Это был громоздкий аппарат из чёрного бакелита, старый, как и всё остальное здесь. Стол стоял у окна, которое выходило на пыльный внутренний двор. Ворота были раскрыты, потому что для их голубого автофургончика, наверное, опять не нашлось места припарковаться на улице. В таких случаях машину загоняли во двор. Он подумал о том, что очень кстати будет загрузить в неё все картонные коробки, скопившиеся в углу двора.
Телефон. Патер Лукас смотрел на блокнот, лежавший перед его сложенными руками, раскрытый на той странице, с тем телефонным номером, воспользоваться которым он не думал никогда в жизни. По крайней мере, здесь, в этом самом незначительном в мире монастыре.
И уже в сотый раз с того момента, как вернулся в этот скромный кабинет, он взглянул вверх, на большое распятие, висевшее в простенке между окнами. Иисус уронил голову, и его фигура внезапно показалась монаху не религиозным произведением искусства из крашеного дерева, а живым телом. Из-под шипов тернового венца, казалось, сочилась живая кровь. И Он, казалось, смотрел сверху на него, патера Лукаса, францисканского монаха, слугу своего недостойного…
Неужто всё это только выдумка? Неужто мексиканец позволил себе сыграть с ним злую шутку? Нет. Нет, он чувствовал потрясение этого человека, его страстную веру. Нет. Разве что его самого кто-нибудь разыграл. Но он совершенно очевидно верил в то, что говорил.
Может быть…
Видеозапись, на которой снят Иисус Христос! Какое захватывающее дух представление. Какое чудо.
Может, нашёптывал в нём тихий, тишайший голос, в этом и была причина, почему он здесь. Может, с самого начала ему была уготована роль в этом чуде. Он смиреннейше служил здесь малым сим и за это оказался удостоен этого часа.
В дверь постучали, и вошёл брат Джеффри.
— Брат Лукас, пора ехать. В половине пятого в отель привезут свежий товар для шаббата, и хорошо бы подгадать так, чтобы одновременно загрузили нам старый…
— Ещё одну минутку. Одну минутку. Я сейчас приду. Мне нужно сделать один звонок.
— Хорошо.
Дверь закрылась. Трубка телефона тяжело легла в его руку.
***
Джон Каун удивлённо поглядывал на своего итальянского представителя, пока совершенно не соответствующее его положению такси громыхало по мостовой, скорее подходящей для боевых колесниц римских легионеров, чем для современных транспортных средств. Но насколько уместно было говорить о современности применительно к этой расхлябанной таратайке, на которой Энрико Бассо встретил его в аэропорту?
— А что значит — прелат?
— Прелат — это почётный титул особенно заслуженных представителей католического духовенства.
— Это я знаю. Но я хотел говорить с кардиналом. Главным финансистом Ватикана.
— Главный финансист — это Папа.
— Папа?
Нездорово бледный Бассо глубоко вздохнул.
— Папа — самодержавный владыка. В его компетенции находится всё. Он может только делегировать свои компетенции.
— Кто же тогда контролирует его?
— Бог.
— Неплохо! — вырвалось у Кауна. Он выглянул из машины. Движение было такое же хаотичное, как в Израиле, но небо затянуто облаками, свет приглушённый, примерно как в Нью-Йорке в хорошие дни. — Так сказать, председатель правления без наблюдательного совета. И без акционеров. Или единоличный владелец. Можно позавидовать. Окей, и какой пост занимает этот тип?
— Он секретарь финансовой префектуры Святого престола.
— И что она собой представляет?
— Своего рода счётная палата, которую учредил в 1967 году папа Павел VI. Этот орган проверяет на легитимность все банковские счета, все балансы, все финансовые потоки. Возглавляет префектуру кардинал, которого, в свою очередь, контролирует коллегия из пяти других кардиналов. Помимо него, есть ещё восемь сотрудников и двенадцать консультантов, все они финансовые специалисты, и как раз этот секретарь, который всегда прелат.
Каун задумчиво кивнул. Естественно, он не рассчитывал на то, что такая институция, как католическая церковь, встанет на уши ради председателя правления какой-то незначительной информационной корпорации. Нет, конечно, — до тех пор, пока кот ещё в мешке. Пока он не объяснил им, что он, Джон Каун, возможно, держит в руках будущую судьбу этой церкви.
Они доехали до Ватикана. Массивные, подавляюще старые стены возвышались перед ними, как будто стараясь внушить им чувство их абсолютной незначительности. Швейцарский гвардеец в смехотворной униформе проверил их паспорта, сравнил со списком, позвонил по телефону и наконец пропустил их внутрь церковного государства. Человек в чёрной сутане вышел им навстречу, дал знак следовать за ним и повёл по длинным коридорам, в которых висели огромные картины, написанные маслом. Они то поднимались, то спускались по лестницам, пересекали сады, колоннады, миновали древний фонтан, и с каждым шагом в Кауне росло осознание того, на какого могущественного противника он замахнулся. Это тебе не какое-нибудь жалкое издательство, доведённое сыновьями основателя до краха и сбываемое за небольшие деньги; не фабрика картофельных чипсов, которую удалось прибрать к рукам путём ловкого финансового манёвра, — эта организация могущественна уже в силу одной только длительности своего существования. Тягаться в бизнесе с католической церковью — всё равно, что возжелать приобретения Гималаев.
Вместе с тем в нём росло уважение к Бассо. У этого человека, должно быть, действительно повсюду были связи, если за такое головокружительно короткое время он сумел устроить ему эту встречу. Замечательный сотрудник. Очень ценный.
Каун чувствовал, как напряжение у него под ложечкой опустилось ниже и, казалось, затвердело, превращаясь в чистую сталь. Это чувство было ему знакомо. То была готовность к бою.
Кабинет прелата Джузеппе Дженаро был на удивление маленьким. Вся мебель казалась средневековой, включая массивные тёмные столы, шкафы и стулья, один только ковёр стоил, должно быть, несметных денег.
— Я слушаю, — неприветливо сказал духовный служитель на очень итальянском английском после того, как они сели. При этом он поглядывал тёмными черепашьими глазками и беспрестанно двигал нижней челюстью.
Каун слегка подался вперёд и посмотрел собеседнику в глаза — телодвижения, хорошо зарекомендовавшие себя за бесчисленными столами переговоров по всему миру, — и начал:
— Сэр, меня зовут Джон Каун, я председатель правления Kaun Enterprises. Моё предприятие располагает активами более, чем…
Высохший старик нетерпеливо отмахнулся:
— Да, да, я всё знаю. Что вы хотите?
Прелат, казалось, был не слишком впечатлён значительностью своего посетителя. Каун набрал в лёгкие воздуха. В первую очередь было ясно одно: этот отвратительный гном в генрих-гиммлеровских очках с тонкой оправой и с реденькими волосами был препятствием, а не переговорным партнёром. Речь могла идти только о том, чтобы преодолеть его, а вовсе не о том, чтобы убедить.
— Моё предприятие финансирует значительные археологические раскопки в Израиле. В ходе работ мы натолкнулись на след одного артефакта из времён Иисуса, и этот артефакт может иметь решающее значение для католической церкви, — сказал Каун и затем добавил, поддавшись внезапному импульсу: — Настолько решающее, что о нём следовало бы говорить с Папой.
Он заметил, как сидящий рядом Бассо испуганно замер, а черепашьи глазки прелата сузились, разглядывая Кауна более подробно.
— Что же это за… артефакт? — спросил он. В его голосе слышалось неприятное металлическое дребезжанье.
— Как я уже сказал, у нас его ещё нет. Но скоро он у нас будет. Всё, что можно на этот момент о нём сказать — это то, что он, вероятно, однозначно и несомненно докажет, действительно ли состоялось воскресение Христа, — Каун сделал крошечную искусственную паузу, чтобы усилить эффект, прежде чем добавил: — Или не состоялось.
Прелат возложил пальцы на край стола так, будто собрался играть на клавире, и издавал ими лёгкий, барабанящий шум, пока раздумывал.
— Я не могу себе представить, что это может быть такое, что вы надеетесь найти, — сказал он наконец.
— Но вы ведь наверняка согласитесь со мной, что это имело бы выдающееся значение для церкви? — ответил Каун.
Взгляд духовного лица оставался холодным:
— Сожалею, но нет.
— Нет?! — Сталь в его подложечной ямке начала взлетать, как занесённый меч. — Извините, сэр, но не могли бы вы мне это объяснить? Я сказал, что мы напали на след исторического доказательства, которое раз и навсегда прояснит, воскрес ли Иисус из мёртвых или нет. Разве может церковь игнорировать это?
— Воскресение Христа — это откровение веры. Оно не зависит от научных доказательств, которые в основе своей всегда суть лишь интерпретации чувственных восприятий.
— Мой самолёт ждёт меня в аэропорту Рима. Кто-нибудь мог бы взглянуть на то, что мы нашли — будь то кардинал, эксперт-историк, пользующийся вашим доверием, или по мне хоть сам Папа. Сегодня вечером. Прямо сейчас. Перелёт длится два с половиной часа, дорога до места раскопок — один час. Он мог бы к полуночи уже вернуться назад.
— Святой Отец несёт на себе сверхчеловеческий груз всевозможных обязательств, — сказал секретарь. — Кроме того, он очень болен. Совершенно исключено, чтобы он по чьей-то спонтанной прихоти куда-то полетел. — Недовольное выражение его лица показывало, что он не особенно высоко ставит как прихоть, так и спонтанность. — То же самое в принципе я могу сказать и в отношении кардиналов.
— Тогда отправьте со мной учёного. Существует же папская академия наук. Со мной мог бы полететь кто-нибудь оттуда.
— Это решать не мне.
— Тогда кому же?
— В принципе это решает Его Святейшество.
Каун вздохнул:
— Ну хорошо. Могу я хотя бы поговорить с ним?
— Если вы желаете аудиенции у Папы, вам следует обратиться в соответствующую префектуру. — Маленькие глазки за очками в тонкой оправе холодно блеснули. — Она откроется в понедельник.
Это было уму непостижимо.
— Послушайте, к тому времени мы, возможно, уже выкопаем эту вещь. Может быть, мы уже проведём пресс-конференцию. И, может быть, то, что будет там сказано, абсолютно не понравится Его Святейшеству. Ибо мы, возможно, докажем, что тогда всё происходило иначе, чем описано в Библии, и приверженцы веры станут толпами отрекаться от церкви.
— Истина, мистер Каун, — скривив тонкие губы, объяснил секретарь, — не демократична. Даже если случится то, на что вы намекаете, — а я убеждён, что этого не случится, — это не сможет явиться для Святой церкви поводом проповедовать что-то другое, чем то, что уже две тысячи лет является содержанием веры.
— Истина состоит в том, — ответил Каун, — что никто её не знает и что все мы только ищем её. Вот то, во что я верую.
Прелат сложил свои увядшие ладони.
— Тогда мне жаль вас, мистер Каун.
Кауну пришлось держать себя в руках, чтобы чувства не возобладали над ним. Тут ничего не добиться. Любое дополнительное слово было бы пустой тратой времени.
Он взглянул на Бассо. Тот был бледен, как мел, а на его лбу выступили крошечные капли пота.
— Идёмте, — сказал Каун.
***
Райан сидел так, что через окно, которое снаружи было зеркалом, держал в поле зрения всю парковку. Если они уедут сегодня, он хотел бы знать, куда.
На коленях у него лежал плоский прибор, напоминавший те переносные телевизоры, которые одно время были в моде. Время от времени Райан включал его, и тогда на экране загоралась яркая точка, сантиметра на полтора в стороне от центра экрана. Если он поворачивал прибор, точка двигалась в противоположном направлении. Казалось, она всегда указывала в сторону парковки. Конечно, это была не случайность, потому что именно там стоял автомобиль, под крылом которого был прикреплён датчик пеленгатора. Автомобиль был прокатный. Точнее, машина Стивена Фокса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Телефон. Патер Лукас смотрел на блокнот, лежавший перед его сложенными руками, раскрытый на той странице, с тем телефонным номером, воспользоваться которым он не думал никогда в жизни. По крайней мере, здесь, в этом самом незначительном в мире монастыре.
И уже в сотый раз с того момента, как вернулся в этот скромный кабинет, он взглянул вверх, на большое распятие, висевшее в простенке между окнами. Иисус уронил голову, и его фигура внезапно показалась монаху не религиозным произведением искусства из крашеного дерева, а живым телом. Из-под шипов тернового венца, казалось, сочилась живая кровь. И Он, казалось, смотрел сверху на него, патера Лукаса, францисканского монаха, слугу своего недостойного…
Неужто всё это только выдумка? Неужто мексиканец позволил себе сыграть с ним злую шутку? Нет. Нет, он чувствовал потрясение этого человека, его страстную веру. Нет. Разве что его самого кто-нибудь разыграл. Но он совершенно очевидно верил в то, что говорил.
Может быть…
Видеозапись, на которой снят Иисус Христос! Какое захватывающее дух представление. Какое чудо.
Может, нашёптывал в нём тихий, тишайший голос, в этом и была причина, почему он здесь. Может, с самого начала ему была уготована роль в этом чуде. Он смиреннейше служил здесь малым сим и за это оказался удостоен этого часа.
В дверь постучали, и вошёл брат Джеффри.
— Брат Лукас, пора ехать. В половине пятого в отель привезут свежий товар для шаббата, и хорошо бы подгадать так, чтобы одновременно загрузили нам старый…
— Ещё одну минутку. Одну минутку. Я сейчас приду. Мне нужно сделать один звонок.
— Хорошо.
Дверь закрылась. Трубка телефона тяжело легла в его руку.
***
Джон Каун удивлённо поглядывал на своего итальянского представителя, пока совершенно не соответствующее его положению такси громыхало по мостовой, скорее подходящей для боевых колесниц римских легионеров, чем для современных транспортных средств. Но насколько уместно было говорить о современности применительно к этой расхлябанной таратайке, на которой Энрико Бассо встретил его в аэропорту?
— А что значит — прелат?
— Прелат — это почётный титул особенно заслуженных представителей католического духовенства.
— Это я знаю. Но я хотел говорить с кардиналом. Главным финансистом Ватикана.
— Главный финансист — это Папа.
— Папа?
Нездорово бледный Бассо глубоко вздохнул.
— Папа — самодержавный владыка. В его компетенции находится всё. Он может только делегировать свои компетенции.
— Кто же тогда контролирует его?
— Бог.
— Неплохо! — вырвалось у Кауна. Он выглянул из машины. Движение было такое же хаотичное, как в Израиле, но небо затянуто облаками, свет приглушённый, примерно как в Нью-Йорке в хорошие дни. — Так сказать, председатель правления без наблюдательного совета. И без акционеров. Или единоличный владелец. Можно позавидовать. Окей, и какой пост занимает этот тип?
— Он секретарь финансовой префектуры Святого престола.
— И что она собой представляет?
— Своего рода счётная палата, которую учредил в 1967 году папа Павел VI. Этот орган проверяет на легитимность все банковские счета, все балансы, все финансовые потоки. Возглавляет префектуру кардинал, которого, в свою очередь, контролирует коллегия из пяти других кардиналов. Помимо него, есть ещё восемь сотрудников и двенадцать консультантов, все они финансовые специалисты, и как раз этот секретарь, который всегда прелат.
Каун задумчиво кивнул. Естественно, он не рассчитывал на то, что такая институция, как католическая церковь, встанет на уши ради председателя правления какой-то незначительной информационной корпорации. Нет, конечно, — до тех пор, пока кот ещё в мешке. Пока он не объяснил им, что он, Джон Каун, возможно, держит в руках будущую судьбу этой церкви.
Они доехали до Ватикана. Массивные, подавляюще старые стены возвышались перед ними, как будто стараясь внушить им чувство их абсолютной незначительности. Швейцарский гвардеец в смехотворной униформе проверил их паспорта, сравнил со списком, позвонил по телефону и наконец пропустил их внутрь церковного государства. Человек в чёрной сутане вышел им навстречу, дал знак следовать за ним и повёл по длинным коридорам, в которых висели огромные картины, написанные маслом. Они то поднимались, то спускались по лестницам, пересекали сады, колоннады, миновали древний фонтан, и с каждым шагом в Кауне росло осознание того, на какого могущественного противника он замахнулся. Это тебе не какое-нибудь жалкое издательство, доведённое сыновьями основателя до краха и сбываемое за небольшие деньги; не фабрика картофельных чипсов, которую удалось прибрать к рукам путём ловкого финансового манёвра, — эта организация могущественна уже в силу одной только длительности своего существования. Тягаться в бизнесе с католической церковью — всё равно, что возжелать приобретения Гималаев.
Вместе с тем в нём росло уважение к Бассо. У этого человека, должно быть, действительно повсюду были связи, если за такое головокружительно короткое время он сумел устроить ему эту встречу. Замечательный сотрудник. Очень ценный.
Каун чувствовал, как напряжение у него под ложечкой опустилось ниже и, казалось, затвердело, превращаясь в чистую сталь. Это чувство было ему знакомо. То была готовность к бою.
Кабинет прелата Джузеппе Дженаро был на удивление маленьким. Вся мебель казалась средневековой, включая массивные тёмные столы, шкафы и стулья, один только ковёр стоил, должно быть, несметных денег.
— Я слушаю, — неприветливо сказал духовный служитель на очень итальянском английском после того, как они сели. При этом он поглядывал тёмными черепашьими глазками и беспрестанно двигал нижней челюстью.
Каун слегка подался вперёд и посмотрел собеседнику в глаза — телодвижения, хорошо зарекомендовавшие себя за бесчисленными столами переговоров по всему миру, — и начал:
— Сэр, меня зовут Джон Каун, я председатель правления Kaun Enterprises. Моё предприятие располагает активами более, чем…
Высохший старик нетерпеливо отмахнулся:
— Да, да, я всё знаю. Что вы хотите?
Прелат, казалось, был не слишком впечатлён значительностью своего посетителя. Каун набрал в лёгкие воздуха. В первую очередь было ясно одно: этот отвратительный гном в генрих-гиммлеровских очках с тонкой оправой и с реденькими волосами был препятствием, а не переговорным партнёром. Речь могла идти только о том, чтобы преодолеть его, а вовсе не о том, чтобы убедить.
— Моё предприятие финансирует значительные археологические раскопки в Израиле. В ходе работ мы натолкнулись на след одного артефакта из времён Иисуса, и этот артефакт может иметь решающее значение для католической церкви, — сказал Каун и затем добавил, поддавшись внезапному импульсу: — Настолько решающее, что о нём следовало бы говорить с Папой.
Он заметил, как сидящий рядом Бассо испуганно замер, а черепашьи глазки прелата сузились, разглядывая Кауна более подробно.
— Что же это за… артефакт? — спросил он. В его голосе слышалось неприятное металлическое дребезжанье.
— Как я уже сказал, у нас его ещё нет. Но скоро он у нас будет. Всё, что можно на этот момент о нём сказать — это то, что он, вероятно, однозначно и несомненно докажет, действительно ли состоялось воскресение Христа, — Каун сделал крошечную искусственную паузу, чтобы усилить эффект, прежде чем добавил: — Или не состоялось.
Прелат возложил пальцы на край стола так, будто собрался играть на клавире, и издавал ими лёгкий, барабанящий шум, пока раздумывал.
— Я не могу себе представить, что это может быть такое, что вы надеетесь найти, — сказал он наконец.
— Но вы ведь наверняка согласитесь со мной, что это имело бы выдающееся значение для церкви? — ответил Каун.
Взгляд духовного лица оставался холодным:
— Сожалею, но нет.
— Нет?! — Сталь в его подложечной ямке начала взлетать, как занесённый меч. — Извините, сэр, но не могли бы вы мне это объяснить? Я сказал, что мы напали на след исторического доказательства, которое раз и навсегда прояснит, воскрес ли Иисус из мёртвых или нет. Разве может церковь игнорировать это?
— Воскресение Христа — это откровение веры. Оно не зависит от научных доказательств, которые в основе своей всегда суть лишь интерпретации чувственных восприятий.
— Мой самолёт ждёт меня в аэропорту Рима. Кто-нибудь мог бы взглянуть на то, что мы нашли — будь то кардинал, эксперт-историк, пользующийся вашим доверием, или по мне хоть сам Папа. Сегодня вечером. Прямо сейчас. Перелёт длится два с половиной часа, дорога до места раскопок — один час. Он мог бы к полуночи уже вернуться назад.
— Святой Отец несёт на себе сверхчеловеческий груз всевозможных обязательств, — сказал секретарь. — Кроме того, он очень болен. Совершенно исключено, чтобы он по чьей-то спонтанной прихоти куда-то полетел. — Недовольное выражение его лица показывало, что он не особенно высоко ставит как прихоть, так и спонтанность. — То же самое в принципе я могу сказать и в отношении кардиналов.
— Тогда отправьте со мной учёного. Существует же папская академия наук. Со мной мог бы полететь кто-нибудь оттуда.
— Это решать не мне.
— Тогда кому же?
— В принципе это решает Его Святейшество.
Каун вздохнул:
— Ну хорошо. Могу я хотя бы поговорить с ним?
— Если вы желаете аудиенции у Папы, вам следует обратиться в соответствующую префектуру. — Маленькие глазки за очками в тонкой оправе холодно блеснули. — Она откроется в понедельник.
Это было уму непостижимо.
— Послушайте, к тому времени мы, возможно, уже выкопаем эту вещь. Может быть, мы уже проведём пресс-конференцию. И, может быть, то, что будет там сказано, абсолютно не понравится Его Святейшеству. Ибо мы, возможно, докажем, что тогда всё происходило иначе, чем описано в Библии, и приверженцы веры станут толпами отрекаться от церкви.
— Истина, мистер Каун, — скривив тонкие губы, объяснил секретарь, — не демократична. Даже если случится то, на что вы намекаете, — а я убеждён, что этого не случится, — это не сможет явиться для Святой церкви поводом проповедовать что-то другое, чем то, что уже две тысячи лет является содержанием веры.
— Истина состоит в том, — ответил Каун, — что никто её не знает и что все мы только ищем её. Вот то, во что я верую.
Прелат сложил свои увядшие ладони.
— Тогда мне жаль вас, мистер Каун.
Кауну пришлось держать себя в руках, чтобы чувства не возобладали над ним. Тут ничего не добиться. Любое дополнительное слово было бы пустой тратой времени.
Он взглянул на Бассо. Тот был бледен, как мел, а на его лбу выступили крошечные капли пота.
— Идёмте, — сказал Каун.
***
Райан сидел так, что через окно, которое снаружи было зеркалом, держал в поле зрения всю парковку. Если они уедут сегодня, он хотел бы знать, куда.
На коленях у него лежал плоский прибор, напоминавший те переносные телевизоры, которые одно время были в моде. Время от времени Райан включал его, и тогда на экране загоралась яркая точка, сантиметра на полтора в стороне от центра экрана. Если он поворачивал прибор, точка двигалась в противоположном направлении. Казалось, она всегда указывала в сторону парковки. Конечно, это была не случайность, потому что именно там стоял автомобиль, под крылом которого был прикреплён датчик пеленгатора. Автомобиль был прокатный. Точнее, машина Стивена Фокса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85