Вам надо было установить слежку за домом. Пустить хвосты за всяким, кто появится поблизости.
Чарли взглянул на него.
— Ты думаешь, мы дилетанты? Конечно, мы это сделали. Но никто из наших хвостов не вернулся. — Он хмуро посмотрел на свой бокал. — Единственное, что мы о них смогли узнать — через их вирус, — это то, что они называют себя «ОСФК».
— И что это означает? — спросила Бэррон.
Чарли не отрывал глаз от бокала, и Ред подумал, что исчезнувшие агенты были, наверное, его друзья. Нелегкая у нас все-таки жизнь. Ни с кем нельзя заводить дружбу — а как без этого? Лучше всего держать людей на расстоянии. Тогда, если придет время отправляться в Джексонвилл…
— «Общество социальной физики имени Кетле», — сказал Чарли наконец.
— Кегле? — переспросил Коллингвуд. Ред взглянул на него — он сидел белый как мел. — Кетле? О боже!
Ллуэлин озабоченно посмотрела на него.
— Что с вами, Джереми?
Коллингвуд низко опустил голову.
— Это моя вина. Моя вина. — Он поднял глаза. — Гвинн, что еще было в повестке дня того заседания, в день взрыва? Кроме математического доклада Джима?
— Только твое короткое сообщение про Кетле и Бокля… — Она осеклась и тихо произнесла: — Ох… — И еще раз повторила, как будто откуда-то издалека: — Ох…
Ред попался вперед.
— Погодите, давайте разберемся. Вы собирались сделать какое-то сообщение об Адольфе Кетле?
Коллингвуд кивнул.
— Да, после Джима. Если бы осталось время.
Ред откинулся назад и вытянулся так, что оперся затылком о спинку стула. Вполне возможно. Кетле пробовал заниматься «социальной физикой». Изучал статистические закономерности преступности и писал о них. Вызвал среди европейских интеллектуалов целую дискуссию о свободе воли и детерминизме. Не вдохновил ли он подражателей так же, как и Бэббидж? Жаль, что в свое время мы не присмотрелись повнимательнее к тому, что происходило в Европе. А все наше проклятое самодовольство!
— Я собирался сделать сообщение о связях между Кетле и Боклем, — продолжал Коллингвуд. Он поднял глаза, провел языком по губам и снова опустил голову. — Вы знаете, что Бокль умер скоропостижно? Он был еще молод.
— Вы ни в чем не виноваты, — сказала Ллуэлин. — Откуда вы могли знать?
На мгновение Реду пришла в голову дикая мысль — она хочет сказать, что Коллингвуд не виноват в смерти Бокля? Он растерянно взглянул сначала на нее, потом на него, прежде чем опомнился.
— Мы не можем с уверенностью утверждать, — сказал Вейн, — что группа была уничтожена с целью не дать ей коснуться Кегле.
Все переглянулись.
— Нет, не можем, — согласился Ред. — Но совпадение чертовски странное, а я никогда не любил совпадений. В этом стоит разобраться.
— Мы тоже так подумали, — сказал Чарли. — И когда Пенелопа рассказала нам…
— Пенелопа? — переспросила Ллуэлин. — Пенни Куик?
— Интересно, был ли во всей группе хоть один настоящий ученый? — задал вопрос Коллингвуд, ни к кому не обращаясь.
Ллуэлин пристально посмотрела на него.
— Мы все настоящие ученые, — сказала она, и Коллингвуд прикусил губу.
— Пенелопа рассказала нам, чем занимался Коллингвуд, — продолжал Чарли. — Поэтому мы послали на заседание своих людей. Мы планировали захватить Коллингвуда и выяснить, что ему известно. После взрыва мы продолжали наблюдение, следили за больницей и установили слежку за вами, когда вы попробовали улизнуть. Остальное… — Он взглянул на забинтованную руку своего товарища. — Остальное вы знаете.
— Погодите минуту, — сказал Коллингвуд. — А разве не сестра вас предупредила?
— Какая сестра? Нет. Мы все время были снаружи, на автостоянке.
Коллингвуд и Ллуэлин рассказали про дежурную сестру в больнице. Ред заметил, как все забеспокоились. Если человек поддается программированию под гипнозом, то можно ли доверять кому бы то ни было?
«Сестра звонила в группу „К“, — решил Ред. — Это единственное разумное объяснение. Только оно все равно кажется не слишком разумным. Если группа „К“ действительно устроила взрыв в Денверском университете, у них там непременно должны были быть свои агенты. Но тогда почему группа „К“ не появилась, когда Коллингвуд и его товарищи удирали из больницы? Они беспощадны, они подложили бомбу, как только поняли, что группе может просто прийти в голову поинтересоваться Кетле. Что-то не похоже, чтобы они могли упустить Четырех Мушкетеров».
С двух сторон вокруг особняка Детвейлера шла веранда. Ред стоял на ней, облокотившись на перила и наслаждаясь прохладным ночным ветерком. Перед ним расстилались прекрасно ухоженные владения хозяина. Немного поодаль виднелась залитая лунным светом каменная лестница, которая вела вниз, в парк. Стены, окружавшей его, отсюда не было видно. Из темноты доносился собачий лай. Ред глубоко вдохнул ночной воздух и потер руки. Здесь, на северо-востоке, ночами совсем прохладно. Изо рта у него поднимался пар.
Огромная, рыжая луна опускалась в проплывавшие над горизонтом бурые облака. Ред подумал, что на ту же самую луну, может быть, сейчас смотрит в Сан-Франциско Сара. Мистическая связь. Нет, вряд ли. Она — человек разумный и сейчас, должно быть, уже в постели.
Он услышал сзади какой-то шорох и резко повернулся. Там стоял Джереми Коллингвуд, сунув руки в карманы.
— Прохладная ночь, — сказал он Реду.
Ред еще раз окинул взглядом парк.
— Да, скоро осень. Она приходит каждый год, но каждый год мы этого не ожидаем. Вся теплая одежда еще в кладовой, и приходится наспех ее доставать.
— Мне сказали, что вы пошли прогуляться.
Ред ткнул пальцем в темноту.
— Слышите, как собаки лают? Не люблю гулять в обществе доберманов. Как идет компьютерный поиск?
— Неплохо. Тот номер, который вам сообщил… Кто там, говорите, у вас на том конце модема?
Ред обернулся через плечо.
— Один паренек. Са… Глория Беннет зовет его Умником. Толковый парень. Хакер из хакеров.
Коллингвуд внимательно посмотрел на него, потом пожал плечами.
— Так вот, домашний адрес этой женщины, Говард, который он нам дал… В общем, в день появления распечатки из уличных телефонов-автоматов в Сан-Диего было сделано несколько звонков в Брюссель и Париж. На плане города они образуют аккуратный маленький кружок вокруг ее дома.
Ред кивнул. Этого он и ожидал. Хорошая идея пришла в голову Чарли — проделать кластерный анализ телефонных разговоров с франкоязычными странами и сопоставить их с событиями, последовавшими за появлением распечатки. Правда, найти корреляцию между данными о Морин Говард из файлов Ассоциации и результатами кластерного анализа, уже проведенного Шестеркой, оказалось не так просто: ни он, ни Чарли не хотели идти на риск привлечь внимание к базам данных друг друга. В конце концов они решили использовать нейтральную территорию — терминал в публичной библиотеке в Омахе.
— Я предложил им проанализировать телефонные переговоры между Сан-Диего и Сан-Франциско. Выяснить, выходила ли Говард на связь с кротом, который проник в систему Кеннисона.
— Да кто только не проник в систему Кеннисона! — проворчал Ред. — К тому же… — Он повернулся к Коллингвуду, который, раскинув руки, сидел на деревянном диване-качалке. — К тому же проникнуть в систему можно из любой точки страны. Достаточно пришить «червя» или вирус к какой-нибудь коммерческой программе, или к биржевому бюллетеню, или к рекламному объявлению.
Коллингвуд мотнул головой.
— Не знаю. Я человек простой, и запросы у меня простые. Да, конечно, я пользуюсь компьютерной почтой, но наверняка не использую всех ее возможностей. А Деннис… Ну, он… он просто боялся компьютеров.
— Какая глупость. Компьютер — это инструмент. С таким же успехом можно бояться рейсшин или пылесосов. Или гусиных перьев.
Коллингвуд криво усмехнулся.
— Падение Западной Римской империи иногда связывают с изобретением письма гусиными перьями. Когда приходилось вырубать написанное на камне, люди, должно быть, больше задумывались над тем, что пишут.
Ред улыбнулся.
— Возможно, вы правы.
Коллингвуд оттолкнулся ногами, и диван начал раскачиваться.
— У моей бабушки был такой диван-качалка. Я чувствую себя совсем как в детстве. — Он раскачивался медленно, как маятник. — Вы расскажете мне, что вам известно про Денниса Френча?
Ред скрестил руки на груди.
— Ведь вы только потому и занялись этим делом? Чтобы разыскать своего друга? А действительно серьезные вещи вас не интересуют?
— Разве? Я всегда думал, что дружба — одна из самых серьезных вещей.
— Я не то хотел сказать. Я хотел сказать… Ну, то, что выходит за пределы вашего беспокойства за друга. Разве вас не интересуют философские проблемы? Или политические последствия? Неужели вы хотите, чтобы вашей жизнью управляла какая-нибудь тайная элита?
Коллингвуд фыркнул.
— А вы хотите сказать, что до сих пор ею никто не управлял? — Диван тихо раскачивался взад и вперед. — Разве начиная с эпохи фараонов было когда-нибудь такое время, чтобы горсточка честолюбцев не стремилась заправлять всеми делами? Пока они делают это более или менее толково и оставляют меня в покое, я ничего против них не имею. Насколько я понял, вы все от них отличаетесь только тем, что попробовали внести в это немного научного подхода. Пожалуй, это ничуть не хуже, чем метод проб и ошибок, с которым нам приходилось мириться испокон веков.
Ред ожидал чего угодно, но только не такого безразличия. Он положил руки на перила.
— Вам действительно все равно? — спросил он, слегка наклонившись вперед и не скрывая удивления. — Вы увязли в этом деле чуть ли не глубже, чем все остальные, и все же самые принципиальные вещи ничего для вас не значат?
— Это что, обвинение? Когда кто-нибудь призывает сбросить ярмо угнетения, он по большей части недоволен только одним: что угнетатель не он. — Коллингвуд уперся ногами в дощатый пол и остановил диван. — Но я сделал одну оговорку. Я сказал, что мне все равно, если только вы оставите меня в покое. А этого вы не сделали.
Хотя Коллингвуд даже не повысил голоса, Реду стало не по себе. Он не выдержал обвиняющего взгляда и отвернулся, обхватив рукой столбик веранды и прижавшись к нему щекой. Дерево было гладким и прохладным.
— Нет, этого мы не сделали. — Неважно, что не Ассоциация все затеяла, что это была Женевьева Вейл с ее паранойей. Это могло случиться по-всякому. Все здание было пронизано трещинами — их было слишком много, чтобы возложить вину на ту из них, из-за которой оно обрушилось.
— Так вы мне не расскажете?
Ред оглянулся через плечо.
— Что?
— Что вам известно про Денниса.
— Я не говорил, что не расскажу.
— Нет, вы перевели разговор на другую тему.
Ред снова отвернулся.
— Прошу прощения, — сказал он. — Это уже вторая натура. — Он провел рукой по столбику, нащупал трещинку и принялся ковырять ее пальцем. — Вы себе не представляете, как это происходит, — продолжал он, все еще стоя спиной к Коллингвуду. — Когда вступаешь в тайное общество вроде нашего. Постоянно боишься проговориться. Даже о самом существовании тайны. Даже родителям. Даже ближайшим друзьям. Учишься давать уклончивые ответы, недоговаривать, иногда просто лгать. Изобретать правдоподобные истории про какую-нибудь «левую работу на лето», но никогда не говорить правды. А через некоторое время… — Длинная серебристая полоска краски отломилась, и он начал вертеть ее в пальцах. — Через некоторое время осторожность становится второй натурой. На всякий случай никогда не говоришь всего. А еще лучше — не говоришь вообще ничего. Но в клиологии дистанция измеряется частотой общения между двумя точками. — Он горько улыбнулся. — Это мы усваиваем в ходе обучения. Так что дистанция между тобой и всеми, кого ты когда-либо знал, начинает расти. И хуже всего то, что ты знаешь, почему это происходит. Можешь даже написать уравнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Чарли взглянул на него.
— Ты думаешь, мы дилетанты? Конечно, мы это сделали. Но никто из наших хвостов не вернулся. — Он хмуро посмотрел на свой бокал. — Единственное, что мы о них смогли узнать — через их вирус, — это то, что они называют себя «ОСФК».
— И что это означает? — спросила Бэррон.
Чарли не отрывал глаз от бокала, и Ред подумал, что исчезнувшие агенты были, наверное, его друзья. Нелегкая у нас все-таки жизнь. Ни с кем нельзя заводить дружбу — а как без этого? Лучше всего держать людей на расстоянии. Тогда, если придет время отправляться в Джексонвилл…
— «Общество социальной физики имени Кетле», — сказал Чарли наконец.
— Кегле? — переспросил Коллингвуд. Ред взглянул на него — он сидел белый как мел. — Кетле? О боже!
Ллуэлин озабоченно посмотрела на него.
— Что с вами, Джереми?
Коллингвуд низко опустил голову.
— Это моя вина. Моя вина. — Он поднял глаза. — Гвинн, что еще было в повестке дня того заседания, в день взрыва? Кроме математического доклада Джима?
— Только твое короткое сообщение про Кетле и Бокля… — Она осеклась и тихо произнесла: — Ох… — И еще раз повторила, как будто откуда-то издалека: — Ох…
Ред попался вперед.
— Погодите, давайте разберемся. Вы собирались сделать какое-то сообщение об Адольфе Кетле?
Коллингвуд кивнул.
— Да, после Джима. Если бы осталось время.
Ред откинулся назад и вытянулся так, что оперся затылком о спинку стула. Вполне возможно. Кетле пробовал заниматься «социальной физикой». Изучал статистические закономерности преступности и писал о них. Вызвал среди европейских интеллектуалов целую дискуссию о свободе воли и детерминизме. Не вдохновил ли он подражателей так же, как и Бэббидж? Жаль, что в свое время мы не присмотрелись повнимательнее к тому, что происходило в Европе. А все наше проклятое самодовольство!
— Я собирался сделать сообщение о связях между Кетле и Боклем, — продолжал Коллингвуд. Он поднял глаза, провел языком по губам и снова опустил голову. — Вы знаете, что Бокль умер скоропостижно? Он был еще молод.
— Вы ни в чем не виноваты, — сказала Ллуэлин. — Откуда вы могли знать?
На мгновение Реду пришла в голову дикая мысль — она хочет сказать, что Коллингвуд не виноват в смерти Бокля? Он растерянно взглянул сначала на нее, потом на него, прежде чем опомнился.
— Мы не можем с уверенностью утверждать, — сказал Вейн, — что группа была уничтожена с целью не дать ей коснуться Кегле.
Все переглянулись.
— Нет, не можем, — согласился Ред. — Но совпадение чертовски странное, а я никогда не любил совпадений. В этом стоит разобраться.
— Мы тоже так подумали, — сказал Чарли. — И когда Пенелопа рассказала нам…
— Пенелопа? — переспросила Ллуэлин. — Пенни Куик?
— Интересно, был ли во всей группе хоть один настоящий ученый? — задал вопрос Коллингвуд, ни к кому не обращаясь.
Ллуэлин пристально посмотрела на него.
— Мы все настоящие ученые, — сказала она, и Коллингвуд прикусил губу.
— Пенелопа рассказала нам, чем занимался Коллингвуд, — продолжал Чарли. — Поэтому мы послали на заседание своих людей. Мы планировали захватить Коллингвуда и выяснить, что ему известно. После взрыва мы продолжали наблюдение, следили за больницей и установили слежку за вами, когда вы попробовали улизнуть. Остальное… — Он взглянул на забинтованную руку своего товарища. — Остальное вы знаете.
— Погодите минуту, — сказал Коллингвуд. — А разве не сестра вас предупредила?
— Какая сестра? Нет. Мы все время были снаружи, на автостоянке.
Коллингвуд и Ллуэлин рассказали про дежурную сестру в больнице. Ред заметил, как все забеспокоились. Если человек поддается программированию под гипнозом, то можно ли доверять кому бы то ни было?
«Сестра звонила в группу „К“, — решил Ред. — Это единственное разумное объяснение. Только оно все равно кажется не слишком разумным. Если группа „К“ действительно устроила взрыв в Денверском университете, у них там непременно должны были быть свои агенты. Но тогда почему группа „К“ не появилась, когда Коллингвуд и его товарищи удирали из больницы? Они беспощадны, они подложили бомбу, как только поняли, что группе может просто прийти в голову поинтересоваться Кетле. Что-то не похоже, чтобы они могли упустить Четырех Мушкетеров».
С двух сторон вокруг особняка Детвейлера шла веранда. Ред стоял на ней, облокотившись на перила и наслаждаясь прохладным ночным ветерком. Перед ним расстилались прекрасно ухоженные владения хозяина. Немного поодаль виднелась залитая лунным светом каменная лестница, которая вела вниз, в парк. Стены, окружавшей его, отсюда не было видно. Из темноты доносился собачий лай. Ред глубоко вдохнул ночной воздух и потер руки. Здесь, на северо-востоке, ночами совсем прохладно. Изо рта у него поднимался пар.
Огромная, рыжая луна опускалась в проплывавшие над горизонтом бурые облака. Ред подумал, что на ту же самую луну, может быть, сейчас смотрит в Сан-Франциско Сара. Мистическая связь. Нет, вряд ли. Она — человек разумный и сейчас, должно быть, уже в постели.
Он услышал сзади какой-то шорох и резко повернулся. Там стоял Джереми Коллингвуд, сунув руки в карманы.
— Прохладная ночь, — сказал он Реду.
Ред еще раз окинул взглядом парк.
— Да, скоро осень. Она приходит каждый год, но каждый год мы этого не ожидаем. Вся теплая одежда еще в кладовой, и приходится наспех ее доставать.
— Мне сказали, что вы пошли прогуляться.
Ред ткнул пальцем в темноту.
— Слышите, как собаки лают? Не люблю гулять в обществе доберманов. Как идет компьютерный поиск?
— Неплохо. Тот номер, который вам сообщил… Кто там, говорите, у вас на том конце модема?
Ред обернулся через плечо.
— Один паренек. Са… Глория Беннет зовет его Умником. Толковый парень. Хакер из хакеров.
Коллингвуд внимательно посмотрел на него, потом пожал плечами.
— Так вот, домашний адрес этой женщины, Говард, который он нам дал… В общем, в день появления распечатки из уличных телефонов-автоматов в Сан-Диего было сделано несколько звонков в Брюссель и Париж. На плане города они образуют аккуратный маленький кружок вокруг ее дома.
Ред кивнул. Этого он и ожидал. Хорошая идея пришла в голову Чарли — проделать кластерный анализ телефонных разговоров с франкоязычными странами и сопоставить их с событиями, последовавшими за появлением распечатки. Правда, найти корреляцию между данными о Морин Говард из файлов Ассоциации и результатами кластерного анализа, уже проведенного Шестеркой, оказалось не так просто: ни он, ни Чарли не хотели идти на риск привлечь внимание к базам данных друг друга. В конце концов они решили использовать нейтральную территорию — терминал в публичной библиотеке в Омахе.
— Я предложил им проанализировать телефонные переговоры между Сан-Диего и Сан-Франциско. Выяснить, выходила ли Говард на связь с кротом, который проник в систему Кеннисона.
— Да кто только не проник в систему Кеннисона! — проворчал Ред. — К тому же… — Он повернулся к Коллингвуду, который, раскинув руки, сидел на деревянном диване-качалке. — К тому же проникнуть в систему можно из любой точки страны. Достаточно пришить «червя» или вирус к какой-нибудь коммерческой программе, или к биржевому бюллетеню, или к рекламному объявлению.
Коллингвуд мотнул головой.
— Не знаю. Я человек простой, и запросы у меня простые. Да, конечно, я пользуюсь компьютерной почтой, но наверняка не использую всех ее возможностей. А Деннис… Ну, он… он просто боялся компьютеров.
— Какая глупость. Компьютер — это инструмент. С таким же успехом можно бояться рейсшин или пылесосов. Или гусиных перьев.
Коллингвуд криво усмехнулся.
— Падение Западной Римской империи иногда связывают с изобретением письма гусиными перьями. Когда приходилось вырубать написанное на камне, люди, должно быть, больше задумывались над тем, что пишут.
Ред улыбнулся.
— Возможно, вы правы.
Коллингвуд оттолкнулся ногами, и диван начал раскачиваться.
— У моей бабушки был такой диван-качалка. Я чувствую себя совсем как в детстве. — Он раскачивался медленно, как маятник. — Вы расскажете мне, что вам известно про Денниса Френча?
Ред скрестил руки на груди.
— Ведь вы только потому и занялись этим делом? Чтобы разыскать своего друга? А действительно серьезные вещи вас не интересуют?
— Разве? Я всегда думал, что дружба — одна из самых серьезных вещей.
— Я не то хотел сказать. Я хотел сказать… Ну, то, что выходит за пределы вашего беспокойства за друга. Разве вас не интересуют философские проблемы? Или политические последствия? Неужели вы хотите, чтобы вашей жизнью управляла какая-нибудь тайная элита?
Коллингвуд фыркнул.
— А вы хотите сказать, что до сих пор ею никто не управлял? — Диван тихо раскачивался взад и вперед. — Разве начиная с эпохи фараонов было когда-нибудь такое время, чтобы горсточка честолюбцев не стремилась заправлять всеми делами? Пока они делают это более или менее толково и оставляют меня в покое, я ничего против них не имею. Насколько я понял, вы все от них отличаетесь только тем, что попробовали внести в это немного научного подхода. Пожалуй, это ничуть не хуже, чем метод проб и ошибок, с которым нам приходилось мириться испокон веков.
Ред ожидал чего угодно, но только не такого безразличия. Он положил руки на перила.
— Вам действительно все равно? — спросил он, слегка наклонившись вперед и не скрывая удивления. — Вы увязли в этом деле чуть ли не глубже, чем все остальные, и все же самые принципиальные вещи ничего для вас не значат?
— Это что, обвинение? Когда кто-нибудь призывает сбросить ярмо угнетения, он по большей части недоволен только одним: что угнетатель не он. — Коллингвуд уперся ногами в дощатый пол и остановил диван. — Но я сделал одну оговорку. Я сказал, что мне все равно, если только вы оставите меня в покое. А этого вы не сделали.
Хотя Коллингвуд даже не повысил голоса, Реду стало не по себе. Он не выдержал обвиняющего взгляда и отвернулся, обхватив рукой столбик веранды и прижавшись к нему щекой. Дерево было гладким и прохладным.
— Нет, этого мы не сделали. — Неважно, что не Ассоциация все затеяла, что это была Женевьева Вейл с ее паранойей. Это могло случиться по-всякому. Все здание было пронизано трещинами — их было слишком много, чтобы возложить вину на ту из них, из-за которой оно обрушилось.
— Так вы мне не расскажете?
Ред оглянулся через плечо.
— Что?
— Что вам известно про Денниса.
— Я не говорил, что не расскажу.
— Нет, вы перевели разговор на другую тему.
Ред снова отвернулся.
— Прошу прощения, — сказал он. — Это уже вторая натура. — Он провел рукой по столбику, нащупал трещинку и принялся ковырять ее пальцем. — Вы себе не представляете, как это происходит, — продолжал он, все еще стоя спиной к Коллингвуду. — Когда вступаешь в тайное общество вроде нашего. Постоянно боишься проговориться. Даже о самом существовании тайны. Даже родителям. Даже ближайшим друзьям. Учишься давать уклончивые ответы, недоговаривать, иногда просто лгать. Изобретать правдоподобные истории про какую-нибудь «левую работу на лето», но никогда не говорить правды. А через некоторое время… — Длинная серебристая полоска краски отломилась, и он начал вертеть ее в пальцах. — Через некоторое время осторожность становится второй натурой. На всякий случай никогда не говоришь всего. А еще лучше — не говоришь вообще ничего. Но в клиологии дистанция измеряется частотой общения между двумя точками. — Он горько улыбнулся. — Это мы усваиваем в ходе обучения. Так что дистанция между тобой и всеми, кого ты когда-либо знал, начинает расти. И хуже всего то, что ты знаешь, почему это происходит. Можешь даже написать уравнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97