Ничего важного, подумала Джесс с облегчением, бросив и письма и пальто на тахту.
– Ну вот, Фред, и денек мне выдался сегодня! Женщина, которую я почти не знаю, купила мне новые трусики, я получила новые ключи и посмотри вон туда, на совершенно новые запоры. – Она вернулась к двери, несколько раз повернула запор замка в разные стороны, пока ключ не разработался и не стал поворачиваться легко, испробовала задвижку со стопором, как будто это была новая сверкающая игрушка. – И я удивительно хорошо выступила сегодня в суде, – продолжала она. – А теперь я расскажу тебе, как сработало мое великолепное предчувствие.
Она замолчала.
– Это слишком жалостливо, – произнесла она вслух. – Я разговариваю с несчастным кенаром. – Она прошла на кухню, посмотрела на телефон. – Звони, проклятый!
Телефон упрямо молчал. Это глупо, подумала Джесс, нетерпеливо сняв трубку с аппарата. Телефон работает в обе стороны. Кто сказал, что она должна ждать, пока ей кто-нибудь позвонит?
Но кому же она собирается позвонить? У нее почти нет друзей, кроме сослуживцев по работе. По тому, что снизу не доносилось джазового грохота, можно было заключить, что Уолтера Фрейзера дома не было. Она не знала, куда звонить Адаму. Она побаивалась звонить отцу. Сестра разговаривала с ней неохотно.
Она могла позвонить Дону, подумала Джесс, должна ему позвонить, поделиться с ним новостями дня, поблагодарить за вчерашнюю поездку в Юньон Пирс. Если бы не эта поездка, то она не увидела бы вывески ружейного клуба «Юньон Пирс», никогда бы не подумала о том, чтобы обследовать клубы лучников в пригородах Чикаго. Ей бы никогда не представился случай так замечательно блеснуть в суде, как сегодня. Не говоря уже о том, что она должна поблагодарить его за все остальное, что он для нее сделал, – за новое нижнее белье, за новые замки и ключи.
Но она почувствовала, что именно поэтому ей и не хотелось звонить ему. Как испорченный ребенок, который получил слишком много и боится переборщить, она решила не говорить больше спасибо, не высказывать без конца свою признательность. Она не смогла поделиться с Доном новостями о своем сегодняшнем триумфе в суде, не отнеся этот успех хотя бы частично на его счет. Она была не готова пойти на это.
– С годами ты становишься большой эгоисткой, – вслух побранила она себя и подумала, что, возможно, теперь она стала ничуть не большей эгоисткой, чем была прежде. – Каких свидетелей прошлого могли бы мы выудить, чтобы они дали против тебя показания? – задала она вопрос, и перед ее мысленным взором немедленно возникло заплаканное лицо ее матери. Она не смогла помешать его появлению.
– К чертям собачьим всю эту ерунду! – пробормотала Джесс, быстро набирая номер своей сестры в Эванстоне, ожидая, пока раздадутся шесть гудков. – Возможно, я ее отрываю от детей, – ворчливо произнесла она, не зная, ждать ли ей дальше или повесить трубку. Но тут в трубке раздался незнакомый голос.
Этот голос был чем-то средним между храпом и вздохом, непонятно – мужской или женский.
– Алло? – болезненно прозвучал этот голос.
– Кто это? – спросила Джесс. – Морин, это ты?
– Это Барри, – прошептал голос.
– Барри! Что случилось?
– Ужасная простуда, – произнес Барри, с явным трудом выдавливая из себя слова. – Ларингит.
– Бог мой! Как ты себя чувствуешь? Судя по голосу, ужасно.
– Хуже, чем ты думаешь. Доктор прописал мне антибиотики. Морин пошла в аптеку, за лекарствами.
– Отлично. Теперь ей надо ухаживать за четырьмя детьми вместо трех, – бухнула Джесс, не подумав.
Наступило неловкое молчание.
– Прости, – поторопилась извиниться Джесс. Разве она не хотела сделать примирительный жест, позвонив сюда? – Это как-то невольно сорвалось с языка.
– Ты просто не можешь сдержать себя, правда? – хрипло спросил Барри.
– Я же извинилась.
Опять пауза, более продолжительная. Потом донесся голос чуть ли не из потустороннего мира. Он говорил медленно, обдуманно.
– Ты получила мое письмо?
Джесс замерла. Перед мысленным взором возник пропитанный мочой клочок вонючей бумаги.
– Какое письмо? – спросила Джесс и услышала, как где-то в отдалении заплакал ребенок.
– Проклятье, они просыпаются! – воскликнул Барри, его голос прозвучал почти нормально. – Джесс, мне надо идти к детям. Нам придется поговорить об этом в другой раз. Я передам Морин о твоем звонке. Всегда приятно побеседовать с тобой.
Уши заполнила давящая тишина. Джесс быстро повесила трубку, но не сдвинулась с места. Нет, это невозможно! Неужели можно даже допустить такую мысль? Неужели ее свояк, муж ее сестры, Господи помилуй, отец ее племянника и двух племянниц-близнецов, уважаемый бухгалтер, неужели он действительно может оказаться человеком, который прислал это омерзительное письмо, которое она получила по почте?
Конечно, она ему не нравилась. С самой свадьбы сестры они норовили вцепиться друг другу в горло. Ей не нравился его подход к жизни, ему – ее поведение. Он думал, что она испорченная женщина, лишенная юмора, намеренно задирает его. Она находила его ограниченным, властным и злопамятным. Она обвинила его в том, что он лишил независимости ее сестру. Он ставил ей в вину то, что она подрывала его отцовский авторитет. Джесс, как-нибудь ты зайдешь слишком далеко, сказал он ей в тот вечер за ужином. Была ли в этом угроза или просто признание существующего положения дел?
Она вспомнила, как Барри злорадствовал по поводу того, что увел клиента у своего бывшего партнера и предполагаемого друга. "Я ничего не забываю, – хвастался он. – Я не успокаиваюсь, пока не расквитаюсь".
Не характерно ли для Барри сквитаться с людьми в форме пропитанных мочой писем? Не послал ли он обрезки волосков со своего срамного места для того, чтобы намекнуть на какое-то извращение? Неужели она отвратила его до такой омерзительной степени?
Скольких мужчин она сумела оттолкнуть от себя в молодости?
Джесс потерла переносицу. Кандидатов в такой список было множество. Даже если исключить всех мужчин, которых она отправила в тюрьму, оставалось бессчетное числодругих мужчин, которых она преследовала, адвокатов защиты, которых она оскорбила, коллег по работе, к которым она цеплялась, потенциальных воздыхателей, которых она отшивала. Даже ее родичи не были ограждены от ее своеобразного обаяния. Любой человек из сотни мужчин мог послать ей такое письмо. Она нажила себе столько врагов, что могла загрузить почту работой на многие недели.
Зажужжал зуммер. Джесс машинально схватила трубку телефона, но когда услышала гудок, поняла, что звонил не телефон, а кто-то стоящий у парадных дверей в подъезд. Она подошла к микрофону внутренней радиосвязи возле двери своей квартиры, выходившей в коридор, думая, кто бы это мог быть, неуверенная в том, хочет ли она об этом узнать.
– Кто там? – спросила она.
– Адам, – послышался односложный ответ. Она нажала кнопку, открывающую парадную дверь. Через несколько секунд он уже был у двери в ее квартиру.
– Я пытался позвонить, – были его первые слова при виде ее. – Сначала никто не ответил, а потом номер оказался занятым. Собираетесь ли вы пригласить меня войти?
Она вспомнила слова Дона: «Он здесь неизвестная величина, Джесс. Кто все-таки этот человек?»
– Вы, наверное, находились где-то неподалеку. – Джесс продолжала стоять в дверях, закрывая вход. – По телефону я разговаривала не так долго.
– За углом дома.
– Доставляли кому-то обувь?
– Поджидал вас. Собираетесь ли вы пригласить меня войти? – опять спросил он.
Он здесь неизвестная величина, Джесс.
Мысленно она вернулась к тому моменту, когда в первый раз увидела Адама Стона. Вандализм в отношении ее машины, пропитанное мочой письмо, порванное нижнее белье – все это случилось уже после той встречи. Адам Стон знал, где она работает. Он знал, где она живет. Он даже проспал ночь на ее тахте.
Ладно, молчаливо согласилась со своими мыслями Джесс, у него была возможность сделать все это. Джесс устремила внимательный взгляд в его спокойные карие глаза. Но что бы могло побудить его терроризировать ее?
Мысленно она перелистала досье своей памяти. Могло ли так быть, что она когда-то обвиняла его? Посадила его в тюрьму? Может быть, он приходился братом кому-то, кого она засадила за решетку. Или другом. Может быть, он чей-то наемный убийца.
А может быть, это воскресший из мертвых Аль Капоне, усмехнулась она. Может быть, остаток жизни она проведет за тем, что будет выяснять мотивы каждого мужчины, который проявил к ней хоть малейший интерес. Господи, он же не собирается убивать меня, подумала она, отходя в сторону и пропуская Адама в квартиру. Он хочет затащить меня в постель.
– Мне было любопытно, что вчера произошло, – сказал он, снимая куртку и бросая ее поверх ее пальто, как будто их одежда состояла в любовной связи.
Джесс рассказала ему, что ей пришлось сообщить о смерти Конни Девуоно ее матери и сыну, а также об успешном проведении сегодняшнего судебного заседания. Она опустила то, что случилось между этими двумя событиями, что она провела ночь со своим бывшем мужем.
– Знаете, он все еще любит вас, – заметил Адам, крутя настройку стереоприемника до тех пор, пока сумел найти станцию, передающую музыку «кантри». Гарт Брукс весело напевал о том, как в припадке ревности отец убил мать.
– Кто? – спросила Джесс, хотя прекрасно знала, кого он имеет в виду.
– Мужчина с пирожками, – ответил Адам, беспокойно ходя по комнате, и поднял кулек с пирожками, который так и лежал на обеденном столе. – Вы забыли положить их в холодильник.
– О черт, они теперь, как булыжники.
Адам положил кулек обратно на стол, медленно подошел к ней.
– Как вы себя чувствуете?
– Я? Думаю, несколько устала.
– А как вы относитесь к своему бывшему мужу? – задал он уточняющий вопрос.
– Я уже сказала, что мы с ним друзья. – Джесс ужасно хотелось сесть, но она не решалась.
– Думаю, что между вами существует что-то большее.
– Вы ошибаетесь, если так думаете.
– Вчера вечером я звонил вам, Джесс, – продолжал он, подойдя к ней совсем вплотную. – Звонил чуть ли не всю ночь. Было уже, думаю, три часа утра, когда я бросил звонить и лег спать.
– Я не знала, что обязана отвечать вам.
Адам замолчал, отступил на два шага, воздев руки к небу.
– Вы правы. Мне не пристало задавать вам такие вопросы.
– Почему же вы их задаете?
– Точно не знаю. – Он выглядел таким же озадаченным, как чувствовала себя она. – Думаю, что мне хотелось бы знать, на что я могу надеяться. Если вы все еще привязаны к своему бывшему мужу, скажите об этом и меня здесь не будет.
– Я к нему не привязана, – поторопилась ответить Джесс.
– К этому мужчине с пирожками?
– Он знает о моем к нему отношении.
– Но надеется, что вы передумаете.
– Он увлекся кем-то другим.
– Пока вы не передумали.
– Этого не случится.
Несколько минут они пристально и молча смотрели друг на друга.
Он здесь неизвестная величина, Джесс.
В следующее мгновение они оказались в объятиях друг друга, их губы слились, руками он гладил ее волосы.
Кто все-таки этот человек?
Руками он скользнул к ее бедрам, стал целовать ей шею.
Все-таки кто такой этот Адам Стон, Джесс? – опять вспомнились ей слова Дона, как будто ее муж находился где-то внутри ее. Как она могла себе позволить то, что случилось вчера ночью? Неужели она способна на то, чтобы одну ночь с ней спал один мужчина, а на следующую другой? Но разве сейчас не девяностые годы? Не время СПИДа? Разве понятие неразборчивости в связях не устарело, не превратилось в отжившую реликвию более невинных нравов?
Она чуть не рассмеялась при мысли о таком соотношении понятий «неразборчивость» и «невинность». Конечно, она юрист, размышляла она. Она все может вывернуть шиворот-навыворот.
– Я не могу, – быстро сказала она, высвобождаясь из его объятий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Ну вот, Фред, и денек мне выдался сегодня! Женщина, которую я почти не знаю, купила мне новые трусики, я получила новые ключи и посмотри вон туда, на совершенно новые запоры. – Она вернулась к двери, несколько раз повернула запор замка в разные стороны, пока ключ не разработался и не стал поворачиваться легко, испробовала задвижку со стопором, как будто это была новая сверкающая игрушка. – И я удивительно хорошо выступила сегодня в суде, – продолжала она. – А теперь я расскажу тебе, как сработало мое великолепное предчувствие.
Она замолчала.
– Это слишком жалостливо, – произнесла она вслух. – Я разговариваю с несчастным кенаром. – Она прошла на кухню, посмотрела на телефон. – Звони, проклятый!
Телефон упрямо молчал. Это глупо, подумала Джесс, нетерпеливо сняв трубку с аппарата. Телефон работает в обе стороны. Кто сказал, что она должна ждать, пока ей кто-нибудь позвонит?
Но кому же она собирается позвонить? У нее почти нет друзей, кроме сослуживцев по работе. По тому, что снизу не доносилось джазового грохота, можно было заключить, что Уолтера Фрейзера дома не было. Она не знала, куда звонить Адаму. Она побаивалась звонить отцу. Сестра разговаривала с ней неохотно.
Она могла позвонить Дону, подумала Джесс, должна ему позвонить, поделиться с ним новостями дня, поблагодарить за вчерашнюю поездку в Юньон Пирс. Если бы не эта поездка, то она не увидела бы вывески ружейного клуба «Юньон Пирс», никогда бы не подумала о том, чтобы обследовать клубы лучников в пригородах Чикаго. Ей бы никогда не представился случай так замечательно блеснуть в суде, как сегодня. Не говоря уже о том, что она должна поблагодарить его за все остальное, что он для нее сделал, – за новое нижнее белье, за новые замки и ключи.
Но она почувствовала, что именно поэтому ей и не хотелось звонить ему. Как испорченный ребенок, который получил слишком много и боится переборщить, она решила не говорить больше спасибо, не высказывать без конца свою признательность. Она не смогла поделиться с Доном новостями о своем сегодняшнем триумфе в суде, не отнеся этот успех хотя бы частично на его счет. Она была не готова пойти на это.
– С годами ты становишься большой эгоисткой, – вслух побранила она себя и подумала, что, возможно, теперь она стала ничуть не большей эгоисткой, чем была прежде. – Каких свидетелей прошлого могли бы мы выудить, чтобы они дали против тебя показания? – задала она вопрос, и перед ее мысленным взором немедленно возникло заплаканное лицо ее матери. Она не смогла помешать его появлению.
– К чертям собачьим всю эту ерунду! – пробормотала Джесс, быстро набирая номер своей сестры в Эванстоне, ожидая, пока раздадутся шесть гудков. – Возможно, я ее отрываю от детей, – ворчливо произнесла она, не зная, ждать ли ей дальше или повесить трубку. Но тут в трубке раздался незнакомый голос.
Этот голос был чем-то средним между храпом и вздохом, непонятно – мужской или женский.
– Алло? – болезненно прозвучал этот голос.
– Кто это? – спросила Джесс. – Морин, это ты?
– Это Барри, – прошептал голос.
– Барри! Что случилось?
– Ужасная простуда, – произнес Барри, с явным трудом выдавливая из себя слова. – Ларингит.
– Бог мой! Как ты себя чувствуешь? Судя по голосу, ужасно.
– Хуже, чем ты думаешь. Доктор прописал мне антибиотики. Морин пошла в аптеку, за лекарствами.
– Отлично. Теперь ей надо ухаживать за четырьмя детьми вместо трех, – бухнула Джесс, не подумав.
Наступило неловкое молчание.
– Прости, – поторопилась извиниться Джесс. Разве она не хотела сделать примирительный жест, позвонив сюда? – Это как-то невольно сорвалось с языка.
– Ты просто не можешь сдержать себя, правда? – хрипло спросил Барри.
– Я же извинилась.
Опять пауза, более продолжительная. Потом донесся голос чуть ли не из потустороннего мира. Он говорил медленно, обдуманно.
– Ты получила мое письмо?
Джесс замерла. Перед мысленным взором возник пропитанный мочой клочок вонючей бумаги.
– Какое письмо? – спросила Джесс и услышала, как где-то в отдалении заплакал ребенок.
– Проклятье, они просыпаются! – воскликнул Барри, его голос прозвучал почти нормально. – Джесс, мне надо идти к детям. Нам придется поговорить об этом в другой раз. Я передам Морин о твоем звонке. Всегда приятно побеседовать с тобой.
Уши заполнила давящая тишина. Джесс быстро повесила трубку, но не сдвинулась с места. Нет, это невозможно! Неужели можно даже допустить такую мысль? Неужели ее свояк, муж ее сестры, Господи помилуй, отец ее племянника и двух племянниц-близнецов, уважаемый бухгалтер, неужели он действительно может оказаться человеком, который прислал это омерзительное письмо, которое она получила по почте?
Конечно, она ему не нравилась. С самой свадьбы сестры они норовили вцепиться друг другу в горло. Ей не нравился его подход к жизни, ему – ее поведение. Он думал, что она испорченная женщина, лишенная юмора, намеренно задирает его. Она находила его ограниченным, властным и злопамятным. Она обвинила его в том, что он лишил независимости ее сестру. Он ставил ей в вину то, что она подрывала его отцовский авторитет. Джесс, как-нибудь ты зайдешь слишком далеко, сказал он ей в тот вечер за ужином. Была ли в этом угроза или просто признание существующего положения дел?
Она вспомнила, как Барри злорадствовал по поводу того, что увел клиента у своего бывшего партнера и предполагаемого друга. "Я ничего не забываю, – хвастался он. – Я не успокаиваюсь, пока не расквитаюсь".
Не характерно ли для Барри сквитаться с людьми в форме пропитанных мочой писем? Не послал ли он обрезки волосков со своего срамного места для того, чтобы намекнуть на какое-то извращение? Неужели она отвратила его до такой омерзительной степени?
Скольких мужчин она сумела оттолкнуть от себя в молодости?
Джесс потерла переносицу. Кандидатов в такой список было множество. Даже если исключить всех мужчин, которых она отправила в тюрьму, оставалось бессчетное числодругих мужчин, которых она преследовала, адвокатов защиты, которых она оскорбила, коллег по работе, к которым она цеплялась, потенциальных воздыхателей, которых она отшивала. Даже ее родичи не были ограждены от ее своеобразного обаяния. Любой человек из сотни мужчин мог послать ей такое письмо. Она нажила себе столько врагов, что могла загрузить почту работой на многие недели.
Зажужжал зуммер. Джесс машинально схватила трубку телефона, но когда услышала гудок, поняла, что звонил не телефон, а кто-то стоящий у парадных дверей в подъезд. Она подошла к микрофону внутренней радиосвязи возле двери своей квартиры, выходившей в коридор, думая, кто бы это мог быть, неуверенная в том, хочет ли она об этом узнать.
– Кто там? – спросила она.
– Адам, – послышался односложный ответ. Она нажала кнопку, открывающую парадную дверь. Через несколько секунд он уже был у двери в ее квартиру.
– Я пытался позвонить, – были его первые слова при виде ее. – Сначала никто не ответил, а потом номер оказался занятым. Собираетесь ли вы пригласить меня войти?
Она вспомнила слова Дона: «Он здесь неизвестная величина, Джесс. Кто все-таки этот человек?»
– Вы, наверное, находились где-то неподалеку. – Джесс продолжала стоять в дверях, закрывая вход. – По телефону я разговаривала не так долго.
– За углом дома.
– Доставляли кому-то обувь?
– Поджидал вас. Собираетесь ли вы пригласить меня войти? – опять спросил он.
Он здесь неизвестная величина, Джесс.
Мысленно она вернулась к тому моменту, когда в первый раз увидела Адама Стона. Вандализм в отношении ее машины, пропитанное мочой письмо, порванное нижнее белье – все это случилось уже после той встречи. Адам Стон знал, где она работает. Он знал, где она живет. Он даже проспал ночь на ее тахте.
Ладно, молчаливо согласилась со своими мыслями Джесс, у него была возможность сделать все это. Джесс устремила внимательный взгляд в его спокойные карие глаза. Но что бы могло побудить его терроризировать ее?
Мысленно она перелистала досье своей памяти. Могло ли так быть, что она когда-то обвиняла его? Посадила его в тюрьму? Может быть, он приходился братом кому-то, кого она засадила за решетку. Или другом. Может быть, он чей-то наемный убийца.
А может быть, это воскресший из мертвых Аль Капоне, усмехнулась она. Может быть, остаток жизни она проведет за тем, что будет выяснять мотивы каждого мужчины, который проявил к ней хоть малейший интерес. Господи, он же не собирается убивать меня, подумала она, отходя в сторону и пропуская Адама в квартиру. Он хочет затащить меня в постель.
– Мне было любопытно, что вчера произошло, – сказал он, снимая куртку и бросая ее поверх ее пальто, как будто их одежда состояла в любовной связи.
Джесс рассказала ему, что ей пришлось сообщить о смерти Конни Девуоно ее матери и сыну, а также об успешном проведении сегодняшнего судебного заседания. Она опустила то, что случилось между этими двумя событиями, что она провела ночь со своим бывшем мужем.
– Знаете, он все еще любит вас, – заметил Адам, крутя настройку стереоприемника до тех пор, пока сумел найти станцию, передающую музыку «кантри». Гарт Брукс весело напевал о том, как в припадке ревности отец убил мать.
– Кто? – спросила Джесс, хотя прекрасно знала, кого он имеет в виду.
– Мужчина с пирожками, – ответил Адам, беспокойно ходя по комнате, и поднял кулек с пирожками, который так и лежал на обеденном столе. – Вы забыли положить их в холодильник.
– О черт, они теперь, как булыжники.
Адам положил кулек обратно на стол, медленно подошел к ней.
– Как вы себя чувствуете?
– Я? Думаю, несколько устала.
– А как вы относитесь к своему бывшему мужу? – задал он уточняющий вопрос.
– Я уже сказала, что мы с ним друзья. – Джесс ужасно хотелось сесть, но она не решалась.
– Думаю, что между вами существует что-то большее.
– Вы ошибаетесь, если так думаете.
– Вчера вечером я звонил вам, Джесс, – продолжал он, подойдя к ней совсем вплотную. – Звонил чуть ли не всю ночь. Было уже, думаю, три часа утра, когда я бросил звонить и лег спать.
– Я не знала, что обязана отвечать вам.
Адам замолчал, отступил на два шага, воздев руки к небу.
– Вы правы. Мне не пристало задавать вам такие вопросы.
– Почему же вы их задаете?
– Точно не знаю. – Он выглядел таким же озадаченным, как чувствовала себя она. – Думаю, что мне хотелось бы знать, на что я могу надеяться. Если вы все еще привязаны к своему бывшему мужу, скажите об этом и меня здесь не будет.
– Я к нему не привязана, – поторопилась ответить Джесс.
– К этому мужчине с пирожками?
– Он знает о моем к нему отношении.
– Но надеется, что вы передумаете.
– Он увлекся кем-то другим.
– Пока вы не передумали.
– Этого не случится.
Несколько минут они пристально и молча смотрели друг на друга.
Он здесь неизвестная величина, Джесс.
В следующее мгновение они оказались в объятиях друг друга, их губы слились, руками он гладил ее волосы.
Кто все-таки этот человек?
Руками он скользнул к ее бедрам, стал целовать ей шею.
Все-таки кто такой этот Адам Стон, Джесс? – опять вспомнились ей слова Дона, как будто ее муж находился где-то внутри ее. Как она могла себе позволить то, что случилось вчера ночью? Неужели она способна на то, чтобы одну ночь с ней спал один мужчина, а на следующую другой? Но разве сейчас не девяностые годы? Не время СПИДа? Разве понятие неразборчивости в связях не устарело, не превратилось в отжившую реликвию более невинных нравов?
Она чуть не рассмеялась при мысли о таком соотношении понятий «неразборчивость» и «невинность». Конечно, она юрист, размышляла она. Она все может вывернуть шиворот-навыворот.
– Я не могу, – быстро сказала она, высвобождаясь из его объятий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61