Вполне возможно, что он ровесник Васьки, но с тем же успехом может оказаться ровесником Мики; гладкое лицо, гладкая кожа никаких подсказок не дают. Единственное, что не подлежит сомнению: мотивы татуировок много старше, чем тело, на которое они нанесены.
Чертовы татуировки все больше занимают Мику, втягивают в себя, как воронка. Манят, как занавес передвижного цирка, стоит приподнять его, и тебе откроется парад уродов. Сиамские близнецы, играющие на цитрах, бородатая женщина и карлик – метатель ножей. Все они – вовсе не гвоздь программы.
Гвоздь программы – этот парень.
– Интересно, где делают такие татуировки? – спрашивает Мика.
– Неподалеку от места, где я родился. Исчерпывающая информация.
Неизвестно, почему они оказались рядом, Мика и этот парень, и кто был инициатором сближения. Скорее всего – Мика, противостоять воронке, равно как и засасывающему занавесу передвижного цирка, невозможно.
Пака-хопе, говорит парень.
Пака-ити, говорит парень.
Пака-нуи, говорит парень.
Матаио-аниата, говорит парень.
И еще что-то вроде кофати, фатина, хику-ату, ваи-о-кена, поз-поэ, тии-нути-ои, пакека.
Очевидно, это и есть названия татуировок. Или заклинания, которые приводят в движение черно-белые геометрические фигуры, вращают маленькие солнца, ломают и выпрямляют линии. Голос у парня такой же древесный, как и тело, чего только в нем нет! Ящерицы, богомолы, личинки, скукоженные плети растений-паразитов, капли влаги, останки цветов.
– Хотите кофе? – спрашивает Мика.
– Хочешь, – поправляет парень. И прижимает указательный палец сначала к своим губам (коггам, шнеккерам, дракарам), а затем – к губам Мики:
– Хочешь. К чему все эти церемонии, мы ведь почти родственники!
– Почти родственники?
– Ну да. Я ведь собираюсь жениться на твоей сестре. Если ты не возражаешь.
– Возражаю.
Зачем Мика сказала это? В сложившейся ситуации женитьба этого парня на Ваське была бы лучшим выходом, долгожданным перемирием после десятилетий позиционной войны. Стоит ему пошевелить пальцем (лучше – указательным, только что побывавшим на губах Мики), и все изменится самым волшебным образом. Васька перестанет ненавидеть Мику, потому что этот парень не хочет ненависти – он хочет понимания. Он хочет войти в семью и стать ее основой, так же, как его древесный голос является основой жизни ящериц и богомолов. Они с Васькой произвели бы на свет детей – двух, а лучше трех, и добрая Мика нянчила бы их, читала им сказки, которые не успела прочесть Ваське. И баловала бы чем-нибудь вкусненьким по воскресеньям.
И не только по воскресеньям.
Мика – великий кулинар, не стоит об этом забывать.
– …Почему? – Микин отказ скорее позабавил, чем разозлил его.
Мика пожимает плечами: вразумительного ответа у нее нет. Вернее, он есть, но плавает в тине Микиной души, еще более посиневший и раздувшийся, чем порноутопленники. Такой ответ Мика бы никогда не решилась озвучить.
– Почему? Я тебе не нравлюсь?
– Нравишься.
– Я недостаточно хорош для твоей сестры?
– Слишком. Слишком хорош. – Вот она, правда, которой так опасалась Мика. – Боюсь, это моя сестра… Тебя не стоит. Она вздорная.
– А мне она показалась покладистой.
– Упрямая, как осел. Она истеричка.
– Не замечал.
– Она… Она не в состоянии никого любить, кроме себя.
– Постой… разве мы говорим об одном и том же человеке?
Суженные азиатские глаза мешают этому парню увидеть всю картину целиком. Ящерицы пака-ити и богомолы пака-нуи, вот что замечает в них Мика, не стоит тревожить насекомых и пресмыкающихся без крайней на то необходимости.
– Мы говорим об одном и том же человеке. И это не самый лучший человек на свете, поверь.
– Честно говоря, дорогая, мне на это совершенно наплевать.
Произнесенной фразе лет шестьдесят, не меньше, – по кажется, она родилась только что, так свежо всё выглядит. Положительно, этот парень действует на Мику как морской бриз, как внезапный дождь посредине засушливого лета; ей хочется улыбнуться, и она улыбается, втайне вознеся хвалу небесам за то, что в прошлом месяце не поленилась отреставрировать передний зуб. Маленькое черное пятнышко испортило бы улыбку.
– Я уже слышала эту фразу, – говорит Мика.
– Нуда. Она из сериала «Страстные учителя-чудовища».
– Мультяшное порно? – теперь Мика не просто улыбается, она смеется.
– Точно.
– Название выглядит многообещающе… Ты так ничего и не ответил насчет кофе.
– От бутерброда с тунцом я бы не отказался.
– Можно отправиться на кухню и поискать тунца, – Мика точно знает, что никакого тунца на кухне пет. И в холодильнике, в лучшем случае, сыщутся лишь банка горошка и французская горчица. Совсем недавно там стояли Васькины соки, весь спектр соков – от грейпфрутового до морковного. Но с некоторых пор Васька перестала выходить на кухню по ночам, и соки исчезли.
Теперь Мика в курсе – почему.
…Он устраивается на столе, хотя мог выбрать любой из стульев. Одной ногой он болтает в воздухе, а другую поджал под себя. Пальцы ног этого парня цепкие, длинные, идеальной формы. Ногти аккуратно подстрижены, а может, и вовсе не растут. Он получил их такими, как есть, – так же, как безволосое тело. Так же, как татуировки. Так же, как крепкий скелет. Как мышцы, утопленные в кожу.
– Чем ты занимаешься? – спрашивает Мика.
– Ничем. Или всем понемногу. Какой ответ тебя устроит больше?
– И тот, и другой. Ты свободный художник?
– Свободный, но не художник.
Мика мелет кофейные зерна в ручной кофемолке; хорошо, что она не увезла кофемолку в «Ноль» со всей остальной утварью. Задача Мики – отвлечь парня от мыслей о тунце, и она надеется, что запах свежемолотого кофе этому поспособствует. Попутно Мика думает о том, что до сегодняшнего дня мало заботилась о надлежащем оформлении собственной карьеры. Информационном (кажется, это называется пиаром) и всяком другом. Почему она не принимала участие в кулинарных конкурсах? – титул «Лучший шеф-повар ресторанов России» принадлежал бы ей по праву. Это все немцы – они всегда довольствуются тем, что есть; Мика не проявляет никаких амбиций, сидит на попе ровно и почти не покидает «Ноль» – вот они и рады. Вот они и счастливы безмерно.
Mi?gestalten!..
А еще неплохо было бы организовать школу десертов и авангардную студию шоколада, и сайт в Интернете, – и месяца не пройдет, как он станет лучшим гастрономическим сайтом, Мика в этом уверена: пять, а то и десять тысяч посещений в день, форум, гостевая книга, персоналии, пресса о нас, рецепт недели.
Мика никогда не была в Интернете, и у нее даже нет своего почтового ящика.
– …Одно время я работал на скотобойне.
– Чудесно.
– Отлавливал бродячих собак.
– Потрясающе.
– Был санитаром в морге.
– Великолепно.
– Был помощником таксидермиста.
– Таксидермисты – это люди, которые изготовляют чучела?
– Именно.
– Восхитительно.
О чем могла бы рассказать Мика? О городских рынках, за чертой которых она превращается в богиню и толпы людей жаждут одного – прикоснуться к складкам на ее платье? О соусах, которые развязывают языки и заставляют откровенничать об ушедшей любви, о невстреченной любви и о вещах, не имеющих с любовью ничего общего? О мясных блюдах, число ингредиентов в которых никак не меньше тридцати? О салатах, в которые она всегда добавляет листик мяты? Гм-м… Все это блекло, тускло и не идет ни в какое сравнение с феерической работой на скотобойне.
– Ты много повидал.
– Да уж, немало.
– А… моя сестра? Как вы с ней познакомились?
– Через одних знакомых парней. Я просвещал их в таком вопросе, как промышленный альпинизм. В последнее время я как раз этим и занимаюсь.
– Промышленным альпинизмом?
– Да.
Познания Мики в промышленном альпинизме не так уж велики: растяжки и рекламные щиты на уровне двадцать пятого этажа, мытье окон на двадцать втором, монтаж стальных конструкций на семнадцатом, а еще установка ангелов на шпилях и нанесение сусального золота на купола – слой за слоем. Необходимо ли для этого патриаршее благословение, или вполне можно обойтись локальным – от местного отца-настоятеля?..
– Это опасная работа, – замечает Мика.
– Для тех, у кого есть крылья – нет. – Ящерицы и богомолы в глазах парня совершают немыслимые кульбиты, оторваться от их созерцания невозможно.
– Это шутка?
– Почти. Когда мы с твоей сестрой поженимся и когда она получит сертификат…
– Какой сертификат?
– Да промышленного альпиниста же!.. Можно будет считать эту работу семейным бизнесом.
Семейным
Семья
Когда мы поженимся – такие перспективы почему-то совсем не радуют Мику – в данный конкретный момент. Быть нянькой двум или трем обормотам, которых наплодят Васька и этот парень, вытирать им сопливые носы и грязные задницы? Увольте, увольте, увольте!.. Готовить им – земноводным, насекомым, пресмыкающимся – манную кашу (вкусненького они от Мики не дождутся), в то время как счастливое семейство будет парить над городом с сертификатом, пришпиленным к основанию крыльев – ни-ког-да.
– Ты как будто сердишься? – Этот парень легко соскакивает со стола, вынимает из Микиных рук турку с едва не сбежавшим кофе и сам разливает его по чашкам.
– Чашки не мешало бы прогреть… – Микин голос слаб и слегка подрагивает.
– И так сойдет. Ты сердишься?
– Нет. Просто считаю эту работу опасной. Для девушки, во всяком случае.
– Ясно. Переживаешь за сестру?
Открытие последней минуты, а может, последних тридцати секунд: Мика совсем не переживает за Ваську, хотя бы она и висела на верхотуре какого-нибудь бизнес-центра, держась за карниз одними руками. Ничего с Васькой не случится. С такими никогда ничего не случается, такие всегда выходят сухими из воды. И, прожив долгую жизнь, благополучно отклячиваются в собственной постели, накачанные витаминными препаратами, обколотые ботоксом, с круговой подтяжкой лица: даже перед смертью они пытаются молодиться, раз уж не пришлось умереть молодым.
– …Переживаю. Да.
– Не волнуйся. Я всегда буду рядом с ней.
Странно, но этот парень вовсе не выглядит влюбленным в Ваську, а уж Мика знает, как должны выглядеть влюбленные: один бедолага Ральф чего стоит!.. А впрочем, откуда Мике знать, как вообще выглядят влюбленные промышленные альпинисты, и влюбленные таксидермисты, и те, кто работал на бойне? С Ральфом все более или менее понятно – блеклый фашик, немчура поганая, готовая шлепнуться в благоговейный обморок от одного запаха пирога с капустой и грибами, томящегося в духовом шкафу.
Ни одной татуировки на бледной коже Ральфа нет.
Вот если бы поменять их местами – Ральфа и этого парня…
Нет.
Нет-нет-нет.
Мика совсем так не думает, Мика совсем этого не хочет (думает, хочет!) сделать Ваську счастливой – разве не о подобной перспективе мечтала Мика всю свою жизнь?…
Она совершенно не помнит, о чем мечтала всю свою жизнь.
Вот черт.
– Ты действительно любишь ее? – Прежде, чем произносить это, Мике не мешало бы позаботиться об акцентах – чтобы вопрос не казался откровенно двусмысленным.
А он кажется. Вот черт.
– Какой ответ тебя устроит больше?.. Он еще издевается, сукин сын!
Определенно – издевается. Вот и ящерицы с богомолами – они, наконец, оставили в покое его глаза, переползли ниже и уже здесь разделились: богомолы выскакивают через ноздри, а ящерицы просачиваются сквозь губы: один за другим, одна за другой.
Их конечная цель – Мика.
Мика знает это. Она чувствует, что все эти твари через секунду-другую оккупируют ее тело, – но не предпринимает никаких попыток, чтобы им помешать.
Готово. Есть.
Ощущения не кажутся особенно неприятными; так, легкое покалывание в сердце, легкое жжение в животе или чуть ниже – и еще голова.
Мика испытывает что-то похожее на головокружение. С высоты этого головокружения ящерицы и богомолы вовсе не так страшны и совсем не омерзительны;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56