Я как раз думал о том, что ты так давно не видела нас на сцене. И это пойдет тебе на пользу. Ты выберешься на пару дней из этой ямы и сможешь как следует расслабиться и ничего не делать!
Бонстил не поверил бы в это: Крис сам уговаривал ее. «Поехав с ними, — говорил лейтенант, — вы сможете узнать гораздо больше, чем я в настоящее время». Ей захотелось откинуть голову назад и расхохотаться, как она, поколебавшись долю секунды, и сделала.
* * *
Дайна и Бэб сидели вдвоем в его квартире вдали от грязных улиц, по которым бродили сводники с сутулившимися спинами и тринадцатилетние беглецы из родного дома, предлагавшие свои услуги зевающим бизнесменам и испуганным подросткам по твердой таксе: десять минут — десять долларов.
Из окна открывался вид на скопление сверкающих и переливающихся разноцветных огней, ставших своего рода символами Манхэттена. Зимой, когда наступали холода и рано темнело, они казались менее безвкусными и кричащими.
Это зрелище входило в число удивительных особенностей жилища Бэба. Если бы мать Дайны явилась сюда, то она, наверное, испытала бы настоящий шок и отказалась бы даже подняться по обшарпанной лестнице, вдоль которой, сверкая в полумраке большими изумрудными глазами, неподвижно сидели тощие и злые коты и кошки всех мастей. Там в тепле они дожидались наступления ночи — поры охоты.
Это была охрана дома Бэба. Дайна при каждом удобном случае подкармливала их, хотя Бэб каждый раз предостерегал ее против этого. «Они должны быть голодными, мама, чтобы ловить этих монстров. Ты испортишь их своими подачками, и местные жители не простят тебе этого».
Они сидели рядом на вытертом потрепанном ковре, возле старого продавленного дивана, от которого веяло теплом и уютом. Цветные абажуры на паре включенных ламп смягчали яркий свет. Дайна на днях отыскала уютное кафе на Десятой Авеню, и в этот момент они ели пиццу, принесенную оттуда, запивая ее пивом.
— Бэб, — обратилась к нему Дайна. — Как получилось, что ты до сих пор ни разу не переспал со мной? Ты считаешь меня недостаточно привлекательной?
Его большие темные глаза уставились на нее с удивлением.
— Конечно нет, мама. Но ты ведь знаешь меня. Мне мало одной женщины: я хочу их всех. — Он вытер губы. — Когда я размышлял об этом, то подумал, что если мы с тобой заберемся в постель, то все получится точно так же, как с остальными. — Он посмотрел в сторону. — Нас связывает что-то другое.
— Но ты ведь уже знаешь, что я не такая, как остальные. Не такая, как те, которые прибегают сюда в любое время, стоит только свистнуть..., — она замолчала, увидев, что Бэб пристально следит за ней. Мягкий свет, падавший на его лицо, оттенял морщины — шрамы, приобретенные в борьбе за существование в этом мире, до сих пор не понятом Дайной до конца. — ...А ты когда-нибудь задумывался над тем, что хочется мне?
Он покряхтел.
— Марти был прав, говоря, что ты еще слишком молода для этого.
— Ты знаешь, что это не так.
— Должен сознаться, что, когда речь заходит о тебе, я не знаю наверняка ровным счетом ничего. Почему ты все еще здесь, мама? Среди изгоев?
— Потому что я такой же изгой, как вы все.
Бэб покачал головой.
— У тебя точно не все дома. Неужели ты сама не в состоянии понять? Здесь нет ничего, что могло бы заинтересовать тебя.
— Ты — здесь, и ты интересуешь меня.
— Ха! Тебе просто нравится гулять по трущобам. — Он рассмеялся и отвел глаза в сторону. — Может быть тебе лучше уйти, мама?
Теперь уже она, в свою очередь, медленно покачала головой.
— Тебе не удастся отделаться от меня так легко. — Она подсела ближе к нему. — Что это на тебя нашло? Мне казалось, что мы переговорили обо всем этом давным-давно.
Бэб скрестил руки на груди.
— По правде говоря, мама, из-за тебя я чувствую себя виноватым, а такого со мной уже давно не было. Ты постоянно торчишь здесь и видишь все, что творится вокруг... — он покачал головой. — Так не должно быть. Это неправильно. Это место не для тебя. Кингсбридж — вот что тебе подходит в самый раз. Здесь слишком много дерьма вокруг для таких, как ты. У меня из-за этого неспокойно на душе.
Дайна, протиснув руку ему под мышку, возразила.
— Но ты не такой, ты сам знаешь это.
— Нет, — мрачно сказал он. — Я — последний принц, черт возьми!
Повернувшись к нему в полоборота, она заключила его бородатое лицо в свои ладони, и, прежде чем он успел помешать ей, крепко поцеловала его. Их поцелуй длился долго, очень долго, и когда она, раздвинув губы, скользнула язычком в его рот, Бэб сдался.
Дайна почувствовала, как его руки сомкнулись у нее за спиной, заключив ее тело в объятие, столь нежное, что слезы сами собой закапали у нее из глаз.
— Вот видишь, — прошептала она, чуть отводя голову назад. — Стоило из-за этого так волноваться.
— Ты плачешь, — сказал Бэб с необычным для него удивлением в голосе.
— О, Бэб, я люблю тебя. — Дайна гладила его лицо сбоку. — Не беспокойся ни о чем. Пожалуйста. Давай просто доставим друг другу радость и не будем думать о...
Он поцеловал ее с нежностью, которую она сумела разглядеть в нем с самого начала, и Дайна стала торопливо расстегивать пуговицы на его одежде. В эти мгновения она больше всего хотела просто прижаться к его обнаженной груди.
Тело Бэба оказалось на удивление безволосым, и руки Дайны безостановочно бороздили по темной теплой коже во всех направлениях. Она не могла удержать их, как не могла унять дрожь в коленях. Она ощущала физические порывы, подобные искрам, беспорядочно колесившие у нее внутри. Тем не менее, все это время ее рассудок в ужасе взывал к ней: организм стремился защитить себя от надвигающейся угрозы. Предчувствие наслаждения волной прокатилось по Дайне, но пальцы ее продолжали трястись как у старухи.
Возможно, Бэб заметил это, или, что было не менее вероятно, догадался о столкновении противоположных сил, разрывавших Дайну на части. Как бы там ни было, он осторожно перенес ее на кровать и медленно раздел, ни на секунду не отрывая губ от уже обнаженных частей ее тела. Он почувствовал, как она вздрогнула, когда его язык прикоснулся поочередно к твердым, дрожащим кончикам ее грудей. Потом он слегка сжал их между пальцев, отчего Дайна, прогнувшись на простынях вверх, вскрикнула.
Когда на ней не осталось уже одежды, Бэб скользнул вниз и оказался стоящим коленями на полу возле кровати. Приподняв ноги Дайны, он опустил их себе на плечи и наклонил голову вперед.
— Что ты... делаешь? — едва успела выдохнуть она, как почувствовала прикосновение его губ и языка. Ощущение было настолько сильным, что ее ноги непроизвольно дернулись вперед, и она принялась совершать круговые движения бедрами, все сильнее прижимаясь к его лицу.
Теперь, непрекращающееся несравнимое ни с чем наслаждение вытеснило из ее сознания все подобно тому, как сильный ветер разгоняет стаю голубей. Все прочие мысли и желания угасли, и Дайне хотелось одного: чтоб это ощущение длилось бесконечно долго. Связки на внутренней поверхности ее бедер напряглись, точно она взбиралась вверх по крутому склону, и мышцы стали подергиваться в такт глухим ударам ее сердца.
Во рту у Дайны появился особенный вкус, всегда предшествовавший оргазму; ее бедра горели, словно охваченные пламенем. Бэб дотронулся пальцами до саднивших кончиков ее грудей, и в тот же миг она...
Дайна громко вскрикнула и сложилась почти пополам, даже не заметив этого. Каждое прикосновение его языка обжигало ее плоть, превратившуюся казалось в сплошное переплетение нервов. Вся мокрая от пота, она шепнула: «Бэб, иди сюда», и через мгновение ощутила жар, исходивший от его мускулистого тела, оказавшегося на кровати возле нее. Легко, без малейшего усилия, Бэб поднял ее и осторожно опустил себе на бедра. Она наклонилась вперед и принялась целовать его грудь и плечи.
Более часа они провели в объятиях друг друга, то и дело испуская громкие вздохи и стоны и останавливаясь всякий раз, когда чувствовали, что возбуждение становится слишком сильным. Казалось, что, удерживая себя в течение столь долгого времени от этого последнего шага к полной близости, они теперь не могли сполна насытиться, и мучение растягивания удовольствия было для них куда предпочтительнее быстрого удовлетворения.
В конце концов, наступил момент, когда они были уже не в состоянии более сдерживаться.
Дайне, однако, казалось все мало. Ее губы обшарили каждый дюйм гигантского торса Бэба. Даже когда уже все кончилось, она продолжала целовать его, пока Бэб, нежно отстранив ее от себя, не шепнул: «Хватит. Перестань».
Потом она лежала в его объятиях, прислушиваясь к стуку сердца, спрятанного в недрах смуглой груди, вдыхая аромат тел Бэба и своего.
— Все равно, — тихо промолвил он. — Тебе скоро уходить. Сегодня я должен получить новую партию.
Дайна было открыла рот, но тут же закрыла его обратно. Ей хотелось провести здесь с ним всю ночь, но она прекрасно знала, что Бэб, как обычно, не позволит ей остаться у него, если ожидает прибытия товара. «Слишком опасно», — говаривал он в таких случаях, а когда Дайна однажды спросила, почему, Просто выразительно посмотрел на нее.
— Этот придурок Смайлер приперся сюда вчера, когда ты была в Кингсбридже, — сказал Бэб, гладя ее по плечу. — Я говорил ему, чтобы он никогда этого не делал. Работа — это работа, и она не должна никак соприкасаться с моей личной жизнью. Однако, он ответил, что никогда не бывал здесь, и из-за одного раза нечего поднимать такой шум.
Много раз Дайне приходила в голову мысль уговорить его перестать заниматься своим нелегальным промыслом, однако у нее хватало ума хранить молчание в таких случаях. Своим ремеслом Бэб зарабатывал себе средства к существованию. Он сам выбрал его и нашел в нем свое место. Дайна даже и подумать не могла о том, чтобы лишить Бэба этого, возможно, его единственного достояния, точно так же, как не могла покинуть его.
— Скажи мне кое-что, мама...
Она потеснее прижалась к его теплому боку.
— Что? — сонно прошептала она.
— Для тебя это действительно не имеет значения?
— Что — это?
— То, что я — нигер.
Дайна положила ладонь ему на грудь и сквозь кожу и толстый слой мышц ощутила биение его сердца и ровное, похожее на быстро сменяющие друг друга морские приливы и отливы, дыхание. Бэб казался ей неуязвимым исполином.
— Здесь, — шепнула она, — ты тот, кого я хочу. Мужчина.
Бэб молча смотрел вверх на рваные полоски бледного света на потолке, пробивавшегося сквозь щели в ставнях, всякий раз, когда мимо дома проезжал очередной автомобиль или грузовик.
Слабый и неразборчивый шум улицы проникал в комнату. В нем смешались редкие гудки машин, мягкий шорох покрышек, лай собак, чей-то смех и слова на испанском. Где-то завизжала кошка.
Дайна украдкой взглянула на темный профиль Бэба и заметила блеск слезы, застывшей в уголке его глаза. Не говоря ни слова, она припала губами к его шее и навсегда похоронила увиденное в самых глубинных тайниках своей души.
* * *
Она проснулась посреди ночи, испытывая нечто вроде головокружения. Тут же, потянувшись рукой к месту, где обычно спал Рубенс, обнаружила, что лежит в постели одна. «Почему его нет дома? Говорила ли Мария, что он сегодня приедет поздно?» Она не могла вспомнить.
Омерзительный вкус резины появился у нее во рту. Она попыталась прогнать его, глотнув пару раз, при этом повторяя про себя: «Все вновь возвращается ко мне. Все это».
Ее прошиб холодный пот, и внезапно появилось ощущение падения. Падения в бесконечную пропасть — сквозь кровать, пол, сквозь фундамент к самому центру земли.
Она посмотрела в потолок, и он показался ей бесконечно далеким. К тому же он быстро вращался, от чего у нее заныло в висках. Дайна крепко зажмурилась, но ее голова закрутилась еще сильней. Она распахнула глаза. Что разбудило ее? Стук сердца отдавался во всем теле словно удары тяжелого молота по наковальне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Бонстил не поверил бы в это: Крис сам уговаривал ее. «Поехав с ними, — говорил лейтенант, — вы сможете узнать гораздо больше, чем я в настоящее время». Ей захотелось откинуть голову назад и расхохотаться, как она, поколебавшись долю секунды, и сделала.
* * *
Дайна и Бэб сидели вдвоем в его квартире вдали от грязных улиц, по которым бродили сводники с сутулившимися спинами и тринадцатилетние беглецы из родного дома, предлагавшие свои услуги зевающим бизнесменам и испуганным подросткам по твердой таксе: десять минут — десять долларов.
Из окна открывался вид на скопление сверкающих и переливающихся разноцветных огней, ставших своего рода символами Манхэттена. Зимой, когда наступали холода и рано темнело, они казались менее безвкусными и кричащими.
Это зрелище входило в число удивительных особенностей жилища Бэба. Если бы мать Дайны явилась сюда, то она, наверное, испытала бы настоящий шок и отказалась бы даже подняться по обшарпанной лестнице, вдоль которой, сверкая в полумраке большими изумрудными глазами, неподвижно сидели тощие и злые коты и кошки всех мастей. Там в тепле они дожидались наступления ночи — поры охоты.
Это была охрана дома Бэба. Дайна при каждом удобном случае подкармливала их, хотя Бэб каждый раз предостерегал ее против этого. «Они должны быть голодными, мама, чтобы ловить этих монстров. Ты испортишь их своими подачками, и местные жители не простят тебе этого».
Они сидели рядом на вытертом потрепанном ковре, возле старого продавленного дивана, от которого веяло теплом и уютом. Цветные абажуры на паре включенных ламп смягчали яркий свет. Дайна на днях отыскала уютное кафе на Десятой Авеню, и в этот момент они ели пиццу, принесенную оттуда, запивая ее пивом.
— Бэб, — обратилась к нему Дайна. — Как получилось, что ты до сих пор ни разу не переспал со мной? Ты считаешь меня недостаточно привлекательной?
Его большие темные глаза уставились на нее с удивлением.
— Конечно нет, мама. Но ты ведь знаешь меня. Мне мало одной женщины: я хочу их всех. — Он вытер губы. — Когда я размышлял об этом, то подумал, что если мы с тобой заберемся в постель, то все получится точно так же, как с остальными. — Он посмотрел в сторону. — Нас связывает что-то другое.
— Но ты ведь уже знаешь, что я не такая, как остальные. Не такая, как те, которые прибегают сюда в любое время, стоит только свистнуть..., — она замолчала, увидев, что Бэб пристально следит за ней. Мягкий свет, падавший на его лицо, оттенял морщины — шрамы, приобретенные в борьбе за существование в этом мире, до сих пор не понятом Дайной до конца. — ...А ты когда-нибудь задумывался над тем, что хочется мне?
Он покряхтел.
— Марти был прав, говоря, что ты еще слишком молода для этого.
— Ты знаешь, что это не так.
— Должен сознаться, что, когда речь заходит о тебе, я не знаю наверняка ровным счетом ничего. Почему ты все еще здесь, мама? Среди изгоев?
— Потому что я такой же изгой, как вы все.
Бэб покачал головой.
— У тебя точно не все дома. Неужели ты сама не в состоянии понять? Здесь нет ничего, что могло бы заинтересовать тебя.
— Ты — здесь, и ты интересуешь меня.
— Ха! Тебе просто нравится гулять по трущобам. — Он рассмеялся и отвел глаза в сторону. — Может быть тебе лучше уйти, мама?
Теперь уже она, в свою очередь, медленно покачала головой.
— Тебе не удастся отделаться от меня так легко. — Она подсела ближе к нему. — Что это на тебя нашло? Мне казалось, что мы переговорили обо всем этом давным-давно.
Бэб скрестил руки на груди.
— По правде говоря, мама, из-за тебя я чувствую себя виноватым, а такого со мной уже давно не было. Ты постоянно торчишь здесь и видишь все, что творится вокруг... — он покачал головой. — Так не должно быть. Это неправильно. Это место не для тебя. Кингсбридж — вот что тебе подходит в самый раз. Здесь слишком много дерьма вокруг для таких, как ты. У меня из-за этого неспокойно на душе.
Дайна, протиснув руку ему под мышку, возразила.
— Но ты не такой, ты сам знаешь это.
— Нет, — мрачно сказал он. — Я — последний принц, черт возьми!
Повернувшись к нему в полоборота, она заключила его бородатое лицо в свои ладони, и, прежде чем он успел помешать ей, крепко поцеловала его. Их поцелуй длился долго, очень долго, и когда она, раздвинув губы, скользнула язычком в его рот, Бэб сдался.
Дайна почувствовала, как его руки сомкнулись у нее за спиной, заключив ее тело в объятие, столь нежное, что слезы сами собой закапали у нее из глаз.
— Вот видишь, — прошептала она, чуть отводя голову назад. — Стоило из-за этого так волноваться.
— Ты плачешь, — сказал Бэб с необычным для него удивлением в голосе.
— О, Бэб, я люблю тебя. — Дайна гладила его лицо сбоку. — Не беспокойся ни о чем. Пожалуйста. Давай просто доставим друг другу радость и не будем думать о...
Он поцеловал ее с нежностью, которую она сумела разглядеть в нем с самого начала, и Дайна стала торопливо расстегивать пуговицы на его одежде. В эти мгновения она больше всего хотела просто прижаться к его обнаженной груди.
Тело Бэба оказалось на удивление безволосым, и руки Дайны безостановочно бороздили по темной теплой коже во всех направлениях. Она не могла удержать их, как не могла унять дрожь в коленях. Она ощущала физические порывы, подобные искрам, беспорядочно колесившие у нее внутри. Тем не менее, все это время ее рассудок в ужасе взывал к ней: организм стремился защитить себя от надвигающейся угрозы. Предчувствие наслаждения волной прокатилось по Дайне, но пальцы ее продолжали трястись как у старухи.
Возможно, Бэб заметил это, или, что было не менее вероятно, догадался о столкновении противоположных сил, разрывавших Дайну на части. Как бы там ни было, он осторожно перенес ее на кровать и медленно раздел, ни на секунду не отрывая губ от уже обнаженных частей ее тела. Он почувствовал, как она вздрогнула, когда его язык прикоснулся поочередно к твердым, дрожащим кончикам ее грудей. Потом он слегка сжал их между пальцев, отчего Дайна, прогнувшись на простынях вверх, вскрикнула.
Когда на ней не осталось уже одежды, Бэб скользнул вниз и оказался стоящим коленями на полу возле кровати. Приподняв ноги Дайны, он опустил их себе на плечи и наклонил голову вперед.
— Что ты... делаешь? — едва успела выдохнуть она, как почувствовала прикосновение его губ и языка. Ощущение было настолько сильным, что ее ноги непроизвольно дернулись вперед, и она принялась совершать круговые движения бедрами, все сильнее прижимаясь к его лицу.
Теперь, непрекращающееся несравнимое ни с чем наслаждение вытеснило из ее сознания все подобно тому, как сильный ветер разгоняет стаю голубей. Все прочие мысли и желания угасли, и Дайне хотелось одного: чтоб это ощущение длилось бесконечно долго. Связки на внутренней поверхности ее бедер напряглись, точно она взбиралась вверх по крутому склону, и мышцы стали подергиваться в такт глухим ударам ее сердца.
Во рту у Дайны появился особенный вкус, всегда предшествовавший оргазму; ее бедра горели, словно охваченные пламенем. Бэб дотронулся пальцами до саднивших кончиков ее грудей, и в тот же миг она...
Дайна громко вскрикнула и сложилась почти пополам, даже не заметив этого. Каждое прикосновение его языка обжигало ее плоть, превратившуюся казалось в сплошное переплетение нервов. Вся мокрая от пота, она шепнула: «Бэб, иди сюда», и через мгновение ощутила жар, исходивший от его мускулистого тела, оказавшегося на кровати возле нее. Легко, без малейшего усилия, Бэб поднял ее и осторожно опустил себе на бедра. Она наклонилась вперед и принялась целовать его грудь и плечи.
Более часа они провели в объятиях друг друга, то и дело испуская громкие вздохи и стоны и останавливаясь всякий раз, когда чувствовали, что возбуждение становится слишком сильным. Казалось, что, удерживая себя в течение столь долгого времени от этого последнего шага к полной близости, они теперь не могли сполна насытиться, и мучение растягивания удовольствия было для них куда предпочтительнее быстрого удовлетворения.
В конце концов, наступил момент, когда они были уже не в состоянии более сдерживаться.
Дайне, однако, казалось все мало. Ее губы обшарили каждый дюйм гигантского торса Бэба. Даже когда уже все кончилось, она продолжала целовать его, пока Бэб, нежно отстранив ее от себя, не шепнул: «Хватит. Перестань».
Потом она лежала в его объятиях, прислушиваясь к стуку сердца, спрятанного в недрах смуглой груди, вдыхая аромат тел Бэба и своего.
— Все равно, — тихо промолвил он. — Тебе скоро уходить. Сегодня я должен получить новую партию.
Дайна было открыла рот, но тут же закрыла его обратно. Ей хотелось провести здесь с ним всю ночь, но она прекрасно знала, что Бэб, как обычно, не позволит ей остаться у него, если ожидает прибытия товара. «Слишком опасно», — говаривал он в таких случаях, а когда Дайна однажды спросила, почему, Просто выразительно посмотрел на нее.
— Этот придурок Смайлер приперся сюда вчера, когда ты была в Кингсбридже, — сказал Бэб, гладя ее по плечу. — Я говорил ему, чтобы он никогда этого не делал. Работа — это работа, и она не должна никак соприкасаться с моей личной жизнью. Однако, он ответил, что никогда не бывал здесь, и из-за одного раза нечего поднимать такой шум.
Много раз Дайне приходила в голову мысль уговорить его перестать заниматься своим нелегальным промыслом, однако у нее хватало ума хранить молчание в таких случаях. Своим ремеслом Бэб зарабатывал себе средства к существованию. Он сам выбрал его и нашел в нем свое место. Дайна даже и подумать не могла о том, чтобы лишить Бэба этого, возможно, его единственного достояния, точно так же, как не могла покинуть его.
— Скажи мне кое-что, мама...
Она потеснее прижалась к его теплому боку.
— Что? — сонно прошептала она.
— Для тебя это действительно не имеет значения?
— Что — это?
— То, что я — нигер.
Дайна положила ладонь ему на грудь и сквозь кожу и толстый слой мышц ощутила биение его сердца и ровное, похожее на быстро сменяющие друг друга морские приливы и отливы, дыхание. Бэб казался ей неуязвимым исполином.
— Здесь, — шепнула она, — ты тот, кого я хочу. Мужчина.
Бэб молча смотрел вверх на рваные полоски бледного света на потолке, пробивавшегося сквозь щели в ставнях, всякий раз, когда мимо дома проезжал очередной автомобиль или грузовик.
Слабый и неразборчивый шум улицы проникал в комнату. В нем смешались редкие гудки машин, мягкий шорох покрышек, лай собак, чей-то смех и слова на испанском. Где-то завизжала кошка.
Дайна украдкой взглянула на темный профиль Бэба и заметила блеск слезы, застывшей в уголке его глаза. Не говоря ни слова, она припала губами к его шее и навсегда похоронила увиденное в самых глубинных тайниках своей души.
* * *
Она проснулась посреди ночи, испытывая нечто вроде головокружения. Тут же, потянувшись рукой к месту, где обычно спал Рубенс, обнаружила, что лежит в постели одна. «Почему его нет дома? Говорила ли Мария, что он сегодня приедет поздно?» Она не могла вспомнить.
Омерзительный вкус резины появился у нее во рту. Она попыталась прогнать его, глотнув пару раз, при этом повторяя про себя: «Все вновь возвращается ко мне. Все это».
Ее прошиб холодный пот, и внезапно появилось ощущение падения. Падения в бесконечную пропасть — сквозь кровать, пол, сквозь фундамент к самому центру земли.
Она посмотрела в потолок, и он показался ей бесконечно далеким. К тому же он быстро вращался, от чего у нее заныло в висках. Дайна крепко зажмурилась, но ее голова закрутилась еще сильней. Она распахнула глаза. Что разбудило ее? Стук сердца отдавался во всем теле словно удары тяжелого молота по наковальне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111