Медленно Крис опустился на колени и откинул голову назад. Его красивое лицо изменилось до неузнаваемости под воздействием тихой, томной мелодии. Вдруг по телу Дайны пробежал трепет: Крис заиграл вступительные аккорды «Pavane Pour Une Infante Defunte» Равеля. Затаив дыхание, она завороженно следила за тем, как он исполняет столь хорошо знакомую ей музыку на непривычном инструменте. Он играл с такой любовью и незабываемой грустью, что ее глаза наполнились слезами.
Не сводя взгляда с Криса, продолжавшего играть, стоя на коленях и закрыв глаза, она острее, чем когда-либо прежде, ощутила, как он близок и дорог ей. Тайная боль, которую они разделили в то страшное утро, увидев бездыханное тело Мэгги, выплеснулась целиком без остатка в звуках скорбной и величественной мелодии. Крис протягивал световой мост между собой и Дайной, связывавший их так, как если бы они держались за руки. Пространство, разделявшее их, являлось всего лишь математической химерой, не существовавшей в действительности.
Казалось, огромный, темный зал опустел. Вокруг не оставалось никого, кроме них двоих, похожих на два плота, плывущих в тумане навстречу друг другу по бушующему морю. Так они соединились в музыке, каждая нота которой ласкала нежней, чем руки самого умелого любовника. Вздрогнув, Дайна закрыла глаза, и перед ее мысленным взором запрыгали разноцветные пятна.
Последнюю ноту «Pavane» Крис тянул невыносимо долго, слегка изменяя тембр ее звучания, благо возможности инструмента позволяли ему делать это. Неожиданно высокое, напевное вибрато перешло во вступительный аккорд «Ящера».
Прошло некоторое время, а Крис по-прежнему играл в полном одиночестве, и сердце Дайны екнуло, когда она вспомнила угрозы, высказанные Найджелом по дороге из отеля. У нее появилось то же ощущение, что и у зрителя, наблюдавшего за пьесой, во время которой актер, исполняющий главную роль, забыл ключевую фразу. Она так остро ощущала беззащитность Криса, точно стояла обнаженной перед многотысячной толпой.
Однако Крис не желал сдаваться и превратил вступление песни в импровизационное соло. В зале раздались крики и аплодисменты. Голограмма исчезла, и лучи лазеров погасли: песня была написана совсем недавно, и подходящее световое сопровождение для нее еще не успели придумать. Не переставая играть, Крис повернулся спиной к аудитории, и Дайна увидела, что его лицо смертельно побледнело. На нем застыло выражение дикой ярости.
Его длинные пальцы, как когти дикого зверя, рвали металлические струны, и из динамиков вновь понеслись начальные аккорды «Ящера». Приблизившись к Ролли, Крис неистово заорал на него.
— Играй, ублюдок! Колоти по своим пластикам или помоги мне залезть к тебе, чтобы я мог раскрошить твой череп!
Бросившись вперед, он взобрался на платформу, и Ролли судорожно принялся выстукивать забойный ритм. Крис впился в него глазами, похожими на два раскаленных угля и, спрыгнув вниз, направился к Яну.
В этот миг Дайне показалось, что он превратился в смертельно опасного дикого зверя, вырвавшегося на свободу, которого ничто не в силах остановить.
— Ладно, теперь твоя очередь! — проревел он, обращаясь к Яну, и напуганный до смерти басист «Хартбитс» начал дергать струны.
Крис играл все подряд, что ему приходило в голову, и лишь, убедившись, что ритм-секция заработала на полную мощность и следует за ним, вернулся к прежней мелодии, да так, что ни Ролли, ни Ян не заметили, как это произошло.
Впрочем, аранжировка была чистой импровизацией, рожденной неистовой волей лидера «Хартбитс». И барабанщик, и бас-гитарист не сводили глаз с Криса, загипнотизированные им, и походили на марионеток в руках опытного кукольника.
Теперь, когда гитарный риф, обеспеченный могущей поддержкой баса и барабанов, многотонной тяжестью неудержимо навалился на зрителей, Крис развернулся и помчался на противоположный конец сцены, где стоял Найджел, спрятавшийся за своими клавишами. Дайне показалось, что он хотел было отступить назад, но вдруг застыл на месте, как лань, попавшая в луч прожектора.
Крис уже стоял перед ним, пританцовывая и яростно колотя по струнам, и, судя по движениям губ, что-то кричал ему, однако за немыслимым грохотом Дайна не могла разобрать слов.
На мгновение ей почудилось, будто она разглядела знакомый силуэт Тай, выхваченный из темноты зеленым лучом. Но резко очерченный нос и зловеще светящиеся глаза снова пропали из виду так быстро, что Дайна не была уверена, видела ли она их на самом деле, или ей это только померещилось.
Не выдержав, Найджел заиграл, завороженно уставившись на Криса, как и двое его товарищей, и продолжал смотреть на него, даже когда тот, вернувшись к микрофону, начал петь.
Глубокой ночью,
Освещенной дождем и лицами людей,
Я попрощался со своей любовью,
Затерявшейся среди опустевших холмов
И яростных ссор,
Подожженной с обеих концов...
Зрители уже были на ногах, по-собачьи подвывая, хлопая и топая в такт музыке. Взглянув в зал. Дайна увидела множество зажженных бенгальских огней.
Я исчез словно пуля,
Выпущенная из пистолета,
Исчез в красном зареве рассвета.
В красном, красном зареве,
Как первобытный ящер, Крадущийся ящер,
Я найду свое
И буду ждать.
Теперь, когда наконец зажглись все огни. Дайна смогла разглядеть лица подростков, заполнявших первые ряды. В расплывчатых пятнах зеленого, красного, желтого, голубого света они выглядели волшебно преобразившимися. Поднимая руки вверх, раскрывали объятия навстречу ревущему потоку, обрушивавшемуся на них из динамиков.
Как первобытный ящер,
Крадущийся ящер,
Я найду свое
Я буду ждать.
Музыка, дикая, жестокая, острая, как лезвие бритвы, срывала последние остатки цивилизованности слушателей, пока не обнажила слой древней, первобытной ярости, прежде дремавшей в глубинах подсознания каждого из них, а теперь вырвавшейся на свободу. Подобно искусному заклинателю змей, внушающая благоговейный ужас своей грубой силой, музыка околдовала публику.
Юноши и девушки — вполне добропорядочные и законопослушные граждане страны, стоящей во главе прогресса человечества, — они внезапно превратились в племя дикарей с острова Новая Гвинея, никогда не встречавших белого человека, не носивших одежду и не слышавших ровным счетом ничего об «атомном» или «космическом» веке. Безумие движения, чувственной энергии и оглушительного звука объединило их, заставило трястись, как при электрошоке, подбрасывало ввысь над черной пропастью, разверзшейся перед ними.
Группа заиграла вступление к «Танцующим в небе». Вновь засверкали игольчатые лучи лазеров, достигавшие самых отдаленных уголков под сводами зала. Высоко над сценой засветилась новая голограмма: двое влюбленных перемещались и покачивались в такт музыки в танце, рожденном могуществом чудо-технологии. Они исчезли в тот миг, когда замерли звуки последнего глиссендо, сыгранного Найджелом на органе.
Восторженный рев и топанье многих тысяч пар ног потрясли здание до самого основания. Подняв гитару над головой, Крис помахал ей, точно знаменем, приветствуя публику. Найджел встал рядом с ним с переносным синтезатором в руках: наступил черед последнего номера программы — «Огни города». В зале зажегся свет.
Когда песня закончилась — слишком быстро по мнению ненасытной аудитории — «Хартбитс» покинули сцену. Огни в зале потускнели. Аплодисменты, волнами прокатившиеся вдоль рядов, становились все громче. Многие зрители покинули свои места и, не обращая внимания на требование полицейских и телохранителей остановиться, старались протиснуться в проходы, и без того забитые сверх всякой меры.
Дайна огляделась по сторонам. В зале то тут, то там вспыхивали крошечные дрожащие огоньки: поклонники «Хартбитс» в вытянутых вверх руках держали зажженные спички. Этих огоньков становилось все больше, пока наконец зал не стал походить на внутреннее помещение собора.
Возвращение группы на сцену было встречено истерическими воплями. Неоновые огни забегали по периметру платформы, на которой стояла ударная установка. Лимонно-желтые лучи лазеров вновь заметались высоко над головами зрителей. Задние ряды опустели, зато все пространство перед сценой оказалось забитым, так что яблоку некуда было упасть. Стражи порядка, даже несмотря на свежее подкрепление, были не в состоянии сдержать могучий напор человеческой массы.
Первая волна этого натиска обрушилась на барьер, отгораживавший оркестровую яму от зала. Находившиеся в яме фотокорреспонденты бросились врассыпную, держа камеры высоко над головой.
Даже не думая успокаивать публику, Найджел носился по краю сцены, одной рукой нажимая на клавиши, а другой делая призывные жесты обезумевшей толпе.
— Давай, вперед! — орал он. — Вперед!
Смеясь и отдуваясь, он манил их к себе. Его расширенные, лихорадочно бегающие глаза рыскали по первым шеренгам в поисках самых преданных поклонников.
Между тем толпа уже заполонила нишу оркестровой ямы, и теперь подростки наваливались на охрану и друг на друга, чтобы подобраться еще ближе к своим кумирам. Они задирали вверх головы, тянули руки к сцене, вопили и визжали изо всех сил. Какой-то парень посадил к себе на плечи девушку. Она подняла руки, судорожно хватая пальцами воздух. Все барьеры рухнули, но общая ситуация, как она виделась Дайне, изменилась на сто восемьдесят градусов. Теперь музыканты, стоявшие на полутемной сцене, превратились в зрителей, а беснующаяся толпа — в вырвавшегося на свободу зверя. Девушка с соломенными волосами прыгнула вперед и сумела зацепиться за край сцены. Она успела подтащить одно колено, как вдруг кто-то сильно толкнул ее в спину, и она упала лицом к ногам Найджела. Он отступил назад. Девушка начала подниматься. В это время Найджел ткнул ее синтезатором, и она, потеряв равновесие и широко раскинув руки, рухнула назад в завывающую толпу. Один из телохранителей бросился к Найджелу и оттащил его от края сцены, подальше от многочисленных рук. Однако тот, злобно оттолкнув стражника, стал вновь заигрывать с обезумевшей публикой.
Кто-то бросил на сцену букет белых роз, и Найджел, ухмыльнувшись, поддал их носком ботинка так, что они взмыли высоко в воздух.
Дайна смотрела на вспотевшие, озверелые лица, тела, дергающиеся и прыгающие в такт настойчивому ритму. Повсюду она видела безумные глаза, дико вращающиеся как у коров, захваченных пожаром в стойле, оттопыренные губы, обнажавшие в дикой ухмылке зубы.
Крис и Найджел стояли рядом в центре сцены. Крис неистово терзал гитару, пальцы Найджела бегали вдоль клавиш.
Внезапная яркая вспышка сверкнула совсем близко от места, где стояла Дайна, и на несколько мгновений ее левый глаз ослеп. Тут же раздался оглушительный грохот.
Дайна, пошатнувшись, попятилась и почувствовала, что задыхается в едком дыму. Она закашлялась: слезы хлынули у нее из глаз. Ослепшая и оглохшая, она инстинктивно отскочила назад, ощутив обжигающий жар. Ее легкие горели; сердце страшно колотилось в груди. У нее перехватило дыхание. Покачнувшись, она упала и увидела то ли настоящую, то ли созданную ее собственным воображением черную гору, готовую вот-вот обрушиться на нее. Как только первый шок улегся, она принялась лихорадочно соображать. Гора? Усилители и динамики! Они становились все больше, пока она, наконец, не перестала видеть что-либо другое, кроме них. Она попыталась закричать, но не смогла.
Потом кто-то подхватил ее на руки. Все вокруг стремительно пронеслось мимо нее. Она повернула голову и увидела спокойное лицо Силки так близко от своего, что черты его слегка расплывались. Она заморгала и вновь почувствовала резь в глазах. Открыв рот, она закашлялась и бессильно уронила голову на грудь телохранителя «Хартбитс».
Словно сквозь сон до нее доносились крики и шум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111