Из глубины торгового зала магазина доносилась приглушенная рождественская музыка самого что ни на есть отвратительного характера.
Перед входом с видом малопривлекательного стража стоял какой-то бродяга с чумазым лицом, уступая дорогу входящим внутрь.
Когда Лаверн прошел мимо него, бродяга опустил глаза и что-то пробормотал. Вернону послышалось нечто вроде: «Нет Бога, Бога нет».
Улица впереди была запружена кучкой юных исполнителей рождественских песенок-колядок со свечными фонариками в руках. Дети смотрелись как статисты рекламного снимка для почтового каталога «Зимняя одежда». Улыбающийся пухлый мальчишка потряс у Лаверна прямо перед носом коробочкой для сбора пожертвований.
– На что собираете?
– Собираем деньги для нашего хора, – жизнерадостно ответил юный толстячок.
– Не очень-то уважительный повод для сбора денег, разве нет? – спросил Лаверн.
Улыбка тут же исчезла с лица мальчишки, и Лаверн, поняв, что обязан восстановить утраченное настроение юного хориста, немедленно опустил монетку в прорезь жестяной коробочки.
Идя дальше по улице, он заметил подростка, который, перехватив сзади локтем горло какой-то девчонки, душил ее. С виду девчушка была на пару лет моложе парня. Все время, пока юный хулиган душил ее, она пронзительно кричала. Лаверн уже собрался было освободить ее и задать хорошую трепку малолетнему негодяю, как девчушка совершенно неожиданно разразилась жизнерадостным смехом и, высвободившись из рук нападавшего, бросилась ему в объятия. Подростки тут же принялись исступленно целоваться. Попытка удушения обернулась частью банального ритуала любовного романа.
Затем Лаверн обратил внимание на незнакомую юную женщину – высокую брюнетку, страшно худую, одетую в комбинезон и непомерно большую поношенную куртку. На первый взгляд она показалась Лаверну религиозной фанатичкой, занятой поиском людей, которых можно было бы обратить в свою веру. Улыбаясь какой-то блаженной улыбкой, женщина заговаривала с прохожими с таким видом, будто знала каждого из них лично. Прохожие не обращали на нее никакого внимания.
Витая в вызванных алкогольными парами мыслях, Лаверн не сразу определил затруднительное финансовое положение юной незнакомки. Когда до него дошло, что девушка просит милостыню, Вернон направился прямо к ней.
– Будьте так добры, поделитесь, пожалуйста, мелочью! Пожалуйста!
Девушка заметила приближение Лаверна, и он прочитал страх в ее глазах. Неужели в нем всегда узнают полицейского – даже когда он в штатском?
Посмотрев на ноги попрошайки, Лаверн заметил, что, несмотря на холод, на ней нет ни носков, ни чулок. Босые ступни черные, сбиты в кровь и покрыты жуткими синяками.
– Зачем же ходить зимой босиком? – грубовато поинтересовался он.
Незнакомка немного помедлила с ответом, не совсем уверенная в том, следует ли отвечать этому немолодому угрюмому великану.
– Люблю чувствовать себя свободной.
– Свободной для того, чтобы подхватить воспаление легких?
Лаверн какое-то время постоял возле девушки, просто пытаясь составить о ней хоть какое-то представление, и понял, что та испытывает необъяснимое беспокойство – незнакомка быстро окинула взглядом улицу, потом снова посмотрела на своего случайного собеседника. Вернон хорошо знал, что так же нервно и встревоженно ведут себя проститутки. Но эта девушка явно не проститутка. Для такого занятия у нее слишком невинные глаза, а в лице напрочь отсутствует типичное для жриц любви бесстыдство.
От нее исходил сильный запах пачулей. Лаверн по ошибке едва не спутал его с запахом марихуаны – наркотика, который он крайне не одобрял. Однако это не помешало ему потянуться во внутренний карман пальто за бумажником, достать банкноту и сунуть ее в ладонь странной бродяжки. Незнакомка посмотрела на подаренные ей деньги как на что-то призрачное.
– Двадцать фунтов? – изумленно проговорила она. – Вы не ошиблись?
Когда Лаверн ободряюще улыбнулся ей, девушка рассмеялась коротким смешком, в котором мелькнула легкая нотка истерического удовольствия. Все-таки она была красива, красива какой-то удивительной, неповторимой красотой, и Лаверн неожиданно ощутил себя старым и немного глуповатым.
Нужно непременно угостить ее выпивкой. Вкусно накормить. Нет, на нее просто больно смотреть. Лаверн похлопал девушку по руке и уже собрался было идти дальше, когда та схватила его за рукав.
– Вы очень добры. В самом деле. Все остальные просто не обращают на меня никакого внимания.
В другой раз Вернон обязательно нашелся бы, что ответить. Но сейчас он был слишком пьян и чувствовал себя смущенным. Поэтому отделался коротким «не стоит благодарности» и зашагал дальше.
Не стоит благодарности?.. Что он хотел этим сказать? Лаверн жарко покраснел от мысли о собственной вербальной несостоятельности, чувствуя, что девушка все еще провожает его удивленным взглядом.
Возможно, он поступил слишком опрометчиво. Деньги, с которыми он только что расстался, предназначались на подарок самому себе – традиционную ежегодную покупку бутылки хорошего виски. Нынешнее Рождество обречено стать более трезвым, чем того хотелось бы. Но эта девчонка все-таки растрогала его. И не своими вежливыми манерами или босыми ногами. Тогда чем?
Лаверн остановился, вспомнив, что это лицо он в последний раз видел в морге.
Девушка была как две капли воды похожа на Анджали Датт.
Глава 2
– Веселого вам Рождества, сэр! Мы подумали, что вам требуется что-нибудь для укрепления сосудов. Попробуйте-ка вот этого.
Все принялись дружно колотить кулаками по столу, а Миллз протянул Лаверну бутылку в пестрой оберточной бумаге – на вид самой дешевой. Опасаясь подвоха – кто знает, вдруг это окажется обыкновенной водой или даже метиловым спиртом, – Лаверн с ухмылкой сорвал обертку. Нет, настоящий «Гленморандж». Значит, он все-таки получил свою бутылку солодового виски.
Слегка устыдившись, Лаверн обвел присутствующих растерянной улыбкой. Коллеги же, осклабившись от уха до уха, подняли бумажные стаканчики с какой-то бормотухой – такую дрянь гонят разве что служители туалетов, используя в качестве сырья жидкость, которой у них в изобилии. Это Миллз, когда его попросили сбегать за парой литров рейнского, вернулся с полудюжиной бутылок желтоватой кислятины. Влить в себя эту гадость не по силам даже полицейскому. А вот Миллзу, судя по всему, хоть бы хны.
– Спасибо, ребята, – поблагодарил коллег Лаверн, подняв бутылку над головой наподобие спортивного трофея. – Но у меня для вас ничего нет.
– А как же пудинг? – воскликнул Лоулесс, едва ворочая языком.
Хелен Робинсон не участвовала в попойке и потому взяла эту часть торжества на себя, внеся на подносе нарезанный на кусочки рождественский пудинг и две пластмассовые кружки с ярко-желтым десертным соусом.
Веселая компания, лишь изредка пересмеиваясь, дружно навалилась на десерт. Рождественское застолье проходило за одним длинным столом в углу пустой столовой: остальные подразделения уже успели отпраздновать, и в воздухе витало ленивое настроение, как у школьников накануне каникул. Все, кроме разве что Лоулесса, думали лишь о том, как поскорее напоследок выстрелить хлопушкой – и по домам. Лоулесс же выжидал подходящего момента, чтобы пригласить куда-нибудь Хелен Робинсон. В свою очередь, Робинсон не терпелось домой, к жениху, и Лоулессу, как ни крути, светила одна-единственная перспектива – провести еще одно Рождество в обществе дражайшей супруги.
После пудинга, с сумками в руках, застегивая на ходу пальто, через зал прошли Айви и Флоренс, из числа обслуги столовой. В предыдущие годы им наверняка пришлось бы вертеться на работе всю ночь, но теперь на всем экономили и ни о каких сверхурочных не могло быть и речи. На ходу они обменялись с полицейскими парой шутливых фраз, пожелав последним не делать ничего такого, что омрачило бы праздник. Работники «убойного» отдела только ухмыльнулись в ответ. Глупо ожидать остроумия от официанток.
Следующим засобирался Лаверн.
– Пора домой, на боковую.
– Не забудь подарок для жены, – напомнила Линн. Как можно такое забыть! Халат, который по просьбе Лаверна купила Линн, лежал, завернутый в подарочную бумагу, у него в кабинете под столом. Туда-то он и направился и, более того, отнюдь не торопился домой.
После того как коллеги разошлись, Лаверн, что-то весело про себя напевая, уселся в полном одиночестве во вращающееся кресло, но перед его мысленным взором стояла босая нищенка, побирающаяся на зимних улицах Йорка.
* * *
Вскоре после шести Линн Сэвидж свернула на своем серебристом «пежо» в узкий переулок, ведущий к дому. Она выключила магнитофон, и голос ее любимого Фила Коллинза, дрогнув, оборвался на протяжной ноте. Линн вышла из машины, поежившись от неожиданно промозглого холода.
С неба падала какая-то противная изморось. Запирая машину, Линн бросила взгляд на окно гостиной – сквозь занавеску поблескивали разноцветные огоньки. Ага, значит, Йен все-таки догадался и нарядил к ее приходу елку.
Несмотря на то что впервые за эти несколько лет ей придется провести 25 декабря на работе, на душе у Линн было светло и радостно. Пусть завтра ее ждет работа; сегодня она примет ванну, переоденется и посвятит вечер Йену и дочкам.
Заслышав позвякивание ключей, Люси, огромный датский дог, бросилась к двери с басистым лаем. Линн прошла в прихожую, а Люси, дыхнув на нее ароматами «Педигри», попыталась проскочить в дверь на улицу. Вовремя подоспевший Йен сумел-таки ухватить собаку за ошейник.
– Линии, – ласково было начал он и нагнулся, чтобы поцеловать жену в щеку, но Люси в этот самый момент дернулась и поцелуй пришелся в воздух.
– А у нас гость, – объявил Йен; взяв у Линн пальто, он тут же в растерянности уронил его на пол.
В голосе мужа слышались нотки раздражения, из чего Линн поняла, что гость малоприятный. По всей видимости, это миссис Дарт – и, как обычно, некстати. Миссис Дарт – ужасно словоохотливая соседка – имела привычку нагрянуть именно в тот момент, когда вы садитесь за стол.
Джейн и Микаэла бросились обнимать мамочку за ноги. Линн наклонилась, чтобы приласкать дочерей, а Йен тем временем закрыл за ней дверь.
– Кто? – шепотом поинтересовалась Линн.
– Это к тебе, – произнес он, уклонившись, к ее великому раздражению, от ответа.
– Мам, а от тебя пивом пахнет, – заметила Микаэла – в свои пять лет она еще, увы, не научилась искусству дипломатии.
– Вином, лапочка, – ответила Линн и, обернувшись к Йену, переспросила: – Так кто это?
Он лишь глуповато ухмыльнулся в ответ и кивнул в сторону высокой фигуры, показавшейся из кабинета.
Как только Линн увидела поношенные, но при этом начищенные ботинки, ей стало ясно, что перед ней коллега-полицейский. Гость шагнул навстречу, и дети инстинктивно шарахнулись в стороны. При всей его обходительности Герейнт Джон мог напугать кого угодно.
– С Рождеством, инспектор, – как ни в чем не бывало произнес он.
Линн почувствовала, как лицо ей заливает краска. Герейнт наверняка почувствовал ее замешательство и, подобно фокуснику в цирке, показал, что в руках у него ничего нет.
– Все в порядке. Просто зашел вас поздравить.
Поняв, что это заявление ее мало успокоило, он рассмеялся и добавил:
– Я тут шел мимо и подумал, а не заглянуть ли мне к вам... на огонек.
Снова воцарилось молчание. Все трое натужно соображали, что сказать дальше. В словах Герейнта сквозило нахальство. За всю их совместную службу они с Линн обменялись не более чем десятком слов, и то не слишком учтивых. Более того, когда последний раз они встретились в коридоре, Джон даже не удосужился кивнуть в ответ на ее приветствие. Так что вряд ли это дружеский визит.
Первым опомнился Йен. Пытаясь изобразить гостеприимного хозяина, он произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40