Хотя ливень и не думал стихать, Линн спустя некоторое время посмотрела на часы.
– Боюсь, мне пора.
– Гляди, промокнешь до нитки, – предостерег ее Герейнт.
– Знаю. Но дела не ждут.
Он бережно взял ее за руку.
– Давай лучше зайдем внутрь и присядем. Ты ведь еще не сказала мне, что тебя беспокоит.
– Ничего меня не беспокоит.
– Еще как беспокоит. Меня не проведешь.
Они вошли и сели лицом к источнику. Герейнт выудил откуда-то из кармана пальто пачку жевательной резинки. Не говоря ни слова, одну пластинку взял себе, другую протянул Линн. Слева от них послышалось какое-то поскрипывание – в церковь с фотоаппаратом в руке забрел старик. Вода лилась с него потоками. Турист начал было откручивать крышку объектива.
– Извините, – произнес Герейнт, – мы уже закрыты.
Незадачливый турист сконфуженно пробормотал извинения и вышел под дождь. Возмущению Линн не было предела.
– Как ты только мог...
– Подумаешь! – отмахнулся Герейнт.
Спустя какое-то время он заговорил вновь:
– И все-таки ты не сказала мне, что же гложет тебя.
– Ничего. Ровным счетом ничего, – пыталась схитрить Линн, но не получилось – краска залила ей лицо.
– Линн Сэвидж, только не держите меня за идиота. Выкладывай, в чем дело.
Линн набрала полную грудь воздуха – здесь, в церкви, он пах прелыми молитвенниками.
– Если я скажу тебе кое-что такое о Верноне, ты никому больше не расскажешь?
– Как сказать. Вдруг окажется, что у него роман с моей женой.
– Если бы все было так просто! Нет... но ты единственный, с кем я могу об этом говорить. Мне бы не хотелось, чтобы про это прознал Нэвилл Вуд.
Герейнт презрительно хмыкнул – мол, как такое вообще можно подумать.
– Исключено. С другой стороны, Вернон – мой старый друг. И если ты действительно хочешь поведать что-то ужасное, может, мне лучше вообще ничего об этом не знать.
– Нет, не то чтобы ужасное... Ну, в общем, я видела, как он ночью бродит вокруг моего дома и заглядывает в окна.
Герейнт отвел взгляд в сторону и печально вздохнул:
– Я ж: говорил, парню нужна помощь. Кто бы мог подумать...
* * *
Освидетельствованием Лаверна занялись психиатры, и оба в один голос заявили, что он в здравом уме и, следовательно, отвечает за свои действия. Именно это и хотел услышать главный констебль. Но поскольку Лаверн был в непосредственном его подчинении, Вуд поручил расследование по делу об убийстве Эдисон Реффел полицейской команде западного Йоркшира. Те допросили Вернона прямо у него дома на Фулфорд-роуд и один раз, без видимых на то причин, заставили его самого приехать в главное отделение в Вейкфилд. Но так и не смогли предъявить никаких обвинений.
Они располагали лишь показаниями преподобного Боба, которые вскоре были окончательно и бесповоротно опровергнуты его же собственной женой. За две недели женщина сумела немного прийти в себя и потребовала, чтобы полицейские записали и ее показания. Рассказ женщины не только снимал вину с Лаверна, но и вообще противоречил всему, что прежде говорил ее муж. Кстати, она оказалась единственной из свидетелей кровавой драмы, кто видел, что удар в сердце Эдисон нанес некий юркий старикашка.
Ее показания совпали с данными экспертизы. Так, например, изучив распределение кровавых пятен на одежде Лаверна, эксперты пришли к выводу, что тот – как, собственно, он и утверждал – не нападал на Эдисон Реффел, но лишь пытался обеими руками остановить кровотечение. Судмедэксперт доктор Эрнст Суоллоу пришел к выводу, что жертва скончалась от одного-единственного удара ножом, нанесенного сверху вниз, в результате чего оказалась повреждена аорта. Судя по углу, под которым был нанесен удар, и по его силе, нападающий держал оружие в вытянутых руках над головой – только так он мог убить девушку одним ударом. Принимая же во внимание рост жертвы, напрашивался вывод, что убийца был не выше ста шестидесяти сантиметров.
Следователи составили официальное заключение, в котором, в частности, говорилось, что подозрения сняты с Лаверна за «недостаточностью улик».
Прошло еще три недели, и репортерское воинство постепенно оставило Лаверна в покое. Полицейская охрана у дверей была представлена одним-единственным бобби, потом не стало и того. Вернон сидел дома, чаще один. Донна четыре раза в неделю работала в местном хосписе. Лаверну еще не приходилось проводить так много времени в четырех стенах дома и в полном одиночестве. Он коротал часы в тишине, глядя в окно, наблюдая, как один за одним тянутся серые дни.
Постепенно он начал замечать мир вокруг себя: птиц на ветках в саду, темные облака, нежные побеги кустов и деревьев, отчаянно тянущиеся к свету.
В конце концов он понял, что длительное расследование якобы совершенного им превышения полномочий – лишь пустая формальность. Просто его начальству требовалось время, и они тянули резину, хотя все уже давно было решено. Его карьера закончилась.
Как-то раз заглянул Герейнт – сыпал шутками и постоянно вспоминал о тех славных деньках, когда они с Лаверном только начинали в Манчестере. Оба молчали относительно дальнейшей судьбы Лаверна, хотя, уже стоя на крыльце, Герейнт довольно бестактно протянул другу изрядно потрепанную книженцию под названием «Радости заслуженного отдыха».
Донна тревожилась за мужа, но понимала, что он сам сумеет справиться с ситуацией. Тем более что Лаверн не любил, когда вокруг него суетились. Даже когда болел. В этом отношении он напоминал зверя, который уползает прочь и прячется до тех пор, пока не выздоровеет или не околеет. Донна знала: ее муж слишком упрям и силен духом, чтобы сломаться и утратить всякую надежду. У него всегда находились новые идеи, новые планы, которые помогали ему преодолеть неприятности и вновь зажить полноценной жизнью.
Самый последний его план состоял в одном: в одиночку или вместе с полицией уничтожить Хьюго Принса. Лаверн позвонил Линн, чтобы узнать, что она думает о хозяине Норт-Эбби. Она уже видела его? Смутившись, Линн призналась бывшему шефу, что не имеет права обсуждать с ним служебные дела, потому что теперь – по крайней мере формально – он рядовой гражданин. Это известие явилось для Лаверна неприятным сюрпризом. Подобно многим полицейским, он привык считать рядовую публику скопищем разного рода малоприятных личностей.
Ему наконец вернули одежду и личные вещи, очевидно, не найдя среди них ничего, что могло послужить уликой. В том числе и книжку, которую Эдисон Реффел настоятельно рекомендовала ему прочесть – «Моя жизнь кахуны» Бабули Мэй. На некоторые страницы попала кровь. Одежду Лаверн сжег, а вот книгу оставил. Холодным февральским днем, поставив рядом с собой полный кофейник, он уселся возле камина и наконец-то взялся за чтение.
В книге оказалась целая глава, посвященная отходной молитве. Лаверн заставил себя сосредоточиться. Но, преодолев буквально пару предложений, с трудом поборол желание зашвырнуть чтиво куда-нибудь подальше. На второй странице его уже тошнило. Книженция была написана в незамысловатой манере, а авторские сентенции оказались настолько избиты и банальны, что дальнейшее их чтение уподоблялось истинной пытке. В конце концов книга все-таки полетела через всю комнату.
Через несколько дней, копаясь в машине, Лаверн обнаружил на заднем сиденье сумку. Он совершенно о ней позабыл. В сумке лежали скудные пожитки Эдисон Реффел. Старая косметичка, несколько маек, какие-то носки, белье, упаковка прокладок и поношенное кимоно – не иначе как подарок самого Принса. Лаверн уткнулся в кимоно лицом, вдыхая теплый запах ее тела. Решение пришло к нему моментально.
Он вспомнил, что Эдисон высоко отзывалась об авторе книги. Отлично понимая, что без ее помощи Принса ему никогда не поймать, Лаверн вернулся в дом. Подойдя к письменному столу, открыл ящик и достал оттуда блокнот и ручку.
Спустя несколько часов, отправив в корзину не один скомканный лист, он все-таки сочинил письмо Бабуле Мэй на ее бристольский адрес.
В пять часов бывший суперинтендант уже был у почтового ящика в конце улицы. Но не успел он бросить в прорезь письмо, не успел еще уловить глухой стук конверта о дно ящика, как тотчас устыдился собственной наивности.
Медленно бредя к дому, он мысленно корил себя за глупый, поспешный, прямо-таки бабский поступок – слыханное ли дело, чтобы Лаверн обращался за помощью к какой-то там шарлатанке!..
Спустя два дня он съездил в Йорк, в городскую библиотеку. Там провел все утро среди скучающих студентов и кашляющих пенсионеров, просматривая исторические справочники, пока наконец в одном толстом томе не нашел тс, что искал.
В 1188 году произошел один из позорнейших эпизодов в истории Йорка, когда на городском рынке был заколот раввин Давид с Кроличьей улицы. Причины убийства оставались неясными, или, вернее, исторические источники о них умалчивали.
Убийцей раввина был Томас Норт, торговец шерстью, впоследствии возведенный королем Ричардом за участие в третьем Крестовом походе в рыцарское звание. Судя по всему, Норт не понес никакого наказания; видимо, никто из жителей города не пожелал давать против него показания. Были мнения, что это преступление явилось первым в цепочке ему подобных, кульминацией которых стал печально известный погром 1190 года – тогда вырезали практически все еврейское население города. По возвращении из Святой Земли Норт основал собственную масонскую ложу.
Лаверн нашел соответствующую ссылку. Вот что там говорилось:
«Рыцари Христа» – масонская ложа, основанная сэром Томасом Нортом в последнем десятилетии XII века. Известна тем, что собрала под свои знамена глав всех масонских братств Йорка, оставив, однако, за ними право осуществлять непосредственное руководство деятельностью вверенных им гильдий. Распространенное мнение о том, будто члены ложи практиковали языческие ритуалы, в том числе и человеческие жертвоприношения, не имеет под собой веского основания. После 1348 года, когда Черная Смерть уничтожила большую часть населения города, упоминания о «Рыцарях Христа» практически отсутствуют, хотя вплоть до наших дней время от времени возникали секты, претендовавшие на это название".
Лаверн вернулся к себе в пустой дом. Был вечер пятницы, и Донна дежурила в ночную смену в хосписе. В блокноте возле телефона она оставила для него записку: «Позвони Мэй, Пензанс 33-10-10. PS. Обед в духовке».
Новость выбила его из колеи. Мало того что его письмо, несмотря на всю нерасторопность Королевской почты, дошло до адресата в считанные дни, но то, что она откликнулась с такой быстротой, – нет, это просто в голове не укладывалось и наводило на подозрения.
Лаверн заварил себе чаю и с кружкой в руке уселся у телефона. Он несколько раз в нерешительности поднимал трубку и клал ее снова, пока наконец не заставил себя набрать номер. Пришлось выждать несколько длинных гудков, прежде чем на том конце взяли трубку – женский голос повторил только что набранный им номер. Это был ровный, спокойный голос немолодой женщины. Лаверну показалось странным, что в нем совершенно не чувствовался акцент.
– Мэй? Это Лаверн.
– А-а, здравствуйте, мистер Лаверн, – теперь голос проникся теплотой, – я так и подумала, что это вы.
– Ты позвонила мне, – произнес он наобум, – значит, мое письмо дошло до тебя.
Мэй рассмеялась:
– Вы как-никак детектив.
Неожиданно у Лаверна напрочь отшибло все мысли, и он не нашелся с ответом.
После затяжной паузы Мэй заговорила вновь:
– Какой кошмар – я имею в виду Эдисон. Такая милая девушка. Такая приветливая. Разумеется, я с радостью вам помогу.
– О, спасибо. Заранее благодарен. Что ты предлагаешь?
– Предлагаю, чтобы вы приехали ко мне в Корнуолл на пару деньков.
– Корнуолл? Но ведь это такая даль.
– Да, но разве поездка того не стоит? – В голосе Мэй послышалось разочарование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Боюсь, мне пора.
– Гляди, промокнешь до нитки, – предостерег ее Герейнт.
– Знаю. Но дела не ждут.
Он бережно взял ее за руку.
– Давай лучше зайдем внутрь и присядем. Ты ведь еще не сказала мне, что тебя беспокоит.
– Ничего меня не беспокоит.
– Еще как беспокоит. Меня не проведешь.
Они вошли и сели лицом к источнику. Герейнт выудил откуда-то из кармана пальто пачку жевательной резинки. Не говоря ни слова, одну пластинку взял себе, другую протянул Линн. Слева от них послышалось какое-то поскрипывание – в церковь с фотоаппаратом в руке забрел старик. Вода лилась с него потоками. Турист начал было откручивать крышку объектива.
– Извините, – произнес Герейнт, – мы уже закрыты.
Незадачливый турист сконфуженно пробормотал извинения и вышел под дождь. Возмущению Линн не было предела.
– Как ты только мог...
– Подумаешь! – отмахнулся Герейнт.
Спустя какое-то время он заговорил вновь:
– И все-таки ты не сказала мне, что же гложет тебя.
– Ничего. Ровным счетом ничего, – пыталась схитрить Линн, но не получилось – краска залила ей лицо.
– Линн Сэвидж, только не держите меня за идиота. Выкладывай, в чем дело.
Линн набрала полную грудь воздуха – здесь, в церкви, он пах прелыми молитвенниками.
– Если я скажу тебе кое-что такое о Верноне, ты никому больше не расскажешь?
– Как сказать. Вдруг окажется, что у него роман с моей женой.
– Если бы все было так просто! Нет... но ты единственный, с кем я могу об этом говорить. Мне бы не хотелось, чтобы про это прознал Нэвилл Вуд.
Герейнт презрительно хмыкнул – мол, как такое вообще можно подумать.
– Исключено. С другой стороны, Вернон – мой старый друг. И если ты действительно хочешь поведать что-то ужасное, может, мне лучше вообще ничего об этом не знать.
– Нет, не то чтобы ужасное... Ну, в общем, я видела, как он ночью бродит вокруг моего дома и заглядывает в окна.
Герейнт отвел взгляд в сторону и печально вздохнул:
– Я ж: говорил, парню нужна помощь. Кто бы мог подумать...
* * *
Освидетельствованием Лаверна занялись психиатры, и оба в один голос заявили, что он в здравом уме и, следовательно, отвечает за свои действия. Именно это и хотел услышать главный констебль. Но поскольку Лаверн был в непосредственном его подчинении, Вуд поручил расследование по делу об убийстве Эдисон Реффел полицейской команде западного Йоркшира. Те допросили Вернона прямо у него дома на Фулфорд-роуд и один раз, без видимых на то причин, заставили его самого приехать в главное отделение в Вейкфилд. Но так и не смогли предъявить никаких обвинений.
Они располагали лишь показаниями преподобного Боба, которые вскоре были окончательно и бесповоротно опровергнуты его же собственной женой. За две недели женщина сумела немного прийти в себя и потребовала, чтобы полицейские записали и ее показания. Рассказ женщины не только снимал вину с Лаверна, но и вообще противоречил всему, что прежде говорил ее муж. Кстати, она оказалась единственной из свидетелей кровавой драмы, кто видел, что удар в сердце Эдисон нанес некий юркий старикашка.
Ее показания совпали с данными экспертизы. Так, например, изучив распределение кровавых пятен на одежде Лаверна, эксперты пришли к выводу, что тот – как, собственно, он и утверждал – не нападал на Эдисон Реффел, но лишь пытался обеими руками остановить кровотечение. Судмедэксперт доктор Эрнст Суоллоу пришел к выводу, что жертва скончалась от одного-единственного удара ножом, нанесенного сверху вниз, в результате чего оказалась повреждена аорта. Судя по углу, под которым был нанесен удар, и по его силе, нападающий держал оружие в вытянутых руках над головой – только так он мог убить девушку одним ударом. Принимая же во внимание рост жертвы, напрашивался вывод, что убийца был не выше ста шестидесяти сантиметров.
Следователи составили официальное заключение, в котором, в частности, говорилось, что подозрения сняты с Лаверна за «недостаточностью улик».
Прошло еще три недели, и репортерское воинство постепенно оставило Лаверна в покое. Полицейская охрана у дверей была представлена одним-единственным бобби, потом не стало и того. Вернон сидел дома, чаще один. Донна четыре раза в неделю работала в местном хосписе. Лаверну еще не приходилось проводить так много времени в четырех стенах дома и в полном одиночестве. Он коротал часы в тишине, глядя в окно, наблюдая, как один за одним тянутся серые дни.
Постепенно он начал замечать мир вокруг себя: птиц на ветках в саду, темные облака, нежные побеги кустов и деревьев, отчаянно тянущиеся к свету.
В конце концов он понял, что длительное расследование якобы совершенного им превышения полномочий – лишь пустая формальность. Просто его начальству требовалось время, и они тянули резину, хотя все уже давно было решено. Его карьера закончилась.
Как-то раз заглянул Герейнт – сыпал шутками и постоянно вспоминал о тех славных деньках, когда они с Лаверном только начинали в Манчестере. Оба молчали относительно дальнейшей судьбы Лаверна, хотя, уже стоя на крыльце, Герейнт довольно бестактно протянул другу изрядно потрепанную книженцию под названием «Радости заслуженного отдыха».
Донна тревожилась за мужа, но понимала, что он сам сумеет справиться с ситуацией. Тем более что Лаверн не любил, когда вокруг него суетились. Даже когда болел. В этом отношении он напоминал зверя, который уползает прочь и прячется до тех пор, пока не выздоровеет или не околеет. Донна знала: ее муж слишком упрям и силен духом, чтобы сломаться и утратить всякую надежду. У него всегда находились новые идеи, новые планы, которые помогали ему преодолеть неприятности и вновь зажить полноценной жизнью.
Самый последний его план состоял в одном: в одиночку или вместе с полицией уничтожить Хьюго Принса. Лаверн позвонил Линн, чтобы узнать, что она думает о хозяине Норт-Эбби. Она уже видела его? Смутившись, Линн призналась бывшему шефу, что не имеет права обсуждать с ним служебные дела, потому что теперь – по крайней мере формально – он рядовой гражданин. Это известие явилось для Лаверна неприятным сюрпризом. Подобно многим полицейским, он привык считать рядовую публику скопищем разного рода малоприятных личностей.
Ему наконец вернули одежду и личные вещи, очевидно, не найдя среди них ничего, что могло послужить уликой. В том числе и книжку, которую Эдисон Реффел настоятельно рекомендовала ему прочесть – «Моя жизнь кахуны» Бабули Мэй. На некоторые страницы попала кровь. Одежду Лаверн сжег, а вот книгу оставил. Холодным февральским днем, поставив рядом с собой полный кофейник, он уселся возле камина и наконец-то взялся за чтение.
В книге оказалась целая глава, посвященная отходной молитве. Лаверн заставил себя сосредоточиться. Но, преодолев буквально пару предложений, с трудом поборол желание зашвырнуть чтиво куда-нибудь подальше. На второй странице его уже тошнило. Книженция была написана в незамысловатой манере, а авторские сентенции оказались настолько избиты и банальны, что дальнейшее их чтение уподоблялось истинной пытке. В конце концов книга все-таки полетела через всю комнату.
Через несколько дней, копаясь в машине, Лаверн обнаружил на заднем сиденье сумку. Он совершенно о ней позабыл. В сумке лежали скудные пожитки Эдисон Реффел. Старая косметичка, несколько маек, какие-то носки, белье, упаковка прокладок и поношенное кимоно – не иначе как подарок самого Принса. Лаверн уткнулся в кимоно лицом, вдыхая теплый запах ее тела. Решение пришло к нему моментально.
Он вспомнил, что Эдисон высоко отзывалась об авторе книги. Отлично понимая, что без ее помощи Принса ему никогда не поймать, Лаверн вернулся в дом. Подойдя к письменному столу, открыл ящик и достал оттуда блокнот и ручку.
Спустя несколько часов, отправив в корзину не один скомканный лист, он все-таки сочинил письмо Бабуле Мэй на ее бристольский адрес.
В пять часов бывший суперинтендант уже был у почтового ящика в конце улицы. Но не успел он бросить в прорезь письмо, не успел еще уловить глухой стук конверта о дно ящика, как тотчас устыдился собственной наивности.
Медленно бредя к дому, он мысленно корил себя за глупый, поспешный, прямо-таки бабский поступок – слыханное ли дело, чтобы Лаверн обращался за помощью к какой-то там шарлатанке!..
Спустя два дня он съездил в Йорк, в городскую библиотеку. Там провел все утро среди скучающих студентов и кашляющих пенсионеров, просматривая исторические справочники, пока наконец в одном толстом томе не нашел тс, что искал.
В 1188 году произошел один из позорнейших эпизодов в истории Йорка, когда на городском рынке был заколот раввин Давид с Кроличьей улицы. Причины убийства оставались неясными, или, вернее, исторические источники о них умалчивали.
Убийцей раввина был Томас Норт, торговец шерстью, впоследствии возведенный королем Ричардом за участие в третьем Крестовом походе в рыцарское звание. Судя по всему, Норт не понес никакого наказания; видимо, никто из жителей города не пожелал давать против него показания. Были мнения, что это преступление явилось первым в цепочке ему подобных, кульминацией которых стал печально известный погром 1190 года – тогда вырезали практически все еврейское население города. По возвращении из Святой Земли Норт основал собственную масонскую ложу.
Лаверн нашел соответствующую ссылку. Вот что там говорилось:
«Рыцари Христа» – масонская ложа, основанная сэром Томасом Нортом в последнем десятилетии XII века. Известна тем, что собрала под свои знамена глав всех масонских братств Йорка, оставив, однако, за ними право осуществлять непосредственное руководство деятельностью вверенных им гильдий. Распространенное мнение о том, будто члены ложи практиковали языческие ритуалы, в том числе и человеческие жертвоприношения, не имеет под собой веского основания. После 1348 года, когда Черная Смерть уничтожила большую часть населения города, упоминания о «Рыцарях Христа» практически отсутствуют, хотя вплоть до наших дней время от времени возникали секты, претендовавшие на это название".
Лаверн вернулся к себе в пустой дом. Был вечер пятницы, и Донна дежурила в ночную смену в хосписе. В блокноте возле телефона она оставила для него записку: «Позвони Мэй, Пензанс 33-10-10. PS. Обед в духовке».
Новость выбила его из колеи. Мало того что его письмо, несмотря на всю нерасторопность Королевской почты, дошло до адресата в считанные дни, но то, что она откликнулась с такой быстротой, – нет, это просто в голове не укладывалось и наводило на подозрения.
Лаверн заварил себе чаю и с кружкой в руке уселся у телефона. Он несколько раз в нерешительности поднимал трубку и клал ее снова, пока наконец не заставил себя набрать номер. Пришлось выждать несколько длинных гудков, прежде чем на том конце взяли трубку – женский голос повторил только что набранный им номер. Это был ровный, спокойный голос немолодой женщины. Лаверну показалось странным, что в нем совершенно не чувствовался акцент.
– Мэй? Это Лаверн.
– А-а, здравствуйте, мистер Лаверн, – теперь голос проникся теплотой, – я так и подумала, что это вы.
– Ты позвонила мне, – произнес он наобум, – значит, мое письмо дошло до тебя.
Мэй рассмеялась:
– Вы как-никак детектив.
Неожиданно у Лаверна напрочь отшибло все мысли, и он не нашелся с ответом.
После затяжной паузы Мэй заговорила вновь:
– Какой кошмар – я имею в виду Эдисон. Такая милая девушка. Такая приветливая. Разумеется, я с радостью вам помогу.
– О, спасибо. Заранее благодарен. Что ты предлагаешь?
– Предлагаю, чтобы вы приехали ко мне в Корнуолл на пару деньков.
– Корнуолл? Но ведь это такая даль.
– Да, но разве поездка того не стоит? – В голосе Мэй послышалось разочарование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40