И этот природный инстинкт сос-
лужил ему плохую службу - та самая пороховая бочка, на которой он так
долго просидел, взорвалась, и его отбросило взрывом.
Энди подтолкнул его столь же молниеносно, ибо и у него сработал
инстинкт. Когда дуло переметнулось на Кэпа, он крикнул Рэйнберду:
"Прыгай!" - и дал такой силы посыл, какой ему давать еще не приходи-
лось. От адской боли, разорвавшейся в мозгу шрапнелью, у него помути-
лось в голове, и он почувствовал, как там что-то с м е с т и -
л о с ь, окончательно и бесповоротно.
Перегорело, подумал он. Мысль увязла в какой-то каше. Он пошатнул-
ся. Вся левая половина разом онемела. Левая нога отказывалась служить.
(к тому шло, замыкание, перегорело, зараза)
Рэйнберд обеими руками резко оттолкнулся от края сеновала. На его
лице изобразилось почти комическое недоумение. Но пистолет он не
выпустил; даже все себе отшибив при падении, распластанный на полу,
со сломанной ногой, он не выпустил пистолет. Он не сумел подавить
крик от боли и замешательства, но пистолет он не выпустил.
А Кэп в исступлении уже колотил граблями по зеленому шлангу. Губы
его беззвучно шевелились, разбрызгивая слюну.
Рэйнберд оторвался от поло. Волосы упали на лицо. Он мотнул голо-
вой, чтобы они не мешали обзору. Его единственный глаз сверкал в по-
лумраке. Рот скривила горькая гримаса. Он поднял пистолет и навел его
на Энди.
- Нет! - вырвалось у Чарли. - Нет!
Рэйнберд выстрелил, дымок просочился сквозь сетку глушителя. Пуля
вонзилась в стену позади безвольно поникшей головы Энди; полетели све-
жие щепки. Рэйнберд подставил для упора здоровую руку и снова выстре-
лил. Голову Энди так и отбросило вправо, из шеи - с левой стороны -
хлынула кровь.
- Нет! - Чарли в ужасе закрыла лицо. - Папочка! Папа! Рука, постав-
ленная для упора, соскользнула, и ладонь Рэйнберда беспомощно проехала
по деревянному полу, оставившему в ней не одну занозу.
- Чарли, - прошептал он. - Чарли, посмотри на меня.
Цепь наступавших наконец замкнула кольцо вокруг конюшен; люди оста-
новились, не зная, как быть дальше.
- Девчонка! - сказал Джулз. - Убираем девчон...
- Нет! - донесся ее крик, словно она услышала Джулза. И через се-
кунду: - Папочка! Папа!
Затем раздался еще выстрел, на этот раз куда более громкий, и од-
новременно с выстрелом полыхнула такая яркая вспышка, что все невольно
заслонили глаза. Из открытой двери конюшен выплеснула обжигающая вол-
на, заставившая людей попятиться. А потом все увидели дым - дым и
красные сполохи. И в недрах этого ада с детским лицом - заржали лоша-
ди.
Услышав обращенные к ней слова Рэйнберда, Чарли, хотя она бежала к
отцу и мысли ее путались, - обернулась. Он лежал на животе и пытался
укротить пистолет, который так и плясал в его вытянутых руках.
Невероятно, но он улыбался.
- Вот так, - прохрипел он. - Чтобы видеть твои глаза. Я люблю тебя,
Чарли.
И выстрелил.
И тут стихия, выйдя из-под ее контроля, как бешеная вырвалась нару-
жу. На пути к Рэйнберду стихия испарила кусочек свинца, который бы на-
верняка поразил в голову свою жертву. Мгновение казалось, что воздуш-
ная струя колышет одежду Рэйнберда, а также Кэпа, находившегося чуть
дальше, - и что больше ничего не происходит. Но колыхалась не только
одежда, сама плоть колыхалась, тая как воск и обнажая кости, которые
на глазах обугливались и пригорали.
Неожиданной яркости блиц на какое-то время ослепил Чарли; но если
глаза ничего не видели, то в ушах стояло ржание лошадей, обезумевших
от страха в своих стойлах... и еще пахло паленым.
ЛОШАДИ! ЛОШАДИ! - отпечаталось в сознании. Она кружила на месте,
ничего не видя перед собой. Сон обернулся явью. Это был и он, и не он.
На какой-то миг возникла иллюзия, что она снова в аэропорту Олбани,
маленькая девочка, и ростом на пять сантиметров пониже и худее на пять
кило, а главное, совсем еще простодушная маленькая девочка, и в руках
у нее пакет, выуженный из мусорной урны, она ходи) по кабинам и дает
им тычки взглядом, и серебро к ней в пакет так и сыплется из щели
возврата монет...
Вот и сейчас она дала тычок, можно сказать, сама того не желая, и
что ей теперь делать, спрашивается?
А тем временем всколыхнувшийся раскаленный воздух пробежал из конца
в конец длинный проход между стойлами. Железные засовы, деформируясь и
плавясь, падали на пол один за другим.
Словно выпущенная из некой биопушки, сметя по дороге Кэпа с Рэйн-
бердом, стихия с ревом выбила заднюю стену конюшен и подняла на воздух
десяки досок и бревен. Щепки разлетелись веером ярдов на шестьдесят,
разя тех, кто подвернулся ненароком, не хуже крупной картечи. Агенту
Клейтону Брэддоку аккуратно срезало голову обломком деревянной обшив-
ки, просвистевшим, как бумеранг. Его соседа раскроил пополам брус -
этакий сорвавшийся пропеллер. Третьему отхватил ухо дымящийся клин, а
он даже не сразу осознал это.
Неровная цепь наступавших вмиг рассыпалась. Кто не мог бежать,
уползал. Лишь один человек не сразу обратился в бегство. Это был
Джордж Седака, тот самый, что вместе с Орвилом Джеймисоном перехватил
письма Энди на безлюдном шоссе в Нью-Гэмпшире. Седака, которому надле-
жало быть в Панама-сити, по случайности застрял в Конторе. Агент слева
от него стонал на земле. Справа лежал бедняга Клейтон Брэддок.
Седака же был словно заговорен. Обломки и горящие щепки облетали
его стороной. Огромный крюк, на каких подвешивают тюки, вонзился в
землю своим беспощадно острым концом в каких-то сантиметрах от его но-
ги. Металл еще был раскален докрасна.
Дыра в конюшнях зияла такая, будто з этом месте заложили не один
пакет динамита. Рухнувшие и еще охваченные пламенем стропила образова-
ли черную яму метров восьми в диаметре. Основная масса обломков, выби-
тая, как пробка, взрывной волной невиданной силы, обрушилась на боль-
шую кучу компоста и устроила целый пожарище; занималось и то немногое,
что уцелело от задней стены конюшен.
Седака слышал, как храпят и ржут лошади, видел, как зловещие оран-
жево-красные языки пламени пожирают сухое сено, врываясь на второй
ярус. Это было все равно что увидеть ад в иллюминатор.
"Все, - решил Седака, - с меня хватит".
Одно дело совершить налет на безоружного почтальона в тихом месте и
другое... Джордж Седака зачехлил пистолет и обратился в бегство.
Растерянная, она никак не могла осмыслить происходящее.
- Папа! - кричала она. - Папа! Папочка! Все размыто, призрачно. Го-
рячий удушливый дым и красные вспышки. Удары копыт в дощатые двери. А
засова уже нет, и двери настежь. И лошади вырываются.
Чарли, упав на колени, искала отца, искала на ощупь, а мимо проно-
сились лошади - тени, абрисы лошадей. Обрушилась балка в снопе искр, и
сразу вспыхнуло сено в каком-то стойле. В меньшем отсеке конюшен с
грохотом взорвался бак с бензином для трактора - точно великан откаш-
лялся тридцатью галлонами горючего.
Чарли ползла как слепая, выставив перед собой руки; копыта проноси-
лись над самой ее головой. Вот одно чиркнуло по плечу и опрокинуло
навзничь. Ее рука наткнулась на ботинок.
- Папа? - Голос ее дрожал. - Папа?
Он был мертв. Еще бы не мертв. Все мертво. Сама земля горит. Снача-
ла мать убили, теперь отца.
Зрение постепенно возвращалось к ней, но предметы словно плавали в
тумане. Жар накатывал волнами. Ведя рукой по его ноге, она добралась
до ремня, потом пальцы осторожно скользнули вверх по рубашке и вдруг
нащупали что-то влажное, липкое. Набухающее. Она окаменела.
- Папа, - прошептала она.
- Чарли?
Едва различимый хрип... но, несомненно, его хрип. Рука отца нашла
ее лицо; он потянул ее к себе.
- Нагнись... ближе.
Она подползла вплотную, и тут его лицо выплыло из серого марева.
Вся левая сторона опустилась вниз, застыла, левый глаз налился кровью,
как в то утро в мотеле Гастингс Глен.
- Папа, что же это... - простонала она.
- Некогда, - сказал он. - Слушай, Слушай меня!
Она склонилась над ним, слезы закапали ему на лицо.
- К этому шло, Чарли... И нечего плакать. Сейчас...
- Нет! Нет!
- Хватит! - оборвал он ее грубо. - Сейчас они попытаются убить те-
бя. Так ты... не церемонься. Хватит в перчатках. - У него вышло "в
певчатках", ибо говорить он мог лишь уголком перекошенного рта. - Не
давайся им, слышишь! И не дай им замести следы. Чтобы не сказали по-
том... случайный пожар...
Он с трудом приподнял голову, ловя губами воздух. Снаружи, сквозь
треск прожорливого огня, пробились хлопки выстрелов, не имевших, каза-
лось, никакого отношения к происходящему. Только с лошадьми, опять
что-то с лошадьми...
- Папочка, не разговаривай... тебе нельзя.
- Не... когда. - Он чуть привстал на правом локте, чтобы лучше ее
видеть. Изо рта с обеих сторон текла кровь. - Ты должна сделать все,
чтобы вырваться, слышишь? - Она вытерла с его губ кровь краем джемпе-
ра. Спину обожгло. - Сделай все, чтобы вырваться. Будут мешать - уби-
вай. Война так война. Пусть знают... - Голос его слабел. - Все сделай,
чтобы вырваться. Сделай это для меня, Чарли. Поняла?
Она кивнула.
Где-то сзади рухнула еще одна балка, крутанувшись в воздухе огнен-
ным колесом фейерверка. На них дохнуло жаром, точно из печной трубы.
Искры, как голодная мошкара, впивались в тело, прежде чем погаснуть.
- Сделай... - Он откашлялся кровью и через силу выговорил: - Сделай
так, чтобы это никогда не повторилось. Сожги все это, Чарли. Все сож-
ги.
- Папа...
- Иди же. Сейчас... рухнет.
- Я тебя не оставлю, - сказала она дрожащим беспомощным голосом.
На лице его появилось подобие улыбки. Он привлек ее к себе еще бли-
же, словно хотел что-то шепнуть на ухо. И - поцеловал.
- Я тебя оч...
Это были его последние слова.
За отсутствием старших по рангу Джулзу пришлось взять командование
на себя. Он выжидал сколько мог после выстрелов в конюшнях, он был
уверен, что вот-вот перед ним появится живая мишень. Но Чарли не появ-
лялась, а тем временем наиболее глазастые уже углядели, что творится
позади конюшен, и тогда он понял - если он хочет их задержать, надо
действовать. Он двинулся вперед, и люди за ним. Лица у всех напряг-
лись, посуровели. Вот теперь стало видно: не для того вышли, чтобы во-
рон пострелять.
В дверном проеме мелькнула тень. Она! Все разом вскинули винтовки.
Двое открыли огонь, еще не видя цели. Но вот...
То была не она, то были лошади - пять, восемь, десять, - морды в
пене, зрачки белые, безумные.
Пальцы сами нажали на спуск. Даже наиболее хладнокровные, успевшие
сообразить, кто перед ними, втянулись в общую пальбу. Это была бойня.
Две лошади завалились вперед на полном скаку; одна из них напоследок
горестно заржала. Трава окрасилась кровью, такой яркой в этот ясный
октябрьский день.
- Стойте! - заорал Джулз. - Стойте, дьявол вас! Это же лошади, ло-
шади!
С равным успехом король Канут некогда пытался укротить морскую сти-
хию. Людей обуял страх перед невидимой силой; от завывания сирены и
этих слов "готовность ярко-желтый", от вида пожарища, охваченного чер-
ными клубами дыма, и грохота взорвавшегося бака с горячим, от всего
этого нервы у людей натянулись до предела, а тут вдруг мишени, в кото-
рые можно разрядить винтовку... и они разряжали.
Две лошади остались лежать на траве без движения, у третьей тяжело
вздымались бока; упав, она перегородила дорожку, посыпанную измельчен-
ным кирпичом. Те, что неслись следом, резко взяли влево и, ничего не
видя перед собой, помчались прямо на людей. Трое или четверо успели
отскочить, но у одного заплелись ноги, и его, кричащего, затоптали.
- Хорош!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59