Кеннисон заметил, что остальные тоже смотрят на какой-то один монитор — наверное, на монитор Хуанга. «Вот вам и тайное голосование».
Хуанг сидел неподвижно. Ожидание затягивалось. Наконец он спросил:
— Что-нибудь еще есть в повестке дня или мы закончили?
Вот и все. Каковы бы ни были у него на то причины, Роман Хуанг по-прежнему воздержался. Кеннисон видел, что Ульман тоже рассержен. Принять решение все равно нужно, так зачем тянуть?
Кеннисон припомнил эпизод, случившийся на одном партийном съезде, когда выдвигали кандидата в президенты. Когда же это было? В 84-м? Репортер брал интервью у кого-то из сенаторов — кажется, от штата Монтана. «Кто станет кандидатом, уже решено, — сказал репортер. — Почему же вы собираетесь голосовать за человека, который наверняка проиграет?» Сенатор с Запада посмотрел на него, как на вошь, и ответил, что голосовать нужно не за победителя, а за принципы. Кеннисону не верилось, чтобы у Хуанга были какие-то принципы. Что он замышляет? Что он может замышлять?
В качестве временного председателя собрания Кеннисон символически передал председательский молоток Ульману — только что избранному постоянному председателю. Тот произнес несколько елейных фраз, поблагодарил своих сторонников, воздал должное сопернику и сказал, что настало время «крепить ряды в этот тяжелейший в истории Общества час». Кеннисон с улыбкой поздравил его с победой и пообещал во всем его поддерживать. Все делали вид, что друг другу верят. «Радуйся, Старикан, — думал он, глядя на монитор. — Годы возьмут свое. Недолго тебе осталось».
— В повестке дня осталось еще два вопроса, которые надо сегодня решить, — проквакал Ульман. — Во-первых, нужно предложить кандидатов на заполнение двух вакантных мест в Совете, о которых нам известно.
«Тонко сформулировано», — подумал Кеннисон.
— Я предлагаю Винсента Торино, которого многие из вас знают и который, как все вы помните, блестяще выполнил важное задание по противодействию разоблачениям Сары Бомонт.
«Я должен провести на эти места кого-то из своих. Но кого?» Кого он мог считать своим человеком и довериться ему? Пруденс. Да, крошка Пруденс была бы идеальной кандидатурой. Но ее уже нет. Остается…
— Предлагаю Алана Селкирка, — объявил Кеннисон. «Почему я это сделал?» Кем бы ни стал Алан в Совете, он никогда не будет послушным орудием Кеннисона. Союзником — возможно. А может быть, союзник лучше, чем орудие? В конце концов, Пейдж принесла ему больше пользы, чем Соренсон. — Не кто иной, как он, в конце концов выследил и уничтожил Бомонтова «червя». Он усилил защиту нашей базы данных, сделав ее неуязвимой для подобного проникновения.
Еще не кончив фразы, Кеннисон понял, что, расхваливая Алана, сам провозглашает себе обвинительное заключение.
Ульман кивнул.
— Да, он, правда, сравнительно недавно вступил в наши ряды, но имеет прекрасные рекомендации. Вы передадите досье на него остальным членам Совета?
— Конечно.
— Очень хорошо. Если кто-то еще хочет предложить кандидатов, прошу представить досье на них в Совет до конца завтрашнего дня, и мы рассмотрим кандидатуры на очередном заседании. Теперь последний вопрос. Я предлагаю восстановить пост вице-председателя, который моя покойная предшественница, к сожалению, фактически упразднила. Полагаю, что события последних месяцев показали нам, как важно, чтобы вакантное место председателя в критических обстоятельствах могло быть заполнено быстро и автоматически.
«Вице-председатель? — подумал Кеннисон. — Бессмысленный пост. Никому не нужный. Но он мой по праву. Я прошел вторым. Если кто его и заслуживает, так это я. К тому же это позволит мне пустить корни на самом верху. Захватить плацдарм. Смерть Ульмана — всего лишь вопрос времени, и очень краткого времени, насколько это будет зависеть от меня. А тогда… Да, я могу позволить себе ненадолго такое унижение».
— Поскольку между председателем и его заместителем должны поддерживаться тесные рабочие отношения, — продолжал Ульман, — я полагаю, было бы правильно, если бы подходящую кандидатуру предложил на ваше рассмотрение сам председатель. Тогда мы можем быть уверены в единстве стратегии и руководства.
Кеннисон почувствовал, что волосы его поднимаются дыбом. Его Ульман никогда не предложит! Если Кеннисон и был в чем-то абсолютно уверен, то именно в этом. Он уже видел, как выхватывают у него из рук желанный приз. Как несправедливо! Он стремился к этому всю свою жизнь. Нельзя теперь это у него отнимать!
— Было бы вполне естественно, если бы я предложил на этот пост кандидатуру брата Кеннисона. Однако я считаю, что работа по сбору и анализу данных, которую выполняет для нас фирма «Кеннисон Демографикс», требует полного его внимания и слишком важна, чтобы доверить ее кому бы то ни было другому. Кроме того, положение брата Кеннисона слишком уязвимо — он единственный из нас широко известен публике. Поэтому я предлагаю назначить вице-председателем Бенедикта Руиса. Будучи официально мертвым, он обладает большей свободой действий. И если какая-нибудь неожиданная катастрофа застанет нас, остальных, врасплох, брат Руис будет иметь возможность взять в свои руки бразды правления.
Кеннисон почувствовал, что кровь отхлынула от его лица. Ульман его кастрировал! Вот хитрый старый мерзавец! Заявив, что глава фирмы «Кеннисон Демографикс» слишком известен публике, чтобы эффективно выполнять функции председателя, он дал им повод и впредь голосовать против Кеннисона. Ему показалось, что перед ним захлопнулась дверь. Все, конец. Ульман навсегда перекрыл ему путь к власти.
Кеннисон сидел с непроницаемым лицом, пока остальные выражали свое согласие. Даже предатель Соренсон. Облегчение на лице Соренсона выглядело столь же отвратительно, как и торжество на лице Ульмана. Кеннисон вместе с остальными проголосовал «за». «Зелен виноград» — это не для него. К тому же время, когда можно было без опаски выражать свое несогласие, миновало. Тысяча цветов, не успев расцвести, быстро увяли.

Кеннисон и Селкирк сидели в креслах с высокими спинками напротив друг друга, по обе стороны низкого столика. Свет послеобеденного солнца струился в окно и падал на стены, отделанные деревянными панелями глубоких темных тонов. Карин вкатила сервировочный столик. Хрустальные графины позвякивали друг о друга. Разнообразные цвета напитков красиво выделялись на фоне ее черно-белой форменной одежды. Кеннисон почувствовал, что при виде ее начинает успокаиваться. В мире слишком много наслаждений — зрелищ, цветов, звуков, вкусов, всевозможных чувственных ощущений, — чтобы тратить время, оплакивая свое поражение. Все проходит. Важно, что будет дальше. Возмездие.
— Мне пшеничного виски, Карин. И мистеру Селкирку, чего он хочет.
— Шотландского, без содовой, пожалуйста, — Селкирк улыбнулся Кеннисону. — На самом деле я его не люблю, но как шотландец считаю своим долгом его пить.
Кеннисон тоже усмехнулся. Карин подала напитки, поклонилась и была отпущена. Селкирк пригубил виски.
— Ого, а это в самом деле неплохо, — он взглянул на свой бокал, потом на хрустальный графин без всякой этикетки на сервировочном столике.
— Это с моей винокурни на Оркнейских островах, — сообщил ему Кеннисон.
— А, — Селкирк кивнул. Помолчав немного, он сказал: — Что, все прошло не очень удачно?
Кеннисон нахмурился, не отрывая глаз от бокала.
— Да. Видеть, как все, ради чего я жил, исчезло в одно мгновение ока… Ну, ладно, — он залпом выпил виски и почувствовал, как оно обожгло ему горло.
— Неужели? — спросил Селкирк.
— Что «неужели»?
Селкирк покрутил в руке свой бокал, потом провел пальцем по краю, и хрусталь запел.
— Неужели это было все, ради чего вы жили?
Кеннисон нахмурился.
— Не понимаю, что вы хотите сказать.
Селкирк пожал плечами.
— У вас остается «Кеннисон Демографикс», ведь так?
— И что?
— А разве «КД» — не тот самый хвост, который машет собакой? Я не очень люблю высказываться, когда меня не спрашивают, но мне представляется, что вы нужны Совету больше, чем он вам.
Кеннисон поднялся, подошел к сервировочному столику и налил себе еще. Выпив глоток, он повернулся к Селкирку.
— И что вы предлагаете?
Селкирк улыбнулся.
— Ведь они доверяют тем данным, которые вы им предоставляете, верно?

— Ничего не получится, — сказал Джим Донг.
Джереми похлопал его по спине.
— Главное — верить в успех! — Он оглянулся назад, на пыльную проселочную дорогу. — Они не могут стоять там до бесконечности. В этих местах почти всякий, кто увидит машину, стоящую на обочине, остановится и спросит, не надо ли чем помочь. Так что лезьте. — И он показал на дренажную трубу, которая уходила под дорожное полотно.
На дне стояла лужа затхлой воды, от нее поднимался запах сырости и гнили. Донг потянул носом.
— Я обещал выполнять ваши указания, но…
— Так выполняйте! — резко сказал Джереми. Донг удивленно взглянул на него. Джереми с трудом скрыл собственное удивление. Давно ли он научился командовать? Он еще раз похлопал Донга по спине.
— Не беспокойтесь. Я велел Андерсону поставить фургон так, чтобы он нас прикрывал. Пока голубая машина все еще стоит там, позади, они не могут видеть, как мы выйдем и спрячемся в трубе. А когда в конце концов подъедут и выйдут, окажутся к нам спиной. Ваше карате, моя ручка от домкрата, да еще внезапность — думаю, мы их одолеем. Во всяком случае, если их будет не больше двоих.
— Не больше троих, — поправил Донг и ткнул кулаком в воздух. Джереми засмеялся.
— Ну, троих.
Донг встал на четвереньки и полез в трубу. Джереми взялся за дверцу фургона, чтобы ее закрыть, но Гвинн остановила его.
— Оставьте ее открытой, Джереми. Если они выйдут из машины с пистолетами, я хочу иметь возможность выскочить, прежде чем они откроют огонь.
— Может быть, вам стоит выйти сейчас. И спрятаться в кювете.
— Нет, Джереми. Вы наш начальник. Действуйте, как вы решили. Самое худшее, что может сделать начальник, — это начать менять свои планы после того, как все пришло в движение. Если они подъедут и увидят, что в фургоне никого нет, они заподозрят что-то неладное.
— Ну, ладно. Если начнется заваруха, не задерживайтесь в машине.
— Не собираюсь.
— Потому что эта машина заехала за нами в такую глушь вовсе не потому, что ей оказалось по пути.
— Ну, счастливо.
Она протянула руку, которую Джереми крепко пожал. Вейн стоял у поднятого капота фургона, готовый по первому сигналу соскользнуть в кювет. Нервно проведя языком по губам, он кивнул Джереми. С переднего сиденья выглянул Андерсон.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — сказал он.
— Я тоже надеюсь, — отозвался Джереми, опустился на четвереньки и полез за Донгом в трубу.
Труба из гофрированного железа шла под дорогой до противоположного кювета. Она оказалась уже, чем он думал, — только-только пролезть. Он сунул ручку от домкрата за пояс и принялся протискиваться вперед. Вонючая вода быстро промочила его брюки. «Счет за химчистку перешлю Обществу Бэббиджа», — подумал он. Камешки, лежавшие на дне, царапали ноги. Ручка от домкрата тоже царапалась, и он остановился, чтобы пристроить ее поудобнее.
Наконец он выполз из трубы в кювете на другой стороне дороги, перевернулся на спину и сделал несколько глубоких вдохов.
— Тесновато там, правда?
Он поднял голову и увидел Донга. Математик распростерся на краю кювета под кустом бурьяна, сквозь который мог видеть голубую машину, оставаясь незамеченным. Он улыбнулся Джереми, и тот ответил ему улыбкой. Это была не напускная храбрость, а всего лишь нервы.
— Ну как, все еще стоят?
— Да.
Джереми подполз к Донгу.
— Я чувствую себя словно пехотинец в фильме про первую мировую войну. В окопе перед тем, как пойти в атаку.
— Это вам не кино, — ответил Донг. — Подождите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97