Каждый нигер-краб, который побежит до выстрела стартового пистолета, получит десять ударов кнутом!
Со съехавшим на затылок шлемом Мама Лоу великолепно разыгрывал роль британского колониального управляющего.
– А вот это историческое кольцо, – говорил он, указывая на красное пятно у своих ног, – финиш. Каждый краб в этой корзине имеет свой номер. И каждый краб припустит во всю задницу, я-то уж знаю почему. Каждый краб, не добежавший до финиша, отправится в похлебку.
Раздался новый щелчок кнута. Смех стих, и наступила тишина. На краю танцевальной площадки Силач и Мокрый Глаз раздавали дополнительные порции пунша из старой детской колясочки, в которой когда-то ездил сам крошка Лоу. Старшие дети расселись на полу, скрестив ноги. Мальчики, засунув руки под мышки, девочки, положив их на колени. Дэниэл прислонился к Джед, засунув большой палец в рот. Рядом стоял Роупер. Лорд Лэнгборн снимал камерой со вспышкой, чем сильно нервировал майора Коркорана.
– Сэнди, дорогой мой, ради Христа, почему бы нам просто не запомнить все это? – прошептал он на весь амфитеатр.
Луна висела над морем, как розовый ночник. Огоньки в заливе подпрыгивали и мерцали. На балконе, где находился Джонатан, О'Тул, стоя рядом с Мелани Роуз, по-хозяйски положил руку на ее мягкое место, а она с готовностью прильнула к нему. Только мисс Амелия в своих папильотках занималась своим делом. Через ярко освещенное кухонное окно было видно, как она энергично подсчитывает выручку.
Снова загремели ударные. Мама Лоу наклонился к черной корзине, схватил крышку и поднял вверх. Крабы были готовы. Оставив наконец детскую коляску в покое, Силач и Мокрый Глаз принялись продавать публике билеты на зрелище.
– Забег тройки. Все крабы в одинаковом весе, – донеслись до Джонатана возгласы Силача.
Мама Лоу выкликал добровольца из рядов зрителей.
– Мне нужен, мне нужен, – вопил он с неизбежной негритянской тоской в голосе, – мне нужен чистый, истинно христианский, белый ребенок, который по-настоящему выполнит свой долг в отношении этих бессловесных тварей и не потерпит надувательства или неподчинения. Это вы, сэр! Я покорнейше рассчитываю на вас.
Его хлыст указывал на Дэниэла, который с полусерьезным всхлипом уткнулся в юбку Джед, а затем, вскочив с места, устремился в конец зала, скрываясь за спинами зрителей. Впрочем, одна из девочек уже выходила на сцену. Джонатан услышал подбадривающие крики двух игроков в поло, аплодирующих ей.
– Молодчина, Сэлли! Поддай им жару, Сэл! Ну, давай!
Со своего прежнего наблюдательного пункта на балконе Джонатан еще раз взглянул на бар, где, склонившись друг к другу и о чем-то своем вели беседу два парня и их девушки, совершенно игнорируя происходящее на танцевальной площадке, а затем вниманием Джонатана снова завладело пространство, где сидела публика, играл оркестр и чернела пугающая пустота между ними.
Они появятся из-за террасы, решил он. Кусты рядом со ступенями послужат им прикрытием. «Просто стой на балконе кухни», – говорил Рук.
Девочка по имени Сэлли, или Сэл, скорчила рожицу и заглянула в черную корзину. Ударники выдали новую дробь. Сэлли смело сунула в корзину сперва одну руку, потом другую. Под хохот аудитории она почти нырнула в корзину с головой, извлекая оттуда крабов по одному в каждой руке и располагая их рядком у стартовой черты. Камера Лэнгборна продолжала стрекотать, жужжать и вспыхивать. Сэлли достала из корзинки третьего краба и поставила наравне с первыми, затем под дружные одобрительные выкрики игроков в поло вернулась на свое место. Сверху донесся охотничий сигнал трубы. Его эхо все еще разносилось по заливу, когда в ночи прозвучал выстрел. Покинув свой пост, Фриски полуприпал к земле, в то время как Тэбби начал расталкивать зрителей, готовясь стрелять неизвестно в кого.
Даже Джонатан на мгновение замер в поисках стреляющего, пока не заметил Мама Лоу, вспотевшего в своем тропическом шлеме и победно задравшего к небу дымящееся дуло стартового пистолета.
Крабы начали гонку.
Это случилось очень обыкновенно.
Без шума, криков, причитаний и суеты. Просто голос, так мало напоминающий обычный голос Роупера, приказал Фриски и Тэбби оставаться на месте и пока ничего не предпринимать.
И если вообще что-то в этом было необычного, так это тишина вокруг. Мама Лоу прервал свои разглагольствования, смолкли фанфары, игроки в поло перестали безумствовать.
Тишина наступала постепенно, как в большом оркестре перед спектаклем, когда самые старательные или самые не уверенные в себе музыканты проигрывают отдельные части своей партии, прежде чем окончательно замереть. Некоторое время ухо Джонатана улавливало только обычные для Хантерсайленда звуки, различимые лишь тогда, когда люди вокруг переставали шуметь: крики птиц, стрекот цикад, плеск воды у коралловых рифов Пингвин-Пойнта, ржание дикого пони у кладбища, металлические удары молота какого-нибудь трудяги на пристани. Потом он вообще перестал что-либо слышать, наступила тишина, беспредельная и пугающая. Со своего места на балконе Джонатан заметил двух крепких ребят-профессионалов, которые в начале вечера, покинув ресторан, уехали с острова на новенькой белой «Сигарете». Они двигались, подобно сборщикам пожертвований в церкви, по рядам зрителей, изымая у них сумочки, бумажники, кошельки, наручные часы и мелочь из задних карманов.
И украшения. В частности, у Джед. Джонатан вовремя взглянул в ее сторону и увидел, как она подняла свои белые руки сначала к одному уху, потом к другому, откидывая волосы и слегка нагибая голову. Затем сняла с себя колье с таким видом, как если бы готовилась лечь с кем-нибудь в кровать. «Никому а наше время и в голову не придет носить на Багамах драгоценности, – говорил Берр, – кроме девочки Дикки Роупера».
По-прежнему все было тихо. Все понимали правила игры. Обошлось без возражений, сопротивления или недовольства – и вот почему. Пока один из этих двоих принимал пожертвования, другой выкатил на всеобщее обозрение коляску, полную охлажденных банок пива и бутылок виски и рома. Посреди бутылок и банок в позе Будды восседал Дэниэл. К виску мальчика был приставлен револьвер. Шла первая из тех пяти минут, которые Берр назвал пустяком для ребенка его возраста. Возможно, он был прав – Дэниэл улыбался, словно приглашая окружающих порадоваться вместе с ним столь удачной шутке и вздохнуть после этих жутких крабьих бегов.
Но Джонатан не разделял его веселья. Он ощутил прилив дикой, ослепляющей ярости и почувствовал такую потребность драться, какой не чувствовал с той ночи, когда разрядил свой «геклер» в безоружного зеленого ирландца. С этого момента он не мог более размышлять, он действовал. Сколько дней и ночей – в мыслях или подсознательно – он готовил себя к этой минуте, планировал, смаковал, боялся ее. Если они сделают так, логично будет повести себя этак; если будут находиться в этом месте, мне следует быть там. Но он не принял в расчет своих чувств. Вот почему его первая реакция была совсем не такой, какой он себе ее представлял.
Отступив насколько было возможно в глубь балкона, он сбросил с себя белый поварской наряд и в одних шортах вбежал в кухню, направляясь к кассе, где сидела мисс Амелия, занятая маникюром. Он сгреб в охапку телефон, снял трубку и убедился в том, что знал до этого: линия перерезана. Сдернув скатерть, Джонатан вскочил на центральный стол и вынул длинную неоновую лампу, освещавшую кухню. Затем он велел мисс Амелии оставить кассу как есть и немедленно спрятаться наверху. И никаких стонов, никаких попыток спасти деньги, или они явятся за ними. Проникающий снаружи свет позволял различать предметы, и Джонатан бросился к ящику, где хранились его рабочие ножи. Он выбрал самый надежный из них и побежал назад, но не на балкон, а через посудомойню к служебному входу с южной стороны.
«Почему именно нож, – думал Джонатан, пока бежал. – Кого я собираюсь зарезать этим ножом?» Но он не бросил его. Он был рад тому, что прихватил нож. Мужчина с оружием, любым оружием, дважды мужчина – читай учебник.
Оказавшись на улице, Джонатан продолжал бежать в южном направлении, прыгая и ныряя между столетних кактусов и прибрежных деревьев, пока не достиг края скалы, обращенной к Гуз-Нек. Там, задыхаясь и обливаясь потом, он увидел то, что хотел увидеть: белую моторную лодку, спрятанную с восточной стороны мыса и приготовленную для бегства. Но любоваться этим зрелищем было некогда. Зажав нож в руке, он бегом вернулся на кухню. И хотя вся пробежка едва ли заняла более минуты, мисс Амелии этого вполне хватило, чтобы скрыться наверху.
Из неосвещенного окна кухни на северной стороне Джонатан оценил сложившуюся на данный момент ситуацию, и, слава Богу, ему удалось несколько приглушить поначалу обуявший его бешеный гнев. Зрение прояснилось, дыхание стало равномерным, он восстановил относительный контроль над собой. Но что вызвало этот гнев? Что-то далекое и темное. Причины ярости, захлестнувшей его, были таинственны. Он сжал нож. «Палец, зафиксируй сверху, Джонни... как будто ты намазываешь маслом хлеб... маневрируй клинком и внимательно следи за его глазами... держи нож повыше и немного подталкивай противника другой рукой...»
Майор Коркоран в панаме сидел верхом на первом подвернувшемся стуле, сложив руки на спинке и упершись в них подбородком. Он наблюдал за действиями грабителей, как будто присутствовал на роскошном показе мод. Лорд Лэнгборн протянул бандиту с портфелем камеру, но тот тут же отбросил ее за ненадобностью. До Джонатана донеслось: «У, суки». Фриски и Тэбби стояли, напрягшись, как пружины, в каких-нибудь пяти ярдах от своих мишеней. Но правая рука Роупера по-прежнему запрещала им двигаться, в то время как его глаза напряженно следили за Дэниэлом и грабителями.
Джед в одиночестве без украшений стояла у танцевальной площадки. Она вся подобралась, руки были прижаты к бедрам. Казалось, она силой удерживала себя на месте, чтобы не рвануться к Дэниэлу.
– Если вам нужны деньги, вы их получите, – услышал Джонатан слова Роупера, сказанные так спокойно, как если бы он имел дело с шаловливым ребенком. – Хотите сто тысяч долларов? Возьмите наличными, у меня есть на судне, только отдайте мальчика. Я не стану посылать за вами полицию. Навсегда оставлю вас в покое. Как только получу мальчика. Вы меня понимаете? Говорите по-английски? Корки, попробуй на испанском, пожалуйста.
Голос Коркорана послушно и вполне сносно произнес то же самое по-испански.
Джонатан взглянул на кассу, мисс Амелия оставила выдвижной ящик открытым. Несосчитанные пачки денег рассыпались по прилавку. Он перевел взгляд на зигзагообразную тропинку, ведущую с танцевальной площадки на кухню. Она была крутой и неровной. Только сумасшедший мог бы попробовать тащить по ней нагруженную коляску. К тому же тропинка была иллюминирована, и это значило, что любой, оказавшийся на неосвещенной кухне, будет беспомощен впотьмах. Джонатан сунул нож за пояс и вытер вспотевшую ладонь о шорты.
Похитители ступили на тропинку. Джонатана чрезвычайно интересовало, как они будут тащить свою жертву, потому что его план действий во многом зависел от этого. Как выражался Берр, его «гипотетический» план... «Вслушивайся, как слепец, Джонни, смотри вокруг, как глухой». Но, право же, никто, насколько он помнил, не дал ему совета, как один человек с ножом может вырвать восьмилетнего ребенка у двух вооруженных бандитов и остаться живым.
Они дошли до первого поворота. Снизу за ними напряженно наблюдала неподвижная толпа. Белели лица, залитые электрическим светом. Джед по-прежнему стояла поодаль, волосы отдавали медью. Он опять начал терять контроль над собой. Перед глазами проплывали тяжкие видения детства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Со съехавшим на затылок шлемом Мама Лоу великолепно разыгрывал роль британского колониального управляющего.
– А вот это историческое кольцо, – говорил он, указывая на красное пятно у своих ног, – финиш. Каждый краб в этой корзине имеет свой номер. И каждый краб припустит во всю задницу, я-то уж знаю почему. Каждый краб, не добежавший до финиша, отправится в похлебку.
Раздался новый щелчок кнута. Смех стих, и наступила тишина. На краю танцевальной площадки Силач и Мокрый Глаз раздавали дополнительные порции пунша из старой детской колясочки, в которой когда-то ездил сам крошка Лоу. Старшие дети расселись на полу, скрестив ноги. Мальчики, засунув руки под мышки, девочки, положив их на колени. Дэниэл прислонился к Джед, засунув большой палец в рот. Рядом стоял Роупер. Лорд Лэнгборн снимал камерой со вспышкой, чем сильно нервировал майора Коркорана.
– Сэнди, дорогой мой, ради Христа, почему бы нам просто не запомнить все это? – прошептал он на весь амфитеатр.
Луна висела над морем, как розовый ночник. Огоньки в заливе подпрыгивали и мерцали. На балконе, где находился Джонатан, О'Тул, стоя рядом с Мелани Роуз, по-хозяйски положил руку на ее мягкое место, а она с готовностью прильнула к нему. Только мисс Амелия в своих папильотках занималась своим делом. Через ярко освещенное кухонное окно было видно, как она энергично подсчитывает выручку.
Снова загремели ударные. Мама Лоу наклонился к черной корзине, схватил крышку и поднял вверх. Крабы были готовы. Оставив наконец детскую коляску в покое, Силач и Мокрый Глаз принялись продавать публике билеты на зрелище.
– Забег тройки. Все крабы в одинаковом весе, – донеслись до Джонатана возгласы Силача.
Мама Лоу выкликал добровольца из рядов зрителей.
– Мне нужен, мне нужен, – вопил он с неизбежной негритянской тоской в голосе, – мне нужен чистый, истинно христианский, белый ребенок, который по-настоящему выполнит свой долг в отношении этих бессловесных тварей и не потерпит надувательства или неподчинения. Это вы, сэр! Я покорнейше рассчитываю на вас.
Его хлыст указывал на Дэниэла, который с полусерьезным всхлипом уткнулся в юбку Джед, а затем, вскочив с места, устремился в конец зала, скрываясь за спинами зрителей. Впрочем, одна из девочек уже выходила на сцену. Джонатан услышал подбадривающие крики двух игроков в поло, аплодирующих ей.
– Молодчина, Сэлли! Поддай им жару, Сэл! Ну, давай!
Со своего прежнего наблюдательного пункта на балконе Джонатан еще раз взглянул на бар, где, склонившись друг к другу и о чем-то своем вели беседу два парня и их девушки, совершенно игнорируя происходящее на танцевальной площадке, а затем вниманием Джонатана снова завладело пространство, где сидела публика, играл оркестр и чернела пугающая пустота между ними.
Они появятся из-за террасы, решил он. Кусты рядом со ступенями послужат им прикрытием. «Просто стой на балконе кухни», – говорил Рук.
Девочка по имени Сэлли, или Сэл, скорчила рожицу и заглянула в черную корзину. Ударники выдали новую дробь. Сэлли смело сунула в корзину сперва одну руку, потом другую. Под хохот аудитории она почти нырнула в корзину с головой, извлекая оттуда крабов по одному в каждой руке и располагая их рядком у стартовой черты. Камера Лэнгборна продолжала стрекотать, жужжать и вспыхивать. Сэлли достала из корзинки третьего краба и поставила наравне с первыми, затем под дружные одобрительные выкрики игроков в поло вернулась на свое место. Сверху донесся охотничий сигнал трубы. Его эхо все еще разносилось по заливу, когда в ночи прозвучал выстрел. Покинув свой пост, Фриски полуприпал к земле, в то время как Тэбби начал расталкивать зрителей, готовясь стрелять неизвестно в кого.
Даже Джонатан на мгновение замер в поисках стреляющего, пока не заметил Мама Лоу, вспотевшего в своем тропическом шлеме и победно задравшего к небу дымящееся дуло стартового пистолета.
Крабы начали гонку.
Это случилось очень обыкновенно.
Без шума, криков, причитаний и суеты. Просто голос, так мало напоминающий обычный голос Роупера, приказал Фриски и Тэбби оставаться на месте и пока ничего не предпринимать.
И если вообще что-то в этом было необычного, так это тишина вокруг. Мама Лоу прервал свои разглагольствования, смолкли фанфары, игроки в поло перестали безумствовать.
Тишина наступала постепенно, как в большом оркестре перед спектаклем, когда самые старательные или самые не уверенные в себе музыканты проигрывают отдельные части своей партии, прежде чем окончательно замереть. Некоторое время ухо Джонатана улавливало только обычные для Хантерсайленда звуки, различимые лишь тогда, когда люди вокруг переставали шуметь: крики птиц, стрекот цикад, плеск воды у коралловых рифов Пингвин-Пойнта, ржание дикого пони у кладбища, металлические удары молота какого-нибудь трудяги на пристани. Потом он вообще перестал что-либо слышать, наступила тишина, беспредельная и пугающая. Со своего места на балконе Джонатан заметил двух крепких ребят-профессионалов, которые в начале вечера, покинув ресторан, уехали с острова на новенькой белой «Сигарете». Они двигались, подобно сборщикам пожертвований в церкви, по рядам зрителей, изымая у них сумочки, бумажники, кошельки, наручные часы и мелочь из задних карманов.
И украшения. В частности, у Джед. Джонатан вовремя взглянул в ее сторону и увидел, как она подняла свои белые руки сначала к одному уху, потом к другому, откидывая волосы и слегка нагибая голову. Затем сняла с себя колье с таким видом, как если бы готовилась лечь с кем-нибудь в кровать. «Никому а наше время и в голову не придет носить на Багамах драгоценности, – говорил Берр, – кроме девочки Дикки Роупера».
По-прежнему все было тихо. Все понимали правила игры. Обошлось без возражений, сопротивления или недовольства – и вот почему. Пока один из этих двоих принимал пожертвования, другой выкатил на всеобщее обозрение коляску, полную охлажденных банок пива и бутылок виски и рома. Посреди бутылок и банок в позе Будды восседал Дэниэл. К виску мальчика был приставлен револьвер. Шла первая из тех пяти минут, которые Берр назвал пустяком для ребенка его возраста. Возможно, он был прав – Дэниэл улыбался, словно приглашая окружающих порадоваться вместе с ним столь удачной шутке и вздохнуть после этих жутких крабьих бегов.
Но Джонатан не разделял его веселья. Он ощутил прилив дикой, ослепляющей ярости и почувствовал такую потребность драться, какой не чувствовал с той ночи, когда разрядил свой «геклер» в безоружного зеленого ирландца. С этого момента он не мог более размышлять, он действовал. Сколько дней и ночей – в мыслях или подсознательно – он готовил себя к этой минуте, планировал, смаковал, боялся ее. Если они сделают так, логично будет повести себя этак; если будут находиться в этом месте, мне следует быть там. Но он не принял в расчет своих чувств. Вот почему его первая реакция была совсем не такой, какой он себе ее представлял.
Отступив насколько было возможно в глубь балкона, он сбросил с себя белый поварской наряд и в одних шортах вбежал в кухню, направляясь к кассе, где сидела мисс Амелия, занятая маникюром. Он сгреб в охапку телефон, снял трубку и убедился в том, что знал до этого: линия перерезана. Сдернув скатерть, Джонатан вскочил на центральный стол и вынул длинную неоновую лампу, освещавшую кухню. Затем он велел мисс Амелии оставить кассу как есть и немедленно спрятаться наверху. И никаких стонов, никаких попыток спасти деньги, или они явятся за ними. Проникающий снаружи свет позволял различать предметы, и Джонатан бросился к ящику, где хранились его рабочие ножи. Он выбрал самый надежный из них и побежал назад, но не на балкон, а через посудомойню к служебному входу с южной стороны.
«Почему именно нож, – думал Джонатан, пока бежал. – Кого я собираюсь зарезать этим ножом?» Но он не бросил его. Он был рад тому, что прихватил нож. Мужчина с оружием, любым оружием, дважды мужчина – читай учебник.
Оказавшись на улице, Джонатан продолжал бежать в южном направлении, прыгая и ныряя между столетних кактусов и прибрежных деревьев, пока не достиг края скалы, обращенной к Гуз-Нек. Там, задыхаясь и обливаясь потом, он увидел то, что хотел увидеть: белую моторную лодку, спрятанную с восточной стороны мыса и приготовленную для бегства. Но любоваться этим зрелищем было некогда. Зажав нож в руке, он бегом вернулся на кухню. И хотя вся пробежка едва ли заняла более минуты, мисс Амелии этого вполне хватило, чтобы скрыться наверху.
Из неосвещенного окна кухни на северной стороне Джонатан оценил сложившуюся на данный момент ситуацию, и, слава Богу, ему удалось несколько приглушить поначалу обуявший его бешеный гнев. Зрение прояснилось, дыхание стало равномерным, он восстановил относительный контроль над собой. Но что вызвало этот гнев? Что-то далекое и темное. Причины ярости, захлестнувшей его, были таинственны. Он сжал нож. «Палец, зафиксируй сверху, Джонни... как будто ты намазываешь маслом хлеб... маневрируй клинком и внимательно следи за его глазами... держи нож повыше и немного подталкивай противника другой рукой...»
Майор Коркоран в панаме сидел верхом на первом подвернувшемся стуле, сложив руки на спинке и упершись в них подбородком. Он наблюдал за действиями грабителей, как будто присутствовал на роскошном показе мод. Лорд Лэнгборн протянул бандиту с портфелем камеру, но тот тут же отбросил ее за ненадобностью. До Джонатана донеслось: «У, суки». Фриски и Тэбби стояли, напрягшись, как пружины, в каких-нибудь пяти ярдах от своих мишеней. Но правая рука Роупера по-прежнему запрещала им двигаться, в то время как его глаза напряженно следили за Дэниэлом и грабителями.
Джед в одиночестве без украшений стояла у танцевальной площадки. Она вся подобралась, руки были прижаты к бедрам. Казалось, она силой удерживала себя на месте, чтобы не рвануться к Дэниэлу.
– Если вам нужны деньги, вы их получите, – услышал Джонатан слова Роупера, сказанные так спокойно, как если бы он имел дело с шаловливым ребенком. – Хотите сто тысяч долларов? Возьмите наличными, у меня есть на судне, только отдайте мальчика. Я не стану посылать за вами полицию. Навсегда оставлю вас в покое. Как только получу мальчика. Вы меня понимаете? Говорите по-английски? Корки, попробуй на испанском, пожалуйста.
Голос Коркорана послушно и вполне сносно произнес то же самое по-испански.
Джонатан взглянул на кассу, мисс Амелия оставила выдвижной ящик открытым. Несосчитанные пачки денег рассыпались по прилавку. Он перевел взгляд на зигзагообразную тропинку, ведущую с танцевальной площадки на кухню. Она была крутой и неровной. Только сумасшедший мог бы попробовать тащить по ней нагруженную коляску. К тому же тропинка была иллюминирована, и это значило, что любой, оказавшийся на неосвещенной кухне, будет беспомощен впотьмах. Джонатан сунул нож за пояс и вытер вспотевшую ладонь о шорты.
Похитители ступили на тропинку. Джонатана чрезвычайно интересовало, как они будут тащить свою жертву, потому что его план действий во многом зависел от этого. Как выражался Берр, его «гипотетический» план... «Вслушивайся, как слепец, Джонни, смотри вокруг, как глухой». Но, право же, никто, насколько он помнил, не дал ему совета, как один человек с ножом может вырвать восьмилетнего ребенка у двух вооруженных бандитов и остаться живым.
Они дошли до первого поворота. Снизу за ними напряженно наблюдала неподвижная толпа. Белели лица, залитые электрическим светом. Джед по-прежнему стояла поодаль, волосы отдавали медью. Он опять начал терять контроль над собой. Перед глазами проплывали тяжкие видения детства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81