Там я найду такси. Только отсюда на такси не уедешь, поэтому…
— Окей, — Стивен пожал плечами. — Тогда до вечера.
***
Он дошёл до того, что начал вырывать из флип-чата листы бумаги, расстилать их на большом, пустом столе и исписывать фломастерами — исписывать дико, ожесточённо, без устали. Он писал так, словно за ним кто-то гнался, он использовал все цвета, молниеносно намечал ключевые слова, рисовал большие вопросительные знаки, протягивал связующие линии, очерчивал целые области своей хаотической карты, а другие жирно перечёркивал крест-накрест. Всё это было полным сумасшествием. Писать как безумный было единственным способом оставаться в здравом рассудке. Лишь ближе к вечеру он устало отшвырнул фломастер, откинулся на спинку стула и начал массировать себе правое плечо, которое уже болело от напряжения. Только теперь он заметил, как проголодался, зверски проголодался. Про ланч он совершенно забыл, и никто не пришёл, чтобы напомнить ему об этом. Или, может, кто-то и приходил, постоял в дверях, несколько раз окликая его по имени, но он даже не обернулся. Может, так и было, он не помнил.
А что, если… В этот вопрос он был погружён целиком. Допустим, мертвец на самом деле был камикадзе, неизвестным образом перемещённый во времена Иисуса и обречённый после смерти Христа на кресте остаться в Палестине и закончить там свои дни. Допустим, допустим, допустим.
Он всё ещё не верил в это. Глубоко внутри он чувствовал уверенность — несокрушимую, как стальная несущая балка, — что странствовать во времени невозможно, невозможно отправиться в прошлое, сделать своей современностью то, что прошло.
Как нарочно, именно он, автор в области научной фантастики, наибольший свой успех снискавший именно романами о путешествиях во времени, не верил в это. В ситуации, когда он, казалось бы, должен ликовать — Вот видите? Я же говорил! — в нём пробудился этот голос, который вместо положенного победного клича только и знает, что твердит: Этого не может быть! Это бред!
Однако ему удалось загнать себя в это «А что, если…», затеряться там в дебрях вариантов, а голос сомнения заглушить лихорадочной активностью. И вот перед ним на столе лежит результат его многочасового рабочего упоения: большие листы бумаги, испещрённые записями и значками четырёх цветов так, что они стали похожи на картины абстракционистов.
Начал он с вопроса: а что если бы я писал роман, в котором речь идёт о том, как кто-то отправляется в прошлое, во времена Христа, с видеокамерой в своём багаже? В романе, который он однажды читал и который ему очень понравился, в конце выяснилось, что все люди, присутствовавшие при распятии Христа — солдаты, зеваки, священники, даже палачи, приколачивавшие Иисуса к кресту, — все сплошь были путешественники во времени из различных эпох отдалённого будущего.
Это, естественно, тотчас напомнило ему об аргументах Стивена Хокинга. Если путешествие во времени действительно будет вскоре изобретено, то разве не станут неизбежными туристические поездки в прошлое ради приключений? Встреча с Леонардо да Винчи! Вы увидите, как Микеланджело расписывает Сикстинскую капеллу! Вы будете сопровождать Христофора Колумба в его историческом плавании к Новому Свету! И разве дело не распространит своё действие на все эпохи, на все значительные события? Всё прошлое будет кишеть гостями из будущего, вся история будет полна туристов. И, может быть, это не ограничится простым осмотром достопримечательностей. Взойдите на римский императорский трон! Устраивайте оргии, такие роскошные и развратные, каких больше нигде и никогда не будет!
И если то, во что верят Джон Каун и профессор Уилфорд-Смит, соответствует действительности, то речь здесь идёт не о каком-то далёком открытии, из века, может быть, двадцать четвёртого или тридцать шестого — до того времени напроисходило бы уже столько событий, что многие истории, важные для нас сейчас, ушли бы в небытие, и Колумб с Леонардо да Винчи могли бы не беспокоиться. Нет, речь идёт об открытии, которое случится в ближайшие годы. Видеокамера появится на рынке через три года. Исходя из современной скорости развития производства, нельзя представить, чтобы эта камера оставалась топ-моделью дольше трёх последующих лет. Другими словами, всё случится в ближайшие три-пять лет! Самое позднее — через шесть лет в прошлое отправится человек, кости которого они здесь отрыли.
Следующий вопрос — как это будет осуществляться технически. Будет ли использована своего рода машина времени, как в романе Герберта Уэллса? Что может представлять собой эта машина? Будет ли это маленький ручной прибор, который удобно носить на поясе, или это скорее будет монструозное техническое сооружение наподобие электростанции? Если последнее, то заброска путешественника в прошлое вряд ли сможет пройти незамеченной. Может быть, она будет сопровождаться громкой информационной шумихой, прямой трансляцией на весь мир, сравнимой с сообщениями о высадке на Луну. Это легко себе представить: по одну сторону машина времени, рядом с ней отважный, самоотверженный путешественник, он машет в камеру, возможно, произносит какие-то последние слова типа «Большой шаг вперёд для всего человечества…», прежде чем отправиться в путь, из которого нет возврата. И потом, сразу после его старта, начнутся работы по раскопкам в условном месте, тщательно выбранном, о котором именитые историки сошлись во мнении, что оно оставалось неприкосновенным со времён Иисуса. Там найдут кассету со съёмками Иисуса Христа, поскольку путешественник присутствовал при всём происходящем и затем заложил кассету в условное место. И миллиарды телезрителей всего мира воочию увидят трансляцию тогдашних событий…
Эйзенхардт приостановился, снова потянулся за красным фломастером и поставил жирную точку рядом с соответствующим ключевым словом. Что-то ещё оставалось, о чём ему следует поразмыслить. Что-то застряло в нём и сидит глубоко. Некая мысль, которую он пока что не может извлечь на свет Божий. Очень важная мысль.
Ну ладно, а пока пойдём дальше. Если была машина времени — то есть прибор, который транспортировал путешественника в прошлое, — то возникает следующий вопрос: а где же этот прибор? И если он оставался при нём, то почему он не мог вернуться на нём обратно? На это, обнаружил Эйзенхард, есть простой ответ. Он не понравится Кауну и Уилфорду-Смиту, но от него не отмахнуться. Где, собственно, написано, что путешественник отправился в прошлое в одиночку? Не достовернее ли предположить, что была заслана целая команда? Для одного человека такая поездка была бы чересчур опасным делом. Чужая культура, чужой язык и образ мыслей, болезни, которые к моменту рождения путешественника давно искоренились, — не может быть, чтобы человека подвергли такому риску. Всё равно, что в одиночку посылать человека на Луну.
И вот, один член команды мог быть просто-напросто потерян. Может, его арестовали римские оккупанты. Может, он влюбился в красивую девушку и решил остаться с ней. Может, он попал в какую-то катастрофу. Как бы то ни было, он остался, через несколько лет умер и был погребён там, где его обнаружил Уилфорд-Смит. Другие члены команды вернулись назад в своё время — поэтому археологи и не нашли никакой машины времени. И естественно, они прихватили видеозапись с собой.
Если это объяснение верно, то камеру они будут искать здесь до посинения.
Хм-м. И сколько бы он ни размышлял, он не находил в имеющихся фактах ничего, что говорило бы против такого предположения.
Но допустим, что путешественник был одиночка. Допустим, транспортировка будет происходить не с помощью специальной машины, а как-нибудь иначе. Скорее при посредстве излучателя, как в фильмах о межзвёздных путешествиях. Такой большой временной пушки, которая своим передатчиком перемещает пассажиров в прошлое. Но будет ли такая пушка установлена именно в Израиле?
В кинофильмах всё происходит так: то же самое место, но другое время. В фильмах этого достичь удаётся. А в действительности? Не получится ли так, что с большой степенью вероятности путешественник окажется где-то в открытом космосе? Ведь ничто не двигается в пространстве так активно, как якобы твёрдая почва под нашими ногами. Мало того, что Земля совершает один оборот вокруг своей оси за двадцать четыре часа, — а это значит, что человек, спокойно сидящий в своём кресле где-нибудь в Средней Европе, движется при этом почти со скоростью звука. Но с ещё большей скоростью Земля вращается вокруг Солнца, которое, в свою очередь, с ещё более захватывающей дух скоростью несётся вокруг центра Млечного пути, который, опять же, мчится сквозь Вселенную со скоростью, о которой все земные ракетостроители осмеливаются только мечтать. Невообразимая космическая карусель. Эйзенхардт был едва ли в состоянии обрисовать, как это может происходить: транспортировать кого-то через пространство-время так, чтобы угодить в точно указанную цель — в Палестину двухтысячелетней давности. Это всё равно, что, вертясь на ярмарочной карусели, плюнуть в воздух — и попасть в левое плечо определённой персоны, которая находится на этой же самой карусели.
Сквозь пространство-время…
У него пресеклось дыхание. Он быстро сорвал колпачок с фломастера, который всё ещё держал в руке, и начал писать.
Если путешествие во времени будет возможно, если будет возможно переместить кого-то сквозь пространство-время, то точно так же возможно будет переместить человека и на другую планету! Попасть в Палестину на Земле, которая находится в том месте, где она находилась две тысячи лет назад, было бы так же легко или так же трудно, как попасть на планету, которая вращается вокруг Альфа Центавра или Эпсилон Эридани.
И такая технология должна появиться в ближайшие шесть лет? Неправдоподобно. Это было настолько неправдоподобно, что можно было вообще перестать даже думать об этом.
Если бы не эта проклятая инструкция видеокамеры.
Эйзенхардт и этот лист отодвинул в сторонку. Он был голоден. У него болела голова. А инструкции по эксплуатации он и без того всегда ненавидел.
Затем следовало поразмыслить над тем, как гипотетический путешественник будет готовиться к своей поездке. Эйзенхард вспомнил, что для него самого было тяжёлым кошмаром собрать чемодан даже в недельную поездку для выступлений. А что взять с собой, собираясь в прошлое, где ты намерен заснять на видео Иисуса Христа и затем остаться в том времени? Наверное, несколько любимых книг. Возможно, где-нибудь в земле гниёт себе аудиоплэйер двухтысячелетней давности вместе с кассетами? Медикаменты. Наверняка он предварительно сделает прививки от всех болезней, но всё равно придётся взять с собой лекарства. Антибиотики, средство от поноса, таблетки от головной боли и всё такое. И ещё ему придётся выучить какой-нибудь из тогдашних языков. Арамейский, может быть, который, как Эйзенхардт недавно вычитал, был родным языком Иисуса Назарянина. И латынь, естественно, чтобы понимать римских оккупантов.
Изрядный багаж. Наряду с одеждой и тому подобными вещами — кстати, что в те времена использовали вместо зубной пасты? — разумеется, камера. Достаточное количество видеокассет для неё. Возможно, придётся взять что-то для маскировки камеры — при попытке представить реакцию тогдашних людей на человека, который бегает вокруг, приникнув глазом к окуляру маленького серебристо-серого CamCorder'a, Эйзенхардту отказывала фантазия.
Да, ну и, конечно, такой камере понадобится электрический ток для подзарядки. А судя по тому, что известно о Палестине начала христианской эры, электрические розетки там были скорее редкостью. Просто так аккумулятор камеры не подзарядишь, придётся брать с собой какие-то источники энергии — может быть, солнечные элементы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
— Окей, — Стивен пожал плечами. — Тогда до вечера.
***
Он дошёл до того, что начал вырывать из флип-чата листы бумаги, расстилать их на большом, пустом столе и исписывать фломастерами — исписывать дико, ожесточённо, без устали. Он писал так, словно за ним кто-то гнался, он использовал все цвета, молниеносно намечал ключевые слова, рисовал большие вопросительные знаки, протягивал связующие линии, очерчивал целые области своей хаотической карты, а другие жирно перечёркивал крест-накрест. Всё это было полным сумасшествием. Писать как безумный было единственным способом оставаться в здравом рассудке. Лишь ближе к вечеру он устало отшвырнул фломастер, откинулся на спинку стула и начал массировать себе правое плечо, которое уже болело от напряжения. Только теперь он заметил, как проголодался, зверски проголодался. Про ланч он совершенно забыл, и никто не пришёл, чтобы напомнить ему об этом. Или, может, кто-то и приходил, постоял в дверях, несколько раз окликая его по имени, но он даже не обернулся. Может, так и было, он не помнил.
А что, если… В этот вопрос он был погружён целиком. Допустим, мертвец на самом деле был камикадзе, неизвестным образом перемещённый во времена Иисуса и обречённый после смерти Христа на кресте остаться в Палестине и закончить там свои дни. Допустим, допустим, допустим.
Он всё ещё не верил в это. Глубоко внутри он чувствовал уверенность — несокрушимую, как стальная несущая балка, — что странствовать во времени невозможно, невозможно отправиться в прошлое, сделать своей современностью то, что прошло.
Как нарочно, именно он, автор в области научной фантастики, наибольший свой успех снискавший именно романами о путешествиях во времени, не верил в это. В ситуации, когда он, казалось бы, должен ликовать — Вот видите? Я же говорил! — в нём пробудился этот голос, который вместо положенного победного клича только и знает, что твердит: Этого не может быть! Это бред!
Однако ему удалось загнать себя в это «А что, если…», затеряться там в дебрях вариантов, а голос сомнения заглушить лихорадочной активностью. И вот перед ним на столе лежит результат его многочасового рабочего упоения: большие листы бумаги, испещрённые записями и значками четырёх цветов так, что они стали похожи на картины абстракционистов.
Начал он с вопроса: а что если бы я писал роман, в котором речь идёт о том, как кто-то отправляется в прошлое, во времена Христа, с видеокамерой в своём багаже? В романе, который он однажды читал и который ему очень понравился, в конце выяснилось, что все люди, присутствовавшие при распятии Христа — солдаты, зеваки, священники, даже палачи, приколачивавшие Иисуса к кресту, — все сплошь были путешественники во времени из различных эпох отдалённого будущего.
Это, естественно, тотчас напомнило ему об аргументах Стивена Хокинга. Если путешествие во времени действительно будет вскоре изобретено, то разве не станут неизбежными туристические поездки в прошлое ради приключений? Встреча с Леонардо да Винчи! Вы увидите, как Микеланджело расписывает Сикстинскую капеллу! Вы будете сопровождать Христофора Колумба в его историческом плавании к Новому Свету! И разве дело не распространит своё действие на все эпохи, на все значительные события? Всё прошлое будет кишеть гостями из будущего, вся история будет полна туристов. И, может быть, это не ограничится простым осмотром достопримечательностей. Взойдите на римский императорский трон! Устраивайте оргии, такие роскошные и развратные, каких больше нигде и никогда не будет!
И если то, во что верят Джон Каун и профессор Уилфорд-Смит, соответствует действительности, то речь здесь идёт не о каком-то далёком открытии, из века, может быть, двадцать четвёртого или тридцать шестого — до того времени напроисходило бы уже столько событий, что многие истории, важные для нас сейчас, ушли бы в небытие, и Колумб с Леонардо да Винчи могли бы не беспокоиться. Нет, речь идёт об открытии, которое случится в ближайшие годы. Видеокамера появится на рынке через три года. Исходя из современной скорости развития производства, нельзя представить, чтобы эта камера оставалась топ-моделью дольше трёх последующих лет. Другими словами, всё случится в ближайшие три-пять лет! Самое позднее — через шесть лет в прошлое отправится человек, кости которого они здесь отрыли.
Следующий вопрос — как это будет осуществляться технически. Будет ли использована своего рода машина времени, как в романе Герберта Уэллса? Что может представлять собой эта машина? Будет ли это маленький ручной прибор, который удобно носить на поясе, или это скорее будет монструозное техническое сооружение наподобие электростанции? Если последнее, то заброска путешественника в прошлое вряд ли сможет пройти незамеченной. Может быть, она будет сопровождаться громкой информационной шумихой, прямой трансляцией на весь мир, сравнимой с сообщениями о высадке на Луну. Это легко себе представить: по одну сторону машина времени, рядом с ней отважный, самоотверженный путешественник, он машет в камеру, возможно, произносит какие-то последние слова типа «Большой шаг вперёд для всего человечества…», прежде чем отправиться в путь, из которого нет возврата. И потом, сразу после его старта, начнутся работы по раскопкам в условном месте, тщательно выбранном, о котором именитые историки сошлись во мнении, что оно оставалось неприкосновенным со времён Иисуса. Там найдут кассету со съёмками Иисуса Христа, поскольку путешественник присутствовал при всём происходящем и затем заложил кассету в условное место. И миллиарды телезрителей всего мира воочию увидят трансляцию тогдашних событий…
Эйзенхардт приостановился, снова потянулся за красным фломастером и поставил жирную точку рядом с соответствующим ключевым словом. Что-то ещё оставалось, о чём ему следует поразмыслить. Что-то застряло в нём и сидит глубоко. Некая мысль, которую он пока что не может извлечь на свет Божий. Очень важная мысль.
Ну ладно, а пока пойдём дальше. Если была машина времени — то есть прибор, который транспортировал путешественника в прошлое, — то возникает следующий вопрос: а где же этот прибор? И если он оставался при нём, то почему он не мог вернуться на нём обратно? На это, обнаружил Эйзенхард, есть простой ответ. Он не понравится Кауну и Уилфорду-Смиту, но от него не отмахнуться. Где, собственно, написано, что путешественник отправился в прошлое в одиночку? Не достовернее ли предположить, что была заслана целая команда? Для одного человека такая поездка была бы чересчур опасным делом. Чужая культура, чужой язык и образ мыслей, болезни, которые к моменту рождения путешественника давно искоренились, — не может быть, чтобы человека подвергли такому риску. Всё равно, что в одиночку посылать человека на Луну.
И вот, один член команды мог быть просто-напросто потерян. Может, его арестовали римские оккупанты. Может, он влюбился в красивую девушку и решил остаться с ней. Может, он попал в какую-то катастрофу. Как бы то ни было, он остался, через несколько лет умер и был погребён там, где его обнаружил Уилфорд-Смит. Другие члены команды вернулись назад в своё время — поэтому археологи и не нашли никакой машины времени. И естественно, они прихватили видеозапись с собой.
Если это объяснение верно, то камеру они будут искать здесь до посинения.
Хм-м. И сколько бы он ни размышлял, он не находил в имеющихся фактах ничего, что говорило бы против такого предположения.
Но допустим, что путешественник был одиночка. Допустим, транспортировка будет происходить не с помощью специальной машины, а как-нибудь иначе. Скорее при посредстве излучателя, как в фильмах о межзвёздных путешествиях. Такой большой временной пушки, которая своим передатчиком перемещает пассажиров в прошлое. Но будет ли такая пушка установлена именно в Израиле?
В кинофильмах всё происходит так: то же самое место, но другое время. В фильмах этого достичь удаётся. А в действительности? Не получится ли так, что с большой степенью вероятности путешественник окажется где-то в открытом космосе? Ведь ничто не двигается в пространстве так активно, как якобы твёрдая почва под нашими ногами. Мало того, что Земля совершает один оборот вокруг своей оси за двадцать четыре часа, — а это значит, что человек, спокойно сидящий в своём кресле где-нибудь в Средней Европе, движется при этом почти со скоростью звука. Но с ещё большей скоростью Земля вращается вокруг Солнца, которое, в свою очередь, с ещё более захватывающей дух скоростью несётся вокруг центра Млечного пути, который, опять же, мчится сквозь Вселенную со скоростью, о которой все земные ракетостроители осмеливаются только мечтать. Невообразимая космическая карусель. Эйзенхардт был едва ли в состоянии обрисовать, как это может происходить: транспортировать кого-то через пространство-время так, чтобы угодить в точно указанную цель — в Палестину двухтысячелетней давности. Это всё равно, что, вертясь на ярмарочной карусели, плюнуть в воздух — и попасть в левое плечо определённой персоны, которая находится на этой же самой карусели.
Сквозь пространство-время…
У него пресеклось дыхание. Он быстро сорвал колпачок с фломастера, который всё ещё держал в руке, и начал писать.
Если путешествие во времени будет возможно, если будет возможно переместить кого-то сквозь пространство-время, то точно так же возможно будет переместить человека и на другую планету! Попасть в Палестину на Земле, которая находится в том месте, где она находилась две тысячи лет назад, было бы так же легко или так же трудно, как попасть на планету, которая вращается вокруг Альфа Центавра или Эпсилон Эридани.
И такая технология должна появиться в ближайшие шесть лет? Неправдоподобно. Это было настолько неправдоподобно, что можно было вообще перестать даже думать об этом.
Если бы не эта проклятая инструкция видеокамеры.
Эйзенхардт и этот лист отодвинул в сторонку. Он был голоден. У него болела голова. А инструкции по эксплуатации он и без того всегда ненавидел.
Затем следовало поразмыслить над тем, как гипотетический путешественник будет готовиться к своей поездке. Эйзенхард вспомнил, что для него самого было тяжёлым кошмаром собрать чемодан даже в недельную поездку для выступлений. А что взять с собой, собираясь в прошлое, где ты намерен заснять на видео Иисуса Христа и затем остаться в том времени? Наверное, несколько любимых книг. Возможно, где-нибудь в земле гниёт себе аудиоплэйер двухтысячелетней давности вместе с кассетами? Медикаменты. Наверняка он предварительно сделает прививки от всех болезней, но всё равно придётся взять с собой лекарства. Антибиотики, средство от поноса, таблетки от головной боли и всё такое. И ещё ему придётся выучить какой-нибудь из тогдашних языков. Арамейский, может быть, который, как Эйзенхардт недавно вычитал, был родным языком Иисуса Назарянина. И латынь, естественно, чтобы понимать римских оккупантов.
Изрядный багаж. Наряду с одеждой и тому подобными вещами — кстати, что в те времена использовали вместо зубной пасты? — разумеется, камера. Достаточное количество видеокассет для неё. Возможно, придётся взять что-то для маскировки камеры — при попытке представить реакцию тогдашних людей на человека, который бегает вокруг, приникнув глазом к окуляру маленького серебристо-серого CamCorder'a, Эйзенхардту отказывала фантазия.
Да, ну и, конечно, такой камере понадобится электрический ток для подзарядки. А судя по тому, что известно о Палестине начала христианской эры, электрические розетки там были скорее редкостью. Просто так аккумулятор камеры не подзарядишь, придётся брать с собой какие-то источники энергии — может быть, солнечные элементы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85