Я
иду к вам.
- Я вас не впущу.
- Тогда берегитесь! - сказал он. - У меня есть одно прескверное
свойство: я упрям. На ваши несчастья мне наплевать. С До случилось большее
несчастье, она погибла. Так мне приходить или нет?
- Умоляю вас! Вы не понимаете. Я не хочу никого видеть. дайте мне
время опомниться. Обещаю, что приму вас немного погодя.
- Я выхожу! - сказал он.
Жанна пришла раньше Габриеля и приняла его. Я слышала их голоса в
передней на нижнем этаже. Я лежала на кровати, прижав стиснутый кулак в
белой перчатке ко рту. Через несколько минут входная дверь захлопнулась,
вошла Жанна и обняла меня.
- Он не опасен. Думает, наверное, что был бы подлецом, если бы не
пришел расспросить тебя, как погибла его подруга, но он этим и
ограничится. Успокойся.
- Я не хочу его видеть.
- И не увидишь. С этим покончено навсегда. Он ушел.
Меня приглашали. Я встречалась с людьми, которые не знали, как со
мной обращаться, и ограничивались тем, что, расспросив Жанну, желали мне
бодрости.
Однажды в ненастный вечер Жанна устроила даже маленький прием на
улице Курсель. Состоялся он за два-три дня до нашего отьезда в Ниццу и был
для меня своего рода экзаменом, генеральной репетицией перед моим
вступлением в новую жизнь.
Жанны поблизости не оказалось, когда я увидела, что в одну из зал на
нижнем этаже, где я находилась, входит никем не приглашенный Франсуа
Руссен. Жанна тоже заметила его и, переходя от одной группы к другой,
спокойно направилась ко мне.
Франсуа объяснил мне, что явился не как назойливый любовник, а в
качестве секретаря, сопровождающего своего патрона. тем не менее он,
видимо, был очень не прочь напомнить о себе и как о любовнике.
Взяв Жанну под руку, я велела Франсуа уйти.
- Мне необходимо с тобой поговорить, Мики, - настаивал он.
- Мы уже поговорили.
- Я не все тебе сказал.
- Ты мне достаточно нарассказал.
Я увела Жанну подальше от него. Он тотчас же ушел. Когда он надевал в
прихожей пальто, его взгляд скрестился с моим взглядом. Глаза его не
выразили ничего, кроме ярости, и я отвернулась.
К ночи гости разошлись. Жанна долго обнимала меня, сказала, что я
оправдала ее надежды и что нам все удастся, уже удалось.
НИЦЦА
Отец Мики, Жорж Изоля, был очень худ, очень бледен и стар. Голова у
него тряслась, он смотрел на меня глазами, полными слез, не решаясь
поцеловать. А когда он все-таки меня поцеловал, я разрыдалась. В это
мгновение я пережила нечто совершенно нелепое: я не чувствовала себя ни
испуганной, ни несчастной; напротив, я ошалела от счастья, от того, что он
так счастлив. Кажется, я на несколько минут забыла, что я не Мики.
Я обещала отцу снова его навестить, уверяла, что выздоровела. Я
оставила ему разные подарки и сигареты, но при этом у меня было ощущение,
что я делаю гнусность. Жанна увела меня. В машине она дала мне
выплакаться, затем, извинившись, сказала, что должна воспользоваться моим
состоянием: она условилась о встрече с доктором Шавером. Жанна сразу же
повезла меня к нему, так как считала, что со всех точек зрения лучше,
чтобы он видел меня именно в этом состоянии.
Шавер действительно пришел к выводу, что свидание с отцом было для
меня сильной встряской и может задержать мое выздоровление. Он нашел у
меня крайнее физическое и нервное истощение и велел Жанне ограждать меня
еще некоторое время от общения с людьми. этого она и хотела.
Доктор Шавер оказался именно таким, каким я его помнила: грузным, с
бритой головой и толстыми руками мясника между тем я видела его только раз
между двуми вспышками белого света, до и после моей операции. Он сообщил
мне, что его зять, доктор Дулен, беспокоится за меня, и показал мою
историю болезни, которую тот ему переслал.
- Почему вы перестали к нему ходить?
- От этих сеансов, - вмешалась Жанна, - она приходила в ужасное
состояние. Я позвонила ему, и он сам счел за лучшее их прекратить.
Шавер был старше, а может быть, и решительнее Дулена и сказал Жанне,
что обращается не к ней и будет ей признателен, если она оставит нас на
наедине. Жанна наотрез отказалась.
- Я хочу знать, что с ней делают. Я вам доверяю, но не оставлю ее
наедине ни с кем. И она, и вы можете говорить в моем присутствии.
- Что вы в этом смыслите? - сказал Шавер. - Из истории болезни видно,
что вы действительно присутствовали при всех ее беседах с доктором
Дуленом. Он и не достиг никаких результатов после ее выхода из клиники.
Хотите вы ее вылечить или нет?
- Я хочу, чтобы Жанна осталась, - сказала я. - Если она уйдет, я тоже
уйду. Доктор Дулен обещал, что память вернется ко мне очень скоро. Я
выполняла все его указания. Играла кубиками и стальными проволочками.
Часами рассказывала ему о своих переживаниях. Он сделал мне несколько
уколов. Если он ошибся, то не по вине Жанны.
- Да, он ошибся, - со вздохом сказал Шавер, - но я начинаю понимать,
чем это обусловлено.
Я видела в моей истории болезни страницы, исписанные мною во время
сеансов "автоматического письма"
- Разве он ошибся? - удивилась Жанна.
- О, пожалуйста, не воображайте, что вы понимаете, в каком смысле я
употребил это слово. У той девушки нет никакого органического порока. Но
предел ее памяти, как у впавшего в детство старика, первые пять-шесть лет
ее жизни. а сохранились и более поздние навыки. Любой специалист по
заболеваниям памяти и речи принял бы это за частичную амнезию. Она
перенесла шок, волнения... В ее годы это может продолжаться три недели,
иногда три месяца. Если доктор Дулен ошибся, то он вполне сознавал, что
ошибается, иначе я об этом ничего бы не узнал. Я хирург, а не психиатр. Вы
читали, что она тут писала?
- Читала.
- А что особенного в словах: РУКИ, ВОЛОСЫ, ГЛАЗА, НОС, ГУБЫ? Обычные,
часто употребляемые слова.
- Не знаю.
- Представьте себе, я тоже. Я знаю только, что эта девушка была
больна еще до несчастного случая. Не была ли она легко возбудима,
вспыльчива, эгоцентрична? свойственно ли ей жалеть себя? случалось ли ей
плакать во сне? мучили ли ее кошмары? бывали ли у нее при вас внезапные
приступы ярости, как в тот день, когда рукой в лубке она замахнулась на
моего зятя?
- Не понимаю. Мики очень чувствительна, ей двадцать лет, она, может
быть, от природы несколько вспыльчива, но больна она не была. Она даже
отличалась вполне здравым умом.
- Бог мой! я никогда и не говорил, что она не была в здравом уме!
поймите меня правильно: у нашей девочки еще до пожара были некоторые
явления, напоминающие истерию, а людей с такими явлениями куда больше,
чем, например, курильщиков трубки или коллекционеров марок. И если я
утверждаю, что она была больна, то это, прежде всего, моя субъективная
оценка той стадии, за которой начинается болезнь. К тому же, некоторые
виды потери памяти или речи - обычные признаки истерии.
Он встал, и обойдя вокруг стола, подошел ко мне; я сидела на кожаном
диване возле Жанны. Взяв меня за подбородок, он осторожно повернул мою
голову к Жанне.
- Ну, разве она похожа на старушку, впавшую в детство? ее амнезия
имеет не частичный, а избирательный характер. Скажу проще, чтобы вам стало
понятно: она забыла не какой-то определенный период своей жизни - пусть
даже самый большой период, но связанный с определенным отрезком времени, -
нет, она ОТКАЗЫВАЕТСЯ вспомнить что-то или кого-то. Знаете, почему доктор
Дулен пришел к такому выводу? Потому что даже в событиях, относящихся к
четырех-пятилетнему возрасту, у нее есть провалы в памяти, дыры. Что-то
или кто-то, вероятно, так непосредственно или опосредственно связан с ее
самыми ранними воспоминаниями, что она вычеркнула их одно за другим из
своей памяти. Вам понятно, что я хочу сказать? случалось вам бросать камни
в воду? Круги, которые при этом расходятся, немножко похожи на то, о чем я
говорю. - Он опустил мой подбородок и показал, описывая рукой в воздухе
круги, как они расходятся в воде. - Возьмите мои рентгеновские снимки и
отчет об операции, - продолжал он, - и вы увидите, что я ее только
заштопал - в этом и заключается моя роль. Я наложил сто четырнадцать швов.
Поверьте, в ту ночь у меня была твердая рука, и я знаю свое дело, поэтому
убежден, что я не "задел" мозга. Дело здесь не в травме, даже не в реакции
на физический шок, об этом ее сердце сказало бы нам явственнее, чем
голова. У нее характерная психическая реакция, какая бывает у человека,
который болел уже раньше.
Я не выдержала, вскочила и попросила Жанну меня увести. Шавер схватил
меня за руку.
- Я нарочно тебя пугаю, - сказал он, повысив голос.- Ты, может быть,
выздоровеешь и сама, а может, и нет. Но если я в состоянии дать совет,
полезный, добрый совет, то вот какой: навещай меня почаще. А еще усвой
следующее: пожар произошел не по твоей вине, и девушка погибла не из-за
тебя. Хочешь ли ты или не хочешь о ней вспоминать - это ничего не изменит:
она существовала. Она была красива, она была твоей сверстницей, и звали ее
Доменика Лои. Но она действительно умерла - и перед этим ты бессильна.
Он удержал меня за руку, прежде чем я успела его ударить. затем
сказал Жанне, что рассчитывает на ее содействие и желал бы встретиться со
мной снова.
Мы провели в Ницце три дня, в гостинице на взморье. Октябрь подходил
к концу, но на пляже еще были купальщики. Я наблюдала за ними из окна
нашего номера и убеждалась, что узнаю этот город, узнаю запах морской соли
и водорослей, который доносил до меня ветер.
Ни за что на свете Жанна не повела бы меня снова к доктору Шаверу.
Она говорила, что он кретин и грубиян. От того что он вечно зашивает
головы, мозги у него превратились в подушку для иголок. У него самого
голова дырявая.
И все же мне хотелось его увидеть. Конечно, он был груб, но я жалела,
что прервала его. Он не все мне рассказал.
- Надо же такое выдумать! ты, значит, хочешь забыть саму себя! -
потешалась Жанна. - Выходит так!
- Если бы он знал, кто я, он поставил бы все с головы на ноги. Не
прикидывайся дурочкой. Я хотела бы забыть Мики, вот и все.
- Вот то-то и дело, что, если бы он поставил все с головы на ноги, от
его блестящего рассуждения через секунду ничего бы не осталось. Не знаю,
что он подразумевает под истерией, хотя кое-как могу допустить, что Мики
нуждалась в лечении. но ты-то была совершенно нормальна. Тебя я никогда не
видела в возбужденном состоянии, и ты не была такая шкода, как она.
- И все же именно я хотела ударить доктора Дулена, именно я ударила
тебя. Ведь это так!
- На твоем месте и в твоем состоянии, думаю, каждый бы так поступил.
Я бы схватила штангу. А ты стерпела, когда эта сумасшедшая задала тебе
такую таску, что ты целую неделю ходила в синяках, и ты даже не посмела
дать сдачи, хотя в Мики весу было ни на грамм больше, чем в тебе. А ведь
это была ты, а не она!
На третий день она объявила мне, что мы возвращаемся на мыс Кадэ.
Приближался день вскрытия завещания. Жанне надо было при этом
присутствовать, и, следовательно, я на несколько дней останусь одна с
прислугой. По мнению Жанны, я еще не в силах буду выступить в новой роли
во Флоренции. На мысе Кадэ через две недели после пожара начался ремонт, и
теперь нежилой была только спальня Доменики. На вилле я буду вдали от
людей и, конечно, в этой обстановке скорее выздоровлю.
По этому поводу впервые с того дня, когда я сбежала от нее на одной
из улиц парижа, между нами произошла ссора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
иду к вам.
- Я вас не впущу.
- Тогда берегитесь! - сказал он. - У меня есть одно прескверное
свойство: я упрям. На ваши несчастья мне наплевать. С До случилось большее
несчастье, она погибла. Так мне приходить или нет?
- Умоляю вас! Вы не понимаете. Я не хочу никого видеть. дайте мне
время опомниться. Обещаю, что приму вас немного погодя.
- Я выхожу! - сказал он.
Жанна пришла раньше Габриеля и приняла его. Я слышала их голоса в
передней на нижнем этаже. Я лежала на кровати, прижав стиснутый кулак в
белой перчатке ко рту. Через несколько минут входная дверь захлопнулась,
вошла Жанна и обняла меня.
- Он не опасен. Думает, наверное, что был бы подлецом, если бы не
пришел расспросить тебя, как погибла его подруга, но он этим и
ограничится. Успокойся.
- Я не хочу его видеть.
- И не увидишь. С этим покончено навсегда. Он ушел.
Меня приглашали. Я встречалась с людьми, которые не знали, как со
мной обращаться, и ограничивались тем, что, расспросив Жанну, желали мне
бодрости.
Однажды в ненастный вечер Жанна устроила даже маленький прием на
улице Курсель. Состоялся он за два-три дня до нашего отьезда в Ниццу и был
для меня своего рода экзаменом, генеральной репетицией перед моим
вступлением в новую жизнь.
Жанны поблизости не оказалось, когда я увидела, что в одну из зал на
нижнем этаже, где я находилась, входит никем не приглашенный Франсуа
Руссен. Жанна тоже заметила его и, переходя от одной группы к другой,
спокойно направилась ко мне.
Франсуа объяснил мне, что явился не как назойливый любовник, а в
качестве секретаря, сопровождающего своего патрона. тем не менее он,
видимо, был очень не прочь напомнить о себе и как о любовнике.
Взяв Жанну под руку, я велела Франсуа уйти.
- Мне необходимо с тобой поговорить, Мики, - настаивал он.
- Мы уже поговорили.
- Я не все тебе сказал.
- Ты мне достаточно нарассказал.
Я увела Жанну подальше от него. Он тотчас же ушел. Когда он надевал в
прихожей пальто, его взгляд скрестился с моим взглядом. Глаза его не
выразили ничего, кроме ярости, и я отвернулась.
К ночи гости разошлись. Жанна долго обнимала меня, сказала, что я
оправдала ее надежды и что нам все удастся, уже удалось.
НИЦЦА
Отец Мики, Жорж Изоля, был очень худ, очень бледен и стар. Голова у
него тряслась, он смотрел на меня глазами, полными слез, не решаясь
поцеловать. А когда он все-таки меня поцеловал, я разрыдалась. В это
мгновение я пережила нечто совершенно нелепое: я не чувствовала себя ни
испуганной, ни несчастной; напротив, я ошалела от счастья, от того, что он
так счастлив. Кажется, я на несколько минут забыла, что я не Мики.
Я обещала отцу снова его навестить, уверяла, что выздоровела. Я
оставила ему разные подарки и сигареты, но при этом у меня было ощущение,
что я делаю гнусность. Жанна увела меня. В машине она дала мне
выплакаться, затем, извинившись, сказала, что должна воспользоваться моим
состоянием: она условилась о встрече с доктором Шавером. Жанна сразу же
повезла меня к нему, так как считала, что со всех точек зрения лучше,
чтобы он видел меня именно в этом состоянии.
Шавер действительно пришел к выводу, что свидание с отцом было для
меня сильной встряской и может задержать мое выздоровление. Он нашел у
меня крайнее физическое и нервное истощение и велел Жанне ограждать меня
еще некоторое время от общения с людьми. этого она и хотела.
Доктор Шавер оказался именно таким, каким я его помнила: грузным, с
бритой головой и толстыми руками мясника между тем я видела его только раз
между двуми вспышками белого света, до и после моей операции. Он сообщил
мне, что его зять, доктор Дулен, беспокоится за меня, и показал мою
историю болезни, которую тот ему переслал.
- Почему вы перестали к нему ходить?
- От этих сеансов, - вмешалась Жанна, - она приходила в ужасное
состояние. Я позвонила ему, и он сам счел за лучшее их прекратить.
Шавер был старше, а может быть, и решительнее Дулена и сказал Жанне,
что обращается не к ней и будет ей признателен, если она оставит нас на
наедине. Жанна наотрез отказалась.
- Я хочу знать, что с ней делают. Я вам доверяю, но не оставлю ее
наедине ни с кем. И она, и вы можете говорить в моем присутствии.
- Что вы в этом смыслите? - сказал Шавер. - Из истории болезни видно,
что вы действительно присутствовали при всех ее беседах с доктором
Дуленом. Он и не достиг никаких результатов после ее выхода из клиники.
Хотите вы ее вылечить или нет?
- Я хочу, чтобы Жанна осталась, - сказала я. - Если она уйдет, я тоже
уйду. Доктор Дулен обещал, что память вернется ко мне очень скоро. Я
выполняла все его указания. Играла кубиками и стальными проволочками.
Часами рассказывала ему о своих переживаниях. Он сделал мне несколько
уколов. Если он ошибся, то не по вине Жанны.
- Да, он ошибся, - со вздохом сказал Шавер, - но я начинаю понимать,
чем это обусловлено.
Я видела в моей истории болезни страницы, исписанные мною во время
сеансов "автоматического письма"
- Разве он ошибся? - удивилась Жанна.
- О, пожалуйста, не воображайте, что вы понимаете, в каком смысле я
употребил это слово. У той девушки нет никакого органического порока. Но
предел ее памяти, как у впавшего в детство старика, первые пять-шесть лет
ее жизни. а сохранились и более поздние навыки. Любой специалист по
заболеваниям памяти и речи принял бы это за частичную амнезию. Она
перенесла шок, волнения... В ее годы это может продолжаться три недели,
иногда три месяца. Если доктор Дулен ошибся, то он вполне сознавал, что
ошибается, иначе я об этом ничего бы не узнал. Я хирург, а не психиатр. Вы
читали, что она тут писала?
- Читала.
- А что особенного в словах: РУКИ, ВОЛОСЫ, ГЛАЗА, НОС, ГУБЫ? Обычные,
часто употребляемые слова.
- Не знаю.
- Представьте себе, я тоже. Я знаю только, что эта девушка была
больна еще до несчастного случая. Не была ли она легко возбудима,
вспыльчива, эгоцентрична? свойственно ли ей жалеть себя? случалось ли ей
плакать во сне? мучили ли ее кошмары? бывали ли у нее при вас внезапные
приступы ярости, как в тот день, когда рукой в лубке она замахнулась на
моего зятя?
- Не понимаю. Мики очень чувствительна, ей двадцать лет, она, может
быть, от природы несколько вспыльчива, но больна она не была. Она даже
отличалась вполне здравым умом.
- Бог мой! я никогда и не говорил, что она не была в здравом уме!
поймите меня правильно: у нашей девочки еще до пожара были некоторые
явления, напоминающие истерию, а людей с такими явлениями куда больше,
чем, например, курильщиков трубки или коллекционеров марок. И если я
утверждаю, что она была больна, то это, прежде всего, моя субъективная
оценка той стадии, за которой начинается болезнь. К тому же, некоторые
виды потери памяти или речи - обычные признаки истерии.
Он встал, и обойдя вокруг стола, подошел ко мне; я сидела на кожаном
диване возле Жанны. Взяв меня за подбородок, он осторожно повернул мою
голову к Жанне.
- Ну, разве она похожа на старушку, впавшую в детство? ее амнезия
имеет не частичный, а избирательный характер. Скажу проще, чтобы вам стало
понятно: она забыла не какой-то определенный период своей жизни - пусть
даже самый большой период, но связанный с определенным отрезком времени, -
нет, она ОТКАЗЫВАЕТСЯ вспомнить что-то или кого-то. Знаете, почему доктор
Дулен пришел к такому выводу? Потому что даже в событиях, относящихся к
четырех-пятилетнему возрасту, у нее есть провалы в памяти, дыры. Что-то
или кто-то, вероятно, так непосредственно или опосредственно связан с ее
самыми ранними воспоминаниями, что она вычеркнула их одно за другим из
своей памяти. Вам понятно, что я хочу сказать? случалось вам бросать камни
в воду? Круги, которые при этом расходятся, немножко похожи на то, о чем я
говорю. - Он опустил мой подбородок и показал, описывая рукой в воздухе
круги, как они расходятся в воде. - Возьмите мои рентгеновские снимки и
отчет об операции, - продолжал он, - и вы увидите, что я ее только
заштопал - в этом и заключается моя роль. Я наложил сто четырнадцать швов.
Поверьте, в ту ночь у меня была твердая рука, и я знаю свое дело, поэтому
убежден, что я не "задел" мозга. Дело здесь не в травме, даже не в реакции
на физический шок, об этом ее сердце сказало бы нам явственнее, чем
голова. У нее характерная психическая реакция, какая бывает у человека,
который болел уже раньше.
Я не выдержала, вскочила и попросила Жанну меня увести. Шавер схватил
меня за руку.
- Я нарочно тебя пугаю, - сказал он, повысив голос.- Ты, может быть,
выздоровеешь и сама, а может, и нет. Но если я в состоянии дать совет,
полезный, добрый совет, то вот какой: навещай меня почаще. А еще усвой
следующее: пожар произошел не по твоей вине, и девушка погибла не из-за
тебя. Хочешь ли ты или не хочешь о ней вспоминать - это ничего не изменит:
она существовала. Она была красива, она была твоей сверстницей, и звали ее
Доменика Лои. Но она действительно умерла - и перед этим ты бессильна.
Он удержал меня за руку, прежде чем я успела его ударить. затем
сказал Жанне, что рассчитывает на ее содействие и желал бы встретиться со
мной снова.
Мы провели в Ницце три дня, в гостинице на взморье. Октябрь подходил
к концу, но на пляже еще были купальщики. Я наблюдала за ними из окна
нашего номера и убеждалась, что узнаю этот город, узнаю запах морской соли
и водорослей, который доносил до меня ветер.
Ни за что на свете Жанна не повела бы меня снова к доктору Шаверу.
Она говорила, что он кретин и грубиян. От того что он вечно зашивает
головы, мозги у него превратились в подушку для иголок. У него самого
голова дырявая.
И все же мне хотелось его увидеть. Конечно, он был груб, но я жалела,
что прервала его. Он не все мне рассказал.
- Надо же такое выдумать! ты, значит, хочешь забыть саму себя! -
потешалась Жанна. - Выходит так!
- Если бы он знал, кто я, он поставил бы все с головы на ноги. Не
прикидывайся дурочкой. Я хотела бы забыть Мики, вот и все.
- Вот то-то и дело, что, если бы он поставил все с головы на ноги, от
его блестящего рассуждения через секунду ничего бы не осталось. Не знаю,
что он подразумевает под истерией, хотя кое-как могу допустить, что Мики
нуждалась в лечении. но ты-то была совершенно нормальна. Тебя я никогда не
видела в возбужденном состоянии, и ты не была такая шкода, как она.
- И все же именно я хотела ударить доктора Дулена, именно я ударила
тебя. Ведь это так!
- На твоем месте и в твоем состоянии, думаю, каждый бы так поступил.
Я бы схватила штангу. А ты стерпела, когда эта сумасшедшая задала тебе
такую таску, что ты целую неделю ходила в синяках, и ты даже не посмела
дать сдачи, хотя в Мики весу было ни на грамм больше, чем в тебе. А ведь
это была ты, а не она!
На третий день она объявила мне, что мы возвращаемся на мыс Кадэ.
Приближался день вскрытия завещания. Жанне надо было при этом
присутствовать, и, следовательно, я на несколько дней останусь одна с
прислугой. По мнению Жанны, я еще не в силах буду выступить в новой роли
во Флоренции. На мысе Кадэ через две недели после пожара начался ремонт, и
теперь нежилой была только спальня Доменики. На вилле я буду вдали от
людей и, конечно, в этой обстановке скорее выздоровлю.
По этому поводу впервые с того дня, когда я сбежала от нее на одной
из улиц парижа, между нами произошла ссора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23