Кто бы мог навести в этом аду порядок? Никто. Да никто и не пытался.
Нет, неправда. Был один такой. Мартин де Варгас.
Как только стала оседать пыль, его люди внезапно, организованно, сразу со многих направлений вернулись на то место, с которого так подозрительно исчезли. У всех под одеждой было спрятана разное мелкое .оружие. Кое-чем посерьезнее они разживались тут же, вырывая сабли и протазаны из хладеющих пальцев истекающих кровью сарацин.
Побоище продолжилось.
Через какой-нибудь час порт был в руках Мартина де Варгаса, и желающих сопротивляться не наблюдалось.
На стенах хозяйничала пехота полковника Комареса.
В лагере Аббас Дану сажали на кол два десятка непочтительных молодых родственников шейха Арафара, а он спокойно наблюдал за этим, поигрывая четками.
Размазывая по лицу пороховую гарь, Илларио подбежал к своему командиру.
Тот загадочно улыбался, глядя на весело потрескивающие галеры сарацин.
– Мартин де Варгас, ты не победишь,– шептали его губы.
– Что вы сказали, капитан?
– Вели подать мне бумагу и перо.
– Бумагу? Где я возьму бумагу в этом пекле?
– Тогда сдери кожу с кого-нибудь из этих негодяев.
– Вы шутите, капитан!
– Мне нужно срочно написать письмо кардиналу. Мне нужно сообщить ему, что война началась. Шкура сарацина лучше всего подойдет для такого послания.
Глава десятая
КАПИТАН И ПЕНЬОН
Все получилось так, как рассчитывал Мартин де Варгас. Узнав о великолепной победе в Оране, король существенно изменил свое мнение о перспективах войны в Магрибе. Он выделил десяток галер и две тысячи солдат во главе с генералом Куэльяром для окончательного вытеснения пиратов из портов западной части Средиземноморского побережья Африки.
Вместе с этим войском выступил в поход (совершенно неожиданно) и отец Хавьер. Явившись в Оран, он вручил новому правителю города полковнику Комаресу письмо от кардинала Хименеса. Из письма следовало, что полковник должен всячески и абсолютно беспрекословно выполнять все просьбы монаха и содействовать ему всеми силами в любом, даже непонятном начинании. Комарес, как всякий военный, терпеть не мог такие приказания, но слишком уважал его преосвященство, чтобы ослушаться.
– Приказывайте, святой отец.
– Мне нужна здешняя тюрьма.
– Однако!
– Причем пустая.
– Без охранников?
– Без заключенных.
– Куда же их прикажете девать?
– Разогнать. Или отпустить. Кто там может быть, кроме заложников, томящихся в ожидании выкупа, и мелких торговцев, что задолжали ростовщикам и менялам?
– Но там находится под замком и до сотни людей Салаха Ахмеда!
– Повесить!
– Святой отец!
– Что вы хотите сказать, полковник, что не все они виноваты одинаково? А я вам скажу, что все они виноваты достаточно для того, чтобы болтаться в петле.
– Среди них могут оказаться люди полезные, через них мы сможем выведать новые сведения о силах Харуджа и его планах.
– Сомневаюсь, полковник, сомневаюсь. Но будь по-вашему. Переведите их в другое место и всех, кто захочет говорить о Харудже, направляйте ко мне.
Комарес надул щеки и поиграл своими пышными усами.
– Скажите, святой отец, а почему вам нужна именно тюрьма? В городе осталось еще достаточно поместительных и удобных домов.
– Потому что здешняя тюрьма самое надежное место на всем побережье. Еще никому никогда не удавалось из нее бежать.
Полковник не понял ответа, но счел за лучшее разговор этот не продолжать.
В тот же день стражники пинками и древками копий выгнали вон из прокисших, затхлых камер несколько десятков покрытых паразитами, подслеповатых как совы заключенных. Пленных пиратов заперли в каменном амбаре возле караван-сарая.
Отец Хавьер приказал камеры вымести и как следует окурить можжевеловым дымом. Затем он сам лично проверил все замки, повесил себе на пояс тяжелую связку ключей и долго втолковывал тюремным стражникам, как отныне следует нести службу. Те кивали.
На пост следующей ночью заступали во всеоружии, хотя им было точно известно, что в тюрьме находятся всего два человека. Сам отец Хавьер и его слуга Педро.
В это время Мартин де Варгас во главе своего небольшого флота подошел к острову Джерба. Джерба в первой половине XVI века играла в Западном Средиземноморье примерно ту же роль, которая выпала через сто с небольшим лет Тортуге в море Карибском. Это было нечто вроде пиратской республики. Одно время в маленьких деревушках на берегу многочисленных бухт жили в основном рыбаки-арабы. В эти бухты заходили на отдых или чтобы укрыться от бури галеры морских разбойников. Корабли торговые и принадлежащие к королевским флотам тут не появлялись, потому что основные негоцианские пути пролегали севернее этих широт. Постепенно морских разбойников становилось на острове все больше, а мирных рыбаков все меньше. И наконец настал момент, когда рыбаков не осталось вовсе, не осталось никого, кроме разнообразных морских разбойников, время от времени занимающихся рыбной ловлей.
Хафсидских султанов, владевших в то время большей частью побережья Туниса, соседство с Джербой отнюдь не стесняло, потому что тамошние пираты были сплошь мусульманского вероисповедания и грабили, стало быть, суда христиан. Христианские государи тоже вынуждены были закрывать глаза на существование пиратской республики, ибо считалось, что она находится под рукой хафсидов, воевать с которыми время еще не пришло.
Став главой, пусть и необъявленным, сарацинских пиратов, овладев Тенесом, Ораном, Мешуаром и друг гими портами, Харудж неизбежно должен был наложить руку и на Джербу. И наложил. В той или иной степени его верховенство признавали все пиратские капитаны, обосновавшиеся на острове. Признание это заключалось в выдаче людям Харуджа части добычи. В том году, о коем идет речь, часть эта выросла до размеров предельных – отдавать приходилось половину.
Никому это не нравилось, но все вынуждены были терпеть. Власть Харуджа казалась неколебимой.
Салах Ахмед после страшного поражения в Оране бросился именно на Джербу. Разумеется, будь у испанцев хотя бы одна резервная галера, весла бы ему унести не удалось. Салах Ахмед ушел на небольшом галиоте всего лишь с полусотней матросов, толком даже не выяснив, чем закончилось сражение за город. Он считал, что сопротивление бесполезно, и был в этом прав. Чудовищный взрыв в гавани сломил его волю. Он знал, что, если даже ему удастся отбиться от нападения испанцев, горожане не простят ему чудовищных разрушений.
Но он не мог прямо направиться в Алжир. Там его, вне всякого сомнения, ждала виселица. Харудж ценил своих доверенных людей только до тех пор, пока они оправдывали его доверие. Салах Ахмед решил подсластить пилюлю, которой станет для Харуджа потеря Орана. Подсластить золотом, которое он рассчитывал собрать на Джербе. Салах Ахмед был личностью известной, ему достаточно было лишь сказать, что он послан из Алжира Харуджем для сбора дани, и ему бы поверили.
Так он задумал.
Необходимо было спешить. Как только до острова дойдет весть о событиях в Оране, пиратские сундуки, распахнутые перед посланцами Харуджа, захлопнутся.
В гавань Эхра – она считалась главной на острове – Салах Ахмед прибыл на рассвете. Он сразу же оценил обстановку. На якорной стоянке было восемь различных кораблей. Три из них были знакомы бывшему правителю Орана. Они принадлежали алжирскому флоту. Галеры эти выделялись своей опрятностью и размером среди прочих судов. Салах Ахмед сразу же направился к той галере, на грот-мачте которой висел зелено-золотой флаг Харуджа. Риска встретить на борту самого Краснобородого не было. Салах Ахмед знал, что по таким делам, как сбор дани, правитель Алжира не разъезжает.
Он оказался прав. Кораблем командовал Ширкух, пожилой бывалый ливиец, происходивший, по слухам, из весьма старинного рода. Его предки якобы были некогда правителями Египта. Впрочем, в данном случае родство это не играло никакой роли.
Увидев перед собой Салаха Ахмеда, старик поразился настолько, что не сумел скрыть удивления.
– Да пребудет с тобой благословение Аллаха, славный флотоводец.
– Да пребудет, славный Салах Ахмед.
– Не смотри на меня так, я отвечу на все твои вопросы, но сначала ты ответь мне на несколько моих.
– Спрашивай.
– Не за податями ли ты прибыл сюда?
– Ты угадал.
– Было ли уже собрание капитанов?
– Оно состоится сегодня.
– Слава Аллаху, я успел!
Ширкух посмотрел на неожиданного гостя как на безумца: пока все в его поведении казалось странным.
– Объясни, куда ты так спешил, и я скажу тебе, стоит ли благодарить Аллаха за то, что ты успел.
– Извини меня, славный Ширкух, я еще спрошу.
– Спроси.
– Сколько дней ты даешь капитанам на то, чтобы доставить деньги на борт твоей галеры?
– По обычаю, три дня. В первый день я сообщаю, сколько хочет получить наш господин Харудж. Во второй день они решают, сколько каждый из них может дать. В третий деньги доставляют сюда.
– Иногда обычаи приходится нарушать.
– Ты достаточно спрашивал, славный Салах Ахмед, теперь спрошу я.
– Спрашивай.
– Откуда ты прибыл и что тебе надо?
– Я прибыл из Орана.
– Ты бросил город на произвол судьбы?
– Я бросил его на произвол судьбы, когда судьба его была уже решена.
– На город напали испанцы?
– Испанцы и кабилы. Хитрость и предательство – вот два кинжала, которые пронзили грудь Орана.
Ширкух задумался. И одновременно приосанился. Если в прежнее время положение Салаха Ахмеда в пиратской империи Харуджа было заметно выше его собственного, то теперь все, пожалуй, изменилось. Кто теперь Салах Ахмед?
– Да, славный Ширкух, Оран нами потерян, но об этом знаем только я и ты.
– Об этом знают еще твои люди.
– Они будут молчать. Нужно немедленно созвать всех местных капитанов, сегодня же собрать все золото, которое можно собрать, пока никто на Джербе не узнал о происшедшем.
Ширкух уже и сам сообразил, что вести себя нужно именно так. Он просто взвешивал, достаточны ли будут усилия Салаха Ахмеда по спасению золота Харуджа, чтобы уберечь его шею от петли. Не удавить ли этого неудачника прямо сейчас? Зачем с ним делить славу удачливого сборщика? А вдруг Харудж не простит Ширкуху того, что тот взял на себя смелость судить того, кого судить дозволено лишь самому Харуджу?
– Что же ты медлишь, славный Ширкух?!
– Я не медлю. Сейчас я отправлю людей с известием, что жду всех капитанов в условленном месте. Твои люди перейдут на мою галеру.
– А меня ты прикажешь заковать в кандалы?
– Кто посмеет заковать в кандалы друга самого Краснобородого? – усмехнулся старый ливиец.
Дело было обстряпано лихо. Ширкух был убедителен в своих словах. Капитаны Джербы, если и почувствовали неладное, не решились говорить об этом вслух.
Посланец Харуджа раздумывал над тем, а не снизить ли ему хотя бы немного размер дани, дабы облегчить расставание с ней для здешних пиратов. Но потом решил этого не делать, это вызовет скорее подозрения, чем слезы благодарности.
Как только на борт галеры были доставлены ящики с деньгами и бочки с питьевой водой, Ширкух велел поднимать якорь.
– Представляю себе, какие они будут посылать проклятия тебе вслед, когда узнают причину твоей торопливости,– сказал Салах Ахмед, глядя на удаляющийся берег.
– На твоем месте я бы думал не об их будущем, а о своем,– не удержался от ядовитой реплики Ширкух. Теперь, когда головоломное дело было завершено, он почувствовал себя много увереннее.
Салах Ахмед нахмурился:
– Ты считаешь, что его гнев будет испепеляющим?
– Не мне судить о нем самом и о его гневе.
Галера как раз входила в узкую горловину бухты, перед тем как оказаться в открытом море. Салах Ахмед и Ширкух сидели в кормовой каюте одни, на низком столике перед ними стояло по чашке шербета. За кисейной занавесью стоял, расставив ноги и положив мощные руки на рукоять меча, широкоплечий бербер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Нет, неправда. Был один такой. Мартин де Варгас.
Как только стала оседать пыль, его люди внезапно, организованно, сразу со многих направлений вернулись на то место, с которого так подозрительно исчезли. У всех под одеждой было спрятана разное мелкое .оружие. Кое-чем посерьезнее они разживались тут же, вырывая сабли и протазаны из хладеющих пальцев истекающих кровью сарацин.
Побоище продолжилось.
Через какой-нибудь час порт был в руках Мартина де Варгаса, и желающих сопротивляться не наблюдалось.
На стенах хозяйничала пехота полковника Комареса.
В лагере Аббас Дану сажали на кол два десятка непочтительных молодых родственников шейха Арафара, а он спокойно наблюдал за этим, поигрывая четками.
Размазывая по лицу пороховую гарь, Илларио подбежал к своему командиру.
Тот загадочно улыбался, глядя на весело потрескивающие галеры сарацин.
– Мартин де Варгас, ты не победишь,– шептали его губы.
– Что вы сказали, капитан?
– Вели подать мне бумагу и перо.
– Бумагу? Где я возьму бумагу в этом пекле?
– Тогда сдери кожу с кого-нибудь из этих негодяев.
– Вы шутите, капитан!
– Мне нужно срочно написать письмо кардиналу. Мне нужно сообщить ему, что война началась. Шкура сарацина лучше всего подойдет для такого послания.
Глава десятая
КАПИТАН И ПЕНЬОН
Все получилось так, как рассчитывал Мартин де Варгас. Узнав о великолепной победе в Оране, король существенно изменил свое мнение о перспективах войны в Магрибе. Он выделил десяток галер и две тысячи солдат во главе с генералом Куэльяром для окончательного вытеснения пиратов из портов западной части Средиземноморского побережья Африки.
Вместе с этим войском выступил в поход (совершенно неожиданно) и отец Хавьер. Явившись в Оран, он вручил новому правителю города полковнику Комаресу письмо от кардинала Хименеса. Из письма следовало, что полковник должен всячески и абсолютно беспрекословно выполнять все просьбы монаха и содействовать ему всеми силами в любом, даже непонятном начинании. Комарес, как всякий военный, терпеть не мог такие приказания, но слишком уважал его преосвященство, чтобы ослушаться.
– Приказывайте, святой отец.
– Мне нужна здешняя тюрьма.
– Однако!
– Причем пустая.
– Без охранников?
– Без заключенных.
– Куда же их прикажете девать?
– Разогнать. Или отпустить. Кто там может быть, кроме заложников, томящихся в ожидании выкупа, и мелких торговцев, что задолжали ростовщикам и менялам?
– Но там находится под замком и до сотни людей Салаха Ахмеда!
– Повесить!
– Святой отец!
– Что вы хотите сказать, полковник, что не все они виноваты одинаково? А я вам скажу, что все они виноваты достаточно для того, чтобы болтаться в петле.
– Среди них могут оказаться люди полезные, через них мы сможем выведать новые сведения о силах Харуджа и его планах.
– Сомневаюсь, полковник, сомневаюсь. Но будь по-вашему. Переведите их в другое место и всех, кто захочет говорить о Харудже, направляйте ко мне.
Комарес надул щеки и поиграл своими пышными усами.
– Скажите, святой отец, а почему вам нужна именно тюрьма? В городе осталось еще достаточно поместительных и удобных домов.
– Потому что здешняя тюрьма самое надежное место на всем побережье. Еще никому никогда не удавалось из нее бежать.
Полковник не понял ответа, но счел за лучшее разговор этот не продолжать.
В тот же день стражники пинками и древками копий выгнали вон из прокисших, затхлых камер несколько десятков покрытых паразитами, подслеповатых как совы заключенных. Пленных пиратов заперли в каменном амбаре возле караван-сарая.
Отец Хавьер приказал камеры вымести и как следует окурить можжевеловым дымом. Затем он сам лично проверил все замки, повесил себе на пояс тяжелую связку ключей и долго втолковывал тюремным стражникам, как отныне следует нести службу. Те кивали.
На пост следующей ночью заступали во всеоружии, хотя им было точно известно, что в тюрьме находятся всего два человека. Сам отец Хавьер и его слуга Педро.
В это время Мартин де Варгас во главе своего небольшого флота подошел к острову Джерба. Джерба в первой половине XVI века играла в Западном Средиземноморье примерно ту же роль, которая выпала через сто с небольшим лет Тортуге в море Карибском. Это было нечто вроде пиратской республики. Одно время в маленьких деревушках на берегу многочисленных бухт жили в основном рыбаки-арабы. В эти бухты заходили на отдых или чтобы укрыться от бури галеры морских разбойников. Корабли торговые и принадлежащие к королевским флотам тут не появлялись, потому что основные негоцианские пути пролегали севернее этих широт. Постепенно морских разбойников становилось на острове все больше, а мирных рыбаков все меньше. И наконец настал момент, когда рыбаков не осталось вовсе, не осталось никого, кроме разнообразных морских разбойников, время от времени занимающихся рыбной ловлей.
Хафсидских султанов, владевших в то время большей частью побережья Туниса, соседство с Джербой отнюдь не стесняло, потому что тамошние пираты были сплошь мусульманского вероисповедания и грабили, стало быть, суда христиан. Христианские государи тоже вынуждены были закрывать глаза на существование пиратской республики, ибо считалось, что она находится под рукой хафсидов, воевать с которыми время еще не пришло.
Став главой, пусть и необъявленным, сарацинских пиратов, овладев Тенесом, Ораном, Мешуаром и друг гими портами, Харудж неизбежно должен был наложить руку и на Джербу. И наложил. В той или иной степени его верховенство признавали все пиратские капитаны, обосновавшиеся на острове. Признание это заключалось в выдаче людям Харуджа части добычи. В том году, о коем идет речь, часть эта выросла до размеров предельных – отдавать приходилось половину.
Никому это не нравилось, но все вынуждены были терпеть. Власть Харуджа казалась неколебимой.
Салах Ахмед после страшного поражения в Оране бросился именно на Джербу. Разумеется, будь у испанцев хотя бы одна резервная галера, весла бы ему унести не удалось. Салах Ахмед ушел на небольшом галиоте всего лишь с полусотней матросов, толком даже не выяснив, чем закончилось сражение за город. Он считал, что сопротивление бесполезно, и был в этом прав. Чудовищный взрыв в гавани сломил его волю. Он знал, что, если даже ему удастся отбиться от нападения испанцев, горожане не простят ему чудовищных разрушений.
Но он не мог прямо направиться в Алжир. Там его, вне всякого сомнения, ждала виселица. Харудж ценил своих доверенных людей только до тех пор, пока они оправдывали его доверие. Салах Ахмед решил подсластить пилюлю, которой станет для Харуджа потеря Орана. Подсластить золотом, которое он рассчитывал собрать на Джербе. Салах Ахмед был личностью известной, ему достаточно было лишь сказать, что он послан из Алжира Харуджем для сбора дани, и ему бы поверили.
Так он задумал.
Необходимо было спешить. Как только до острова дойдет весть о событиях в Оране, пиратские сундуки, распахнутые перед посланцами Харуджа, захлопнутся.
В гавань Эхра – она считалась главной на острове – Салах Ахмед прибыл на рассвете. Он сразу же оценил обстановку. На якорной стоянке было восемь различных кораблей. Три из них были знакомы бывшему правителю Орана. Они принадлежали алжирскому флоту. Галеры эти выделялись своей опрятностью и размером среди прочих судов. Салах Ахмед сразу же направился к той галере, на грот-мачте которой висел зелено-золотой флаг Харуджа. Риска встретить на борту самого Краснобородого не было. Салах Ахмед знал, что по таким делам, как сбор дани, правитель Алжира не разъезжает.
Он оказался прав. Кораблем командовал Ширкух, пожилой бывалый ливиец, происходивший, по слухам, из весьма старинного рода. Его предки якобы были некогда правителями Египта. Впрочем, в данном случае родство это не играло никакой роли.
Увидев перед собой Салаха Ахмеда, старик поразился настолько, что не сумел скрыть удивления.
– Да пребудет с тобой благословение Аллаха, славный флотоводец.
– Да пребудет, славный Салах Ахмед.
– Не смотри на меня так, я отвечу на все твои вопросы, но сначала ты ответь мне на несколько моих.
– Спрашивай.
– Не за податями ли ты прибыл сюда?
– Ты угадал.
– Было ли уже собрание капитанов?
– Оно состоится сегодня.
– Слава Аллаху, я успел!
Ширкух посмотрел на неожиданного гостя как на безумца: пока все в его поведении казалось странным.
– Объясни, куда ты так спешил, и я скажу тебе, стоит ли благодарить Аллаха за то, что ты успел.
– Извини меня, славный Ширкух, я еще спрошу.
– Спроси.
– Сколько дней ты даешь капитанам на то, чтобы доставить деньги на борт твоей галеры?
– По обычаю, три дня. В первый день я сообщаю, сколько хочет получить наш господин Харудж. Во второй день они решают, сколько каждый из них может дать. В третий деньги доставляют сюда.
– Иногда обычаи приходится нарушать.
– Ты достаточно спрашивал, славный Салах Ахмед, теперь спрошу я.
– Спрашивай.
– Откуда ты прибыл и что тебе надо?
– Я прибыл из Орана.
– Ты бросил город на произвол судьбы?
– Я бросил его на произвол судьбы, когда судьба его была уже решена.
– На город напали испанцы?
– Испанцы и кабилы. Хитрость и предательство – вот два кинжала, которые пронзили грудь Орана.
Ширкух задумался. И одновременно приосанился. Если в прежнее время положение Салаха Ахмеда в пиратской империи Харуджа было заметно выше его собственного, то теперь все, пожалуй, изменилось. Кто теперь Салах Ахмед?
– Да, славный Ширкух, Оран нами потерян, но об этом знаем только я и ты.
– Об этом знают еще твои люди.
– Они будут молчать. Нужно немедленно созвать всех местных капитанов, сегодня же собрать все золото, которое можно собрать, пока никто на Джербе не узнал о происшедшем.
Ширкух уже и сам сообразил, что вести себя нужно именно так. Он просто взвешивал, достаточны ли будут усилия Салаха Ахмеда по спасению золота Харуджа, чтобы уберечь его шею от петли. Не удавить ли этого неудачника прямо сейчас? Зачем с ним делить славу удачливого сборщика? А вдруг Харудж не простит Ширкуху того, что тот взял на себя смелость судить того, кого судить дозволено лишь самому Харуджу?
– Что же ты медлишь, славный Ширкух?!
– Я не медлю. Сейчас я отправлю людей с известием, что жду всех капитанов в условленном месте. Твои люди перейдут на мою галеру.
– А меня ты прикажешь заковать в кандалы?
– Кто посмеет заковать в кандалы друга самого Краснобородого? – усмехнулся старый ливиец.
Дело было обстряпано лихо. Ширкух был убедителен в своих словах. Капитаны Джербы, если и почувствовали неладное, не решились говорить об этом вслух.
Посланец Харуджа раздумывал над тем, а не снизить ли ему хотя бы немного размер дани, дабы облегчить расставание с ней для здешних пиратов. Но потом решил этого не делать, это вызовет скорее подозрения, чем слезы благодарности.
Как только на борт галеры были доставлены ящики с деньгами и бочки с питьевой водой, Ширкух велел поднимать якорь.
– Представляю себе, какие они будут посылать проклятия тебе вслед, когда узнают причину твоей торопливости,– сказал Салах Ахмед, глядя на удаляющийся берег.
– На твоем месте я бы думал не об их будущем, а о своем,– не удержался от ядовитой реплики Ширкух. Теперь, когда головоломное дело было завершено, он почувствовал себя много увереннее.
Салах Ахмед нахмурился:
– Ты считаешь, что его гнев будет испепеляющим?
– Не мне судить о нем самом и о его гневе.
Галера как раз входила в узкую горловину бухты, перед тем как оказаться в открытом море. Салах Ахмед и Ширкух сидели в кормовой каюте одни, на низком столике перед ними стояло по чашке шербета. За кисейной занавесью стоял, расставив ноги и положив мощные руки на рукоять меча, широкоплечий бербер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51