И когда принесли бифштекс, он запил: его бутылкой воды, потому что хотя и был трезв, как стеклышко, но пить крепкие напитки, когда существует лишь один шанс из тысячи, что разоблаченный «солдатик» прорвется через кордоны, казалось ему равносильным тому, чтобы заснуть в карауле.
Потом, около десяти часов, когда столики начали заполняться, он испугался, что его десять долларов перестанут действовать. Тогда он позвонил по внутреннему телефону на коммутатор и перешел в бар. Там он сидел, когда барменша, похожая на его жену, сняла трубку, грустно улыбнулась и сказала:
– Вы мистер Робинсон, номер 409?
– Да.
– Милый, у вас гость. Он очень личный, очень срочный. Но мужчина.
* * *
Это был действительно мужчина, панамец, очень маленький, азиатского типа с тонкой натянутой кожей, тяжелыми веками и видом святоши, одетый в черный костюм, начищенный до полкового блеска, как костюмы курьеров и служащих похоронных бюро. Волосы его были уложены аккуратными волнами, на белой рубашке – ни единого пятнышка, а визитная карточка в виде наклейки, которую можно прилепить, например, к телефону, гласила по-испански и по-английски: Санчес Иезус-Мария Романес II, водитель лимузинов круглосуточно, говорит по-английски, но, увы, не так хорошо, как хотелось бы, сеньор; его английский, как он бы сказал, от людей, а не от учителей – смиренная улыбка, обращенная к небесам, – и усваивался в основном в беседах с его американскими и британскими клиентами, хотя посещения школы в детстве тоже кое-что дали, только этих посещений было меньше, чем ему бы хотелось, ибо его отец небогат, сеньор, и сам Санчес – тоже.
На этом грустном признании Санчес остановился, с собачьей преданностью посмотрел на Рука и перешел к делу.
– Сеньор Робинсон. Мой друг. Пожалуйста, сэр. Простите. – Санчес засунул пухлую руку во внутренний карман черного костюма. – Я пришел взять с вас пятьсот долларов. Спасибо, сэр.
Рук уже стал опасаться, что попал в хитрую ловушку для туристов, из которой не выбраться, не купив какого-нибудь доисторического барахла или не переспав с сестрой этого несчастного. Но тут панамец протянул ему толстый конверт с вытисненным на нем словом «Кристалл» над эмблемкой, напоминающей бриллиант. Из него Рук извлек рукописное послание Джонатана по-испански, в котором тот желал нашедшему с максимальным удовольствием потратить прилагаемые сто долларов и обещал ему еще пятьсот, если он лично передаст конверт, вложенный внутрь, в руки сеньора Робинсона в отеле «Рианд континенталь» в Панама-Сити.
Рук затаил дыхание.
Внутри у него все ликовало, но теперь возникло новое беспокойство – а вдруг Санчес придумал какой-нибудь идиотский план, чтобы, шантажируя его, увеличить вознаграждение – например, бросил письмо на ночь в сейф или доверил своей подружке, чтобы она спрятала его под матрас на тот случай, если иностранец попытается отнять его силой.
– Так где второй конверт? – спросил он.
Шофер тронул его сердце.
– Сеньор, прямо здесь, в моем кармане. Сэр, я честный шофер, и когда я увидел письмо на полу под задним сиденьем «вольво», моей первой мыслью было ехать на полной скорости на аэродром, не соблюдая правил, и отдать его тому из моих благородных клиентов, кто так небрежно обронил его там, в надежде, но не обязательно в ожидании вознаграждения, потому что клиенты в моей машине были не того качества, как клиенты моего коллеги Домингеса в первой машине. Мои клиенты, если я могу так сказать, сэр, чтобы это не было неуважительно по отношению к вашему доброму другу, были довольно скромные – один оскорбительно называл меня «Педро», – но потом, сэр, как только я прочел надпись на конверте, я понял, что моя верность...
Санчес Иезус-Мария любезно прервал повествование, а Рук спустился к портье, чтобы превратить в наличные чеки ценностью пятьсот долларов.
26
Часы в Хитроу показывали восемь утра промозглого зимнего английского дня. Берр прилетел из Майами и одет был соответственно. На Гудхью, нетерпеливо ожидавшем у барьера, были плащ и плоская кепка, в которой он обычно ездил на велосипеде. Черты его лица сохраняли привычную неколебимость, но глаза лихорадочно блестели. Правый, заметил Берр, немного дергался.
– Какие новости? – спросил Берр, едва они обменялись рукопожатием.
– О чем? О ком? Мне ничего не сообщают.
– Самолет. Они сумели его засечь?
– Мне ничего не сообщают, – повторил Гудхью. – Даже если ваш человек появится в сияющих доспехах в британском посольстве в Вашингтоне, боюсь, я об этом не узнаю. Вся информация идет по отдельным каналам: Министерство иностранных дел, Министерство обороны, Ривер-Хауз. Даже правительство. Каждый – только звено в цепи.
– Уже дважды за два дня они теряли из виду самолет, – сказал Берр. Он направлялся к стоянке такси, расталкивая носильщиков, с увесистым чемоданом в руке. – Первый раз прощается, второй – воспрещается. Двадцать минут десятого вечера он вылетел из Колона. На борту – мой мальчик и Роупер с Лэнгборном. А у этих «АВАКСы» в воздухе и радар на каждом атолле. Как можно потерять тринадцатиместный самолет?
– Я не в курсе, Леонард. Я хотел бы держать руку на пульсе, но они отняли руку. Они целый день меня загружают. Знаете, как меня называют? Инспектор разведки. Они думают, я буду польщен. Удивительно, что Даркер не совсем лишен чувства юмора.
– Они затеяли разбирательство против Стрельски, – сказал Берр. – Безответственное обращение с осведомителями. Превышение полномочий. Слишком много доверия британцам. Практически обвиняют его в убийстве Апостола.
– «Флагманский корабль», – еле слышно резюмировал Гудхью.
Берр взглянул на него как если бы видел впервые. Странное лицо: пунцовый румянец на щеках и таинственная белизна под глазами.
– Где Рук? – спросил Берр. – Роб должен был бы уже появиться здесь.
– Насколько я знаю, он в пути. Все где-то в пути. Вот так-то.
Они встали в очередь на такси. Подъехала черная машина, и женщина-полицейский жестом указала Гудхью, чтобы он продвинулся вперед. Два ливанца попытались опередить их, но Берр уверенно отстранил наглецов и открыл дверцу. Гудхью начал рассказ, как только оказался внутри. Голос звучал отрешенно. Возможно, Рекс все еще находился под впечатлением того транспортного происшествия, из которого чудом вышел живым.
– Децентрализация, говорит мне мой начальник за копченым угрем, это прошлогодний снег. Частные армии – это машина без тормозов, повторяет он за жареной говядиной. Небольшие агентства могут быть автономными, но они должны отечески наставляться корифеями из Ривер-Хауз. Да здравствует отеческая опека. За портвейном обсуждали общее направление, и он поздравил меня и сказал, что я буду руководить этим направлением, но под отеческой опекой. А это значит – подчиняться прихотям Даркера. Однако, – неожиданно он подался вперед, потом повернул голову и в упор посмотрел на Берра. – Однако, Леонард, я все еще секретарь Координационного комитета и останусь им до тех пор, пока мой шеф, пребывая в здравом уме, не заявит мне, что это не так. Тогда я подам в отставку. Там есть стоящие люди. Я считал персонально по головам. Из-за парочки паршивых овец нельзя терять все стадо. Моего начальника можно убедить. Ведь мы в Англии, и мы – порядочные люди. Время от времени может происходить сбой, но рано или поздно честь торжествует и правые силы побеждают. Я в это верю.
– Предположительно оружие на «Ломбардии» – американского производства, – сказал Берр. – Они закупают все лучшее западное и чуть-чуть британского, когда оно того стоит. И учатся на нем. И демонстрируют своим клиентам в Фаберже.
Гудхью опять повернул голову к окну движением робота. От его былой раскованности не осталось и следа.
– Страна-производитель ничего не значит, – произнес он с подчеркнутой уверенностью человека, отстаивающего шаткую теорию. – Все зависит от продавца. И ты знаешь это прекрасно.
– Как сообщает Джонатан, в лагере находилось два американских инструктора. Он имеет в виду только офицеров. У него есть подозрение, что там были и низшие чины. Двое влиятельных близнецов, бестактно спросивших Джонатана, чем он занимается. По мнению Стрельски, это братья Йохи из Лэнгли. Были в Майами, вербовали для работы у сандинистов. Амато засек их три месяца назад в Арубе, когда они распивали «Периньон» с Роупером, который в это время якобы продавал фермы. Ровно неделю спустя сэр Энтони Джойстон Брэдшоу, наш славный рыцарь, вдруг стал покупать на роуперовские денежки не восточноевропейское или русское, а американское оружие. До этого Роупер никогда не нанимал американских инструкторов, он им не доверял. Почему на этот раз он изменил себе? На кого они работают? Перед кем отчитываются? С чего это американская разведка стала вдруг такой нерасторопной? Вокруг обнаружилось столько радарных дыр. Почему их спутники не зафиксировали нарастание военной активности на границе Коста-Рики? Военные вертолеты, бронепоезда, легкие танки. Кто имел контакты с карателями? Кто сообщил им об Апостоле? Кто сказал карателям, что они могут расправиться с ним по своему усмотрению и лишить уголовную полицию ее суперстукача?
Все еще глядя в окно, Гудхью качал головой, как бы отказываясь все это слушать.
– Решай проблемы в порядке поступления, Леонард, – посоветовал он сдавленным голосом. – У тебя есть корабль с оружием, неважно какого производства, направляющийся в Колумбию. И корабль с наркотиками, идущий в Европу. Тебе надо поймать негодяя и выручить своего агента. Вот твоя задача. Не распыляйся. Вот в чем я заблуждался. Даркер... Список инвесторов... связи с Сити... крупные банки... крупные финансисты... и опять Даркер... чистые разведчики... не дай себя всем этим сбить с толку – все равно туда тебе не добраться, тебе никогда не позволят их тронуть, ты сойдешь с ума. Делай что возможно. События. Факты. Сосредоточься на одном. Мне кажется, я уже видел эту машину.
– Час пик, Рекс, – мягко проговорил Берр. – Ты уже все их видел. – Он говорил так, как утешают побитого. – Мой мальчик выдюжил, Рекс. У нас в руках самое драгоценное – имена, номера судов и контейнеров, расположение склада в Колоне, номера транспортных накладных и даже описание коробок, куда они напихали наркотики. – Он похлопал себя по нагрудному карману. – Я об этом не сообщал. Ни единой душе. Даже Стрельски. Только Рук, я, ты и мой мальчик знаем об этом. Это не «Флагманский корабль», Рекс, а по-прежнему «Пиявка».
– Они забрали мои папки, – отрешенно сказал Гудхью. – Я держал их в сейфе в своей комнате. Их нет на месте.
Берр взглянул на часы. «Побреюсь в офисе, – решил он. – Домой заезжать некогда».
* * *
Берр наносил визиты. Пешком, в голубом плаще, одолженном у привратника, и легком бежевом костюме, имевшем такой вид, как будто в нем спали, что было недалеко от действительности. Его маршрут – золотой треугольник лондонского секретного мира: Уайт-холл, Вестминстер, Виктория-стрит.
Дебби Муллен была его старой подружкой по службе в Ривер-Хауз. Они вместе ходили в начальную школу и вместе праздновали сдачу экзаменов. Ее офис располагался в полуподвальном помещении за голубой стальной дверью с надписью «Вход воспрещен». Через стеклянные перегородки Берр мог наблюдать, как служащие обоих полов работают за своими дисплеями или говорят по телефонам.
– Кажется, кое-кто побывал в отпуске, – сказала Дебби, глядя на его костюм. – Как дела, Леонард? Говорят, они сняли с твоей двери бронзовую табличку и снова отослали тебя за Темзу?
– Речь идет о контейнеровозе «Горацио Энрикес», Дебби, зарегистрированном в Панаме. – Берр намеренно усилил свой йоркширский акцент, желая подчеркнуть их близость. – Сорок восемь часов назад он стоял в порту свободной зоны Колон, направляется в Гданьск, Польша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81