Это же ежу понятно. Полиции тут делать нечего, гнаться не за кем, стрелять не в кого. Тут геополитика, Рекс. Поэтому мы должны пойти в парламент и сказать: «Ребята, мы подчиняемся обстоятельствам. Мы переговорили с уголовной полицией, и она любезно устранилась. В свое время она сделает свое дело – это ее право и долг. А пока ситуация сложная. С геополитическим подтекстом, со множеством острых углов – и поэтому явно входит в компетенцию „чистой разведки“. Испытанные и верные специалисты из „чистой разведки“ готовы к решению самых сложных проблем геополитического характера».
Она, кажется, кончила и, подобно актрисе после удачного представления, повернулась к Марджорэму, как бы желая спросить: «Ну как я тебе?» Но Марджорэм остался благожелательно-равнодушным к ее страстной речи.
– Я думаю, в словах Барбары много верного, – проговорил он с честной и открытой улыбкой. – Конечно, мы не будем возражать против перераспределения обязанностей между службами. Но решение принимать не нам.
Лицо Гудхью окаменело. Руки безжизненно лежали на столе, не повинуясь хозяину.
– Да, – согласился он. – Решение принимать не вам, а Координационному комитету, и никому другому.
– Председателем которого является ваш шеф, а вы, Рекс, секретарем, основателем и главным благодетелем, – напомнил Марджорэм с неизменной улыбкой. – И, если можно так выразиться, моральным арбитром.
Но на Гудхью невозможно было воздействовать лестью, даже такому признанному миротворцу, как Нил Марджорэм.
– Перераспределение обязанностей, как вы это называете, ни при каких обстоятельствах не может осуществляться самими конкурирующими агентствами, Нил, – сурово произнес он. – Даже предположив, что уголовная полиция готова покинуть поле, в чем лично я весьма сомневаюсь, агентства не вправе делить между собой обязанности без комитета. Именно для этого и существует общее руководство. Спросите у председателя, – кивнул он в сторону своего начальника.
Никто не произнес ни слова, пока начальник Гудхью не издал какой-то клокочущий звук, в котором нашли выход сомнение и раздражение вместе с легкой отрыжкой.
– По всей видимости, Рекс, – сказал он подчеркнуто гундося, подобно консерваторам с первых скамей, – если братишки собираются прибрать «Пиявку» к рукам со своей стороны, нам, с нашей – хочешь не хочешь – остается спокойно обдумать, следовать ли их примеру. Как иначе? Я говорю если, потому что наше обсуждение – неофициальное. На официальном уровне пока ничего не предпринималось. Ведь так?
– Если и не так, меня в известность не поставили, – холодно ответил Гудхью.
– Эти чертовы комитеты поворачиваются так медленно, что до Рождества мы не получим ответа. Рассуди, Рекс. У нас ведь есть кворум. Вы, я, Нил. Мы можем сами все решить.
– Слово за вами, Рекс, – приветливо сказал Марджорэм. – Вы у нас законодатель. Если вы не можете что-нибудь переделать, то кто же может? Ведь схема контактных параллелей придумана именно вами: уголовная полиция завязана с уголовной полицией, шпионы со шпионами, никто друг с другом не перекрещивается. Мы назвали ее «словом Гудхью», и справедливо назвали. Вы продали эту идею Вашингтону, получили поддержку кабинета, провели в жизнь. «Тайные агентства новой эры» – так, кажется, называлось ваше исследование? Мы только подчиняемся неизбежности, Рекс. Вы выслушали Барбару. Если речь идет о выборе между изящным маневром и жестким столкновением, я всегда выбираю первое. Не следует попадать в собственную ловушку.
Гудхью уже весь кипел. Но он был достаточно искушен, чтобы позволить своим чувствам вырваться наружу. Он заговорил спокойно и взвешенно, глядя в лицо Нилу Марджорэму. Он сказал, что рекомендации, данные Координационным комитетом своему председателю, – новый кивок в сторону шефа – были приняты на пленарном заседании, а не рабочей группой. Он сослался на то, что комитет признал перегруженность Ривер-Хауз и указал на целесообразность передачи ряда полномочий, а не возвращения прежних. И министр с этим согласился. «Если только за ленчем вы не поменяли свою позицию», – обратился он к шефу, хмуро взирающему на него из-за сигарного дыма.
Он добавил, что, по его сугубо личному мнению, в расширении полномочий нуждается именно полиция, чтобы иметь возможность эффективно решать стоящие перед ней задачи. В заключение он сообщил, пользуясь конфиденциальностью встречи, что считает работу экспертов по изучению снабжения – не соответствующей современным требованиям и подрывающей авторитет парламента. На следующем заседании комитета он намерен внести предложение об организации проверки ее деятельности.
После этого он скромно, как в церкви, сложил руки, словно говоря: «я выразил свое мнение», и стал ждать взрыва.
Взрыва, однако, не последовало.
Шеф Гудхью извлек из-за нижней губы кусочек зубочистки, не отрывая взгляда от платья Хейзел Банди.
– Ну что ж. О'кей, – выдавил он из себя, избегая смотреть на кого-либо. – Интересно. Спасибо. Приму к сведению.
– Да, действительно, есть пища для размышления, – легко согласился Голт. И улыбнулся Хейзел Банди, которая ему не ответила.
Нил Марджорэм, казалось, не мог выглядеть более благодушно. Спокойны и ясны были его правильные черты, столь явно свидетельствовавшие о нравственных достоинствах человека.
– Есть минута, Рекс? – сказал он, когда все ушли.
И Гудхью решил, прости его Господь, что после недавней словесной дуэли Марджорэм хочет убедиться, что никакого неприятного осадка ни у того, ни у другого не осталось.
* * *
Гудхью гостеприимно пригласил Марджорэма в свой кабинет, но тот был слишком тактичен, чтобы согласиться. «Рекс, вам нужно проветриться, чтобы остыть. Давайте прогуляемся».
Был солнечный осенний полдень. Листья на деревьях отливали розовым и золотым. Туристы праздно прогуливались по тротуарам вблизи Уайт-холла. Марджорэм бросил на них отеческий взгляд. Да-да. Эстер, кажется, была права – движение в пятницу, в час пик, действительно очень сильное. Но Гудхью все отлично расслышал.
– Старушка Барбара немного завелась, – сказал Марджорэм добродушно.
– Интересно, кто ее так завел, – ответил Гудхью.
– Мы ее предупреждали, что с вами этот номер не пройдет, но она решила проверить.
– Чепуха. Вы же сами подбивали ее.
– А что нам было делать? Прийти к вам с протянутой рукой и сказать: Рекс, отдайте нам «Пиявку»? Всего-то одно дельце, Боже мой. – Они вышли на набережную Темзы, которая, по-видимому, и была целью их прогулки. – Можно лавировать, можно переть напролом, Рекс. Вы уж чересчур правильный человек. Это все потому, что зеркальная схема – ваше детище. Полицейский с полицейским, шпион со шпионом, а вместе – ни-ни. Вы не терпите полутонов, в этом ваша беда.
– Нет, Нил. Скорее наоборот. Если я когда-нибудь возьмусь за свою автобиографию, назову ее «Полумеры». Нам следует быть тверже. Мы слишком податливы.
Тон их беседы был совершенно товарищеский – два профессионала обсуждают разность своих подходов на берегу Темзы.
– Должен признать, ты поймал нужный момент, – одобрительно заметил Марджорэм. – Все эти разговоры о наступлении новой эры очень пригодились. Гудхью – сторонник открытого общества. Гудхью – человек нового мышления. С ума сойти. Ты сумел тогда отхватить солидный кусок, надо признать. Конечно, его нельзя отдавать без боя. Чего же ты хочешь?
Они стояли плечом к плечу, глядя на Темзу. Гудхью положил руки на парапет, на них были надеты неподходящие к случаю велосипедные перчатки, потому что в последнее время у него появилась зябкость, вызванная нарушением кровообращения. Не совсем понимая смысл вопроса Марджорэма, он повернулся к нему за разъяснением. Но ему открылся только благочестивый профиль Марджорэма, радушно взирающею на проплывающий мимо прогулочный катер. Потом Нил тоже повернул голову, и они оказались лицом к лицу на расстоянии не более двенадцати дюймов. Если движение транспорта в самом деле было сильным, в тот момент Гудхью его вовсе не замечал.
– Передаю слова Даркера, – проговорил Марджорэм с улыбкой. – Рекс Гудхью лезет не в свое дело. Сферы интересов, о которых он не знает и не должен знать, большая политика, высокопоставленные действующие лица, и тому подобное. Вы живете в Кентиш-Таун, верно? Небольшой домик с тюлевыми занавесками?
– Почему вы спрашиваете?
– У вас просто появится дядюшка в Швейцарии, давно обожающий племянника. В день, когда «Пиявка» окажется в наших руках, он неожиданно умрет, оставив вам три четверти миллиона. Фунтов, а не франков. Свободных от налога. В качестве наследства. Вы ведь знаете, что говорят мальчики из Колумбии? «У тебя есть выбор – стать богатым или умереть». Даркер выразился так же.
– Простите, я что-то сегодня неважно соображаю, – сказал Гудхью. – Вы что же, грозите мне убийством или взятку предлагаете?
– Для начала мы испортим вам карьеру. Мы это сумеем, поверьте. А если нет, тогда подумаем. Не надо отвечать сейчас, если вы смущены. Вообще не отвечайте. Просто делайте. Действие – лучшее «слово Гудхью». – Он сочувственно улыбнулся. – Вам никто не поверит. Во всяком случае, в вашем кругу. Старина Рекс выживает из ума... И это уже с ним давно... просто он это скрывал. Если не возражаете, напоминать я не буду. Я ничего не говорил. Это была просто приятная прогулка вдоль реки после очередного скучного совещания. Хорошего вам отдыха.
* * *
«Совершенно бредовая идея, – говорил Гудхью Берру полгода назад за скромным обедом. – Она не только абсурдна, но и губительна. Я даже не хочу полемизировать и запрещаю когда-либо говорить со мной на эту тему. Мы в Англии, а не где-нибудь на Балканах или Сицилии. У тебя может быть своя агентура, Леонард, но, пожалуйста, навсегда оставь свои готические фантазии, в которых группа по изучению снабжения предстает ворочающей миллионами бандой рэкетиров, действующих в интересах Джеффри Даркера, кучки нечистых на руку банкиров, брокеров и комиссионеров и продажных офицеров разведки по обе стороны Атлантики».
– Так можно дойти до умопомешательства, – предупредил он Берра.
И вот до чего дошел он сам.
* * *
В течение недели после разговора с женой Гудхью бережно охранял свой секрет. Человек, не доверяющий себе, не доверяет никому. Берр сообщил по телефону из Майами новость о воскрешении «Пиявки», и Гудхью, как мог, старался разделить его радость. Рук временно заменил Берра в офисе на Виктория-стрит. Гудхью пригласил его на ленч в «Атенеум», но довериться не решился.
Однажды вечером забежал Пэлфрей с каким-то путаным сообщением о том, что Даркер запрашивает британских торговцев оружием о возможностях использования кое-какой сверхсовременной боевой техники в «климате, близком к южноамериканскому», якобы для консультации потребителей.
– Британской техники, Гарри? Это не Роупер. Он закупает иностранную.
Пэлфрей морщился и посасывал сигарету, и то и дело доливал себе виски.
– Но это все-таки может быть Роупер, Рекс. Что, если он прикрывает ими задницу? Ведь если эти игрушки британские – нашему терпению нет предела, ты ведь понимаешь, о чем я. Если они британские – наши глаза слепы, а голова в песке. Шли их хоть Джеку-Потрошителю. – Он гнусно захихикал.
Был прекрасный вечер, и Пэлфрею захотелось размяться. Поэтому они вышли и прогулялись до ворот Хайгейтского кладбища, нашли уединенную скамейку и присели на нее.
– Марджорэм хотел купить меня, – сказал Гудхью без всякого вступления. – За три четверти миллиона фунтов.
– Именно так они себя ведут, – ответил Пэлфрей, нисколько не удивившись. – И за границей, и дома.
– Предлагался не только пряник, но и кнут.
– О да, да, так они и делают, – сказал Пэлфрей, закуривая новую сигарету.
– Кто они, Гарри?
Пэлфрей сморщил нос, несколько раз моргнул и, кажется, странным образом растерялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Она, кажется, кончила и, подобно актрисе после удачного представления, повернулась к Марджорэму, как бы желая спросить: «Ну как я тебе?» Но Марджорэм остался благожелательно-равнодушным к ее страстной речи.
– Я думаю, в словах Барбары много верного, – проговорил он с честной и открытой улыбкой. – Конечно, мы не будем возражать против перераспределения обязанностей между службами. Но решение принимать не нам.
Лицо Гудхью окаменело. Руки безжизненно лежали на столе, не повинуясь хозяину.
– Да, – согласился он. – Решение принимать не вам, а Координационному комитету, и никому другому.
– Председателем которого является ваш шеф, а вы, Рекс, секретарем, основателем и главным благодетелем, – напомнил Марджорэм с неизменной улыбкой. – И, если можно так выразиться, моральным арбитром.
Но на Гудхью невозможно было воздействовать лестью, даже такому признанному миротворцу, как Нил Марджорэм.
– Перераспределение обязанностей, как вы это называете, ни при каких обстоятельствах не может осуществляться самими конкурирующими агентствами, Нил, – сурово произнес он. – Даже предположив, что уголовная полиция готова покинуть поле, в чем лично я весьма сомневаюсь, агентства не вправе делить между собой обязанности без комитета. Именно для этого и существует общее руководство. Спросите у председателя, – кивнул он в сторону своего начальника.
Никто не произнес ни слова, пока начальник Гудхью не издал какой-то клокочущий звук, в котором нашли выход сомнение и раздражение вместе с легкой отрыжкой.
– По всей видимости, Рекс, – сказал он подчеркнуто гундося, подобно консерваторам с первых скамей, – если братишки собираются прибрать «Пиявку» к рукам со своей стороны, нам, с нашей – хочешь не хочешь – остается спокойно обдумать, следовать ли их примеру. Как иначе? Я говорю если, потому что наше обсуждение – неофициальное. На официальном уровне пока ничего не предпринималось. Ведь так?
– Если и не так, меня в известность не поставили, – холодно ответил Гудхью.
– Эти чертовы комитеты поворачиваются так медленно, что до Рождества мы не получим ответа. Рассуди, Рекс. У нас ведь есть кворум. Вы, я, Нил. Мы можем сами все решить.
– Слово за вами, Рекс, – приветливо сказал Марджорэм. – Вы у нас законодатель. Если вы не можете что-нибудь переделать, то кто же может? Ведь схема контактных параллелей придумана именно вами: уголовная полиция завязана с уголовной полицией, шпионы со шпионами, никто друг с другом не перекрещивается. Мы назвали ее «словом Гудхью», и справедливо назвали. Вы продали эту идею Вашингтону, получили поддержку кабинета, провели в жизнь. «Тайные агентства новой эры» – так, кажется, называлось ваше исследование? Мы только подчиняемся неизбежности, Рекс. Вы выслушали Барбару. Если речь идет о выборе между изящным маневром и жестким столкновением, я всегда выбираю первое. Не следует попадать в собственную ловушку.
Гудхью уже весь кипел. Но он был достаточно искушен, чтобы позволить своим чувствам вырваться наружу. Он заговорил спокойно и взвешенно, глядя в лицо Нилу Марджорэму. Он сказал, что рекомендации, данные Координационным комитетом своему председателю, – новый кивок в сторону шефа – были приняты на пленарном заседании, а не рабочей группой. Он сослался на то, что комитет признал перегруженность Ривер-Хауз и указал на целесообразность передачи ряда полномочий, а не возвращения прежних. И министр с этим согласился. «Если только за ленчем вы не поменяли свою позицию», – обратился он к шефу, хмуро взирающему на него из-за сигарного дыма.
Он добавил, что, по его сугубо личному мнению, в расширении полномочий нуждается именно полиция, чтобы иметь возможность эффективно решать стоящие перед ней задачи. В заключение он сообщил, пользуясь конфиденциальностью встречи, что считает работу экспертов по изучению снабжения – не соответствующей современным требованиям и подрывающей авторитет парламента. На следующем заседании комитета он намерен внести предложение об организации проверки ее деятельности.
После этого он скромно, как в церкви, сложил руки, словно говоря: «я выразил свое мнение», и стал ждать взрыва.
Взрыва, однако, не последовало.
Шеф Гудхью извлек из-за нижней губы кусочек зубочистки, не отрывая взгляда от платья Хейзел Банди.
– Ну что ж. О'кей, – выдавил он из себя, избегая смотреть на кого-либо. – Интересно. Спасибо. Приму к сведению.
– Да, действительно, есть пища для размышления, – легко согласился Голт. И улыбнулся Хейзел Банди, которая ему не ответила.
Нил Марджорэм, казалось, не мог выглядеть более благодушно. Спокойны и ясны были его правильные черты, столь явно свидетельствовавшие о нравственных достоинствах человека.
– Есть минута, Рекс? – сказал он, когда все ушли.
И Гудхью решил, прости его Господь, что после недавней словесной дуэли Марджорэм хочет убедиться, что никакого неприятного осадка ни у того, ни у другого не осталось.
* * *
Гудхью гостеприимно пригласил Марджорэма в свой кабинет, но тот был слишком тактичен, чтобы согласиться. «Рекс, вам нужно проветриться, чтобы остыть. Давайте прогуляемся».
Был солнечный осенний полдень. Листья на деревьях отливали розовым и золотым. Туристы праздно прогуливались по тротуарам вблизи Уайт-холла. Марджорэм бросил на них отеческий взгляд. Да-да. Эстер, кажется, была права – движение в пятницу, в час пик, действительно очень сильное. Но Гудхью все отлично расслышал.
– Старушка Барбара немного завелась, – сказал Марджорэм добродушно.
– Интересно, кто ее так завел, – ответил Гудхью.
– Мы ее предупреждали, что с вами этот номер не пройдет, но она решила проверить.
– Чепуха. Вы же сами подбивали ее.
– А что нам было делать? Прийти к вам с протянутой рукой и сказать: Рекс, отдайте нам «Пиявку»? Всего-то одно дельце, Боже мой. – Они вышли на набережную Темзы, которая, по-видимому, и была целью их прогулки. – Можно лавировать, можно переть напролом, Рекс. Вы уж чересчур правильный человек. Это все потому, что зеркальная схема – ваше детище. Полицейский с полицейским, шпион со шпионом, а вместе – ни-ни. Вы не терпите полутонов, в этом ваша беда.
– Нет, Нил. Скорее наоборот. Если я когда-нибудь возьмусь за свою автобиографию, назову ее «Полумеры». Нам следует быть тверже. Мы слишком податливы.
Тон их беседы был совершенно товарищеский – два профессионала обсуждают разность своих подходов на берегу Темзы.
– Должен признать, ты поймал нужный момент, – одобрительно заметил Марджорэм. – Все эти разговоры о наступлении новой эры очень пригодились. Гудхью – сторонник открытого общества. Гудхью – человек нового мышления. С ума сойти. Ты сумел тогда отхватить солидный кусок, надо признать. Конечно, его нельзя отдавать без боя. Чего же ты хочешь?
Они стояли плечом к плечу, глядя на Темзу. Гудхью положил руки на парапет, на них были надеты неподходящие к случаю велосипедные перчатки, потому что в последнее время у него появилась зябкость, вызванная нарушением кровообращения. Не совсем понимая смысл вопроса Марджорэма, он повернулся к нему за разъяснением. Но ему открылся только благочестивый профиль Марджорэма, радушно взирающею на проплывающий мимо прогулочный катер. Потом Нил тоже повернул голову, и они оказались лицом к лицу на расстоянии не более двенадцати дюймов. Если движение транспорта в самом деле было сильным, в тот момент Гудхью его вовсе не замечал.
– Передаю слова Даркера, – проговорил Марджорэм с улыбкой. – Рекс Гудхью лезет не в свое дело. Сферы интересов, о которых он не знает и не должен знать, большая политика, высокопоставленные действующие лица, и тому подобное. Вы живете в Кентиш-Таун, верно? Небольшой домик с тюлевыми занавесками?
– Почему вы спрашиваете?
– У вас просто появится дядюшка в Швейцарии, давно обожающий племянника. В день, когда «Пиявка» окажется в наших руках, он неожиданно умрет, оставив вам три четверти миллиона. Фунтов, а не франков. Свободных от налога. В качестве наследства. Вы ведь знаете, что говорят мальчики из Колумбии? «У тебя есть выбор – стать богатым или умереть». Даркер выразился так же.
– Простите, я что-то сегодня неважно соображаю, – сказал Гудхью. – Вы что же, грозите мне убийством или взятку предлагаете?
– Для начала мы испортим вам карьеру. Мы это сумеем, поверьте. А если нет, тогда подумаем. Не надо отвечать сейчас, если вы смущены. Вообще не отвечайте. Просто делайте. Действие – лучшее «слово Гудхью». – Он сочувственно улыбнулся. – Вам никто не поверит. Во всяком случае, в вашем кругу. Старина Рекс выживает из ума... И это уже с ним давно... просто он это скрывал. Если не возражаете, напоминать я не буду. Я ничего не говорил. Это была просто приятная прогулка вдоль реки после очередного скучного совещания. Хорошего вам отдыха.
* * *
«Совершенно бредовая идея, – говорил Гудхью Берру полгода назад за скромным обедом. – Она не только абсурдна, но и губительна. Я даже не хочу полемизировать и запрещаю когда-либо говорить со мной на эту тему. Мы в Англии, а не где-нибудь на Балканах или Сицилии. У тебя может быть своя агентура, Леонард, но, пожалуйста, навсегда оставь свои готические фантазии, в которых группа по изучению снабжения предстает ворочающей миллионами бандой рэкетиров, действующих в интересах Джеффри Даркера, кучки нечистых на руку банкиров, брокеров и комиссионеров и продажных офицеров разведки по обе стороны Атлантики».
– Так можно дойти до умопомешательства, – предупредил он Берра.
И вот до чего дошел он сам.
* * *
В течение недели после разговора с женой Гудхью бережно охранял свой секрет. Человек, не доверяющий себе, не доверяет никому. Берр сообщил по телефону из Майами новость о воскрешении «Пиявки», и Гудхью, как мог, старался разделить его радость. Рук временно заменил Берра в офисе на Виктория-стрит. Гудхью пригласил его на ленч в «Атенеум», но довериться не решился.
Однажды вечером забежал Пэлфрей с каким-то путаным сообщением о том, что Даркер запрашивает британских торговцев оружием о возможностях использования кое-какой сверхсовременной боевой техники в «климате, близком к южноамериканскому», якобы для консультации потребителей.
– Британской техники, Гарри? Это не Роупер. Он закупает иностранную.
Пэлфрей морщился и посасывал сигарету, и то и дело доливал себе виски.
– Но это все-таки может быть Роупер, Рекс. Что, если он прикрывает ими задницу? Ведь если эти игрушки британские – нашему терпению нет предела, ты ведь понимаешь, о чем я. Если они британские – наши глаза слепы, а голова в песке. Шли их хоть Джеку-Потрошителю. – Он гнусно захихикал.
Был прекрасный вечер, и Пэлфрею захотелось размяться. Поэтому они вышли и прогулялись до ворот Хайгейтского кладбища, нашли уединенную скамейку и присели на нее.
– Марджорэм хотел купить меня, – сказал Гудхью без всякого вступления. – За три четверти миллиона фунтов.
– Именно так они себя ведут, – ответил Пэлфрей, нисколько не удивившись. – И за границей, и дома.
– Предлагался не только пряник, но и кнут.
– О да, да, так они и делают, – сказал Пэлфрей, закуривая новую сигарету.
– Кто они, Гарри?
Пэлфрей сморщил нос, несколько раз моргнул и, кажется, странным образом растерялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81