Тот открыл его и увидел месячный бюллетень, удостоверяющий, что на текущем счету компании «Трейдпатс лимитед» в Кюрасао сто миллионов долларов США.
– Кто-нибудь еще хочет посмотреть? – решил выяснить Роупер.
Моранти поднял руку. Джонатан протянул ему бюллетень. Моранти прочитал и передал Лэнгборну, который скорчил кислую рожу и, не глядя, вернул банкиру.
– Дай ему этот чертов чек и давай закругляться, – бросил Лэнгборн Джонатану через плечо, едва повернув свою светловолосую голову.
Девушка, маячившая сзади с папкой под мышкой, церемонно прошествовала вокруг стола и подошла к Джонатану. Папка из натуральной кожи была украшена кустарным тиснением, выполненным местными мастерами. Внутри ее находился чек для предъявления в банк на сумму двадцать пять миллионов долларов США, снимаемую со счета компании «Трейдпатс».
– Давай, Дерек, подпиши, – сказал Роупер, забавляясь нерешительностью Джонатана. – Не укусит. Это вроде чаевых, так ведь, Пьет?
Все, кроме Лэнгборна, рассмеялись.
Джонатан подписал чек. Девушка вновь спрятала его в папку и аккуратно закрыла ее. Это была метиска, очень красивая, с огромными, вопросительно распахнутыми глазами, изображавшая скромницу.
* * *
Роупер и Джонатан сидели в сторонке, на софе у окна, пока голландский банкир и три адвоката занимались своими делами.
– Гостиница в порядке? – спросил Роупер.
– Нормально, спасибо. Неплохой сервис. Кошмар – жить в гостиницах, когда знаешь всю кухню.
– Мэг – славная штучка.
– Мэг – чудо.
– Темный лес – все эти правовые формальности.
– Боюсь, что так.
– Джед шлет сердечный привет. Дэнс вчера выиграл парусные гонки. Детская регата. Был на седьмом небе, когда вручал приз матери. Хотел, чтобы ты знал.
– Это великолепно.
– Он думал, тебя это обрадует.
– Я рад. Это триумф.
– Ну, не трать порох. Сегодня большая ночь.
– Еще одно сборище?
– Можно так назвать.
Оставалась последняя формальность, для нее потребовались магнитофон и шпаргалка речи. Девушка занялась магнитофоном, голландский банкир стал репетировать с Джонатаном.
– Обычным голосом, Дерек, пожалуйста. Я думаю, вот как вы сегодня говорили. Для записи. Будьте так любезны.
Джонатан прочел первые две строки про себя, а потом – вслух: «С вами говорит ваш друг Джордж. Спасибо, что вы не ложитесь спать».
– И еще раз, Дерек. Может быть, вы немного нервничаете. Просто расслабьтесь, пожалуйста.
Он прочитал еще раз.
– Еще один разок, Дерек. По-моему, вы немного напряжены. Может быть, это большие суммы так вас впечатлили.
Джонатан улыбнулся самой любезной улыбкой. Сегодня он был звездой, а звездам положено проявлять характер.
– Да нет, Пьет, по-моему, я уже достаточно постарался. Спасибо.
Роупер согласился.
– Пьет, ты ведешь себя как ворчливая старуха. Выключи эту дурацкую штуку. Синьор Моранти, пойдемте. Пора хорошенько подкрепиться.
Опять рукопожатия: все друг с другом по очереди, словно добрые друзья под Новый год.
* * *
– Ну и что ты считаешь? – спросил Роупер со своей дельфиньей улыбкой, расположившись в пластмассовом кресле на балконе у Джонатана. – Уже усвоил? Или все еще не по зубам?
Момент был нервный. Как когда сидишь в засаде с выкрашенным в черный цвет лицом и обмениваешься дружескими любезностями, чтобы выпустить адреналин. Роупер поставил ноги на балюстраду. Джонатан перегнулся через перила, всматриваясь в темнеющее море. Луны на небе не было. Ровный ветер подстегивал волны. Первые тусклые звездочки прорезывались сквозь темно-синюю тучу. В освещенной гостиной болтали Фриски, Гус и Тэбби. Только Лэнгборн, томно развалившийся на софе и углубившийся в «Прайвэт Ай», казалось, не чувствовал напряжения.
– В Кюрасао есть компания, называется «Трейдпатс», которая владеет сотней миллионов долларов США минус двадцать пять, – сказал Джонатан.
– Но, – подсказал Роупер, расплываясь в широченной улыбке.
– Но у нее нет ни хрена, потому что «Трейдпатс» – филиал «Айронбрэнд».
– Нет, не так.
– Официально «Трейдпатс» – независимая компания, не связанная с другими фирмами. В действительности же это твое творение, которое не может пальцем без тебя пошевелить. «Айронбрэнд» не может открыто вкладывать деньги в «Трейдпатс». Поэтому «Айронбрэнд» кладет деньги инвесторов в послушный банк, а послушный банк вкладывает деньги в «Трейдпатс». Банк – это предохранитель. Когда дело сделано, «Трейдпатс» хорошо платит инвесторам, все радостно расходятся, а остальное все тебе.
– Кто пострадает?
– Я. Если произойдет срыв.
– Не произойдет. Кто-нибудь еще?
Джонатан заметил, что Роупер все-таки хотел бы, чтобы он его оправдал.
– Кто-нибудь наверняка.
– Давай по-другому. Пострадает ли кто-нибудь, кто бы без этого не пострадал?
– Мы продаем оружие, так?
– Ну?
– По-видимому, его покупают для того, чтобы использовать. А поскольку все происходит тайно, разумно было бы предположить, что оно попадает к людям, которым не следовало бы давать его в руки.
Роупер пожал плечами:
– Кто это так говорит? Кто решает, кто в кого должен стрелять в этом мире? Кто издает идиотские законы? Кто у власти? Господи! – Необычно разволновавшись, он вскинул руку к темнеющему небу. – Ты ведь не можешь изменить его цвет. И Джед я говорил. Она не хочет слышать. Но я не обвиняю. Так же молода, как и ты. Изменится лет через десять.
Расхрабрившийся Джонатан продолжал нападать.
– Так кто покупает? – вновь повторил он вопрос, заданный еще в самолете?
– Моранти.
– Нет, не он. Он не заплатил тебе ни цента. Ты вложил сто миллионов долларов – или пусть инвесторы. Что вкладывает Моранти? Ты продаешь ему оружие. Он покупает его. Ну и где его деньги? Или он расплачивается чем-то лучшим? Чем-то, что ты можешь выгодно продать и получить гораздо больше чем сто миллионов?
В темноте лицо Роупера стало мраморным, похожим на мраморную маску, но он все еще продолжал вежливо улыбаться.
– Ты сам в этом крутился, разве не так? Ты и австралиец, которого ты убил. Хорошо, ты отрицаешь. Не придал этому должного значения. Твоя беда. Или придавай должное значение, или вообще никакого – вот мое мнение. Но все равно ты умный парень. Жаль, что мы раньше не встретились. Могли бы сработаться.
В комнате зазвонил телефон. Роупер резко повернулся, и Джонатан посмотрел туда же: Лэнгборн, держа трубку у уха, посматривал на часы во время разговора. Он положил трубку, кивнул Роуперу и вернулся на софу к своему журналу. Роупер вновь откинулся на спинку пластмассового кресла.
– Помнишь, как торговали в старом Китае? – спросил он почти ностальгически.
– В тридцатые годы прошлого века?
– Но ты читал об этом? А? Все остальное, насколько я заметил, ты читал.
– Да.
– Помнишь, что эти гонконгские британцы переправляли по реке в Кантон? Обходя китайские законы, вкладывая капитал в Империю, накапливая состояния?
– Опиум, – сказал Джонатан.
– За чай. Опиум за чай. Бартер. Вернулись в Англию – капитаны промышленности. Рыцарство, честь, вся эта рухлядь. Какая, к чертям, разница? Иди и делай – только это и имеет смысл! Американцы это знают. А мы чем хуже? Твердозадые священники, которые каждое воскресенье вопят с кафедры? Старые крачки, судачащие за чаем? Булочка с тмином, бедная миссис такая-то и такая-то умерла от того и сего? Наплюй. Хуже проклятой тюрьмы. Знаешь, что Джед спросила у меня?
– Что?
– «До какой степени ты негодяй? Скажи мне самое страшное!» Господи!
– Что ты сказал?
– «Я недостаточный негодяй, – сказал я. – Есть я, а есть джунгли, – сказал я ей. – Нет полицейских на каждом углу. Нет справедливости, которую блюдут парни в париках, имеющие хотя бы отдаленное представление о законе. Нет ничего. Я думал, тебе это нравится». Немного потряс ее. Ей это идет на пользу.
Лэнгборн постукивал по бокалу.
– Так зачем ты ходишь на все эти сборища? – спросил Джонатан. Они уже вставали. – Зачем, имея собаку, лаять самому?
Роупер громко засмеялся и хлопнул Джонатана по спине.
– Не верю собаке, старина, вот почему. Ни одной. Ни тебе, ни Корки, ни Сэнди – никому бы из вас не доверил пустой курятник. Тут ничего личного. Такой уж я.
* * *
Две машины ожидали между двумя освещенными гибискусами во дворе гостиницы. Первая – «вольво», за рулем – Гус. Лэнгборн сел впереди, Роупер и Джонатан – сзади. Тэбби и Фриски следовали за ними в «тойоте». Лэнгборн держал в руках «дипломат».
Они проехали по высокому мосту, увидели огни города внизу и освещенные черные голландские ватервейсы. Спустились с крутого откоса. Кончились старинные постройки, начались лачуги. Внезапная темнота показалась зловещей. Они ехали по ровной дороге, справа – море, слева – нагромождение контейнеров с надписями вроде «Силэнд», «Недллойд» и «Типхук». Повернули налево, и Джонатан увидел низкую белую крышу и голубые столбы и догадался, что это таможня. Тут был другой асфальт, от которого гудели колеса.
– Остановись у ворот и выключи фары, – скомандовал Лэнгборн. – Все.
Гус остановился у ворот и выключил все фары и подфарники. То же самое сделал Фриски в «тойоте». Перед ними были белые решетчатые ворота с предупредительными надписями на голландском и английском. Огни вокруг ворот тоже вдруг погасли, и с наступлением полной тьмы воцарилось молчание. Вдалеке Джонатан различил сюрреалистическую композицию из кранов и экскаваторов, освещенных дуговыми лампами, и неясные очертания океанских лайнеров.
– Никому не двигаться. Руки не прятать. Они должны их видеть, – скомандовал снова Лэнгборн.
Голос его стал властным. Здесь он играл главную роль каким бы ни был спектакль. Лэнгборн чуть-чуть приоткрыл дверцу и подвигал ею взад-вперед, мигая соединенным с ней внутренним светильником. Затем захлопнул дверцу, и они снова очутились в темноте. Сэнди опустил стекло со своей стороны. Джонатан увидел, как в окно протянулась рука – белая, мужская и сильная, обнаженная до локтя.
– Один час, – сказал Лэнгборн в темноту.
– Это слишком много, – возразил грубый голос с акцентом.
– Мы договорились о часе. Или час, или ничего.
– О'кей, о'кей.
Только тогда Лэнгборн протянул в окно коричневый конверт. При свете фонарика содержимое было быстренько пересчитано. Ворота открылись. Не зажигая фар, они двинулись вперед, за ними – «тойота». Проехав старый якорь, вмурованный в бетон, они оказались в аллее разноцветных контейнеров, на каждом – комбинация букв и семизначный номер.
– Здесь налево, – сказал Лэнгборн. Повернули налево, «тойота» за ними. Джонатан быстро пригнул голову, когда на них вдруг стало опускаться плечо оранжевого крана.
– Теперь направо. Здесь, – сказал Лэнгборн.
Они повернули направо и увидели черный корпус танкера. Опять направо, и рядом оказались шесть пришвартованных кораблей: два огромных, свежевыкрашенных океанских лайнера и четыре обшарпанных каботажника, все – с опущенными и освещенными трапами.
– Стоп, – приказал Лэнгборн.
Они остановились. По-прежнему в темноте. Обе машины. На этот раз ждать пришлось лишь несколько секунд, и в ветровое стекло ударил свет: сначала красный, потом – белый, потом – опять красный.
– Открой все окна, – сказал Лэнгборн Гусу. Его опять беспокоили руки. – Быстро, чтобы они их видели. Шеф, вытяни их перед собой. И ты, Томас.
Непривычно кроткий Роупер послушался. Было холодно. Запах бензина смешивался с запахами моря и металла. Джонатан очутился в Ирландии. Нет, в пагуошских доках, в Канаде, в кладовке грязного грузового судна, в ожидании момента, когда под покровом темноты ему удастся незаметно соскользнуть на берег. Машину осветили с обеих сторон. Лучи скользили по рукам и лицам сидящих, потом обшарили пол.
– Мистер Томас и компания, – сказал Лэнгборн. – Хотим проверить несколько тракторов и заплатить вторую половину.
– Кто из вас Томас? – спросил мужской голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81