Затем пересечь Израиль и, даже не отдохнув, явиться на ковер к начальству. Да плюс еще беспокойство о причине внезапного вызова.
— Вы еврей? — спросил попутчик. Судя по открытым, уверенным, почти надменным манерам, он был из настоящих «сабра».
— Да, — сказал Доннер. — А что вы делали в Найроби?
Спутник поморщился.
— Я советник по сельскому хозяйству. Двенадцать месяцев в буше.
— Наверно, вы рады вернуться домой.
Тот ответил, пожав плечами:
— Наверно, вы часто бываете в Израиле?
Майлс кивнул.
— Я слышал, цены растут. — Он снова пожал плечами. Затем темные глаза юноши злобно вспыхнули. — Вас, конечно, рост цен не волнует.
Доннер засмеялся.
— Вам когда-нибудь приходилось встречать богатого англичанина?
На лице израильтянина появилась широкая улыбка, но его загорелое лицо снова стало холодным, когда он заметил дорогие часы Майлса.
— Вам приходилось сажать деревья? — мрачно спросил он Майлса.
Майлс подумал о Палестине его детства, когда сады были редкостью — только оазисы в пустыне или далекие островки посреди соленых топей. Он встречал в Моссаде множество молодых людей, похожих на этого юношу. Жизнь в Израиле по-прежнему трудна, но уже не так сурова, и нынешние молодые бедняки завидуют более пожилым и богатым.
Юноша глядел на него, ожидая ответа.
— Мне приходилось сажать леса, — сказал Майлс.
Доннер постарался скрыть свое возбуждение, когда самолет приземлился в аэропорту Лод. Британскому фотографу в командировке не подобало проявлять радость возвращения домой. Но его спутнику скрывать было нечего. Прежде чем самолет остановился, юноша вскочил с кресла с широкой улыбкой на лице и повлажневшими глазами.
— Шалом, — произнес Доннер.
— Шалом! — откликнулся юноша, проталкиваясь по проходу мимо других пассажиров.
Доннер предъявил свой британский паспорт, затем, как все прочие законопослушные пассажиры, показал багаж таможенникам и сел в автобус, направляющийся в центр Тель-Авива. Он снял номер в «Хилтоне», принял душ, выкроил два часа для абсолютно необходимого сна, затем позвонил Вейнтраубу и проехал на городском автобусе пять миль до здания Моссада. Он правильно сделал, что выспался. Если бы его приезд был действительно так необходим, его бы встретили в аэропорту.
Это был обыкновенный автобус, но задолго до того, как он остановился в ста пятидесяти ярдах от кольца зданий, окруженных высокой изгородью, в нем остались только Доннер и женщина с хозяйственной сумкой. Вокруг проволочной изгороди расстилалось широкое открытое плоское пространство.
Доннер зашагал по выжженной солнцем земле к единственным воротам, показал пропуск и, обойдя массивное кольцо главных сооружений, подошел к небольшому зданию с задней стороны комплекса. Моссад жил экономно, но у него была своя собственная система безопасности, включающая телевизионные камеры и электронные сенсоры.
Персонал штаб-квартиры Моссада проявлял так же мало почтения к начальству, как и все в Израиле, но после того, как Доннер прошел третий контрольный пункт и остался в недрах запретной зоны, молодые люди и девушки стали подниматься за своими столами при его появлении. Сопровождающий довел его до кабинета шефа, и там почтительность кончилась.
Шеф был лысеющим, болезненно тощим мужчиной, лет на десять старше Доннера. Рубашка цвета хаки висела мешком на его изнуренном торсе и не подходила по цвету к мертвенно-бледной коже. Он оглядел Доннера с нескрываемой неприязнью.
Вместе с ним в кабинете сидел Цви Вейнтрауб. Краснолицый и толстый Вейнтрауб был ветераном террористов из организации «Иргун», а также другом и наставником Доннера. Он тепло обнял своего подопечного. Под его кожей перекатывались тугие мускулы. Вейнтрауб спросил у шефа:
— Вы помните Майлса?
— Очень хорошо помню.
В 1973 году шеф тоже был полевым агентом, числясь профессором филологии в немецком университете, и они одновременно с Доннером раскопали детальные планы египетско-сирийского нападения. Видимо, аналитикам Моссада появление двух одинаковых сообщений из двух независимых источников показалось подозрительным. Они посчитали, что затевается заговор, не поверили сообщениям, и филолог свалил всю вину на Доннера. Ему отказала логика, что бывало с ним редко. Он до сих пор по натуре был профессором, верным сторонником скрупулезного соблюдения процедур и академической ясности.
— Привет, — сказал Доннер. — Поздравляю с назначением.
— Я не вполне уверен, что во главе Службы было необходимо ставить стареющего полевого агента, — чопорно ответил шеф. — Посмотрим, оправдаются ли поздравления в ближайшем будущем.
— Тогда поздравляю с личным достижением, — с улыбкой парировал Доннер.
— Доннер, вы слишком высоко цените личные достижения. Ваш образ мыслей и приводит к таким результатам, как этот план, который вы состряпали с Вейнтраубом.
Доннер предупреждающе поднял руку.
— Это мой план. И вся вина — моя.
— Я так и думал. — Шеф бросил взгляд на Вейнтрауба. Старик ответил ему безмятежной улыбкой.
— Что вы о нем думаете? — спросил Доннер, увидев, что Вейнтрауб не собирается отвечать.
— Безумие! — рявкнул шеф. — Мы цивилизованная нация, а цивилизованные нации не покровительствуют пиратству в открытом море.
— Наша цивилизованность до сих пор ставится под сомнение врагами, — возразил Доннер.
— А вы создаете нам новых врагов.
Вейнтрауб нахмурился, и его лицо уже не казалось добродушным.
— Это хороший план, — произнес он серьезным тоном. — Смелый план. Риска мало, а возможные выгоды огромны.
— Даже если бы дело обстояло так, — возразил шеф, — этой операцией должен заниматься Отдел, а не глава секции или полевой агент.
— Отдел об этом не думал, — заметил Доннер.
— С вашим планом необходимо кончать.
* * *
Доннер был ошеломлен. Он считал, что предстоит дискуссия, но не ожидал прямого осуждения.
Он повернулся к Вейнтраубу. Цви успокаивающе улыбнулся.
— План Майлса, — заявил он, — поставлен на повестку дня правительственного Комитета по безопасности и иностранным делам. Комитет примет окончательное решение.
Шеф Моссада злобно поглядел на Вейнтрауба. Комитет состоял из премьер-министра и главных министров и советников. Вейнтрауб тоже был членом Комитета, как и нынешний глава Моссада. Старик вырвал из рук шефа решение вопроса внутренней политики.
— Хорошо, — сказал шеф. — Чем скорее мы разберемся с этим делом, тем лучше. Потом можно будет поднять вопрос о вашей самодеятельности.
Он поглядел Доннеру в глаза, затем опустил взгляд на бумаги на своем столе. Вейнтрауб подал Майлсу жест — настал момент дипломатично удалиться.
Когда они вышли из здания на солнцепек, Вейнтрауб обнял Доннера за плечи.
— Не беспокойся, — стал он уверять друга. — Я не отдам тебя ему на съедение, чем бы дело ни кончилось.
Доннер кивнул без особого энтузиазма. Слова «чем бы дело ни кончилось» не внушали ему особых надежд. Они зашли в столовую, расположенную в Оборонительном комплексе. Доннер вспомнил с мрачной иронией, что именно здесь он и его нынешний шеф пережидали ночь накануне начала войны 1973 года, надеясь, что Моссад со вниманием отнесется к их сообщениям. Вейнтрауб заказал чай и стал расспрашивать о жизни в Англии. Доннер пытался перевести разговор на Хардена, но старый террорист не поддавался, и в конце концов Доннер понял: Вейнтрауб смущен тем, что принятие решения зависит не от него.
— Мой план, конечно, не будет одобрен?
Вейнтрауб пожал плечами.
— Представить твой план на обсуждение Комитета было единственным способом не дать шефу принять решение единолично. Я уже разговаривал с некоторыми членами Комитета. Шанс у тебя есть.
— Откуда шеф узнал?
— Он следит за тобой.
— Но даже мой штаб не знает. Только ближайшие...
— Я бы на твоем месте пригляделся к твоему другу Грандигу.
— Откуда вы...
Вейнтрауб улыбнулся. Через час юный офицер военно-воздушных сил подошел к столику с телефонограммой. Вейнтрауба ждали в кабинете премьер-министра.
— Вот увидишь, — заверил Вейнтрауб Доннера, — ты им понравишься.
Большую часть конференц-зала занимал длинный стол. Комитет по безопасности и иностранным делам уже собрался. За столом сидели люди делового вида с усталыми глазами и запавшими ртами, уголки которых были опущены вниз, как будто на их лицах запечатлены тысячи разочарований. Большинство присутствующих были одеты в рубашки с отложными воротниками и бесформенные брюки — как одеваются все израильтяне, занимающиеся общественной деятельностью, — и Доннер чувствовал себя чужаком в своем элегантном тропическом костюме и шелковом галстуке.
Он сидел в конце стола со сдержанным выражением лица, пока Вейнтрауб представлял его, не жалея похвал. Но в его голове бурлили мысли. По тому, как члены Комитета слушали Вейнтрауба, он видел, что старик оставался их последней связью с героическим прошлым. Этим людям редко доводилось слышать хорошие новости в те времена хрупкого мира, и за их терпением пряталась надежда на несколько минут развлечения.
Доннер понял, что его ментор теряет свой авторитет и перестает быть нужным. Однако он заметил вспышку интереса у членов комитета, когда Вейнтрауб стал рассказывать о его британском прикрытии, назвал лондонские клубы, членом которых он состоял, его адрес на Керзон-стрит; Доннер был хорошо знаком с чувством любви-ненависти, которое жители бывших британских колоний испытывают к англичанам, и он знал, как использовать это чувство себе на пользу. Они до сих пор хранили воспоминания об английском снобизме и чувствовали себя в какой-то мере отмщенным, когда им предоставлялся шанс покомандовать англичанином.
— Добрый день, — поздоровался он, поднимаясь и как можно более четко произнося слова. Он поблагодарил Вейнтрауба и Комитет за то, что они тратят на него свое время, заметил, как приятно снова посетить Израиль, и затем кратко и убедительно рассказал о своем плане.
— Мой простой план противодействия терроризму заключается в том, что нужно нажать на страны, поддерживающие террористов. Мы будем поддерживать еврейских террористов, нападающих на уязвимые цели. И этими уязвимыми целями станут нефтяные танкеры, доставляющие арабскую нефть в Европу.
Глаза министров засветились. Они не могли допустить, что производители нефти бросят на произвол судьбы террористов, которых финансируют. Кроме того, они поняли, что европейские страны, которые частенько спасают террористов от израильских агентов, сами примут меры против терроризма. На какой-то момент Доннеру показалось, что он убедил их.
Но затем в их глазах появилось сомнение. Министры обменялись тревожными взглядами: никто из них не поверил, что такой простой рецепт подействует. Слово взял шеф Моссада.
— План Доннера — безумие, — заявил он и, сжав губы, стал ждать, когда его попросят объяснить подробнее. — Наши самые сильные союзники, наши лучшие друзья зависят от поставок арабской нефти. Германия, Швеция, Голландия, Соединенные Штаты — мы не имеем права идти на риск вызвать их гнев. Вы же не станете ловить попутные машины минами.
— Йес! — энергично выразился Вейнтрауб, влезая в дискуссию, пока никто не успел засмеяться, услышав неожиданную шутку шефа. — План Доннера превосходен. Одна лишь угроза нападения на танкеры заставит их принять меры.
— Вы не можете угрожать, не выполнив угрозу хотя бы один раз, — возразил шеф.
— Вот именно, — парировал Вейнтрауб. — Именно этим занимается Майлс. Он готовит весьма убедительную демонстрацию серьезности наших намерений.
— Что именно вы готовите? — спросил премьер-министр, быстрым жестом заставив шефа Моссада замолчать.
Доннер рассказал про Хардена.
Премьер-министр безучастно слушал. Когда Доннер замолчал, он обратился к шефу Моссада:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61