Под платанами.
– Да, только те были уже переведены на фламандский язык.
– Тогда переведите мне заодно и эти.
– Как прикажете, ваше величество.
– Начинайте, прошу вас. Вы колеблетесь? Или забыли от страха мой родной язык?
– Просто перехватило горло, простите.
– У нас не было другого способа, отец Хавьер. Во время последнего разговора с королем я почти ничего не сумел добиться. Мне пришлось обещать слишком много, чтобы получить слишком мало.
– Мартин де Варгас капитан?
– Капитан! А я предатель!
– Что вы имеете в виду, ваше преосвященство?
– Я предал наших друзей в толедских кортесах. Предал или почти предал.
– Но дело сдвинулось с места.
– Вот я и решил проверить насколько. Мне показалось, что король заинтересовался историей Харуджа несколько сильнее, чем захотел показать. Я подумал, что, если нам удалось разбудить в его хитрой душе настоящее любопытство, окончательная победа будет за нами.
– Любопытство – огромная сила.
– Да, святой отец. Я специально отправил Скансио за этими бумагами.
– Но почему вы выбрали для этой цели его?
– По многим причинам. Во-первых, король его знает, он переводил нам во время встречи. Во-вторых, он понял, что Скансио – мое доверенное лицо. В-третьих, Скансио хорош тем, что знает очень много, но не знает главного. Он разбудит воображение Карла, если оно еще не разбужено. Король согласится начать войну, а нам, в конце концов, все равно, по какой причине это произойдет.
– Теперь объясните, что все это значит?
Карл Габсбург всем весом обрушился на подлокотник и вплотную приблизил свое лицо к лицу секретаря.
– Что именно вы хотели бы узнать, ваше величество?
– Да все! Кто такой этот сарацин, чем он опасен, что в нем особенного? И главное, почему его преосвященство так страстно желает начать против него большую войну? Что же вы молчите, милейший?!
– Собираюсь с мыслями, ваше величество.
– Как вас зовут, господин переводчик?
Освещаемое сполохами каминного пламени одутловатое лицо короля могло показаться зловещим. Скансио лучше многих в стране знал, до какой степени коварен и мстителен может быть этот человек. Ему сделалось жарко.
– Вы не хотите назвать мне свое имя?
Секретарь назвался.
– Давно ли вы служите у монсеньора Хименеса?
– Около пяти лет.
– Он сам приблизил вас? Или, может быть, вы достались ему по наследству от предшественника? Впрочем, о чем это я, кардинал слишком стар, чтобы кто-нибудь мог помнить о его предшественниках.
– Его преосвященство сам обратил на меня внимание и сам приблизил.
– Вы проявили особые способности к наукам?
– Да, ваше величество.
– Чему вы вдруг улыбнулись?
– Простите, ваше величество.
– Нет уж, говорите!
– Мне показалось на мгновение, что наш с вами разговор немного напоминает вот это.
– Допросный лист? Мы оказались под влиянием его стиля?
– Примерно так, ваше величество.
– Да, забавно, но отступаться мы от него не будем. Это самый оптимальный путь для достижения цели.
Скансио скромно кивнул.
– Итак, будьте откровенны со своим королем: кто таков этот Харудж Краснобородый, называемый также Барбаросса?
– Пират, морской разбойник, сарацин.
– Он отличается чем-то от прочих разбойников – ведь их целая пропасть в Средиземноморье?
– Он удачливее других.
– И все?
– Он самый жестокий из всех.
– И все?!
– Он достиг того, чего не достигал ни один другой сарацинский или христианский разбойник. Под его властью десяток городов, несколько островов, полсотни кораблей. Он сказочно богат и становится все богаче.
– Но этого все равно мало!
– Для чего «мало», ваше величество?
– Для того, чтобы разбудить такую ненависть, которую мы видим в действиях кардинала.
Скансио промолчал.
– Кардинал его ненавидит, он хочет не просто его победить, он хочет его уничтожить, или я не прав?
– Мне трудно судить, ваше величество.
– Бросьте! Я же вижу, я же чувствую! Он согласился на невиданные уступки в деле толедских кортесов, ведь не потому же, что ему хочется проучить удачливого сарацина. Матерь Божья, я много лет уже не видел человека, в коем горело бы столь чистое, без какой-либо примеси желание мести. Мести за что, господин секретарь?
– Я бы не взялся…
– Ложь, вы не можете не знать! Вы все время находитесь рядом, вы пользуетесь доверием монсеньора, это же видно, вы не можете не знать всего.
– Я не знаю, как мне убедить вас, ваше величество, но, право, я сам тону в догадках и домыслах.
– Может быть, Харудж убил кого-то из близких родственников кардинала?
Секретарь лишь покачал головой.
– Может быть, захватил в плен и теперь требует выкуп, какой-нибудь огромный выкуп?
– Я ничего не слышал об этом, ваше величество.
– А не мог он оскорбить монсеньора, лично, глубоко оскорбить? Опять качаете головой. Учтите, мое терпение небеспредельно, свое любопытство я привык удовлетворять. Любой ценой. В ваших интересах помочь мне.
– Я понимаю, ваше величество.
– В глазах кардинала вы человек, уже не представляющий никакой ценности. Раз вы побывали у меня в гостях, вы не могли не рассказать все, что вам известно.
– Я хочу рассказать все, спрашивайте!
– Почему кардинал Хименес затевает такой большой поход против Харуджа?
Секретарь уронил лицо в ладони.
– Если вы будете вести себя столь уклончиво, я прикажу применить к вам более жесткие средства убеждения, чем словеса.
– Но тогда, ваше величество, вам самому придется встать к пыточному станку и лично обувать мою ногу в «испанский сапожок». К сожалению.
– Что вы такое несете?!
– Удобна ли для королевского достоинства роль, более подходящая постельничему?
– Вы уже закончили бредить?!
– Простите, ваше величество, но я нахожусь в здравом рассудке, хотя и в тягчайшей тоске. А что касается «испанского сапожка»… раз вы решили беседовать со мной с глазу на глаз, значит, не хотите, чтобы сообщенные мной тайны попали в какие-нибудь уши, кроме ваших.
– Чтобы вы не разболтали о ваших тайнах, я прикажу пыточным мастерам залепить уши воском, они ничего не услышат.
– Если вы прикажете им это сделать, они приложат все усилия, чтобы услышать то, что я стану говорить.
– Я прикажу их казнить.
– Перед казнью они поведают тайну другим палачам, вам придется казнить все новых и новых людей, пока в королевстве не останется никого.
Король встал, налил себе вина в высокий серебряный кубок, поднес ко рту, но пить не стал.
– Да, настоящая тайна – это такая тайна, которую должен знать только один.
Скансио истово закивал:
– Да, ваше величество, да. Только один! И этот один уж никак не я!
Карл усмехнулся, приласкал двумя перстеносными пальцами свою острую бородку. Покосился в сторону размытых теней в глубине залы.
– Вы рассуждаете разумно, знаток языков, но однако же в ваших рассуждениях имеется явное противоречие.
– Укажите мне на него, ваше величество.
– Судя по бумагам, которые вы мне подсовываете, кое-какое представление об этой пресловутой тайне имеют по крайней мере два человека. Кроме монсеньора еще и отец Хавьер.
– Надо полагать, да.
– Но где два, там и сто.
Секретарь заерзал на своем месте. Еще минуту назад ему казалось, что он миновал опасное место в разговоре с королем. Оказывается, нет!
– Сами вы, человек, не знающий ничего, видели этого пирата, а?
– Когда бы я имел несчастье видеть его, я был бы лишен счастья видеть вас, ваше величество.
Карл прошелся перед камином, остановился, глядя в огонь. Потом глаза его смежились. Король думал. Вслух.
– Этот человек определенно обладает властью над человеческими душами. Большей властью, чем духовные пастыри, военачальники и деньги. В чем природа этой власти?
Хотя секретарь не был уверен, что этот вопрос обращен к нему, он счел нужным пожать плечами.
– Меня смущает, что эта история произошла на Востоке, в сирийских землях. Где-то в тех местах были в свое время расположены замки ордена убийц ассасинов. Вам не приходилось слышать рассказы о них?
– Рассказы о них издавна кочуют по Европе, но, насколько я знаю, серьезные ученые ставят их под сомнение.
– И они сомневаются до тех пор, пока не появляется человек, похожий на вашего Харуджа. Человек, подвиги которого нельзя объяснить исходя лишь из научных представлений. На Востоке издавна умели смешивать снадобья и получать составы, производящие особое действие на душу человека. Ассасины достигали поразительных успехов. Рассказывают, что они могли на время перенести человека в рай, в свой мусульманский рай, так что по возвращении он полностью подпадал под влияние человека, который помог ему в этом.
– Если допустить существование рая у неверных, то придется признать и наличие у них Бога.
– Это казуистика, милейший, и ею вы займетесь в обществе нашего любезного монсеньора. Если, правда, вам суждено увидеться с ним вновь.
Круглое лицо секретаря перекосилось, но король этого не заметил, ему нравилось следовать за собственными умозаключениями, и он следовал, не замечая ничего вокруг.
– Ассасины научились овладевать душами людей. Они внушали им, что, только беспрекословно выполняя все приказания своего господина, можно попасть в рай, только через смерть по его приказу открываются врата загробного блаженства.
– Однако же, ваше величество, эти ухищрения не принесли ордену ассасинов великих побед, судьба их была ужасна, равно как и судьба ордена тамплиеров, овладевших на Востоке частью сих запретных и богомерзких знаний.
–А я и не утверждаю, что Харуджа ждет прекрасное будущее, что он всегда и во всем будет победителем. Я только одно хочу сказать – мне кажется, что он стал обладателем каких-то древних секретов и постиг суть восточных магических ритуалов.
– Любой такой секрет, любой такой ритуал развеется при одном произнесении слова Божьего.
– Хорошо бы, если так, но пока дела говорят об обратном. Две могучие галеры, охраняемые авторитетом самого Папы Льва X, стали его легкой добычей.
– В то время святейший престол занимал Юлий II.
Карл хохотнул:
– Что совершенно не меняет дела.
– Я трепещу, ваше величество!
– Отчего же, милейший Скансио, ведь вас еще и не начинали пытать?!
– От того, что именно из ваших уст мне приходится слышать…
– Оставьте! Я просто хочу разобраться. Если это можно бывшему духовнику короля почившего, то отчего нельзя королю здравствующему? А то, что эти разговоры вредят моему образу в ваших глазах, меня, поверьте, волнует мало. Меня уже несколько раз публично пытались обвинить в богохульстве, где теперь все эти обвинители?!
– Прошу прощения, ваше величество.
Карл наконец отхлебнул вина. Сразу две трети кубка, и со стуком поставил чашу на каминную доску. Из темноты появился человек с кувшином и с желанием наполнить этот кубок снова. Королевский жест решительно удалил его в полумрак.
У Скансио зародилось сомнение, что их беседа с его величеством протекает столь уж с глазу на глаз. Карл уловил сомнение секретаря и хмыкнул:
– Это испанцы. Здесь ни один человек не понимает по-фламандски. На чем я остановился? А, на том, что меня публично пытались обвинить в богохульстве.
– Я уже извинился, ваше величество.
– Вместо того чтобы все время извиняться, когда речь идет не о вас, вы бы мне лучше сказали, как мог Харудж оказаться одновременно в двух местах? Из того, что вы дали мне прочитать, явственно следует, что в мае прошлого года, в один и тот же день этого месяца, а именно пятого числа, его видели при дворе турецкого султана в Константинополе и в Алжире.
– Истинно так, ваше величество.
– Истинно-то истинно, но как это могло произойти? Может быть, легче предположить, что у Харуджа есть двойник. Или то, что свидетели ненадежны.
– У этого факта были тысячи свидетелей.
Король раздраженно махнул рукой:
– Тысячи бывают так же ненадежны, как единицы.
– Ваше величество…
– Хватит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Да, только те были уже переведены на фламандский язык.
– Тогда переведите мне заодно и эти.
– Как прикажете, ваше величество.
– Начинайте, прошу вас. Вы колеблетесь? Или забыли от страха мой родной язык?
– Просто перехватило горло, простите.
– У нас не было другого способа, отец Хавьер. Во время последнего разговора с королем я почти ничего не сумел добиться. Мне пришлось обещать слишком много, чтобы получить слишком мало.
– Мартин де Варгас капитан?
– Капитан! А я предатель!
– Что вы имеете в виду, ваше преосвященство?
– Я предал наших друзей в толедских кортесах. Предал или почти предал.
– Но дело сдвинулось с места.
– Вот я и решил проверить насколько. Мне показалось, что король заинтересовался историей Харуджа несколько сильнее, чем захотел показать. Я подумал, что, если нам удалось разбудить в его хитрой душе настоящее любопытство, окончательная победа будет за нами.
– Любопытство – огромная сила.
– Да, святой отец. Я специально отправил Скансио за этими бумагами.
– Но почему вы выбрали для этой цели его?
– По многим причинам. Во-первых, король его знает, он переводил нам во время встречи. Во-вторых, он понял, что Скансио – мое доверенное лицо. В-третьих, Скансио хорош тем, что знает очень много, но не знает главного. Он разбудит воображение Карла, если оно еще не разбужено. Король согласится начать войну, а нам, в конце концов, все равно, по какой причине это произойдет.
– Теперь объясните, что все это значит?
Карл Габсбург всем весом обрушился на подлокотник и вплотную приблизил свое лицо к лицу секретаря.
– Что именно вы хотели бы узнать, ваше величество?
– Да все! Кто такой этот сарацин, чем он опасен, что в нем особенного? И главное, почему его преосвященство так страстно желает начать против него большую войну? Что же вы молчите, милейший?!
– Собираюсь с мыслями, ваше величество.
– Как вас зовут, господин переводчик?
Освещаемое сполохами каминного пламени одутловатое лицо короля могло показаться зловещим. Скансио лучше многих в стране знал, до какой степени коварен и мстителен может быть этот человек. Ему сделалось жарко.
– Вы не хотите назвать мне свое имя?
Секретарь назвался.
– Давно ли вы служите у монсеньора Хименеса?
– Около пяти лет.
– Он сам приблизил вас? Или, может быть, вы достались ему по наследству от предшественника? Впрочем, о чем это я, кардинал слишком стар, чтобы кто-нибудь мог помнить о его предшественниках.
– Его преосвященство сам обратил на меня внимание и сам приблизил.
– Вы проявили особые способности к наукам?
– Да, ваше величество.
– Чему вы вдруг улыбнулись?
– Простите, ваше величество.
– Нет уж, говорите!
– Мне показалось на мгновение, что наш с вами разговор немного напоминает вот это.
– Допросный лист? Мы оказались под влиянием его стиля?
– Примерно так, ваше величество.
– Да, забавно, но отступаться мы от него не будем. Это самый оптимальный путь для достижения цели.
Скансио скромно кивнул.
– Итак, будьте откровенны со своим королем: кто таков этот Харудж Краснобородый, называемый также Барбаросса?
– Пират, морской разбойник, сарацин.
– Он отличается чем-то от прочих разбойников – ведь их целая пропасть в Средиземноморье?
– Он удачливее других.
– И все?
– Он самый жестокий из всех.
– И все?!
– Он достиг того, чего не достигал ни один другой сарацинский или христианский разбойник. Под его властью десяток городов, несколько островов, полсотни кораблей. Он сказочно богат и становится все богаче.
– Но этого все равно мало!
– Для чего «мало», ваше величество?
– Для того, чтобы разбудить такую ненависть, которую мы видим в действиях кардинала.
Скансио промолчал.
– Кардинал его ненавидит, он хочет не просто его победить, он хочет его уничтожить, или я не прав?
– Мне трудно судить, ваше величество.
– Бросьте! Я же вижу, я же чувствую! Он согласился на невиданные уступки в деле толедских кортесов, ведь не потому же, что ему хочется проучить удачливого сарацина. Матерь Божья, я много лет уже не видел человека, в коем горело бы столь чистое, без какой-либо примеси желание мести. Мести за что, господин секретарь?
– Я бы не взялся…
– Ложь, вы не можете не знать! Вы все время находитесь рядом, вы пользуетесь доверием монсеньора, это же видно, вы не можете не знать всего.
– Я не знаю, как мне убедить вас, ваше величество, но, право, я сам тону в догадках и домыслах.
– Может быть, Харудж убил кого-то из близких родственников кардинала?
Секретарь лишь покачал головой.
– Может быть, захватил в плен и теперь требует выкуп, какой-нибудь огромный выкуп?
– Я ничего не слышал об этом, ваше величество.
– А не мог он оскорбить монсеньора, лично, глубоко оскорбить? Опять качаете головой. Учтите, мое терпение небеспредельно, свое любопытство я привык удовлетворять. Любой ценой. В ваших интересах помочь мне.
– Я понимаю, ваше величество.
– В глазах кардинала вы человек, уже не представляющий никакой ценности. Раз вы побывали у меня в гостях, вы не могли не рассказать все, что вам известно.
– Я хочу рассказать все, спрашивайте!
– Почему кардинал Хименес затевает такой большой поход против Харуджа?
Секретарь уронил лицо в ладони.
– Если вы будете вести себя столь уклончиво, я прикажу применить к вам более жесткие средства убеждения, чем словеса.
– Но тогда, ваше величество, вам самому придется встать к пыточному станку и лично обувать мою ногу в «испанский сапожок». К сожалению.
– Что вы такое несете?!
– Удобна ли для королевского достоинства роль, более подходящая постельничему?
– Вы уже закончили бредить?!
– Простите, ваше величество, но я нахожусь в здравом рассудке, хотя и в тягчайшей тоске. А что касается «испанского сапожка»… раз вы решили беседовать со мной с глазу на глаз, значит, не хотите, чтобы сообщенные мной тайны попали в какие-нибудь уши, кроме ваших.
– Чтобы вы не разболтали о ваших тайнах, я прикажу пыточным мастерам залепить уши воском, они ничего не услышат.
– Если вы прикажете им это сделать, они приложат все усилия, чтобы услышать то, что я стану говорить.
– Я прикажу их казнить.
– Перед казнью они поведают тайну другим палачам, вам придется казнить все новых и новых людей, пока в королевстве не останется никого.
Король встал, налил себе вина в высокий серебряный кубок, поднес ко рту, но пить не стал.
– Да, настоящая тайна – это такая тайна, которую должен знать только один.
Скансио истово закивал:
– Да, ваше величество, да. Только один! И этот один уж никак не я!
Карл усмехнулся, приласкал двумя перстеносными пальцами свою острую бородку. Покосился в сторону размытых теней в глубине залы.
– Вы рассуждаете разумно, знаток языков, но однако же в ваших рассуждениях имеется явное противоречие.
– Укажите мне на него, ваше величество.
– Судя по бумагам, которые вы мне подсовываете, кое-какое представление об этой пресловутой тайне имеют по крайней мере два человека. Кроме монсеньора еще и отец Хавьер.
– Надо полагать, да.
– Но где два, там и сто.
Секретарь заерзал на своем месте. Еще минуту назад ему казалось, что он миновал опасное место в разговоре с королем. Оказывается, нет!
– Сами вы, человек, не знающий ничего, видели этого пирата, а?
– Когда бы я имел несчастье видеть его, я был бы лишен счастья видеть вас, ваше величество.
Карл прошелся перед камином, остановился, глядя в огонь. Потом глаза его смежились. Король думал. Вслух.
– Этот человек определенно обладает властью над человеческими душами. Большей властью, чем духовные пастыри, военачальники и деньги. В чем природа этой власти?
Хотя секретарь не был уверен, что этот вопрос обращен к нему, он счел нужным пожать плечами.
– Меня смущает, что эта история произошла на Востоке, в сирийских землях. Где-то в тех местах были в свое время расположены замки ордена убийц ассасинов. Вам не приходилось слышать рассказы о них?
– Рассказы о них издавна кочуют по Европе, но, насколько я знаю, серьезные ученые ставят их под сомнение.
– И они сомневаются до тех пор, пока не появляется человек, похожий на вашего Харуджа. Человек, подвиги которого нельзя объяснить исходя лишь из научных представлений. На Востоке издавна умели смешивать снадобья и получать составы, производящие особое действие на душу человека. Ассасины достигали поразительных успехов. Рассказывают, что они могли на время перенести человека в рай, в свой мусульманский рай, так что по возвращении он полностью подпадал под влияние человека, который помог ему в этом.
– Если допустить существование рая у неверных, то придется признать и наличие у них Бога.
– Это казуистика, милейший, и ею вы займетесь в обществе нашего любезного монсеньора. Если, правда, вам суждено увидеться с ним вновь.
Круглое лицо секретаря перекосилось, но король этого не заметил, ему нравилось следовать за собственными умозаключениями, и он следовал, не замечая ничего вокруг.
– Ассасины научились овладевать душами людей. Они внушали им, что, только беспрекословно выполняя все приказания своего господина, можно попасть в рай, только через смерть по его приказу открываются врата загробного блаженства.
– Однако же, ваше величество, эти ухищрения не принесли ордену ассасинов великих побед, судьба их была ужасна, равно как и судьба ордена тамплиеров, овладевших на Востоке частью сих запретных и богомерзких знаний.
–А я и не утверждаю, что Харуджа ждет прекрасное будущее, что он всегда и во всем будет победителем. Я только одно хочу сказать – мне кажется, что он стал обладателем каких-то древних секретов и постиг суть восточных магических ритуалов.
– Любой такой секрет, любой такой ритуал развеется при одном произнесении слова Божьего.
– Хорошо бы, если так, но пока дела говорят об обратном. Две могучие галеры, охраняемые авторитетом самого Папы Льва X, стали его легкой добычей.
– В то время святейший престол занимал Юлий II.
Карл хохотнул:
– Что совершенно не меняет дела.
– Я трепещу, ваше величество!
– Отчего же, милейший Скансио, ведь вас еще и не начинали пытать?!
– От того, что именно из ваших уст мне приходится слышать…
– Оставьте! Я просто хочу разобраться. Если это можно бывшему духовнику короля почившего, то отчего нельзя королю здравствующему? А то, что эти разговоры вредят моему образу в ваших глазах, меня, поверьте, волнует мало. Меня уже несколько раз публично пытались обвинить в богохульстве, где теперь все эти обвинители?!
– Прошу прощения, ваше величество.
Карл наконец отхлебнул вина. Сразу две трети кубка, и со стуком поставил чашу на каминную доску. Из темноты появился человек с кувшином и с желанием наполнить этот кубок снова. Королевский жест решительно удалил его в полумрак.
У Скансио зародилось сомнение, что их беседа с его величеством протекает столь уж с глазу на глаз. Карл уловил сомнение секретаря и хмыкнул:
– Это испанцы. Здесь ни один человек не понимает по-фламандски. На чем я остановился? А, на том, что меня публично пытались обвинить в богохульстве.
– Я уже извинился, ваше величество.
– Вместо того чтобы все время извиняться, когда речь идет не о вас, вы бы мне лучше сказали, как мог Харудж оказаться одновременно в двух местах? Из того, что вы дали мне прочитать, явственно следует, что в мае прошлого года, в один и тот же день этого месяца, а именно пятого числа, его видели при дворе турецкого султана в Константинополе и в Алжире.
– Истинно так, ваше величество.
– Истинно-то истинно, но как это могло произойти? Может быть, легче предположить, что у Харуджа есть двойник. Или то, что свидетели ненадежны.
– У этого факта были тысячи свидетелей.
Король раздраженно махнул рукой:
– Тысячи бывают так же ненадежны, как единицы.
– Ваше величество…
– Хватит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51