– О, взгляни вот на эти! Какие милые, правда, Барри?
Джесс не слышала, что ответил Барри. «Неужели это действительно ее сестра? – задавала она себе вопрос. – Неужели у них одна мать? Неужели женщина, которая закончила с отличием один из лучших колледжей страны, может быть очарована двумя пятидолларовыми фартучками из магазина „Маршалл Филд“? Неужели она действительно может показывать их мужу, ища его одобрения?»
– Так что же произошло сегодня в суде? – спросила Морин, как будто чувствуя, что Джесс не по себе. – Приговор вынесен?
– Неправильный приговор.
– Вы все ожидали этого, правда? – Морин взяла Джесс за руки и повела ее к тахте, не выпуская ее руки из своих, даже когда они обе сели.
– Но я надеялась!
– Борьба, наверное, была жестокая.
– Твоя сестра тоже не отличается мягкостью, – заметил Барри, отпивая коктейль, а потом, не отрывая губ от бокала, почти осушил его. – Разве это не так, Джесс?
– Ты что-то видишь в этом плохое? – в голосе Джесс прозвучало подзадоривание.
– Ничего плохого, пока это ограничивается залом суда. Не клюй на наживку, предостерегала она себя. Не дай ему задеть себя.
– Понятно, – все же протянула она. – Хорошо быть сильным, когда дерешься за кого-то, а не за себя.
– Кто говорит о том, что тебе надо постоянно драться?
– Не думаю, что Джесс крепкая женщина, – высказала предположение Морин, в тоне ее голоса слышался вопрос.
– Скажи мне, Джесс, – спросил Барри, – почему так получается, что как только женщина получает некоторую власть, она теряет чувство юмора?
– А почему мужчина, когда ему не удается быть забавным, ставит под вопрос чувство юмора женщины? – отпарировала Джесс вопросом.
– Существует большая разница между тем, чтобы быть сильным и быть жестоким, – продолжал Барри, возвращаясь к своей первоначальной мысли и подчеркивая ее кивком головы, как будто это была истина, очевидная для всех. – Мужчина может позволить себе иметь оба этих качества, женщина – нет.
– Джесс, – мягко вмешалась Морин, – ты же знаешь, что Барри просто дразнит тебя.
Джесс вскочила на ноги.
– Ничего себе «дразнит»! Подонок!
Тайлер навострил уши, посмотрев на тетку.
– Пожалуйста, следи за тем, что говоришь, – предостерег Барри.
Его упрек уколол Джесс сильнее, чем если бы она получила пощечину. Она отчаянно надеялась, что не расплачется.
– Значит, мы теперь не выражаемся, правда? – сказала она, чтобы сдержать подступавшие слезы. – Мы не пьем коку и не выражаемся.
Барри посмотрел на жену, поднял руки вверх, как бы сдаваясь.
– Джесс, пожалуйста... – умоляющим голосом произнесла Морин, потянув сестру за руку, стараясь опять усадить ее на тахту.
– Я просто хочу проверить, все ли правила твоего мужа я усвоила. – Джесс злобно смотрела на свояка, который стал теперь спокойным и благоразумным. Он опять вывел ее из состояния равновесия. Джесс злилась на Барри, одновременно стыдясь своего поведения. – Не знаю, как тебе это удается, – пробормотала она подавленно. – Тут нужна особая сноровка.
– Чем ты теперь недовольна? – спросил Барри, в его глазах отразилось подлинное замешательство.
– Недовольна? – вырвалось у Джесс. Она теряла остатки самоконтроля. – Недовольна?
– Тайлер, – обратилась Морин к сыну, потом встала и попыталась мягко вывести сына из комнаты, – почему бы тебе не пойти с новой игрушкой наверх и не поиграть там?
– Я хочу здесь, – запротестовал мальчик.
– Тайлер, отправляйся в свою комнату и играй там, пока мы тебя не позовем к обеду, – приказал отец.
Мальчик тут же послушался.
– Голос хозяина, – прокомментировала Джесс, когда мальчик бегом припустил по лестнице.
– Джесс, пожалуйста, – попросила Морин.
– Я не начинала этого. – Джесс услышала в своем голосе нотки обиженного ребенка, злясь и смущаясь, что они тоже это слышали.
– Неважно, кто начал, – говорила Морин, как бы обращаясь к детям, не глядя ни на сестру, ни на мужа. – Важно прекратить, пока дело не зашло слишком далеко.
– Считай, что все прекращено, – голос Барри заполнил всю комнату.
Джесс промолчала.
– Джесс?
Джесс кивнула, ее голова шла кругом от возмущения и вины. Вина за возмущение, возмущение из-за вины.
– Итак, какой следующий вопрос на повестке обвинителя? – В словах Морин звучала показная веселость, как будто она навещала умирающего в больнице. Ее обычно мягкий голос звучал теперь гораздо пронзительнее. Она опять села на тахту и погладила место возле себя, испытывая возбуждение, граничащее с отчаянием. Ни Джесс, ни Барри не сдвинулись с места.
– Несколько обвинений в распространении наркотиков, которые надеемся передать в суд, – ответила Джесс. – И у меня начинается через неделю еще один процесс по делу об изнасиловании. Да, в понедельник у меня также совещание с адвокатом, который представляет мужчину, застрелившего ушедшую от него жену из самострела. – Джесс потерла переносицу, недовольная слишком официальным звучанием своего голоса.
– Боже мой, из самострела! – содрогнулась Морин. – Какая дикость!
– Ты, наверное, читала об этом в газетах несколько месяцев назад. Об этом писалось на первых страницах.
– Ну, понятно, почему я пропустила это, – предположила Морин. – Теперь я в газетах ничего не читаю, кроме рецептов.
Джесс безуспешно старалась скрыть ужас на своем лице.
– Газеты нагоняют на меня тоску. – Морин наполовину объясняла, наполовину извинялась. – Да и времени на них нет. – Ее голос понизился до шепота.
– Так, что вкусненького ты приготовила сегодня для нас? – Барри сел на тахту рядом с женой и взял ее руки в свои.
Морин сделала глубокий вдох, оторвав глаза от Джесс и смотря прямо перед собой, как будто она что-то читала на воображаемой школьной доске.
– Для начала будет что-то вроде черепашьего супа, потом жареный цыпленок, осыпанный зернами сезама, сочный батат и тушеные овощи, потом зеленый салат с орехами и сыром «горгонзола» и, наконец, мусс из груш с малиновым соусом.
– Звучит фантастически. – Барри еще раз пожал руки жены. – Звучит так, как будто ты это готовила целую неделю.
– Звучит, как будто я с этим возилась больше, чем на самом деле, – скромно отозвалась Морин.
– Не знаю, как это тебе удается, – сказала Джесс, несколько споткнувшись на слове «как», потому что на самом деле она хотела спросить «почему».
– На деле я нахожу это занятие успокаивающим.
– Ты должна попробовать заняться этим, Джесс, – посоветовал Барри.
– Ты должен умять все это, Барри, – предложила, со своей стороны, Джесс.
Опять оба оказались на ногах.
– Ну все! – воскликнул он. – С меня достаточно!
– Ты хватил через край, – заявила Джесс. – В течение долгого времени и все за счет моей сестры.
– Джесс, ты неправа.
– Я неправа, Морин? – Джесс начала расхаживать по комнате. – Что с тобой стряслось? Когда-то ты была ослепительная умная женщина, которая знала содержание газет от корки до корки. А теперь ты видишь в них только рецепты! Господи, ты же могла стать вице-президентом компании! Теперь твой путь только до кухни! Этот мужчина по горло завалил тебя грязной посудой и грязными пеленками, и ты пытаешься убедить меня в том, что тебе это нравится?
– Ей совсем не надо убеждать тебя в чем бы то ни было, – сердито произнес Барри.
– Думаю, что моя сестра вполне способна высказаться самостоятельно. Или здесь появилось еще одно новое правило?
– Которому ты завидуешь.
– Завидую?
– Да, завидуешь. У твоей сестры есть муж и семья, и она счастлива. А что у тебя? Холодильник, набитый замороженной пиццей, и эта чертова канарейка!
– Теперь тебе осталось сказать, что по настоящему-то мне требуется лишь одно – хороший любовник.
– Джесс! – Морин испуганно посмотрела в сторону лестницы, ее глаза наполнились слезами.
– По-настоящему тебя надо было бы отшлепать, – сказал Барри, подходя к роялю возле широкого окна и ударив суставами по клавишам. Раздался неприятный смешанный звук звонких и глухих тонов, который прокатился по всему дому, как пламя, охватившее сухой кустарник. Наверху заплакали близнецы, сначала один, потом другой.
Морин склонила голову на грудь, плача, уткнулась в белый воротник своей блузки. Потом, не глядя ни на Джесс, ни на Барри, вышла из гостиной.
– Черт подери! – прошептала Джесс, ее глаза тоже увлажнились.
– Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко, – спокойно произнес Барри.
– Знаю, – отозвалась Джесс голосом, полным сарказма. – Ты не забываешь обид. Ждешь возможности расквитаться. – В следующее мгновение она уже поднималась по лестнице вслед за сестрой. – Морин, пожалуйста, подожди. Я хочу поговорить с тобой.
– Тебе нечего мне сказать, – отозвалась Морин, отворяя дверь детской комнаты, оклеенной светло-сиреневыми обоями. В нос Джесс бросился сильный запах талька, подобный крепкому наркотику. Она несколько отпрянула, и у нее опять закружилась голова, перед глазами пошли круги. Она прислонилась к притолоке двери, наблюдая, как Морин хлопотала над своими маленькими дочками.
Детские кроватки стояли под прямым углом у противоположной стены. Над ними на ниточках висели крошечные жирафы и плюшевые медвежата. Посреди комнаты стояли большая плетеная качалка и мягкое кресло, обитое материей в бело-розовую полоску, а также столик для пеленания и высокая стопка бумажных пеленок в красочной обертке. Морин склонилась над кроватками и ворковала над своими малышами, разговаривая с Джесс через плечо слегка нараспев, что смягчало остроту ее слов.
– Я не понимаю тебя, Джесс. Честно, не понимаю. Ты же знаешь, что Барри и наполовину не принимает всерьез то, что говорит. Ему просто нравится подтрунивать над тобой. Почему ты всегда попадаешься ему на крючок?
Джесс покачала головой. С кончика ее языка готовы были сорваться миллионы объяснений, но она проглотила упрек, позволив себе лишь извиниться:
– Мне очень жаль. Прости. Я не должна была так терять контроль над собой.
– Не знаю, как это получается всегда, когда вы сходитесь с Барри вместе. Только раз от разу все хуже.
– Как бы я ни старалась, он всегда находит возможность зацепить меня.
– Ты сама себя дергаешь.
– Может быть. – Джесс стояла, прислонившись к двери, и слушала, как затихают младенцы при звуке материнского голоса. Может быть, ей рассказать о том, что ей угрожал Рик Фергюсон, и о кошмаре и приступах беспокойства, которые явились следствием этой угрозы? Может быть, Морин обнимет ее и приласкает, скажет ей, что все будет в порядке? Как она нуждалась в этом объятии, как она жаждала, чтобы ее приласкали!
– У меня выдался действительно скверный день.
– У нас у всех бывают свои скверные дни. Но это не дает тебе права вести себя придирчиво и нелюбезно.
– Я же извинилась.
Морин вынула из кроватки одного из близнецов.
– Вот, Кэрри, иди наплюй на свою противную тетушку Джессику. – Она передала младенца в руки Джесс.
Джесс прижала ребенка к своей груди, ощущая губами мягкость головки младенца, вдыхая сладковатый запах, исходящий от него. Если бы только она могла все вернуть, начать все сначала, она бы многое сделала по-другому.
– Иди к своей мамочке, Кло. – Морин взяла на руки второго ребенка. – Необязательно из-за всего устраивать стычки, – сказала она Джесс, нежно баюкая младенца.
– В юридическом колледже нас учили не этому.
Морин улыбнулась, и Джесс поняла, что получила полное прощение. Морин никогда не сердилась долго. Она с детства отличалась своей незлобивостью, всегда стараясь все уладить, в отличие от Джесс, которая могла точить зуб на кого-нибудь много дней – черта, которая просто сводила с ума их мать.
– Думала ли ты... – начала фразу Джесс, потом заколебалась, не зная, стоит ли продолжать. Раньше в разговорах с Морин она не затрагивала эту тему.
– Думала ли я о чем?
Джесс начала баюкать ребенка, покачивая его на руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61