А что ты можешь сказать о небольшом письмеце, которое прислал мне? Ты это сделал в знак своей привязанности?
– Письмо? – спросила Морин. – Какое письмо?
Джесс прикусила язык, стараясь не выболтать что-либо еще. Но было слишком поздно. Слова уже автоматически слетали с ее губ.
– Твой муж прислал мне пропитанный мочой образчик своего уважения вместе с кусочками своих волос со срамного места.
– Что?! О чем ты говоришь?! – со всех сторон посыпались возбужденные вопросы.
– Ты что, окончательно спятила?! – взвизгнул Барри. – Что несешь, черт подери?!
Действительно, что она говорила, вдруг подумала Джесс, увидев, что поднявшаяся суматоха напугала близнецов и они разревелись. Неужели она действительно верит, что Барри мог послать ей такое письмо?
– Ты утверждаешь, что не посылал этого письма?
– Я утверждаю, что не имею ни малейшего представления о том, что ты говоришь, черт подери!
– Ты опять сквернословишь, – заметила Джесс.
В ответ Барри пробормотал что-то неразборчивое.
– В прошлом месяце я получила по почте анонимное письмо, – объяснила Джесс. – В конверте находились обрезки волос со срамного места и листок, пропитанный мочой. Когда же я разговаривала с тобой по телефону несколькими днями позже, ты спросил меня, получила ли я твое письмо. Этого-то ты не отрицаешь?
– Конечно, я отрицаю, что посылал тебе такое письмо! Единственное, что я послал тебе по почте, – это краткую информацию об индивидуальных счетах выхода на пенсию.
Джесс смутно припомнила, что вскрыла конверт, увидела какую-то бумажку о сбережениях для выхода на пенсию и не раздумывая выкинула это письмо в мусорную корзинку. Господи, неужели по телефону в тот день он говорил об этом?
– Ты это мне прислал?
– Господи, я же бухгалтер, – сказал он ей. – Что же другое я могу послать тебе?
Джесс почувствовала, как вокруг нее завертелась комната. Что же с ней происходило? Как она могла обвинить собственного свояка в таком извращенном поступке? Даже если бы она верила в это, зачем ей было говорить об этом вслух? В его собственном доме? За его обеденным столом? Перед лицом всей семьи?
Ее сестра высказала такие же настроения.
– Просто не верится, что ты можешь позволить себе сказать такое! – она заплакала, прижимая к себе сына. – Не могу поверить, что ты даже можешь подумать о таком!
– Очень сожалею, – беспомощно произнесла Джесс. Тайлер захныкал при виде слез матери, близнецы вовсю ревели в своих колясках.
– Дети, давайте успокоимся, – обратился Арт Костэр к своим взрослым дочерям.
– Это просто из-за того, что мы с Барри здорово поцапались, – попыталась объяснить Джесс. – Я чувствовала, как он взбеленился, как жаждал отплатить мне, и тут я получаю по почте это письмо, а вскоре после этого разговариваю с Барри, и он спрашивает меня, получила ли я письмо...
– Поэтому ты решила, что написал его он! Что у него такая извращенная натура! Что я вышла замуж за отвратительного человека!
– Ты, Морин, не имеешь к этому никакого отношения, тебя это не касается.
– Разве? – запальчиво спросила Морин. – Когда ты набрасываешься на моего мужа, ты нападаешь и на меня.
– Не будь глупой, – возразила Джесс.
Близнецы раскричались еще громче. Тайлер вырвался из рук матери и побежал наверх, на второй этаж.
– Ты не оставляешь его в покое со дня нашей свадьбы, – завопила Морин, размахивая руками.
– Это неправда! – запротестовала Джесс. – Я хорошо к нему относилась, пока он не превратил тебя в домашнюю клушу.
– Домашнюю клушу! – поперхнулась Морин.
– Как ты могла позволить ему сделать это? – строго спросила Джесс, решив, что раз уж она затронула эту тему, то может высказаться до конца. – Как ты могла все забросить и позволить ему превратить себя в кумушку?
– Я, пожалуй, отнесу близнецов наверх, – предложила Шерри, умело подхватила девочек из их колясок и понесла наверх.
– Дети, давайте прекратим это, пока мы не наговорили таких вещей, о которых позже можем пожалеть, – уговаривал Арт Костэр, как бы признавая, что и так уже было слишком много сказано.
– От чего же именно, по-твоему, я отказалась? – спросила Морин. – От своей работы? Я всегда могу устроиться в другое место. От своего образования? Но образование всегда остается при мне. Неужели до твоего упрямого сознания никак не может дойти простая мысль, что я делаю именно то, что мне хочется? Что я сама принимаю свои решения, а не Барри, что я сама хочу находиться с детьми дома, пока они не подрастут. Я с уважением отношусь к твоим решениям. Неужели ты не можешь уважать мои? Что плохого в том, что я делаю?
– Что в этом плохого? – переспросила Джесс. – Неужели ты не понимаешь, что вся твоя жизнь является отрицанием того, чему нас учила мать?
– Что? – Морин выглядела так, как будто ее ударило молнией.
– Ради Бога, Джесс! – вмешался отец. – О чем таком ты говоришь?
– Наша мать воспитывала нас как независимых женщин, живущих своей собственной жизнью, – начала аргументировать свою точку зрения Джесс. – Она и мысли не допускала о том, что Морин, выйдя замуж, не смогла бы развиваться дальше.
Глаза Морин засверкали от ярости.
– Как ты смеешь критиковать меня. Как ты смеешь претендовать на то, что что-то знаешь о моем замужестве! Как ты можешь втягивать в это дело нашу мать! Именно ты, а не я, – продолжала она, – постоянно скандалила с мамой по каждому поводу. Именно ты, а не я, настаивала на том, чтобы выйти замуж, когда ты еще училась в колледже, хотя мама умоляла тебя подождать, не торопиться. Именно ты все время ссорилась с ней, доводила ее до слез, отравляла ей жизнь.
«Подожди, пока закончишь колледж», – повторяла она. «Дон – неплохой человек, но с ним ты перестанешь расти. Подожди окончания колледжа», – умоляла она тебя. Но ты не хотела слушать. Ты уже тогда все знала лучше остальных, совершенно так же, как и сейчас. Поэтому перестань оправдывать свою собственную вину, поучая всех, как надо жить!
– Что ты хочешь этим сказать – «свою собственную вину?» – спросила Джесс, чуть не задыхаясь от гнева.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– О чем, черт возьми, ты говоришь?
– Я говорю о скандале, который ты учинила маме в тот день, когда она пропала! – кинула ей Морин. – Я говорю о том, как я позвонила в то утро из библиотеки. Это было, кажется, как раз после того, как ты, раскипятившись, выскочила из дома, и мама плакала. Я спросила ее, что случилось, и она попыталась ничего мне не говорить, но наконец призналась, что вы опять здорово поссорились из-за того же самого. Я спросила ее, хочет ли она, чтобы я приехала домой, она сказала, что не надо, что у нее все нормально, да и вообще она собралась уходить по делам. Это был мой последний разговор с ней. – Все черты лица Морин, казалось, вот-вот растают, ее глаза, нос и рот вдруг как-то изменились, скривились, и она залилась горькими слезами.
Джесс слышала вокруг возбужденные голоса, оглянулась и увидела не столовую своей сестры, а столовую в доме матери на улице Берлинг. Увидела не заплаканное лицо сестры, а лицо своей матери.
– Ты оделась, чтобы пойти куда-то, – заметила Джесс; входя на кухню и увидев на матери свежевыстиранное белое полотняное платье. – Куда ты идешь?
– Никуда.
– С каких это пор ты так одеваешься, чтобы никуда не ходить?
– Мне просто захотелось надеть что-нибудь понаряднее, – ответила мать и спокойно добавила: – И я иду на прием к доктору после обеда. Что собираешься делать ты?
– На прием к доктору по поводу чего?
– Ничего особенного.
– Перестань, мама. Ты знаешь, что я тут же чувствую, если ты говоришь мне неправду.
– Это одна из причин, по которой ты станешь знаменитым юристом.
– Законы не имеют никакой связи с правдой, – сказала ей Джесс.
– Звучит так, как будто это говорит Дон.
Джесс почувствовала напряжение в плечах. – Ты опять собираешься начинать все сначала?
– Я не собираюсь ничего начинать, Джесс. Я просто высказала замечание.
– Не уверена, что мне понравилось это твое замечание.
Лаура Костэр пожала плечами, ничего не сказала.
– Итак, к какому же доктору ты идешь на прием?
– Пожалуй, я ничего не стану говорить, пока не узнаю определенно, есть ли у меня основания о чем-то беспокоиться.
– Ты уже беспокоишься. Это видно по твоему лицу. О чем именно?
– Я обнаружила небольшую опухоль.
– Опухоль? – выдохнула Джесс.
– Не хочу, чтобы ты волновалась. Возможно, в этом нет ничего плохого. Большинство опухолей безвредны.
– Где находится эта опухоль?
– В левой груди.
– О Господи!
– Не волнуйся.
– Когда ты ее обнаружила?
– Сегодня утром, когда принимала душ. Я позвонила доктору, он уверен, что это пустяки. Он просто хочет, чтобы я подъехала к нему и он бы осмотрел меня.
– Что, если это серьезно?
– Тогда мы перейдем этот мост, когда подойдем к нему.
– Ты боишься?
Мать не отвечала несколько секунд.
– Скажи правду, мама.
– Да, я боюсь.
– Хочешь, чтобы я поехала к доктору вместе с тобой?
– Да, – тут же согласилась мать. – Хочу.
Но потом разговор как-то отклонился от этой темы, вспоминала теперь Джесс. Ее мать возилась у стойки на кухне, готовила кофе, предложила Джесс пирожки с брусникой, которые она купила в соседней булочной.
– Прием назначен на четыре часа, – сказала мать. – Не помешает ли это твоим планам?
– Нет, – ответила ей Джесс. – Я позвоню Дону, что нам надо отложить то, что мы задумали сделать.
– Это было бы прекрасно, – подхватила мать, и Джесс тут же поняла, что она имела в виду не только планы на послеобеденное время.
– Мама, почему ты настроена против Дона? – спросила Джесс.
– Абсолютно ничего не имею против него.
– Почему же ты так решительно возражаешь против того, чтобы я вышла за него замуж?
– Я не говорю, что тебе не надо связывать свою жизнь с этим мужчиной, Джесс, – возразила мать. – Я нахожу Дока привлекательным мужчиной. Он заботливый человек и явно обожает тебя.
– Тогда в чем же дело? – спросила Джесс.
– А дело в том, что он на одиннадцать лет старше тебя. Он уже испытал все, что ты только хочешь попробовать.
– Одиннадцать лет – не такая уж большая разница в возрасте, – не согласилась с матерью Джесс.
– Одиннадцать лет? В течение этих лет он мог подумать, какая ему нужна жена.
– Ему нужна я.
– А что нужно тебе?
– А мне нужен он!
– А твоя карьера?
– Моя карьера уже обеспечена. Дон ужасно хочет, чтобы я стала преуспевающим адвокатом, и он может мне в этом помочь. Он отличный учитель.
– Джесс, тебе нужен партнер, а не учитель. С ним ты перестанешь расти и развиваться.
– Как ты можешь говорить такое?
– Милая моя девочка, я же не говорю, чтобы ты не выходила за него, – опять повторила мать.
– Как же не говоришь? Именно это ты и говоришь!
– Единственное, чего я прошу, – это чтобы ты несколько лет подождала. Ты только что поступила в юридический колледж. Подожди, пока не получишь диплом об окончании и не станешь юристом. Подожди, пока не определишь, что ты представляешь собой и кем ты хочешь быть.
– Я знаю, что я собой представляю. Знаю, что хочу. Хочу выйти за Дона. И выйду за него, нравится ли тебе это или нет.
Мать глубоко вздохнула, налила себе только что сварившийся кофе.
– Хочешь чашечку?
– Ничего не хочу от тебя, – заупрямилась Джесс.
– Ладно, давай не будем больше об этом.
– Не хочу оставлять эту тему. Ты считаешь, что можешь затронуть все это, потом сказать: «Давай прекратим разговор об этом», потому что тебе его не хочется продолжать?
– Мне не стоило бы ничего говорить тебе.
– Совершенно правильно, не стоило.
– Иногда это не приходит мне в голову.
– Очень ловко, мама. Ловкая отговорка.
– Я сожалею, дорогая. Мне не надо было начинать весь этот разговор. Похоже, что сегодня у меня пошаливают нервы, и, возможно, я расстроилась больше, чем стоило бы. – Глаза матери наполнились слезами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61