На мостике? В штурманской рубке? В своей каюте? На палубе? Глядели ли его суровые глаза на экран радара, заметили ли они тусклое пятнышко? Может быть, Огилви посчитал светлую точку помехой? Или вообще не следил за радаром?
Огилви мог легко вызвать к себе неприязнь. Он говорил самоуверенным, громким голосом, почти никому не давая возможности прервать свой монолог и не интересуясь чужим мнением. Харден решил, что это результат долгих лет общения с подчиненными.
Следующую пинту выставил один из друзей капитана. В ожидании новой порции спиртного толстые пальцы Огилви безостановочно барабанили по колену. Кто-то задал ему вопрос о «Левиафане».
— Это гигантский корабль. Самый большой корабль в мире. — Огилви потянулся было за своим стаканом, но остановился. — Я жалею только о том, что его построили не в Англии. Греки и японцы показывают нам, что отжившие свой век морские традиции мешают идти вперед. Джентльмены, на море наступает новая эра — эра больших кораблей!
— Если построить большой корабль, — продолжал он, — начинить его автоматикой, чтобы избавиться от сотен людей в машинном отделении, набрать команду из хороших офицеров — а вы знаете, что у меня служат только англичане, которых я взял с собой, уходя из «Пи энд Оу», — то большой корабль будет верно служить вам и делать свое дело. Джентльмены, корабли нужны именно для этого — делать свое дело.
— И неважно, сколько людей убьет ваш большой корабль? — громко сказал Харден.
Глаза всех присутствующих обратились к стойке. Харден, повертев в руках пустой стакан, протянул его бармену для новой порции.
— Я вас не понял, молодой человек, — произнес Огилви.
Харден, увидев, что бармен не собирается снова наливать ему виски, ударил стаканом по деревянной стойке и понял, что пьян. Поставив стакан, он ответил Огилви:
— Сэр, своим большим кораблем вы потопили мою яхту и убили мою жену.
Посетители бара начали обмениваться удивленными взглядами, но Огилви, очевидно, все понял. Он встал и ответил:
— Должно быть, вы — тот тип, который клеветал на меня в Адмиралтействе.
— Вы отрицаете свою ответственность? — закричал Харден. От звука собственного голоса у него зазвенело в ушах.
— Отрицаю, — ответил Огилви, подходя к Хардену. У него были маленькие светло-голубые глаза, и Харден, увидев капитана вблизи, понял, что тот гораздо более сильный мужчина, чем можно было заключить по его добродушному лицу. — Я никого не потопил!
— У вас не было впередсмотрящих, — сказал Харден, откидывая волосы со лба, — вы ничего не видели.
В глазах Огилви промелькнуло сомнение, но тут же исчезло.
— Мой корабль никого не потопил, — сказал он твердо.
— Сукин сын, ты налетел прямо на меня! Я видел на корме название твоего корабля!
Огилви повернулся к людям у камина, стоявшим с разинутыми ртами.
— Этот молодой человек, очевидно, нуждается в медицинской помощи. Он явился в Адмиралтейство с дикими заявлениями, которые вполне справедливо были проигнорированы. Видимо, он ищет козла отпущения, на которого можно свалить гибель своей жены. Я подозреваю, что он сам во всем виноват и пытается заглушить в себе совесть, перекладывая ответственность на других.
Харден ударил его.
Огилви вскрикнул и отшатнулся, закрыв лицо ладонями. Его друзья вскочили на ноги и бросились на помощь, издавая испуганные восклицания. Харден спокойно смотрел, как они окружили капитана. Огилви был в замешательстве, как будто смотрел фильм, на начало которого опоздал, и не мог понять, о чем идет речь.
Его лицо было искажено от боли. Из-под ладоней, прижатых к лицу, сочилась кровь, капая на его белую рубашку и приводя в ярость его друзей. Они усадили Огилви в кресло, в то время как бармен, крупный коренастый мужчина, двигался на Хардена, поднимая кулаки жестом опытного бойца.
Он нанес два молниеносных прямых удара, а затем косой удар справа, который попал Хардену в щеку и отшвырнул его к стойке. Пританцовывая и покачиваясь, бармен сделал еще два выпада, разбил Хардену губу и приготовился нанести удар в солнечное сплетение.
Но Харден отступил в сторону, и удар бармена попал в стойку. Разъяренный противник слепо бросился на Хардена, и тот оглушил его табуретом. Затем сел за угловой столик спиной к стене, оперев голову на руки, и стал ждать приезда полиции.
* * *
Его обвинили в появлении в нетрезвом виде в общественном месте, оскорблении действием и хулиганстве, и посадили в одну камеру с несколькими пьяными, которые все время угрожали избить молодого парня с Ямайки, обвиненного в краже со взломом. В качестве своего английского адреса Харден назвал госпиталь в Фоуэе.
На рассвете за ним снова пришла черная стена, гоня перед собой волну. На ее пенном гребне отчаянно барахталась Кэролайн. Он бросился ей на помощь и схватил ее за руку, но волна унесла ее прочь. Харден проснулся от собственного крика. Парень с Ямайки тряс его и бормотал: «Сэр, сэр, это только сон».
Утром полиция отвезла Хардена в суд. Отчетливо сознавая, что его грязный, растрепанный вид не пойдет ему на пользу, Харден намеревался потребовать адвоката и отсрочку суда, а если ему в этом откажут, просить помощи в американском посольстве.
Прежде чем он успел открыть рот, самоуверенный молодой человек стал произносить знакомые юридические формулы, и до Хардена не сразу дошло, что это не обвинитель, а его защитник. После того как были зачитаны пункты обвинения, полицейский констебль описал сцену, которую увидел в «Лансерз Армз». Лицо судьи сморщилось от негодования при упоминании о возрасте Огилви. Ситуация для Хардена несколько прояснилась, когда в зал суда вошла доктор Аканке в синем костюме мужского покроя и белом тюрбане, озабоченно улыбнулась ему и засвидетельствовала, что Харден был ее пациентом.
Судья устроил ей довольно пристрастный допрос. Когда стало видно, что он сомневается в ее врачебной квалификации, какой-то хорошо одетый молодой человек попросил разрешения поговорить с ним наедине. К молодому человеку присоединились несколько других людей, включая двоих негров. Все они собрались около судейского кресла, и судья несколько раз обращался к секретарю за советом.
— Пусть подсудимый подойдет, — наконец приказал он приставу.
Хардена подтолкнули вперед. Судья выглядел сбитым с толку.
— Доктор Харден, тот факт, что вы предстали перед судом, привлек внимание исключительно опытного адвоката, чиновника Министерства иностранных дел и двоих нигерийских дипломатов, не говоря уже о поверенном в делах американского посольства, который ждет меня в приемной. Если бы эти достойные лица пришли сюда, чтобы защитить хулигана, ударившего пожилого джентльмена и напавшего на бармена, который встал на защиту старика, я бы не обратил на их слова никакого внимания и передал бы ваше дело в высшую инстанцию. Однако они приехали сюда, в Хэмпстед, чтобы подтвердить показания вашего врача, которая утверждает, что вы перенесли мозговую травму и не полностью отвечаете за свои поступки. Я вынужден отпустить вас на ее попечение. Но я установлю за вами строжайшее наблюдение. Если вы когда-нибудь снова приблизитесь к капитану Огилви, я отправлю вас в тюрьму. Вам все ясно?
* * *
Доктор Аканке завезла Хардена в отель, чтобы он забрал вещи, затем направилась по шоссе МЗ в Корнуолл. Харден сидел, прислонившись к задней дверце «ровера». Он вспомнил, как позвонил Клайну с просьбой помочь и Клайн сказал «возвращайся домой».
Возвращаться домой? Куда? На улицы, по которым они гуляли, когда плавать под парусом было слишком холодно? В их любимые рестораны? Допустим, он найдет место, где они с Кэролайн никогда не были, но он все равно не сможет там оставаться, потому что будет знать: ей бы тут тоже понравилось.
Он думал об Огилви и «Левиафане».
Когда они проехали Шафтсбери, Харден сказал:
— Спасибо вам, доктор Аканке. Откуда вы выкопали этих важных шишек?
Доктор Аканке вела машину, держась обеими руками за рулевое колесо. Не отрывая взгляда от дороги, она ответила:
— Расизм стал в Англии серьезной проблемой, особенно в городах. Я боялась, что судья не поверит моим словам из-за цвета моей кожи, и поэтому обратилась за помощью в свое посольство.
— И они прислали двоих дипломатов и важного чиновника из английского МИДа? Хорошее у вас посольство!
Аканке улыбнулась.
— Не надо меня дразнить. Ходит упорный слух, что мой отец скоро станет начальником штаба нигерийской армии. А еще есть мнение, что я выйду замуж за сына одного крупного политика.
— Зачем вы приехали ко мне? — спросил Харден.
— Вы — мой пациент. Судя по всему, вы не поправились до конца.
— Поправился.
Она нахмурилась, сомневаясь в его словах.
— Вы считаете, что, ударив капитана Огилви, получили облегчение?
Харден улыбнулся, чтобы успокоить ее.
— Нет, — сказал он, — это была ошибка.
— Я рада, что вы это понимаете.
Да, он это понимал. Не капитан Огилви погубил его жену. Даже убив его, Харден не смог бы погасить свою ярость.
Пока Огилви работал в своем саду в Хэмпстеде, пока доктор Аканке везла Хардена по Дорсету, чудовище разгуливало на свободе, в очередной раз огибая Африку. И капитан, считавший, что управляет им, на самом деле был его пленником.
Глава 5
Она никогда не встречала врача, похожего на него. Он говорил, что не занимался хирургией, но проводил операции с решительностью и храбростью опытного хирурга, напоминая ей отца. Но ее отец был нигерийским солдатом из племени йоруба, а этот человек — белым американцем. У Ажарату появилось предчувствие, что она удачно придумала, решив через месяц отправиться домой.
Она ловила себя на том, что замечает самые странные вещи: то, что он, улыбаясь, не показывает свои зубы; его звучный голос; то, как откидывает он волосы со лба, склонившись над книгой.
Его способность к самоуглублению была гигантской. Ажарату стояла над ним, ее тень уже несколько минут лежала на странице книги, а Харден ничего не замечал. Он лежал на траве в саду госпиталя, окруженный книгами и журналами. С тех пор как они вернулись из Лондона, он проводил много времени, читая книги о кораблях и кораблевождении. Харден заявил, что это терапия. Раз в день они разговаривали в течение часа. Харден отказался встречаться со штатным психиатром больницы, но на вопросы Ажарату отвечал откровенно и честно и несколько раз благодарил ее за то, что она помогла ему наметить перспективы на будущее.
Харден говорил, что чувствует себя гораздо лучше, и она верила ему. Его гнев, казалось, прошел, исчез, как будто никогда не существовал. Он больше не огрызался на людей и не смотрел в пространство пылающими глазами.
Ажарату пошевелила пальцами, так что тень на странице приняла очертания птицы, машущей крыльями, и Харден наконец поднял голову.
— Привет!
Ажарату спросила:
— Может, пройдем в мой кабинет?
— Здесь гораздо приятнее. Можно дышать свежим воздухом.
Ей показалось, что он произнес было слово «солнце», но оборвал себя. Она опустилась рядом с Харденом на колени, думая, что его кожа, даже покрытая загаром, очень светлая.
— Как проходит терапия? — спросила Ажарату.
— Прекрасно.
Харден протянул руку, чтобы подровнять стопку журналов, но они упали на землю, рассыпавшись веером.
Ажарату пролистала несколько экземпляров «Безопасного судоходства» и «Честной игры» и потянулась к журналу с фотографией солдата на цветной глянцевой обложке.
Харден отобрал у нее журнал и положил в стопку вместе с другими.
— Сегодня мне ничего не снилось.
— Чудесно.
— По крайней мере, я не помню.
— Как ваше колено?
— Так себе.
— По-прежнему плохо сгибается?
— Да, не желает работать, — кивнул Харден. — Придется смириться.
— Надеюсь, операция не понадобится.
В сад вышла медсестра, сказав, что доктору Хардену звонят из Америки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Огилви мог легко вызвать к себе неприязнь. Он говорил самоуверенным, громким голосом, почти никому не давая возможности прервать свой монолог и не интересуясь чужим мнением. Харден решил, что это результат долгих лет общения с подчиненными.
Следующую пинту выставил один из друзей капитана. В ожидании новой порции спиртного толстые пальцы Огилви безостановочно барабанили по колену. Кто-то задал ему вопрос о «Левиафане».
— Это гигантский корабль. Самый большой корабль в мире. — Огилви потянулся было за своим стаканом, но остановился. — Я жалею только о том, что его построили не в Англии. Греки и японцы показывают нам, что отжившие свой век морские традиции мешают идти вперед. Джентльмены, на море наступает новая эра — эра больших кораблей!
— Если построить большой корабль, — продолжал он, — начинить его автоматикой, чтобы избавиться от сотен людей в машинном отделении, набрать команду из хороших офицеров — а вы знаете, что у меня служат только англичане, которых я взял с собой, уходя из «Пи энд Оу», — то большой корабль будет верно служить вам и делать свое дело. Джентльмены, корабли нужны именно для этого — делать свое дело.
— И неважно, сколько людей убьет ваш большой корабль? — громко сказал Харден.
Глаза всех присутствующих обратились к стойке. Харден, повертев в руках пустой стакан, протянул его бармену для новой порции.
— Я вас не понял, молодой человек, — произнес Огилви.
Харден, увидев, что бармен не собирается снова наливать ему виски, ударил стаканом по деревянной стойке и понял, что пьян. Поставив стакан, он ответил Огилви:
— Сэр, своим большим кораблем вы потопили мою яхту и убили мою жену.
Посетители бара начали обмениваться удивленными взглядами, но Огилви, очевидно, все понял. Он встал и ответил:
— Должно быть, вы — тот тип, который клеветал на меня в Адмиралтействе.
— Вы отрицаете свою ответственность? — закричал Харден. От звука собственного голоса у него зазвенело в ушах.
— Отрицаю, — ответил Огилви, подходя к Хардену. У него были маленькие светло-голубые глаза, и Харден, увидев капитана вблизи, понял, что тот гораздо более сильный мужчина, чем можно было заключить по его добродушному лицу. — Я никого не потопил!
— У вас не было впередсмотрящих, — сказал Харден, откидывая волосы со лба, — вы ничего не видели.
В глазах Огилви промелькнуло сомнение, но тут же исчезло.
— Мой корабль никого не потопил, — сказал он твердо.
— Сукин сын, ты налетел прямо на меня! Я видел на корме название твоего корабля!
Огилви повернулся к людям у камина, стоявшим с разинутыми ртами.
— Этот молодой человек, очевидно, нуждается в медицинской помощи. Он явился в Адмиралтейство с дикими заявлениями, которые вполне справедливо были проигнорированы. Видимо, он ищет козла отпущения, на которого можно свалить гибель своей жены. Я подозреваю, что он сам во всем виноват и пытается заглушить в себе совесть, перекладывая ответственность на других.
Харден ударил его.
Огилви вскрикнул и отшатнулся, закрыв лицо ладонями. Его друзья вскочили на ноги и бросились на помощь, издавая испуганные восклицания. Харден спокойно смотрел, как они окружили капитана. Огилви был в замешательстве, как будто смотрел фильм, на начало которого опоздал, и не мог понять, о чем идет речь.
Его лицо было искажено от боли. Из-под ладоней, прижатых к лицу, сочилась кровь, капая на его белую рубашку и приводя в ярость его друзей. Они усадили Огилви в кресло, в то время как бармен, крупный коренастый мужчина, двигался на Хардена, поднимая кулаки жестом опытного бойца.
Он нанес два молниеносных прямых удара, а затем косой удар справа, который попал Хардену в щеку и отшвырнул его к стойке. Пританцовывая и покачиваясь, бармен сделал еще два выпада, разбил Хардену губу и приготовился нанести удар в солнечное сплетение.
Но Харден отступил в сторону, и удар бармена попал в стойку. Разъяренный противник слепо бросился на Хардена, и тот оглушил его табуретом. Затем сел за угловой столик спиной к стене, оперев голову на руки, и стал ждать приезда полиции.
* * *
Его обвинили в появлении в нетрезвом виде в общественном месте, оскорблении действием и хулиганстве, и посадили в одну камеру с несколькими пьяными, которые все время угрожали избить молодого парня с Ямайки, обвиненного в краже со взломом. В качестве своего английского адреса Харден назвал госпиталь в Фоуэе.
На рассвете за ним снова пришла черная стена, гоня перед собой волну. На ее пенном гребне отчаянно барахталась Кэролайн. Он бросился ей на помощь и схватил ее за руку, но волна унесла ее прочь. Харден проснулся от собственного крика. Парень с Ямайки тряс его и бормотал: «Сэр, сэр, это только сон».
Утром полиция отвезла Хардена в суд. Отчетливо сознавая, что его грязный, растрепанный вид не пойдет ему на пользу, Харден намеревался потребовать адвоката и отсрочку суда, а если ему в этом откажут, просить помощи в американском посольстве.
Прежде чем он успел открыть рот, самоуверенный молодой человек стал произносить знакомые юридические формулы, и до Хардена не сразу дошло, что это не обвинитель, а его защитник. После того как были зачитаны пункты обвинения, полицейский констебль описал сцену, которую увидел в «Лансерз Армз». Лицо судьи сморщилось от негодования при упоминании о возрасте Огилви. Ситуация для Хардена несколько прояснилась, когда в зал суда вошла доктор Аканке в синем костюме мужского покроя и белом тюрбане, озабоченно улыбнулась ему и засвидетельствовала, что Харден был ее пациентом.
Судья устроил ей довольно пристрастный допрос. Когда стало видно, что он сомневается в ее врачебной квалификации, какой-то хорошо одетый молодой человек попросил разрешения поговорить с ним наедине. К молодому человеку присоединились несколько других людей, включая двоих негров. Все они собрались около судейского кресла, и судья несколько раз обращался к секретарю за советом.
— Пусть подсудимый подойдет, — наконец приказал он приставу.
Хардена подтолкнули вперед. Судья выглядел сбитым с толку.
— Доктор Харден, тот факт, что вы предстали перед судом, привлек внимание исключительно опытного адвоката, чиновника Министерства иностранных дел и двоих нигерийских дипломатов, не говоря уже о поверенном в делах американского посольства, который ждет меня в приемной. Если бы эти достойные лица пришли сюда, чтобы защитить хулигана, ударившего пожилого джентльмена и напавшего на бармена, который встал на защиту старика, я бы не обратил на их слова никакого внимания и передал бы ваше дело в высшую инстанцию. Однако они приехали сюда, в Хэмпстед, чтобы подтвердить показания вашего врача, которая утверждает, что вы перенесли мозговую травму и не полностью отвечаете за свои поступки. Я вынужден отпустить вас на ее попечение. Но я установлю за вами строжайшее наблюдение. Если вы когда-нибудь снова приблизитесь к капитану Огилви, я отправлю вас в тюрьму. Вам все ясно?
* * *
Доктор Аканке завезла Хардена в отель, чтобы он забрал вещи, затем направилась по шоссе МЗ в Корнуолл. Харден сидел, прислонившись к задней дверце «ровера». Он вспомнил, как позвонил Клайну с просьбой помочь и Клайн сказал «возвращайся домой».
Возвращаться домой? Куда? На улицы, по которым они гуляли, когда плавать под парусом было слишком холодно? В их любимые рестораны? Допустим, он найдет место, где они с Кэролайн никогда не были, но он все равно не сможет там оставаться, потому что будет знать: ей бы тут тоже понравилось.
Он думал об Огилви и «Левиафане».
Когда они проехали Шафтсбери, Харден сказал:
— Спасибо вам, доктор Аканке. Откуда вы выкопали этих важных шишек?
Доктор Аканке вела машину, держась обеими руками за рулевое колесо. Не отрывая взгляда от дороги, она ответила:
— Расизм стал в Англии серьезной проблемой, особенно в городах. Я боялась, что судья не поверит моим словам из-за цвета моей кожи, и поэтому обратилась за помощью в свое посольство.
— И они прислали двоих дипломатов и важного чиновника из английского МИДа? Хорошее у вас посольство!
Аканке улыбнулась.
— Не надо меня дразнить. Ходит упорный слух, что мой отец скоро станет начальником штаба нигерийской армии. А еще есть мнение, что я выйду замуж за сына одного крупного политика.
— Зачем вы приехали ко мне? — спросил Харден.
— Вы — мой пациент. Судя по всему, вы не поправились до конца.
— Поправился.
Она нахмурилась, сомневаясь в его словах.
— Вы считаете, что, ударив капитана Огилви, получили облегчение?
Харден улыбнулся, чтобы успокоить ее.
— Нет, — сказал он, — это была ошибка.
— Я рада, что вы это понимаете.
Да, он это понимал. Не капитан Огилви погубил его жену. Даже убив его, Харден не смог бы погасить свою ярость.
Пока Огилви работал в своем саду в Хэмпстеде, пока доктор Аканке везла Хардена по Дорсету, чудовище разгуливало на свободе, в очередной раз огибая Африку. И капитан, считавший, что управляет им, на самом деле был его пленником.
Глава 5
Она никогда не встречала врача, похожего на него. Он говорил, что не занимался хирургией, но проводил операции с решительностью и храбростью опытного хирурга, напоминая ей отца. Но ее отец был нигерийским солдатом из племени йоруба, а этот человек — белым американцем. У Ажарату появилось предчувствие, что она удачно придумала, решив через месяц отправиться домой.
Она ловила себя на том, что замечает самые странные вещи: то, что он, улыбаясь, не показывает свои зубы; его звучный голос; то, как откидывает он волосы со лба, склонившись над книгой.
Его способность к самоуглублению была гигантской. Ажарату стояла над ним, ее тень уже несколько минут лежала на странице книги, а Харден ничего не замечал. Он лежал на траве в саду госпиталя, окруженный книгами и журналами. С тех пор как они вернулись из Лондона, он проводил много времени, читая книги о кораблях и кораблевождении. Харден заявил, что это терапия. Раз в день они разговаривали в течение часа. Харден отказался встречаться со штатным психиатром больницы, но на вопросы Ажарату отвечал откровенно и честно и несколько раз благодарил ее за то, что она помогла ему наметить перспективы на будущее.
Харден говорил, что чувствует себя гораздо лучше, и она верила ему. Его гнев, казалось, прошел, исчез, как будто никогда не существовал. Он больше не огрызался на людей и не смотрел в пространство пылающими глазами.
Ажарату пошевелила пальцами, так что тень на странице приняла очертания птицы, машущей крыльями, и Харден наконец поднял голову.
— Привет!
Ажарату спросила:
— Может, пройдем в мой кабинет?
— Здесь гораздо приятнее. Можно дышать свежим воздухом.
Ей показалось, что он произнес было слово «солнце», но оборвал себя. Она опустилась рядом с Харденом на колени, думая, что его кожа, даже покрытая загаром, очень светлая.
— Как проходит терапия? — спросила Ажарату.
— Прекрасно.
Харден протянул руку, чтобы подровнять стопку журналов, но они упали на землю, рассыпавшись веером.
Ажарату пролистала несколько экземпляров «Безопасного судоходства» и «Честной игры» и потянулась к журналу с фотографией солдата на цветной глянцевой обложке.
Харден отобрал у нее журнал и положил в стопку вместе с другими.
— Сегодня мне ничего не снилось.
— Чудесно.
— По крайней мере, я не помню.
— Как ваше колено?
— Так себе.
— По-прежнему плохо сгибается?
— Да, не желает работать, — кивнул Харден. — Придется смириться.
— Надеюсь, операция не понадобится.
В сад вышла медсестра, сказав, что доктору Хардену звонят из Америки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61