А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

– Васька легонько оттолкнулась носками ботинок от стены. Она все-таки не удержалась от вопроса, который поклялась ни за что не задавать ему.
– Какой ответ тебя устроит больше?
Ямакаси – странный тип. И самый лучший любовник, из тех, что у Васьки были, – это не мешает ему оставаться странным типом. Он не потеет, когда занимается сексом; утверждает, что может летать; утверждает, что пересек границу России по воде, с семейством занесенных в Красную книгу косаток; утверждает, что был единственным, кто выжил после знаменитого падения сингапурского боинга в Атлантику в 1997 году; утверждает, что он – новая реинкарнация Будды.
Никто из знакомых Васьки никогда не слышал о сингапурском боинге.
Темные люди.
Татуировки на теле Ямакаси раздражают Ваську: их слишком много, они слишком навязчивы, слишком напыщенны. И такие же самодовольные, как и новая реинкарнация Будды. Каждый раз, ложась с ним в постель, Васька опасается, что татуировки отпечатаются и на ее теле – причем зеркально. И, если Ямакаси утверждает, что именно они придают ему силы, – следовательно, и Васька получит какую-то силу. С противоположным знаком.
Сила с противоположным знаком – означает слабость.
Уже поэтому пора бы перестать трахаться с Ямакаси. Но Васька трахается и трахается. И не то, чтобы она получала какое-то неземное удовольствие от этого; и не то, чтобы она была смертельно влюблена, – Васька никогда не была влюблена. Но чертов Ямакаси умеет обставить дело так, что возню в койке запросто воспринимаешь как фристайл. Или как полет на дельтаплане. Или как подъем по отвесной скале. Или как затяжной прыжок с парашютом. Спать с Ямакаси – все равно, что заниматься экстремальными видами спорта.
Сплошной адреналин.
Она и дня не может прожить без Ямакаси.
Они познакомились на крыше одного из домов – не так уж давно, месяца полтора назад или около того. Дом отличался от соседних тем, что был расселен: разбитые лестницы, выломанные двери, пустые глазницы окон; но на мусор, груды кирпичей и огромное количество человеческих и кошачьих экскрементов можно закрыть глаза.
Главное – крыша.
С крыши хорошо просматривались высотные ориентиры исторического центра: Адмиралтейство, Троицкий и Казанский соборы, Исаакий. Чуть поодаль (по ту сторону реки) – Петропавловка, чуть правее – леденцовый Спас-на-Крови. Чем ближе к небу – тем оно светлее и тем темнее ущелья прилегающих к дому улиц. В тот вечер на крыше их было трое – Васька и два ее приятеля, Чук и Гек. Она спала сначала с Чуком (серфером и велогонщиком), потом – с Геком (дайвером и дельтапланеристом), потом – с двумя сразу. Отставку Чук и Гек получили одновременно, и теперь страдают оба. Чук зовет Ваську на юго-западную оконечность Португалии – качаться на волнах; Гек зовет Ваську на Гоа – нырять с аквалангом, но главный их козырь – Ямакаси.
– Сейчас тебя ждет встреча с удивительным человеком, – сказал Чук.
– С человеком-пауком, – сказал Гек.
– С человеком-ядром, – добавил Чук.
– С человеком-кошкой, – добавил Гек.
– Что-то запаздывает ваша кошка, – заметила Васька.
– Это просто люди опаздывают, а он… Он всегда приходит вовремя.
Чук – высокий мускулистый брюнет, Гек – высокий мускулистый блондин, красавцами их, конечно, не назовешь, но, в общем и целом, они – милые ребята.
И чего только Ваське не хватало?..
Его, Ямакаси.
Васька поняла это сразу, как только он возник на крыше. Именно – возник. Не поднялся по лестнице, не вылез через чердачный люк, не спустился с неба – а как будто материализовался из чуть сгустившегося вечернего воздуха. На нем были белые штаны свободного покроя, чуть суженные книзу, и такая же белая жилетка. И масса украшений на шее и на запястьях. То есть, это поначалу Васька думала, что украшения. Оказалось – татуировки.
Ямакаси был вытатуирован весь, живого места не найдешь.
Он стоял, широко расставив ноги, прямо против их троих – Васьки и Чука с Геком, и, несмотря на легкий ветер, ни один волосок не шевелился на его голове.
Чук и Гек вскинули руки одновременно:
– Привет, брателло!..
Он не удостоил их ответом, лишь сплюнул на проржавевшую крышу.
– Это еще кто? – Его подбородок, описав в воздухе пренебрежительную дугу, уставился на Ваську.
– Это Василиса, – синхронно объяснили Чук и Гек. – Васька. Лучшая девушка Питера.
– Лучшая девушка страны, – подумав, добавил Чук.
– Лучшая девушка планеты, – подумав, добавил Гек.
– Мудачье, – ухмыльнулся Ямакаси.
Ухмылка могла означать лишь одно: лучшим в Питере, лучшим в стране и лучшим на планете был, безусловно, он сам, а не какая-то стриженая девка.
– Вы зачем ее притащили? Группа поддержки, что ли? Чук и Гек озадачились, притихли, прикусили языки.
И правда – мудачье, решила Васька, толку от вас, как от козла молока. И, следовательно, объясняться с белой жилеткой и татуировками будут не эти козлы, а она сама.
– Слушай, брателло, – сказала Васька. – Я не группа поддержки. Я собираюсь заняться тем же, чем будете заниматься вы.
Ямакаси тихонько присвистнул и, проигнорировав Ваську, снова обратился к Чуку и Геку:
– Что вы напели ей в уши?
Человек-паук, человек-кошка, человек-снаряд. Или они сказали – ядро? В любой из этих ипостасей новоявленный мессия в жилетке был неприятен Ваське. Да что там неприятен – она едва сдерживалась, чтобы не подойти к нему и не смазать по его самодовольной, лоснящейся физиономии. Азиатской, если судить по узким глазам.
– Девушка, а девушка? – наконец он обратил на нее внимание, поманил пальцем.
– Чего? – Васька и не думала приближаться, как же тогда она оказалась рядом с азиатом?
Загадка.
– Девушка, мы здесь не сексом собираемся заниматься. И красить ногти тоже не планируем. И прокалывать пупки. Мы даже не будем курить анашу.
– Я в курсе.
– Мы немножко… Только немножко… Полетаем.
Он не такой высокий, как Чук и Гек, он всего на сантиметр выше Васьки, для мужчины такой рост – и не рост вовсе. Что же касается мускулов, то Чук и Гек по сравнению с ним – настоящие атлеты, чемпион и вице-чемпион микрорайона по бодибилдингу. А впрочем, Васька может и ошибаться: все дело в коже Ямакаси. Ее можно назвать смуглой, безволосой, татуированной, одно не вызывает сомнений: этой коже есть что скрывать. Она живет какой-то тайной, неведомой Ваське жизнью. И если вдруг из-под ее гнета восстанут бицепсы и трицепсы, а за спиной расправятся и заполощутся крылья – Васька нисколько не удивится.
– Я тоже хочу… полетать.
– Раз так… Отговаривать тебя я не буду. Знаешь, что надо делать?
– В общих чертах.
– Эти, – кивок в сторону Чука и Гека, – тебя просветили?
– Они.
– Забудь все, что они сказали. Слушай только меня.
– Хорошо.
– Дай руку.
Нет, Васька не давала ему руки, она и не думала давать, – тогда как ее горячие пальцы оказались в его – прохладных и жестких, как оселок для заточки ножей?
Загадка.
Край крыши был совсем близко, и без того символическое заграждение – сломано, жесть под ногами угрожающе стонала, ветер усиливался; Ямакаси ничего не стоит разжать пальцы и слегка подтолкнуть Ваську – и она свалится вниз, пролетит семь этажей и ударится о земли. Шансы выжить равны нулю, ведь Васька не кошка, которой ей так хотелось стать.
Почему, ну почему она не стала кошкой?
Нужно забыть о своих детских мечтах и сосредоточиться на настоящем – что она будет делать, если вероломный азиат (Васька уже думала о Ямакаси, как о вероломном азиате, сострадания к ближнему у узкоглазого, узкоголового человека-ядра не может быть по определению) и вправду выпустит руку и спихнет ее с крыши.
Балка, торчащая из окна этажом ниже – Васька вполне может ухватиться за балку, а при самом удачном раскладе – оседлать ее, и уже оттуда перебраться внутрь. Нужно только сосредоточиться, сгруппироваться, мысленно выбрать траекторию и…
– Все еще хочешь полетать? – спросил он.
– Да.
– Не смотри вниз.
Совет для идиотов, сколько раз она слышала его за последние три года, от самых разных типов, мнящих себя учителями и наставниками. Мнящих себя проповедниками экстрима. Двое из них разбились насмерть, еще один был накрыт снежной лавиной где-то в Альпах, еще один валяется у себя дома со сломанным позвоночником в пяти кварталах отсюда.
Васька ни разу его не навещала.
– Не смотри вниз.
– Придумай что-нибудь посвежее.
– Не обращай внимания на расстояния. Они всегда меньше, чем кажутся.
– Что еще?
– Думай не о том прыжке, который совершаешь сейчас, а о последующем. А лучше рассчитать сразу три или четыре прыжка. В запасе должно быть несколько вариантов, так проще выбрать оптимальный. У тебя есть кто-нибудь?
– В каком смысле? – удивилась Васька.
– Кто-нибудь, кто сильно расстроится, если ты разобьешься?
Блаженная дурочка Мика, – вот кто сильно бы расстроился. Дурочка устроила бы грандиозные (haute couture) поминки в ненавистном Ваське «Ноле», они плавно бы перешли в вечер классической музыки в джазовой обработке – ради такого случая дебилы-немцы, нынешние Васькины работодатели, притаранили бы весь свой замшелый винил и наняли диджея за 100 евро в час. Прелюдия и фуга ре-минор – она, наконец, подохла! Аллегро нон молто – теперь мы возьмем на ставку профессионального человека, настоящего баристу. Рондо каприччиоззо – кофе был не самой сильной стороной нашего ресторана, теперь все изменится.
Кретины.
А в финале вечера, по многочисленным просьбам рыцарей ресторанного бизнеса, обязательно прозвучит композиция «How Deep Is The Ocean – How High Is The Sky», что, несомненно, актуально: Васькина ранняя смерть откроет перед кретинами новые, невиданные горизонты.
– …Нет. Нет никого, кто бы сильно расстроился. А это так важно?
– Важно, что ты не будешь чувствовать неловкости перед теми, кто может сильно расстроиться. Не будешь чувствовать угрызений совести. Если что и мешает человеку оттолкнуться от земли, так это – сраная любовь. И сраные обязательства.
– У меня нет сраной любви. И сраных обязательств – тоже.
– Тогда все в порядке. Налокотники и наколенники?
Куцая теоретическая подводка Ямакаси вполне ясна: налокотники призваны заменить сраную любовь, а наколенники – сраные обязательства. Во всяком случае, проку от них гораздо больше.
– С этим все в порядке.
– Они, конечно, не спасут тебя, если ты сорвешься, по смягчат возможные удары.
– Не лечи меня, брателло. Это знают даже те, кто катается на детских роликах в сквере. А я уже вышла из этого возраста.
– Значит, ты опытный человек?
– Более-менее.
– Посмотрим.
Его голос не звучит угрожающе, он скорее весел, – и это веселье, это возбуждение немедленно передается Ваське.
– И вот еще: то, чем мы будем заниматься сейчас – не альпинизм и не скалолазание. Так что предыдущий свой опыт можешь засунуть себе в задницу. Здесь главное, чтобы тебя перло. Знаешь, что такое, когда тебя прет?
– Предпочитаю называть это вдохновением.
– Называй, как хочешь.
Если это можно считать инструктажем, то Васька получила самый хреновый инструктаж в своей жизни, а Чук и Гек еще расписывали этого типа как нечто выдающееся. Нечто экстраординарное.
Идиоты хуже немцев.
Но стоит Ваське только додумать эту мысль, поставить в конце жирную точку, как Ямакаси отпускает ее пальцы. Мгновение – и его уже нет рядом с Васькой, она одна на краю крыши, черная бездна внизу, светлая – наверху; до соседнего дома метров десять, ей ни за что не перепрыгнуть, не покрыть этого расстояния даже с разбега, даже с шестом – или все-таки не десять?
Расстояния всегда меньше, чем кажутся.
– Это не опасно. Для тех, у кого есть крылья.
Он никуда не ушел. Он стоит у Васьки за спиной. И, кажется, обнимает ее за плечи. В этом объятии нет никакого подтекста, но что-то подсказывает Ваське – так он поступает далеко не всегда. И не со всеми женщинами. То есть своих женщин он обнимает совсем по-другому, для них у Ямакаси припасены совсем другие уловки, другие жесты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56