Он хотел спрятать камеру именно в Стене плача.
Юдифь потрясла головой:
— Это безумие. Но наверное ты прав. Он просто промахнулся.
— На двадцать метров в глубину, — довершил её фразу Иешуа.
— Вопрос только, — задумчиво продолжал Стивен, — что нам теперь делать.
— А что ты тут ещё сделаешь?
— Двадцать метров грунта в наши дни не проблема. Один, ну два дня работы экскаватора — и эта штука вырыта.
Иешуа с шумом набрал воздуха.
— О-ого, — с отчаянием вырвалось у него. — Ну у тебя и фантазия! Как ты себе это представляешь?
— А что? Сперва снять плиты, которыми вымощена площадь, прорыть вертикально вглубь яму, обследовать подозрительные камни хорошим металлоискателем…
— Во-первых, под площадью не просто обыкновенная земля, а двухтысячелетняя история города, — поправил его Иешуа. — А во-вторых, здесь всё свято, священно, освящено. Забудь об этом. Забудь саму мысль, что здесь когда-нибудь появится экскаватор.
Ну да. Легко сказать «забудь». Стивен угрюмо огляделся по сторонам. Он не мог согласиться на капитуляцию. Если бы у них в руках было хотя бы письмо в качестве доказательства.
Он упрямо помотал головой.
— Я вырою эту камеру, — заявил он, почувствовав себя при этом слегка безумным. — Я знаю это. Только пока не знаю, как.
Юдифь, не говоря ни слова, обняла его за плечи. Так они постояли немного, и безумная исступлённость в его мыслях улеглась.
Но уверенность так и не исчезла. Он отроет эту камеру. Когда он говорил это, он не просто хорохорился. С тех пор, как он увидел на картинке, как она выглядит, у него в пальцах всё чаще возникало странное чувство, будто он уже держит её в руках. Как будто время постепенно становится прозрачным, давая ему возможность иногда заглянуть в будущее — в события, которые неотвратимо совершатся. Время…
Его внимание привлёк странный шум, напоминающий громкое жужжание. Он повернул голову. Жужжание исходило из окон соседнего здания и оказалось, если прислушаться, многоголосым, громким речитативом.
— Талмудическая школа, — объяснила Юдифь.
Его взгляд бесцельно блуждал — через головы людей, которые приходили и уходили, через зону археологических работ, где тоже виднелись посетители. Эту зону и им не мешало бы осмотреть. Вплотную к колоссальной стене была разбита маленькая серая палатка, похожая на те, что у него дома использовали сантехники при работах с канализацией. Из палатки вышел человек, волоча за собой кабель.
— Надо же, — удивился Стивен. — Да ведь мы его знаем.
— Что? — спросила Юдифь. — Кого?
— Ну, вон того, — он указал на человека с кабелем. Худую, сутулую, изогнутую вопросительным знаком фигуру ни с кем нельзя было спутать.
Это был Джордж Мартинес.
***
— Всё прошло благополучно? — спросил Скарфаро, когда патер Лукас вернулся.
Лукас лишь кивнул, силясь ничем не выдать растущее сопротивление властной манере человека из Рима. Это была работа — отыскать во всём Иерусалиме, наверное, единственного автомеханика католической веры. Когда он сдавал этому механику машину, в нём ещё больше окрепло убеждение, что религиозная принадлежность не является разумным критерием для выбора мастерской: сам бы он в такой грязный притон, который ему еле удалось разыскать, не отдал свою машину даже для исправления вмятины.
— Пока что мы будем пользоваться вашим «фольксвагеном», — продолжал Скарфаро.
— Боюсь, что не получится, — запротестовал Лукас. Тот оглядел его неподвижными, холодными глазами.
— Да? Почему же нет?
— Мы, эм-м, возим на этом автофургоне продукты.
Почему он так нервничал? Его слова прозвучали так, будто он говорил неправду.
— Какие продукты?
— Для бесплатного питания бедных.
— Бесплатного питания бедных?
— Да. Каждый вечер у нас накрывается стол для бедных и нуждающихся. Продукты для этого мы получаем в разных супермаркетах и отелях в порядке пожертвования. Но нам приходится забирать эти продукты на своей машине.
Скарфаро оглядел его так, будто видел перед собой омерзительное насекомое.
— А вот весь этот цирк откладывается до лучших времён, — сказал он. — Ваша энергия потребуется мне для других задач.
— Как это? Мы же не можем…
— Патер Лукас! — прошипел худой римлянин. — Ваш епископ гарантировал мне вашу полную поддержку, а вы уже во второй раз возражаете мне.
— Но бедные на нас надею…
— На ваших бедных мне плевать, патер. Настало время и вам поднять взгляд повыше тарелочного горизонта. На карту поставлены интересы Рима. Интересы Святой Христианской церкви. А это больше, чем пара набитых утроб. Несоизмеримо больше.
Лукас с трудом выдержал взгляд ватиканца.
— Иисус говорил: Жаль Мне народа, что уже три дня находятся при Мне, и нечего им есть, отпустить же их не евшими не хочу, чтобы не ослабели в дороге, — процитировал он первые пришедшие ему в голову строки на эту тему.
Тонкая, пренебрежительная улыбка скользнула по губам Скарфаро:
— Что помышляете в себе, маловерные, что хлебов не взяли. Ещё ли не понимаете и не помните о пяти хлебах? — последовал без промедления ответ. — Видите? Даже Иисус имел приоритеты.
Идиот, — подумал патер Лукас. — Что бы ему стоило взять машину напрокат? Для таких, как он, деньги наверняка не составляют проблемы.
Ему необходимо было переговорить с братом Джеффри. Они должны что-то организовать. Накрыть стол где-нибудь в другом месте, чтобы Скарфаро ничего не заметил. Найти другую машину, позвать на помощь нескольких соседей…
Скарфаро не желал тратить время на дискуссии.
— Как хотите, но мы забираем ваш автобус. Когда наша миссия закончится, можете снова ввести своё… бесплатное питание.
Патер Лукас смотрел ему вслед с бессильной яростью, поднимающейся где-то в животе. Дверь в кабинет стояла полураскрытой, кабинет они тоже заняли.
Ему ничего не удалось осуществить в своей жизни, кроме того, что он организовал ежевечернее горячее питание для бедных людей. Теперь он сполна за это получил. Он считал самым ярким событием своей жизни ту минуту, когда позвонил в Рим с донесением. При этом он возгордился, и вот теперь понял своё падение.
Поделом мне, — подумал он и отправился на поиски брата Джеффри.
***
Начальник полиции и его посетитель медленно прогуливались по лужайке. Они беседовали. Поблизости не было никого, кто бы мог их услышать, но в разговоре то и дело возникали длительные паузы.
Чаще всего молчание прерывал посетитель, дорого одетый мужчина лет сорока пяти.
— Скандал с убийством барменши в прошлом году… Мы вас вытащили. У моих людей были действительно отличные снимки, но я сказал себе: кому мы сослужим службу, если опубликуем их? Вы хороший человек, в этом нет сомнений. Но, к сожалению, общественное мнение склонно оценивать человека по его слабым сторонам, а не по сильным, — он с печалью покачал головой. — Как будто мы можем на все руководящие посты поставить святых!
Начальник полиции мрачно глянул на него из-под густых кустистых бровей:
— Уж не пытаетесь ли вы меня, случайно, шантажировать?
Его собеседник изобразил обиженно-невинную гримасу:
— Шантажировать вас? Боже упаси! Нет, единственное, что я пытаюсь, это спасти будущее этого молодого человека. Я знаю, что он оступился всего один раз. Всё, чего я хочу, — это поговорить с ним. Если он вернёт мне то, что украл, дело будет забыто. Зачем ломать молодую жизнь? И в принципе я ставлю перед собой те же самые вопросы: кому я сослужу тем самым службу, если подам официальное заявление? Скажите мне.
Начальник полиции вздохнул:
— Ну хорошо. Я посмотрю, что мы сможем сделать.
Он протянул руку, и бумажка с номером машины и именем её водителя перекочевала в его ладонь.
***
Джордж явно обрадовался, увидев их. Особенно Юдифь, как показалось Стивену.
— Ах, как хорошо, — сказал он, счастливо улыбаясь, — а то я тут было заскучал. Мой коллега уехал с докладом, а я только сижу и жду, что будет дальше.
— И что же вы здесь делаете? — удивлённо спросила Юдифь.
— А, так… — мексиканец повесил голову, так что стало боязно, как бы его худая шея не переломилась. — Вообще-то, я не имею права говорить, почему мы это делаем. Но что мы делаем, я могу вам сказать, если вы пообещаете, что это останется между нами.
— Обещаем.
— Мы пытаемся сделать томограмму Храмовой горы.
— Просветить её звуковыми волнами? Так же, как вы это делали у нас на раскопках?
— Правильно. Но там нам можно было это делать, а здесь нельзя. По правде говоря, мы даже не спрашивали. Мы делаем это тайком.
Стивен медленно покачал головой:
— Это Каун вам поручил?
— Да.
— А вообще это получается? — спросила Юдифь. — Вы же не можете эту вашу колотушку…
— Ударник, — поправил её Джордж.
— …выставить на гору, ведь нет?
— Нет. Он стоит здесь, в палатке. Вместе с компьютером, что тому, конечно, очень вредно. Ток мы тайком уворовываем, подключившись к освещению здешних археологических работ, а сенсоры… С ними самые большие проблемы. Не можем же мы их просто понатыкать вокруг стены.
— И как же вы выходите из положения?
— О, это сложно. Правда. Снимки у нас получаются очень плохие, с плохим разрешением и ещё худшим глубинным действием. Хотя кое-что очень интересно. Вы хоть знали, например, что Храмовая гора вся изрыта шахтами и ходами?
— Да, — кивнул Иешуа. — Конечно.
— Удивительно. Я этого не знал.
— Я тоже не знал, — сознался Стивен. — А можно взглянуть на снимки?
Джордж, казалось, какое-то время колебался, но потом сказал, взглянув на Иешуа:
— Ну, он, наверное, и так всё знает.
Они нырнули в палатку, в которой было очень тесно. Ударник мощно возвышался посередине, на гладкой, тщательно выметенной площадке голой земли, перед ним стоял компьютер, к которому тянулись пучки разнообразных проводов, и ещё был стол и два складных стульчика, а в углу лежали два надувных матраца с брошенными поверх них спальными мешками. Всё выглядело предельно некомфортабельно.
Отпечатанные снимки имели вид телевизионного изображения снежной пурги на Аляске, но этот гениальный человек сумел и из такой пурги вычертить карту. Они с любопытством склонились над ней.
— Вот это называется «Соломоновы конюшни», — сказал Иешуа, указывая на обширный неправильной формы многоугольник, занимающий юго-восточный угол Храмовой горы. — Это некое подобие большого зала, потолок которого подпирают двенадцать рядов колонн разной высоты. Очень впечатляет, туда водят экскурсии.
Его палец переместился к нескольким неравномерным образованиям, больше похожим на очертания чернильных клякс:
— А это, видимо, резервуары. Вот этот, самый большой, называется Bahr, что означает «озеро». Эти тонкие линии между ними — либо водопроводы, либо другие ходы. Почти все доступны для входа или, по крайней мере, были доступны.
Стивен заворожённо смотрел на карту. То, что Храмовая гора, издали кажущаяся монолитной, как пирамида, вся пронизана каналами и ходами, даже залами и резервуарами, ошеломило его.
Палец Иешуа скользил дальше, а сам он всё больше впадал в бормотание, произнося себе под нос какие-то знаковые слова: «Резервуар», «Ворота Кроличьей норы», «Портал Кифонос» или «Тройные ворота». Потом он добрался до линии, на которой его палец замер.
Стивен проследил эту линию, и у него чуть не остановилось сердце. Ход — или что это было — брал своё начало гораздо южнее стены Храма, делал два крюка и затем целеустремлённо тянулся на север, прямо за западную стену. Примерно там, где должен был располагаться контур Стены плача, кто-то нацарапал: «Глубина — 20 метров».
— А вот это, — задумчиво произнёс Иешуа, — мне неизвестно.
***
Поводом для собрания первоначально послужило сообщение Боба Робертса о первых результатах сонартомографического обследования Храмовой горы. Но тут Каун, который приехал из Иерусалима в последнюю минуту, всем своим видом дал понять, что потерял к этому проекту всякий интерес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Юдифь потрясла головой:
— Это безумие. Но наверное ты прав. Он просто промахнулся.
— На двадцать метров в глубину, — довершил её фразу Иешуа.
— Вопрос только, — задумчиво продолжал Стивен, — что нам теперь делать.
— А что ты тут ещё сделаешь?
— Двадцать метров грунта в наши дни не проблема. Один, ну два дня работы экскаватора — и эта штука вырыта.
Иешуа с шумом набрал воздуха.
— О-ого, — с отчаянием вырвалось у него. — Ну у тебя и фантазия! Как ты себе это представляешь?
— А что? Сперва снять плиты, которыми вымощена площадь, прорыть вертикально вглубь яму, обследовать подозрительные камни хорошим металлоискателем…
— Во-первых, под площадью не просто обыкновенная земля, а двухтысячелетняя история города, — поправил его Иешуа. — А во-вторых, здесь всё свято, священно, освящено. Забудь об этом. Забудь саму мысль, что здесь когда-нибудь появится экскаватор.
Ну да. Легко сказать «забудь». Стивен угрюмо огляделся по сторонам. Он не мог согласиться на капитуляцию. Если бы у них в руках было хотя бы письмо в качестве доказательства.
Он упрямо помотал головой.
— Я вырою эту камеру, — заявил он, почувствовав себя при этом слегка безумным. — Я знаю это. Только пока не знаю, как.
Юдифь, не говоря ни слова, обняла его за плечи. Так они постояли немного, и безумная исступлённость в его мыслях улеглась.
Но уверенность так и не исчезла. Он отроет эту камеру. Когда он говорил это, он не просто хорохорился. С тех пор, как он увидел на картинке, как она выглядит, у него в пальцах всё чаще возникало странное чувство, будто он уже держит её в руках. Как будто время постепенно становится прозрачным, давая ему возможность иногда заглянуть в будущее — в события, которые неотвратимо совершатся. Время…
Его внимание привлёк странный шум, напоминающий громкое жужжание. Он повернул голову. Жужжание исходило из окон соседнего здания и оказалось, если прислушаться, многоголосым, громким речитативом.
— Талмудическая школа, — объяснила Юдифь.
Его взгляд бесцельно блуждал — через головы людей, которые приходили и уходили, через зону археологических работ, где тоже виднелись посетители. Эту зону и им не мешало бы осмотреть. Вплотную к колоссальной стене была разбита маленькая серая палатка, похожая на те, что у него дома использовали сантехники при работах с канализацией. Из палатки вышел человек, волоча за собой кабель.
— Надо же, — удивился Стивен. — Да ведь мы его знаем.
— Что? — спросила Юдифь. — Кого?
— Ну, вон того, — он указал на человека с кабелем. Худую, сутулую, изогнутую вопросительным знаком фигуру ни с кем нельзя было спутать.
Это был Джордж Мартинес.
***
— Всё прошло благополучно? — спросил Скарфаро, когда патер Лукас вернулся.
Лукас лишь кивнул, силясь ничем не выдать растущее сопротивление властной манере человека из Рима. Это была работа — отыскать во всём Иерусалиме, наверное, единственного автомеханика католической веры. Когда он сдавал этому механику машину, в нём ещё больше окрепло убеждение, что религиозная принадлежность не является разумным критерием для выбора мастерской: сам бы он в такой грязный притон, который ему еле удалось разыскать, не отдал свою машину даже для исправления вмятины.
— Пока что мы будем пользоваться вашим «фольксвагеном», — продолжал Скарфаро.
— Боюсь, что не получится, — запротестовал Лукас. Тот оглядел его неподвижными, холодными глазами.
— Да? Почему же нет?
— Мы, эм-м, возим на этом автофургоне продукты.
Почему он так нервничал? Его слова прозвучали так, будто он говорил неправду.
— Какие продукты?
— Для бесплатного питания бедных.
— Бесплатного питания бедных?
— Да. Каждый вечер у нас накрывается стол для бедных и нуждающихся. Продукты для этого мы получаем в разных супермаркетах и отелях в порядке пожертвования. Но нам приходится забирать эти продукты на своей машине.
Скарфаро оглядел его так, будто видел перед собой омерзительное насекомое.
— А вот весь этот цирк откладывается до лучших времён, — сказал он. — Ваша энергия потребуется мне для других задач.
— Как это? Мы же не можем…
— Патер Лукас! — прошипел худой римлянин. — Ваш епископ гарантировал мне вашу полную поддержку, а вы уже во второй раз возражаете мне.
— Но бедные на нас надею…
— На ваших бедных мне плевать, патер. Настало время и вам поднять взгляд повыше тарелочного горизонта. На карту поставлены интересы Рима. Интересы Святой Христианской церкви. А это больше, чем пара набитых утроб. Несоизмеримо больше.
Лукас с трудом выдержал взгляд ватиканца.
— Иисус говорил: Жаль Мне народа, что уже три дня находятся при Мне, и нечего им есть, отпустить же их не евшими не хочу, чтобы не ослабели в дороге, — процитировал он первые пришедшие ему в голову строки на эту тему.
Тонкая, пренебрежительная улыбка скользнула по губам Скарфаро:
— Что помышляете в себе, маловерные, что хлебов не взяли. Ещё ли не понимаете и не помните о пяти хлебах? — последовал без промедления ответ. — Видите? Даже Иисус имел приоритеты.
Идиот, — подумал патер Лукас. — Что бы ему стоило взять машину напрокат? Для таких, как он, деньги наверняка не составляют проблемы.
Ему необходимо было переговорить с братом Джеффри. Они должны что-то организовать. Накрыть стол где-нибудь в другом месте, чтобы Скарфаро ничего не заметил. Найти другую машину, позвать на помощь нескольких соседей…
Скарфаро не желал тратить время на дискуссии.
— Как хотите, но мы забираем ваш автобус. Когда наша миссия закончится, можете снова ввести своё… бесплатное питание.
Патер Лукас смотрел ему вслед с бессильной яростью, поднимающейся где-то в животе. Дверь в кабинет стояла полураскрытой, кабинет они тоже заняли.
Ему ничего не удалось осуществить в своей жизни, кроме того, что он организовал ежевечернее горячее питание для бедных людей. Теперь он сполна за это получил. Он считал самым ярким событием своей жизни ту минуту, когда позвонил в Рим с донесением. При этом он возгордился, и вот теперь понял своё падение.
Поделом мне, — подумал он и отправился на поиски брата Джеффри.
***
Начальник полиции и его посетитель медленно прогуливались по лужайке. Они беседовали. Поблизости не было никого, кто бы мог их услышать, но в разговоре то и дело возникали длительные паузы.
Чаще всего молчание прерывал посетитель, дорого одетый мужчина лет сорока пяти.
— Скандал с убийством барменши в прошлом году… Мы вас вытащили. У моих людей были действительно отличные снимки, но я сказал себе: кому мы сослужим службу, если опубликуем их? Вы хороший человек, в этом нет сомнений. Но, к сожалению, общественное мнение склонно оценивать человека по его слабым сторонам, а не по сильным, — он с печалью покачал головой. — Как будто мы можем на все руководящие посты поставить святых!
Начальник полиции мрачно глянул на него из-под густых кустистых бровей:
— Уж не пытаетесь ли вы меня, случайно, шантажировать?
Его собеседник изобразил обиженно-невинную гримасу:
— Шантажировать вас? Боже упаси! Нет, единственное, что я пытаюсь, это спасти будущее этого молодого человека. Я знаю, что он оступился всего один раз. Всё, чего я хочу, — это поговорить с ним. Если он вернёт мне то, что украл, дело будет забыто. Зачем ломать молодую жизнь? И в принципе я ставлю перед собой те же самые вопросы: кому я сослужу тем самым службу, если подам официальное заявление? Скажите мне.
Начальник полиции вздохнул:
— Ну хорошо. Я посмотрю, что мы сможем сделать.
Он протянул руку, и бумажка с номером машины и именем её водителя перекочевала в его ладонь.
***
Джордж явно обрадовался, увидев их. Особенно Юдифь, как показалось Стивену.
— Ах, как хорошо, — сказал он, счастливо улыбаясь, — а то я тут было заскучал. Мой коллега уехал с докладом, а я только сижу и жду, что будет дальше.
— И что же вы здесь делаете? — удивлённо спросила Юдифь.
— А, так… — мексиканец повесил голову, так что стало боязно, как бы его худая шея не переломилась. — Вообще-то, я не имею права говорить, почему мы это делаем. Но что мы делаем, я могу вам сказать, если вы пообещаете, что это останется между нами.
— Обещаем.
— Мы пытаемся сделать томограмму Храмовой горы.
— Просветить её звуковыми волнами? Так же, как вы это делали у нас на раскопках?
— Правильно. Но там нам можно было это делать, а здесь нельзя. По правде говоря, мы даже не спрашивали. Мы делаем это тайком.
Стивен медленно покачал головой:
— Это Каун вам поручил?
— Да.
— А вообще это получается? — спросила Юдифь. — Вы же не можете эту вашу колотушку…
— Ударник, — поправил её Джордж.
— …выставить на гору, ведь нет?
— Нет. Он стоит здесь, в палатке. Вместе с компьютером, что тому, конечно, очень вредно. Ток мы тайком уворовываем, подключившись к освещению здешних археологических работ, а сенсоры… С ними самые большие проблемы. Не можем же мы их просто понатыкать вокруг стены.
— И как же вы выходите из положения?
— О, это сложно. Правда. Снимки у нас получаются очень плохие, с плохим разрешением и ещё худшим глубинным действием. Хотя кое-что очень интересно. Вы хоть знали, например, что Храмовая гора вся изрыта шахтами и ходами?
— Да, — кивнул Иешуа. — Конечно.
— Удивительно. Я этого не знал.
— Я тоже не знал, — сознался Стивен. — А можно взглянуть на снимки?
Джордж, казалось, какое-то время колебался, но потом сказал, взглянув на Иешуа:
— Ну, он, наверное, и так всё знает.
Они нырнули в палатку, в которой было очень тесно. Ударник мощно возвышался посередине, на гладкой, тщательно выметенной площадке голой земли, перед ним стоял компьютер, к которому тянулись пучки разнообразных проводов, и ещё был стол и два складных стульчика, а в углу лежали два надувных матраца с брошенными поверх них спальными мешками. Всё выглядело предельно некомфортабельно.
Отпечатанные снимки имели вид телевизионного изображения снежной пурги на Аляске, но этот гениальный человек сумел и из такой пурги вычертить карту. Они с любопытством склонились над ней.
— Вот это называется «Соломоновы конюшни», — сказал Иешуа, указывая на обширный неправильной формы многоугольник, занимающий юго-восточный угол Храмовой горы. — Это некое подобие большого зала, потолок которого подпирают двенадцать рядов колонн разной высоты. Очень впечатляет, туда водят экскурсии.
Его палец переместился к нескольким неравномерным образованиям, больше похожим на очертания чернильных клякс:
— А это, видимо, резервуары. Вот этот, самый большой, называется Bahr, что означает «озеро». Эти тонкие линии между ними — либо водопроводы, либо другие ходы. Почти все доступны для входа или, по крайней мере, были доступны.
Стивен заворожённо смотрел на карту. То, что Храмовая гора, издали кажущаяся монолитной, как пирамида, вся пронизана каналами и ходами, даже залами и резервуарами, ошеломило его.
Палец Иешуа скользил дальше, а сам он всё больше впадал в бормотание, произнося себе под нос какие-то знаковые слова: «Резервуар», «Ворота Кроличьей норы», «Портал Кифонос» или «Тройные ворота». Потом он добрался до линии, на которой его палец замер.
Стивен проследил эту линию, и у него чуть не остановилось сердце. Ход — или что это было — брал своё начало гораздо южнее стены Храма, делал два крюка и затем целеустремлённо тянулся на север, прямо за западную стену. Примерно там, где должен был располагаться контур Стены плача, кто-то нацарапал: «Глубина — 20 метров».
— А вот это, — задумчиво произнёс Иешуа, — мне неизвестно.
***
Поводом для собрания первоначально послужило сообщение Боба Робертса о первых результатах сонартомографического обследования Храмовой горы. Но тут Каун, который приехал из Иерусалима в последнюю минуту, всем своим видом дал понять, что потерял к этому проекту всякий интерес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85