харудж атаковал и боевую галеру.
О. X. Он взял ее на абордаж?
Л. Б. Он не безумец, у него не хватило бы сил для этого, он просто с ходу протаранил ее борт и скрылся в темноте. Луна ушла с небосклона в темноту.
Глава четвертая
МОНАХ И КУЗНЕЦ
Отец Хавьер. Назови свое имя?
Клементио Мендоса.. Меня зовут Клементио, имя отца Мендоса.
О. X. Откуда ты родом?
К. М. Из города Виго.
О. X. Кто был твой отец?
К. М. Он был лекарем.
О. X. Учился ли он этому ремеслу?
К. М. Да, святой отец, учился. Четыре года в Саламанке и еще четыре в Севилье.
О. X. Отчего же он не остался в большом городе, где легче найти практику?
К. М. В большом городе больше лекарей и без протекции нечего рассчитывать на хорошее место.
О. X. Он вернулся в Виго, потому что это был его родной город?
К. М. Нет. Отец не любил рассказывать о своем прошлом, только один раз он упомянул деревню Вилласьерра и сказал, что она находится недалеко от Бургоса.
О. X. Тебе, как я понял, бывать там не приходилось.
К. М. Нет.
О. X. И твоему отцу тоже?
К. М. Насколько я могу судить, да.
О. X. Почему же он отправился именно в Виго?
К. М. Из-за женщины.
О. X. Она была состоятельна?
К. М. У нее был собственный дом и хлебная лавка.
О. X. Твоя мать была привлекательная женщина?
К. М. Не знаю.
О. X. Не понимаю: ты не можешь определить, хороша ли была она?
К. М. Я просто никогда ее не видел.
О. X. Изволь говорить яснее, у меня нет времени на то, чтобы распутывать твои загадки.
К. М. Куда уж яснее! Я никогда не видел своей матери.
О. X. Она что, умерла в день родов?
К. М. Может статься, что она жива и по сей день.
О. X. Ты меня совсем запутал.
К. М. Вы задаете вопросы, я на них отвечаю. Меня предупреждали говорить только, правду, вот я и стараюсь.
О. X. Хорошо, скажи сейчас то, что нужно сказать, чтобы эта путаница рассеялась.
К. М. Жена моего отца не была моей матерью. Отец прибыл в Виго вместе со мной. Я подкидыш или плод какой-то тайной, может быть запретной, любви. Я никогда не видел своей матери. Отец никогда о ней не заговаривал. Я даже не могу решить, то ли он ее боготворил, то ли ненавидел.
О. X. Мужчина, самостоятельно воспитывающий ребенка, вещь неслыханная,
К. М. Отец тоже так считал, поэтому женился на первой же женщине, которая ему подвернулась. То, что она была родом из Виго, его нисколько не смущало.
О. X. Что же дальше, ты вырос?
К. М. Со временем такое происходит со всеми.
О. X. Отец пытался привить тебе любовь к врачебному ремеслу?
К. М. Возможно, он был неплохим врачом, но отвратительным учителем. Если он что и сумел мне привить, так это острую неприязнь ко всем этим клистирам, кровопусканиям и нарывам. В провинции болеют очень скучными болезнями.
О. X. Что ты имеешь в виду под интересными болезнями?
К. М. То же, что и все остальные.
О. X. А именно?
К. М. Болезни, порождаемые любовью, войной и злоупотреблениями.
О. X. Ты высказал свои мысли отцу?
К. М. Нет, тогда у меня не было никаких особенных мыслей. Я ничего не высказывал, а только выказывал полное пренебрежение к однообразной возне, которой он был занят.
О. X. Вряд ли это могло ему понравиться.
К. М. Вы как в воду глядите.
О. X. И что же, он выгнал тебя из дому?
К. М. Выгнал, но недалеко.
О. X. Куда же?
К. М. В хлебную лавку.
О. X. У тебя открылась торговая жилка?
К. М. Не знаю, как насчет жилки, а вот жила одна у меня точно открылась.
О. X. Говори проще, мне некогда раздумывать над твоими словечками.
К. М. Я был в том возрасте, когда юноша замечает, что между мужчинами и женщинами есть разница.
О. X. Ты стал волочиться за девицами?
К М. Причем с огромным успехом, что, как известно, приносит огромные неприятности.
О. X. Многие юноши в Виго начали тебя ненавидеть за успех у женщин.
К. М. Дева Мария, не думал, что священники ныне так разбираются в делах любовных.
О. X. Твой отец не одобрял твоего поведения?
К. М. На мое поведение ему было плевать. До определенного момента.
О. X. Какого именно?
К. М. Прискорбно в этом признаваться, но моя мачеха…
О. X. Говори, говори, я не смущен.
К. М. Моя мачеха решила, что тоже может воспользоваться тем, чем пользуется полгорода.
О. X. Ты откликнулся на ее зов?
К. М. Нет.
О. X. Ты испытывал сыновние чувства к ней?
К. М. Я их не испытывал даже к отцу, хотя и имел на это основания.
О. X. Что же тебя остановило?
К. М. Я не хотел трудиться дома, имея столько работы на стороне.
О. X. Что же было дальше?
К. М. То, что всегда бывает в таких ситуациях. Мачеха донесла отцу, что я к ней приставал. У него хватило глупости ей поверить. Когда к нему приходили жаловаться отцы и женихи самых симпатичных и молоденьких девушек Виго, он не верил им, а тут…
О. X. Ты говоришь с такой горечью…
К. М. Еще бы! Заподозрить, чтобы я до такой степени потерял чувство прекрасного пола…
О. X. Ты был изгнан из дома?
К. М. Наверняка так бы и было, но, если быть точным, я бежал!
О. X. Почему?
К. М. Все потому же, святой отец. Я узнал, что меня собираются убить. Последней моей пассией была дочь самого алькальда. А это был человек без воображения.
О. X. Куда ты направил свои бесчестные стопы?
К. М. Помолившись и раскинув мозгами, л решил, что лучше всего мне подошло бы оказаться в большом портовом городе. А там будет видно.
О. X. Где же ты оказался? Кстати, Виго тоже портовый город!
К. М. Но небольшой. Направился я в Малагу. Там быстро оказался на корабле, одного грека.
О. X. Ты стал гребцом на галере?
К. М. Зачем же было ради этого покидать родной дом? Я понравился купцу, и он решил, видимо, что я могу быть ему полезен. Проверить это ему не удалось.
О. X. Что случилось?
К. М. Буквально на третий день плавания на нас напали сарацины.
О. X. И ты попал в рабство?
К. М. Да. Святая Мария, что это были за дни! Я с ужасом вспоминаю о них!
О. X. С ужасом или без него, но вспоминать придется, и во всех подробностях.
К. М. Спрашивайте.
О. X. Долго ли ты оставался гребцом?
К. М. Три дня.
О. X. Именно о них ты вспоминаешь с такими причитаниями, да?
К. М. Если бы их было семь, некому бы сейчас было о них вспоминать.
О. X. Кто тебе помог освободиться от этой тяжкой доли?
К. М. Клементио Мендоса.
О. X. Опять ты за свое! Откуда там мог взяться еще один Клементио?
К. М. Говоря о нем, я имел в виду себя. Я силой своего тогда еще юного разума вырвал себя из пучины бедствия.
О. X. Как это происходило?
К. М. Я обратил внимание, что один из помощников капитана одноног. К обрубку ноги у него привязана грубо обструганная деревяшка, притом привязана неудачно и неловко. Ходил он с трудом, а вечером подолгу отмачивал ободранную до крови культю в ведре с водой…
О. X. Что ты остановился? Говори.
К. М. Я Подумал и сообразил, что смогу ему помочь. Я сказал надсмотрщику, чтобы этот важный сарацин пришел ко мне.
О. X. Он сделал, как ты хотел?
К. М. Не сразу. Сначала он прошелся плетью по моей спине. Святая Мария, что это была за боль! Впрочем, я тут присочиняю немного. Боль была не слишком сильная, гребцов было мало, и надсмотрщикам было велено не калечить людей без надобности. Я знал это.
О. X. Откуда ты мог это знать?
К. М. Такие вещи всегда и всем на корабле известны, уж не знаю, почему.
О. X. Ладно, что же ты сделал?
К. М. Я заорал так, что меня услышали на другом конце корабля. Пришагал как раз этот самый одноногий и спросил, в чем дело. Тут я ему все и выложил про его ногу и про то, что я могу с ней сделать.
О. X. Он поверил тебе?
К. М. Больные мужчины напоминают женщин – они верят всему, чему хотят поверить.
О. X. Ты действительно ему помог?
К. М. Это было не так трудно сделать, удивляюсь, как он раньше не натолкнулся на толкового человека. Я, разумеется, ему об этом не сказал. Наоборот, всячески изображал, как мне трудно.
О. Х. Ты после этого вошел к нему в доверие?
К. М. Конечно. Мое положение сделалось совсем терпимым, ведь мой хромец стал командиром галеры, Он очень ценил меня, так как я приносил ему большой доход.
О. Х. Каким образом?
К. М. Хозяин отдавал меня внаем. Жизнь пирата полна превратностей, один теряет ногу, другой руку… Слава о моих способностях распространялась быстро. Плата за мои услуги росла. Вскоре я поселился на берегу.
О. X. Почему на берегу?
К. М. Потому что для моей работы мне понадобились инструменты, которых не было и не могло быть на корабле. Кузнечный горн, например.
О. X. Зачем тебе понадобился горн?
К. М. Я заметил, что иногда при изготовлений протеза лучше использовать металлические части, а не деревянные. Я освоил кузнечное дело с легкостью необыкновенной. Если бы мне сказали, что мой отец был кузнецом, я бы не удивился.
О. X. Ты не пробовал бежать из плена?
К. М. Зачем? Это было сопряжено с большим риском и не могло принести никаких выгод.
О. X. Ты бы мог с таким же успехом лечить христиан, с каким лечил поганых пиратов.
К. М. Может быть, я и задумывался над этим, но лишь до определенного момента.
О. X. Какого?
К. М. Когда вернулся на Джербу…
О. X. Именно на Джербу?
К. М. Именно.
О. X. Отчего же во всех бумагах значится, что ты родом неаполитанец?
К. М. Я счел за лучшее скрыть место своего происхождения, слишком плохую славу я оставил по себе в родных местах, не хотелось бы лишний раз напоминать землякам о своем существований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51