Наконец они выбрались на очередную автостраду и вскоре подкатили ко входу в современный госпиталь. Они отобрали у Доннера деньги, но оставили ему бумажник. Затем завели его в здание, усадили арестанта на стул и удалились.
Через несколько часов он оказался в кабинете у психиатра — молодого нигерийца, говорившего на оксфордском английском. На стене кабинета рядом с картой Лондона висел его университетский диплом. Он прочел сопроводительные бумаги на Доннера, в которых было написано, что тот выражал угрозы в адрес политических деятелей, и спросил Доннера, осознает ли он серьезность этих обвинений. Доннер, с которого так и не сняли наручники, ответил, что осознает. Затем он спросил, нельзя ли ему позвонить родным в Лондон.
Нигериец закончил просматривать бумаги.
— Не волнуйтесь, доктор Аканке попросила Британское посольство поставить вашу семью в известность.
— Какая трогательная забота с ее стороны! — съязвил Доннер. — Тем не менее я бы предпочел позвонить сам.
— В этом нет необходимости, — сказал психиатр, закрывая папку. — Мистер Доннер, расскажите мне о себе.
Несколько минут они беседовали. Во время разговора Доннер упомянул о двух выдающихся психиатрах из Сент-Барта. Молодой африканец, читавший их книги, был поражен.
— Должно быть, вы очень богатый человек, если могли себе позволить лечиться у них.
— Они просто мои друзья, — ответил Доннер. — А теперь, сэр, не можем ли мы на мгновение предположить — чисто гипотетически, — что я не психопат. Можем ли мы это сделать?
Доктор кивнул.
— Но только гипотетически.
— Благодарю вас. Теперь давайте предположим, что доктор Аканке занялась вещами, в которых она не разбирается. Можем ли мы это предположить?
— Предположим, можем.
— Спасибо. И наконец, давайте предположим, что вы разберетесь в происходящем, когда незаинтересованное третье лицо все вам объяснит. Мы можем это предположить?
Психиатр покачал головой:
— У нас нет незаинтересованного третьего лица.
— Один телефонный звонок!
— Гипотетический? — спросил психиатр, улыбнувшись.
Доннер улыбнулся в ответ:
— Нет, реальный, если вы хотите выслушать это третье лицо.
Психиатр положил локти на стол и сложил большие и указательные пальцы рук треугольником. Глядя на этот треугольник, он спросил:
— Я должен предполагать, что вы умный человек?
— Не особенно, — ответил Доннер, — но все-таки чуть-чуть умнее, чем человек, способный высказывать публичные угрозы в адрес вождей страны, в которой он находится. И один лишь телефонный звонок разрешит все ваши сомнения!
— Ну хорошо, — сдался врач, набрал номер и поднес трубку к уху Доннера.
Когда на другом конце линии сказали «Алло!», Доннер назвал госпиталь и имя врача. Затем он сказал психиатру:
— Вот и все. Теперь можете отправить меня хоть в камеру. Но если вы собираетесь уходить, я бы очень настоятельно рекомендовал вам, чтобы вы сообщили, где вас можно найти.
* * *
Когда Харден делал первые неуверенные шаги по узкому пляжу, ему показалось, что земля качается под ногами. Ракушки и мягкий песок на краю воды быстро сменились голой каменистой полосой, за которой поднимались скалы. Крутая тропинка поднималась по желтому утесу к башне маяка, построенной на краю обрыва. Здесь было жарко, гораздо жарче, чем на воде, как будто скалы запасли солнечное тепло и теперь отдавали его обратно.
Харден удостоверился, что больше здесь никого нет, и обшарил основание утеса в поисках ручья, чтобы пополнить запасы воды. Не найдя ничего, кроме пыли, редких почерневших кустарников и насекомых, он стал подниматься по тропинке.
Медленный и трудный подъем осложнялся тем, что вестибулярный аппарат Хардена отвык от передвижения по суше, и даже поржавевшие железные перила, укрепленные в скале там, где подъем становился особенно крутым или опасным, мало помогали. Поскольку крепления перил были старыми и по тропинке явно давно не ходили, Харден предположил, что для ремонта и обслуживания маяка используются вертолеты, а не корабли.
Он добрался до вершины, где горячий ветер крутил пыльные вихри вокруг каменного основания стальной башни. Как и ожидалось, здесь была посадочная площадка для вертолета — четкий белый круг среди камней, — а также другие признаки цивилизации: помещение генератора со стальными ставнями и массивными замками, груда канистр с машинным маслом, свидетельствующая о регулярных визитах хозяев маяка. На вершине башни, укрепленной стальными канатами, располагался сам маяк — его зеркальные отражатели сверкали в тусклом солнце — и еще выше — антенна радиомаяка.
К краю башни была прикреплена лестница. Харден поднялся на пятьдесят футов — на половину высоты башни — и взглянул сверху на туманное облачное покрывало, спрятавшее его от вертолета. Оно постепенно редело, и Харден мог различить полуостров Мусандам, отделяющий Оманский залив от Персидского, и кое-какие из соседних островов. Все остальное он знал по картам.
В сорока милях через V-образный пролив, к востоку, западу и северу от него лежала территория Ирана. На юге находились Объединенные Арабские Эмираты. У основания острова Оманский залив сужался и поворачивал на запад, соединяясь с закрытым Персидским заливом. Персидский залив был логовом чудовища, а Ормузский пролив — единственным входом в него.
Самой природой здесь была создана идеальная ловушка. «Левиафан» не мог пройти нигде, кроме этого узкого прохода. У Хардена даже имелся путь к спасению. На юго-западе, за широким Оманским заливом, лежало Аравийское море и беспредельный Индийский океан.
Харден слез с башни, спустился по тропинке к основанию утеса и снова безуспешно попытался найти следы человеческого присутствия.
Убедившись в том, что на острове ему ничего не угрожает, он вернулся на яхту и отметил высадку на землю консервированным кексом и банкой сгущенного молока.
Пообедав, Харден оглядел близкий горизонт в бинокль, чтобы удостовериться, что поблизости нет кораблей. Затем он лег на койку и попытался уснуть. Яхта была совершенно неподвижна. Привыкнув к качке, Харден ворочался на койке и никак не мог заснуть, хотя очень устал. Через час он встал и снова оглядел море.
Как обычно, к вечеру дымка рассеивалась, но жара оставалась такой же невыносимой. В шести или семи милях к югу виднелись расплывчатые очертания Джазират-Мусандам, островка у полуострова Мусандам, расположенного на южном краю узкого входа в Ормузский пролив.
Харден глядел на непрерывную процессию нефтяных танкеров, и в его мозгу возникла живая картина: через два или три дня «Левиафан» тоже присоединится к этой процессии; в два раза шире, выше и длиннее остальных кораблей, он будет маячить в узком проливе, загромоздив его, как огромный слон, пробирающийся по деревне между хрупких хижин. Харден видел себя в центре пролива, нос чудовища будет находиться в перекрестье прицела, а сам он будет ждать, когда огромный корабль подойдет совсем близко.
Наступила темнота. Закрыв шторами иллюминаторы и прозрачные крышки люков, Харден зажег керосиновую лампу и вышел на палубу, чтобы убедиться, что ее свет не виден снаружи. Затем вернулся в душную каюту, поднял половицы, вытащил «Дракон» и тщательно осмотрел его, проверяя электрические цепи. Люди Майлса почистили оружие и заявили, что оно работоспособно. Индикатор показывал, что батарейка села, и Харден заменил ее свежим элементом.
* * *
— Я не политик, — сказал психиатр.
— Естественно.
На верхней губе врача выступили капли пота. Он помог Доннеру надеть пиджак, который израильтянин аккуратно сложил на койку в комнате с решетками на окнах, куда его поместили, и с беспокойством смотрел, как тот застегивает воротничок, вдевает в брюки ремень и завязывает галстук.
— Мне велело отвезти вас в аэропорт.
— Вы знакомы лично с доктором Аканке?
— Нет, сэр... Но нам приходилось несколько раз встречаться.
— Что касается меня, вопрос закрыт. Ни вы, ни она больше ничего об этом деле не услышите.
— А тот человек, который звонил мне? — спросил психиатр.
— Он будет молчать. Он — коллега ее отца, но не друг.
* * *
Харден в очередной раз выкачал воду из трюма и обнаружил, что, стоя у причала, «Лебедь» протекает так же сильно, как и находясь в пути. Затем он завел мотор, чтобы включить радио.
Было без десяти одиннадцать — восемь часов по Гринвичу. Огни танкеров двигались к югу, зеленые — на пустых кораблях и красные — на возвращающихся домой с грузом.
Ровно в одиннадцать Майлс послал позывные через ретрансляционную станцию в Кувейте. Очевидно, он вычислил, что Харден находится в Оманском заливе. А может быть, одновременно пытался послать сигнал и в Мозамбикский пролив.
— Гольф-Майк-Отель-Номер, — произнес Харден. — Гольф-Майк-Отель-Номер.
— Спасибо, ГМОН, — сказал оператор в Кувейте, — ГМОН, говорите, пожалуйста.
— Кило-Униформа-Рентген.
— Что?! — завопил Харден. «Немедленно остановитесь, вы идете навстречу опасности». Те же самые сигналы, которые он слышал от Майлса два месяца назад у Либерийского побережья.
Майлс повторял условный сигнал снова и снова, пока Харден не заговорил. Какое-то мгновение они оба находились в режиме передачи и не слышали друг друга. Харден оказался настойчивей:
— Почему?!
— Зулус вернулся в Кейптаун.
— Что?!
Он расслышал слова, но не мог поверить своим ушам.
— Повторяю, — сказал Майлс. — Зулус вернулся в Кейптаун. Повторяю. Зулус вернулся в Кейптаун.
— Когда?
Это невероятно. Такого не может быть.
— Неделю назад. Я пытался сообщить вам, что вы не принимали моих сигналов.
— Что с ним случилось?
— Нос снова стал разваливаться, — ответил Майлс. — У Дурбана.
— А почему он не зашел в Дурбан?
— Не знаю.
Чушь какая-то! Почему в Кейптаун, когда в Дурбане есть более сухие доки?
— Насколько сильно он поврежден? — спросил Харден.
— Говорят, выйдет в море через много месяцев, — сказал Майлс. — Где вы находитесь?
Мозг Хардена работал в бешеном темпе. Через много месяцев? Где ему спрятаться на много месяцев? Где он сможет починить яхту? Где он сможет запастись продовольствием и водой? Его пугала перспектива провести столько времени в одиночестве на яхте. Он подумал о Кэролайн.
— Где вы находитесь? — настойчиво повторял Майлс.
Может быть, израильтянин сможет ему помочь?
— Мне нужно место, чтобы высадиться и произвести ремонт. Я крайне устал, и яхта сильно протекает.
— В данный момент вы в безопасности?
— В данный момент — да.
— Где именно вы находитесь?
— На острове. Куда вы посоветуете мне направиться? — спросил Харден.
После короткой паузы Майлс ответил:
— Возможно, я смог бы помочь вам в Индии.
— Индия очень далеко отсюда.
Хотя сигнал был слабым, Харден уловил усмешку в голосе Доннера:
— В Аравии у нас не слишком много друзей.
— А как насчет корабля в Индийском океане?
— Исключено.
— Может быть, какой-нибудь из израильских перевозчиков фруктов?
— Вы не могли бы выразиться более определенно? Сообщите мне ваше местоположение, и я прибуду к вам.
— Вы уверены, что Зулус застрял надолго? — уклонился от ответа Харден.
— Да! Он в ужасном состоянии. Я сегодня осматривал его лично. Гораздо хуже, чем в прошлый раз.
— Вы в Кейптауне? — спросил Харден. Он полагал, что Майлс говорит из Англии.
— Я прилетел сюда, как только узнал. Сообщите мне ваши точные координаты, и завтра я свяжусь с вами по секретному каналу нашим обычным кодом.
Руки Хардена начали дрожать. Только сейчас он понял, как сильно устал, и с горечью подумал о неделях, которые провел на борту яхты, спеша добраться до Аравии раньше «Левиафана». Он не мог поверить, что танкер снова потерпел аварию. Почему, как только он пытается уничтожить корабль, возникают какие-нибудь помехи?
— Ладно, — со вздохом произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Через несколько часов он оказался в кабинете у психиатра — молодого нигерийца, говорившего на оксфордском английском. На стене кабинета рядом с картой Лондона висел его университетский диплом. Он прочел сопроводительные бумаги на Доннера, в которых было написано, что тот выражал угрозы в адрес политических деятелей, и спросил Доннера, осознает ли он серьезность этих обвинений. Доннер, с которого так и не сняли наручники, ответил, что осознает. Затем он спросил, нельзя ли ему позвонить родным в Лондон.
Нигериец закончил просматривать бумаги.
— Не волнуйтесь, доктор Аканке попросила Британское посольство поставить вашу семью в известность.
— Какая трогательная забота с ее стороны! — съязвил Доннер. — Тем не менее я бы предпочел позвонить сам.
— В этом нет необходимости, — сказал психиатр, закрывая папку. — Мистер Доннер, расскажите мне о себе.
Несколько минут они беседовали. Во время разговора Доннер упомянул о двух выдающихся психиатрах из Сент-Барта. Молодой африканец, читавший их книги, был поражен.
— Должно быть, вы очень богатый человек, если могли себе позволить лечиться у них.
— Они просто мои друзья, — ответил Доннер. — А теперь, сэр, не можем ли мы на мгновение предположить — чисто гипотетически, — что я не психопат. Можем ли мы это сделать?
Доктор кивнул.
— Но только гипотетически.
— Благодарю вас. Теперь давайте предположим, что доктор Аканке занялась вещами, в которых она не разбирается. Можем ли мы это предположить?
— Предположим, можем.
— Спасибо. И наконец, давайте предположим, что вы разберетесь в происходящем, когда незаинтересованное третье лицо все вам объяснит. Мы можем это предположить?
Психиатр покачал головой:
— У нас нет незаинтересованного третьего лица.
— Один телефонный звонок!
— Гипотетический? — спросил психиатр, улыбнувшись.
Доннер улыбнулся в ответ:
— Нет, реальный, если вы хотите выслушать это третье лицо.
Психиатр положил локти на стол и сложил большие и указательные пальцы рук треугольником. Глядя на этот треугольник, он спросил:
— Я должен предполагать, что вы умный человек?
— Не особенно, — ответил Доннер, — но все-таки чуть-чуть умнее, чем человек, способный высказывать публичные угрозы в адрес вождей страны, в которой он находится. И один лишь телефонный звонок разрешит все ваши сомнения!
— Ну хорошо, — сдался врач, набрал номер и поднес трубку к уху Доннера.
Когда на другом конце линии сказали «Алло!», Доннер назвал госпиталь и имя врача. Затем он сказал психиатру:
— Вот и все. Теперь можете отправить меня хоть в камеру. Но если вы собираетесь уходить, я бы очень настоятельно рекомендовал вам, чтобы вы сообщили, где вас можно найти.
* * *
Когда Харден делал первые неуверенные шаги по узкому пляжу, ему показалось, что земля качается под ногами. Ракушки и мягкий песок на краю воды быстро сменились голой каменистой полосой, за которой поднимались скалы. Крутая тропинка поднималась по желтому утесу к башне маяка, построенной на краю обрыва. Здесь было жарко, гораздо жарче, чем на воде, как будто скалы запасли солнечное тепло и теперь отдавали его обратно.
Харден удостоверился, что больше здесь никого нет, и обшарил основание утеса в поисках ручья, чтобы пополнить запасы воды. Не найдя ничего, кроме пыли, редких почерневших кустарников и насекомых, он стал подниматься по тропинке.
Медленный и трудный подъем осложнялся тем, что вестибулярный аппарат Хардена отвык от передвижения по суше, и даже поржавевшие железные перила, укрепленные в скале там, где подъем становился особенно крутым или опасным, мало помогали. Поскольку крепления перил были старыми и по тропинке явно давно не ходили, Харден предположил, что для ремонта и обслуживания маяка используются вертолеты, а не корабли.
Он добрался до вершины, где горячий ветер крутил пыльные вихри вокруг каменного основания стальной башни. Как и ожидалось, здесь была посадочная площадка для вертолета — четкий белый круг среди камней, — а также другие признаки цивилизации: помещение генератора со стальными ставнями и массивными замками, груда канистр с машинным маслом, свидетельствующая о регулярных визитах хозяев маяка. На вершине башни, укрепленной стальными канатами, располагался сам маяк — его зеркальные отражатели сверкали в тусклом солнце — и еще выше — антенна радиомаяка.
К краю башни была прикреплена лестница. Харден поднялся на пятьдесят футов — на половину высоты башни — и взглянул сверху на туманное облачное покрывало, спрятавшее его от вертолета. Оно постепенно редело, и Харден мог различить полуостров Мусандам, отделяющий Оманский залив от Персидского, и кое-какие из соседних островов. Все остальное он знал по картам.
В сорока милях через V-образный пролив, к востоку, западу и северу от него лежала территория Ирана. На юге находились Объединенные Арабские Эмираты. У основания острова Оманский залив сужался и поворачивал на запад, соединяясь с закрытым Персидским заливом. Персидский залив был логовом чудовища, а Ормузский пролив — единственным входом в него.
Самой природой здесь была создана идеальная ловушка. «Левиафан» не мог пройти нигде, кроме этого узкого прохода. У Хардена даже имелся путь к спасению. На юго-западе, за широким Оманским заливом, лежало Аравийское море и беспредельный Индийский океан.
Харден слез с башни, спустился по тропинке к основанию утеса и снова безуспешно попытался найти следы человеческого присутствия.
Убедившись в том, что на острове ему ничего не угрожает, он вернулся на яхту и отметил высадку на землю консервированным кексом и банкой сгущенного молока.
Пообедав, Харден оглядел близкий горизонт в бинокль, чтобы удостовериться, что поблизости нет кораблей. Затем он лег на койку и попытался уснуть. Яхта была совершенно неподвижна. Привыкнув к качке, Харден ворочался на койке и никак не мог заснуть, хотя очень устал. Через час он встал и снова оглядел море.
Как обычно, к вечеру дымка рассеивалась, но жара оставалась такой же невыносимой. В шести или семи милях к югу виднелись расплывчатые очертания Джазират-Мусандам, островка у полуострова Мусандам, расположенного на южном краю узкого входа в Ормузский пролив.
Харден глядел на непрерывную процессию нефтяных танкеров, и в его мозгу возникла живая картина: через два или три дня «Левиафан» тоже присоединится к этой процессии; в два раза шире, выше и длиннее остальных кораблей, он будет маячить в узком проливе, загромоздив его, как огромный слон, пробирающийся по деревне между хрупких хижин. Харден видел себя в центре пролива, нос чудовища будет находиться в перекрестье прицела, а сам он будет ждать, когда огромный корабль подойдет совсем близко.
Наступила темнота. Закрыв шторами иллюминаторы и прозрачные крышки люков, Харден зажег керосиновую лампу и вышел на палубу, чтобы убедиться, что ее свет не виден снаружи. Затем вернулся в душную каюту, поднял половицы, вытащил «Дракон» и тщательно осмотрел его, проверяя электрические цепи. Люди Майлса почистили оружие и заявили, что оно работоспособно. Индикатор показывал, что батарейка села, и Харден заменил ее свежим элементом.
* * *
— Я не политик, — сказал психиатр.
— Естественно.
На верхней губе врача выступили капли пота. Он помог Доннеру надеть пиджак, который израильтянин аккуратно сложил на койку в комнате с решетками на окнах, куда его поместили, и с беспокойством смотрел, как тот застегивает воротничок, вдевает в брюки ремень и завязывает галстук.
— Мне велело отвезти вас в аэропорт.
— Вы знакомы лично с доктором Аканке?
— Нет, сэр... Но нам приходилось несколько раз встречаться.
— Что касается меня, вопрос закрыт. Ни вы, ни она больше ничего об этом деле не услышите.
— А тот человек, который звонил мне? — спросил психиатр.
— Он будет молчать. Он — коллега ее отца, но не друг.
* * *
Харден в очередной раз выкачал воду из трюма и обнаружил, что, стоя у причала, «Лебедь» протекает так же сильно, как и находясь в пути. Затем он завел мотор, чтобы включить радио.
Было без десяти одиннадцать — восемь часов по Гринвичу. Огни танкеров двигались к югу, зеленые — на пустых кораблях и красные — на возвращающихся домой с грузом.
Ровно в одиннадцать Майлс послал позывные через ретрансляционную станцию в Кувейте. Очевидно, он вычислил, что Харден находится в Оманском заливе. А может быть, одновременно пытался послать сигнал и в Мозамбикский пролив.
— Гольф-Майк-Отель-Номер, — произнес Харден. — Гольф-Майк-Отель-Номер.
— Спасибо, ГМОН, — сказал оператор в Кувейте, — ГМОН, говорите, пожалуйста.
— Кило-Униформа-Рентген.
— Что?! — завопил Харден. «Немедленно остановитесь, вы идете навстречу опасности». Те же самые сигналы, которые он слышал от Майлса два месяца назад у Либерийского побережья.
Майлс повторял условный сигнал снова и снова, пока Харден не заговорил. Какое-то мгновение они оба находились в режиме передачи и не слышали друг друга. Харден оказался настойчивей:
— Почему?!
— Зулус вернулся в Кейптаун.
— Что?!
Он расслышал слова, но не мог поверить своим ушам.
— Повторяю, — сказал Майлс. — Зулус вернулся в Кейптаун. Повторяю. Зулус вернулся в Кейптаун.
— Когда?
Это невероятно. Такого не может быть.
— Неделю назад. Я пытался сообщить вам, что вы не принимали моих сигналов.
— Что с ним случилось?
— Нос снова стал разваливаться, — ответил Майлс. — У Дурбана.
— А почему он не зашел в Дурбан?
— Не знаю.
Чушь какая-то! Почему в Кейптаун, когда в Дурбане есть более сухие доки?
— Насколько сильно он поврежден? — спросил Харден.
— Говорят, выйдет в море через много месяцев, — сказал Майлс. — Где вы находитесь?
Мозг Хардена работал в бешеном темпе. Через много месяцев? Где ему спрятаться на много месяцев? Где он сможет починить яхту? Где он сможет запастись продовольствием и водой? Его пугала перспектива провести столько времени в одиночестве на яхте. Он подумал о Кэролайн.
— Где вы находитесь? — настойчиво повторял Майлс.
Может быть, израильтянин сможет ему помочь?
— Мне нужно место, чтобы высадиться и произвести ремонт. Я крайне устал, и яхта сильно протекает.
— В данный момент вы в безопасности?
— В данный момент — да.
— Где именно вы находитесь?
— На острове. Куда вы посоветуете мне направиться? — спросил Харден.
После короткой паузы Майлс ответил:
— Возможно, я смог бы помочь вам в Индии.
— Индия очень далеко отсюда.
Хотя сигнал был слабым, Харден уловил усмешку в голосе Доннера:
— В Аравии у нас не слишком много друзей.
— А как насчет корабля в Индийском океане?
— Исключено.
— Может быть, какой-нибудь из израильских перевозчиков фруктов?
— Вы не могли бы выразиться более определенно? Сообщите мне ваше местоположение, и я прибуду к вам.
— Вы уверены, что Зулус застрял надолго? — уклонился от ответа Харден.
— Да! Он в ужасном состоянии. Я сегодня осматривал его лично. Гораздо хуже, чем в прошлый раз.
— Вы в Кейптауне? — спросил Харден. Он полагал, что Майлс говорит из Англии.
— Я прилетел сюда, как только узнал. Сообщите мне ваши точные координаты, и завтра я свяжусь с вами по секретному каналу нашим обычным кодом.
Руки Хардена начали дрожать. Только сейчас он понял, как сильно устал, и с горечью подумал о неделях, которые провел на борту яхты, спеша добраться до Аравии раньше «Левиафана». Он не мог поверить, что танкер снова потерпел аварию. Почему, как только он пытается уничтожить корабль, возникают какие-нибудь помехи?
— Ладно, — со вздохом произнес он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61