– Этой землей владел Кайл Лортон, который приходил домой таким грязным, что жена заставляла его раздеться донага и мыла из шланга на заднем дворе. С дороги было хорошо видно, как она это делает. Сзади Кайл был похож на перезрелое яблоко, оставленное на солнце; впрочем, и спереди вид был не лучше. Занимался он ремонтом и прокатом лодок для ловли омаров и с обычными людьми почти не общался, зато ловцы его очень любили. Кайл всегда был грязен; зубы у него были гнилые, и воняло от него, как от козла, зато он был, что называется, на все руки мастер и мог починить все, что угодно.
– Насколько я знаю, омаров здесь больше нет.
– Это верно. Ваш бывший мэр Джулиани – тот самый, который больше всего боялся, как бы избиратели не пронюхали, что он лыс, как моя коленка, – распылил над всем Нью-Йорком яд для борьбы с комарами – переносчиками нильской лихорадки.
– Яд, который оказался совершенно неэффективным.
– Да, он не действовал ни на кого, кроме стариков и омаров. Как и следовало ожидать, с берегов инсектицид смыло в пролив Лонг-Айленд-Саунд, и все омары погибли. Если хотите знать мое мнение, следовало спасти омаров, а старикам дать умереть спокойно, но правительство, как всегда, поступило наоборот. Теперь ловля омаров как вид бизнеса перестала существовать; кроме того, Кайл сливал в воду отработанное масло и в конце концов попался Департаменту охраны окружающей среды. Теперь он почти банкрот, однако его участок – единственный на побережье бухты может быть использован в коммерческих и мореходных целях. Этот статус он получил в незапамятные времена; сейчас добиться права на такое использование земли уже невозможно. Ко всему прочему, Кайл углубил дно бухты до девяти футов, прокопав под водой своего рода канал; это, разумеется, совершенно незаконно, зато в его канал может зайти достаточно большая лодка.
– Значит, в игре участвуют все эти владения, – сказал я, разглядывая карту. – И тот, кто выкупит их у владельцев и соберет воедино, может стать очень богатым человеком. Вы это хотели сказать?
– Да, – кивнула Марта. – Капустное поле тоже продано под застройку – должно быть, в наше время капуста больше никому не нужна. Вот эти небольшие участки площадью около десяти акров каждый, которые я обозначила буквами А, В, С и D, сданы в долгосрочную аренду с правом последующего выкупа. До последнего времени здесь сажали сладкую кукурузу и картофель – настоящий крупный картофель, который теперь даже у нас на Норт-Форке не часто увидишь. А вот на этом участке владелец выращивал на продажу новогодние елки. Он тоже балансирует на грани банкротства, потому что сейчас этим бизнесом занимается слишком много народу, к тому же Америка давно перестала быть христианской страной. Мы – язычники, мистер Уайет, и с каждым годом погружаемся в язычество все глубже; я твержу об этом вот уже почти сорок лет.
А теперь, мистер Уайет, взгляните, чего хочет добиться, мистер Марсено… – И Марта Хэллок протянула мне еще одну карту, которая выглядела так:
Я внимательно рассмотрел ее.
– Как видите, у него на уме не просто виноградник.
– Это просто колоссальный проект, – проговорил я. – Неужели Марсено уже скупил все участки?
– Все, за исключением полоски земли, обозначенной буквой Л. Владелец этого участка пытается выторговать несколько большую сумму денег, которую он, конечно, получит. Остальная земля или уже продана, или, как я говорила, взята в долгосрочную аренду.
Я задумался. Трудно было представить себе более наглядный пример того, как в современных условиях воплощается древний принцип «Разделяй и властвуй». Марсено тайно собирал из кусочков огромное земельное владение. Чтобы не привлекать внимания, он действовал через разные риелторские агентства и приобретал участки в такой очередности, чтобы между покупкой двух смежных участков пролег более или менее значительный временной отрезок. Вместе с тем действия его были максимально быстрыми, чтобы цены на землю не успели взлететь до небес. Даже упомянутая Мартой долгосрочная аренда, к которой прибегал Марсено, была одной из распространенных форм приобретения земельных наделов под застройку. Кстати, если кто не знает, участок земли под Рокфеллеровским центром тоже в свое время образовался после того, как двести двадцать девять полуразрушенных, ветхих кирпичных домишек были куплены одной компанией. В начале своей карьеры я сам участвовал в подобной «сборке» весьма большого земельного надела в районе Восточных Шестидесятых улиц; помнится, необходимо было выкупить у владельцев девять разных участков земли, самый маленький из которых имел каких-нибудь шестнадцать футов ширины. Моя фирма поручила мне эту работу в значительной степени из-за того, что тогда я выглядел очень молодо и вполне безобидно. Я со своей стороны был в восторге от этого задания. Благодаря моим усилиям донять продавцов продали свои участки девяти разным юридическим лицам, одно из которых носило название, смутно напоминающее корейское, в названии другого фигурировала еврейская фамилия, и так далее, и так далее. Я уверен, что даже если бы продавцы сравнили свои контракты, они бы, скорее всего, ничего не заподозрили. Излишне упоминать, что в действительности каждое юридическое лицо представляло собой лишь пакет уставных документов и находилось в полной и безраздельной собственности нашего клиента – крупного голландского банка.
– Да-а, ничего себе участочек… Сколько же это всего получается?… Акров двести с лишним?
– Да. Конечно, на Норт-Форке есть большие участки, и немало, но лишь немногие из них выходят на побережье, лишь немногие подходят для виноградарства, граничат с заповедником, имеют выход к защищенной бухте с удобным песчаным берегом и продаются.
– И во что это может обойтись? Я имею в виду – в денежном выражении?
– Самым дорогим участком было старое поместье, так как оно выходит к морю, и на его территории разрешено строительство площадок для гольфа. Оно одно обошлось Марсено порядка шести миллионов. Виноградник «Чайкины какашки» был продан за три миллиона благодаря высокому качеству высаженной там лозы.
Я поймал себя на том, что вспоминаю, в какую ярость пришел Г. Д., когда говорил о том, за сколько Джей продал свою землю. Цифра, которую он назвал, показалась мне тогда непомерно высокой, но в свете того, что я только что узнал, в ней был свой смысл. Должно быть, местные жители почувствовали – что-то затевается. В конце концов, они же не слепые – они видят и черные «линкольны», и мужчин в дорогих костюмах среди размокших грязных полей, и набранные мелким агатом списки проданных объектов недвижимости в еженедельных газетах и обсуждают это между собой. Возможно, какие-то из этих разговоров дошли до миссис Джоунз и до Г. Д., который, как и Джей, был уроженцем Норт-Форка.
– Я имею в виду не только стоимость земли, а весь проект в целом, с учетом инвестиций в насаждение новых виноградников, строительство гольф-клуба и, возможно, новых шикарных коттеджей. Во что это может вылиться? В двадцать миллионов? В тридцать?…
Марта Хэллок покачала головой:
– Стоимость всего проекта от первого до последнего этапа составляет сорок два миллиона долларов. Насколько мне известно, в него включено строительство современного дегустационного центра, который разместится в конце Джеева участка. Гольф и вино, всего – сорок два миллиона. – Она с заговорщическим видом подалась вперед. – И эти деньги у них есть! Латиноамериканская компания, которая покупает первоклассный участок земли на океанском побережье в Соединенных Штатах, может рассчитывать на неограниченный кредит у своих компатриотов. Это умные люди, мистер Уайет, умные и дальновидные. Они имеют свои интересы в восьми или девяти развитых промышленных странах.
– А как насчет согласований с местной и федеральной администрацией? Ведь есть же, в конце концов, закон о правилах использования земельных участков в сельских районах!
– Все согласования получены, а если нет… Что ж, я думаю – не мытьем, так катаньем Марсено сумеет добиться своего. Кроме того, эта земля относится к окружному центру Риверхед, что существенно упрощает дело. Я имею в виду огромное количество безработных черномазых, которые скопились в городском центре. Из аграрных районов их активно вытесняют мексиканцы и гватемальцы, которые согласны работать за меньшую плату; если бы им позволили, они бы вообще жили в палатках, а то и вовсе под открытым небом. В результате Риверхед столкнулся с острыми социальными проблемами. Всю эту черную ораву надо как-то кормить, а своей промышленности в городе нет. Еще совсем недавно в окрестностях функционировало крупное предприятие компании «Граммон», выпускавшее кое-какую продукцию для аэрокосмической промышленности, но оно закрылось, и приток налогов в городскую казну резко сократился. Пригородные торговые центры все успешнее конкурируют с лавочками и магазинчиками Мэйн-стрит , а без налоговых долларов городской администрации не обойтись. Проект, который затеял Марсено, означает новые налоги и новые рабочие места, – с гордостью объяснила Марта, – так что уладить проблемы с законом будет совсем не трудно. Чилийцы это понимают и уже наняли человека, который хорошо знает эти места и коротко знаком со всеми нужными людьми. Такой помощник-консультант им просто необходим; кто же, кроме него, подскажет, как поступить в том или ином сомнительном случае и исправит допущенные ошибки с наименьшими потерями?
– И кто же этот помощник?
– Я.
Я снова уткнулся в карту. Судя по ней, дегустационный центр должен был разместиться примерно в том месте, где Хершел разравнивал землю. Может быть, поэтому Марсено так беспокоится?
– В бухту могут заходить туристские яхты или даже небольшие круизные теплоходики, – сказал я. – Если построить причал у бывшей лодочной мастерской, пассажиров можно легко доставить в гольф-клуб или дегустационный центр.
– Вот видите, вы уже рассуждаете как заправский застройщик. – Марта Хэллок улыбнулась. – Кстати, в пяти милях отсюда расположен местный аэропорт, который вполне способен принимать небольшие частные самолеты. Судно на подводных крыльях с водометным двигателем может добраться от Манхэттена до бухты Краболовов за сорок пять минут; это весьма приятное1 путешествие, так что за спои деньги клиенты получат не только пляж и заповедник, но и полезную морскую прогулку.
– Почему именно здесь, а не на Саут-Форке, не в Хэмптоне? В конце концов, тамошние пляжи пользуются большей популярностью, да и денег там сосредоточено больше.
– Очень просто, мистер Уайет. Хэмптон сплошь застроен и перенаселен, и там нельзя купить ни одного сколько-нибудь большого участка земли. Их просто не существует. Все участки, которые там когда-то были, давно раздроблены на мелкие наделы. Кроме того, выращивать виноград на Саут-Форке менее удобно – почва там имеет несколько иной состав и не так плодородна, вегетативный сезон на несколько дней короче, а в комиссиях по надзору за соблюдением закона о землепользовании заправляют леди, у которых в жизни только два интереса: хороший обед и собственные цветочные магазинчики.
– Похоже, вы не слишком высокого мнения о ваших соседях.
– Меня от них тошнит, мистер Уайет. Я ненавижу Хэмптон. Все тамошние жители – снобы и зануды, они не просто родились с серебряной ложкой во рту , а ухитрились затолкать ее так глубоко, что теперь она торчит у них из мозгов. Пятьдесят лет они смотрели на нас, жителей Норт-Форка, как на низшую форму жизни. Поверьте мне, мистер Уайет, я знаю, что говорю. Свою землю они погубили, и теперь их загребущие лапы тянутся к нашей земле. Все крупные риелторские агентства с Саут-Форка открыли у нас свои отделения, надеясь выбросить меня из игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86