— Одеяла?
— Да, и одеяла. Иногда. К нам приходят бомжи и крадут одеяла. И постельное белье тоже. Особенно зимой. А в этом году весна запоздала.
— Да.
— Итак, у нас, действительно крадут одеяла. Время от времени.
— Предположим, что эти одеяла были украдены...
— Помилуйте, а как же иначе они могли исчезнуть из дома?
— Предположим, что это произошло случайно, тогда...
— Что?
В его голосе послышалось раздражение.
Мейер отнял у Лафтона слишком много времени, да к тому же у него очень болел зуб.
— Могли бы вы сказать, когда были украдены эти одеяла? — терпеливо допытывался Мейер.
— Нет.
— И никак нельзя их отличить...
— Никак.
— А на этих днях пропадали у вас одеяла?
— Не знаю. Мы проводим инвентаризацию в начале каждого месяца. Следующая инвентаризация будет только первого апреля.
— Что было обнаружено при инвентаризации, которую вы проводили в начале марта?
— В предыдущем месяце у нас кое-что пропало. Например, 14 одеял.
— Четырнадцать одеял были украдены...
— Или пропали...
— Только в феврале?
— Да. Совершенно новые одеяла.
— А эти одеяла?
— Наши пропажи незначительны по сравнению с пропажами в других приютах города. Но простите меня, детектив Мейер, почему вы...
— Простите вы меня. Эти одеяла новые?
— Да. Я так думаю.
— Можете ли вы утверждать, что они новые?
— Да, разумеется.
— Что, по-вашему, значит «новые»?
— Мы получили партию одеял в начале года.
— Таким образом, можно установить, когда они были украдены. Или пропали.
— Ну, да. Я полагаю...
— Когда именно в январе вы получили партию одеял?
— Кажется, четырнадцатого.
— Сколько одеял?
— Пятьдесят. Ими мы возместили одеяла, украденные в предыдущем квартале.
— За три месяца предыдущего квартала у вас было украдено 50 одеял?
— Приблизительно столько. Я подал заявку на 50 одеял, чтобы возместить пропажу. Это для круглого счета.
— Следовательно, у вас пропадало... как вы говорите... 16-17 одеял в месяц?
— Да, что-то около этого.
— И город прислал вам 50 новых одеял взамен пропавших?
— Да.
— Скольких одеял из этой партии у вас не хватает?
— Я же сказал: мы проводим инвентаризацию первого числа каждого месяца.
— Можете ли вы вспомнить, сколько одеял было украдено... или утеряно... в январе?
— Двенадцать.
— А в феврале, как вы сказали, четырнадцать.
— Да, четырнадцать.
— Итого, двадцать шесть.
— Да.
— Немного меньше, чем за такой же период в прошлом квартале.
— Полагаю, что так.
— В месяц получается только тринадцать...
— Да, так оно и есть.
— Некоторое снижение по сравнению с предыдущим кварталом.
— Да, возможно, вы правы.
— Даже несмотря на то, что весна в этом году запоздала.
— Поймите, мы никак не можем предупредить случайные кражи, — разозлился Лафтон. — В нашем приюте 920 коек, а охраны, считайте, никакой нет. Наша основная задача, в смысле охраны, — не допускать проникновения наркотиков в приют. Мы обязаны принимать всех людей, которые обращаются за помощью. Но простите меня, мистер Мейер. Неужели несколько пропавших одеял стоят того времени, которое мы с вами сейчас потратили? И двое подброшенных стариков... обычное дело.
— Да, если бы только не умерла старуха, — возразил Мейер.
* * *
Когда на следующее утро, в четыре часа, зазвонил телефон, Эйлин спала, как убитая. Она наощупь нашла в темноте аппарат, подняла трубку, включила прикроватную лампу и увидела, что за окном идет снег. Снова снег?
— Берк?
— Да, сэр.
На другом конце провода был инспектор Брейди.
— Встретимся на Южной Камберлендской, дом 310, — приказал он. — Чрезвычайное происшествие.
— Слушаюсь, сэр, — ответила она.
Он знал, что ее личная машина не оборудована сиреной, и поэтому просто сообщил ей, что дело не терпит отлагательства. Чрезвычайное происшествие. В это раннее воскресное утро на дорогах не было никакого движения, и она ровно через десять минут была на месте. Шел снег. Возле фургона бригады быстрого реагирования толпились полицейские, у обочины стояла дюжина, а может, и больше патрульных машин. Инспектора Брейди нигде не было видно. В этой толпе полицейских, одетых в черные непромокаемые плащи с капюшонами, Эйлин заметила Тони Пеллегрино. Невысокий, жилистый, он был в джинсах и синей непромокаемой куртке с надписью белыми буквами на спине ПОЛИЦИЯ. Эйлин подошла к нему и поинтересовалась обстановкой.
Ее непокрытые рыжие волосы искрились в лучах уличного фонаря. Она была одета почти так же, как Пеллегрино, в джинсы и синюю форменную куртку с надписью на спине ПОЛИЦИЯ. Чтобы сразу же рассеять подозрения злоумышленника относительно вашего рода занятий. Похититель людей прочтет надпись на спине вашей куртки и сразу поймет, с кем имеет дело. Это не шутки. Жизнь человека, захваченного злоумышленником, буквально висит на волоске.
Две человеческие жизни, если принимать в расчет и жизнь злоумышленника. Девизом бригады была фраза «Никто не должен пострадать». Жизнь злоумышленника так же дорога, как и жизнь заложника. Пеллегрино ввел Эйлин в курс случившегося. Злоумышленником был парень, живший вместе со своим братом и женой брата. Он спал в комнате, которая находилась рядом с комнатой супругов, как раз под холлом.
Произошло вот что. Он проснулся среди ночи и пошел в сортир. Неожиданно на него что-то нашло, он схватил револьвер и пригрозил брату и его жене, что убьет их обоих, если брат сию же минуту не уберется из квартиры.
— Брат пулей вылетел оттуда, — рассказывал Пеллегрино, — и из телефонной будки позвонил по номеру 911. Шеф уже в доме, у двери. Велел сказать вам, чтобы вы сразу же, как придете, поднялись к нему.
Шефом подчиненные называли инспектора Брейди.
— Какая квартира? — спросила Эйлин.
— Четыре-ноль-девять. Да вы не пройдете мимо. Там в коридоре около сотни полицейских.
— Спасибо, Тони, — сказала Эйлин и пошла к дому.
Брейди она нашла на четвертом этаже. В прошлом месяце ему исполнилось 54 года. Высокий, подтянутый, голубоглазый мужчина с лысиной, окаймленной венчиком седых волос.
Его крупный нос выделялся среди других черт лица и придавал ему умное выражение. Он увидел Эйлин, пробиравшуюся сквозь толпу полицейских в форме сил быстрого реагирования, отошел от двери и направился к ней. Он разрезал толпу синих форменок, словно корабль, идущий под всеми парусами.
— Паршивец, — в сердцах выругался он.
— Тони послал "меня сюда, — сообщила Эйлин.
— Парень возжелал свою невестку. Просто и ясно, как мир, — сказал Брейди. — Он слышал, как они ночью занимались любовью, и самому захотелось. Сейчас брата нет в квартире, и он ее, возможно, изнасилует или убьет, а может быть, сделает и то и другое.
— Злоумышленник — старший брат или младший?
— Старший. Ему тридцать два, а его брату двадцать.
— Сколько же лет женщине?
— Ну какая она женщина, — заметил Брейди. — Ей всего-то семнадцать лет.
Эйлин кивнула головой.
— Хотите попытаться? — спросил он. — Только будьте очень осторожны. Он, возможно, замышляет недоброе. Кто его знает?
— Как его зовут?
— Джимми.
— Далеко ли у вас с ним продвинулось дело?
— Ни на шаг, — ответил Брейди.
Неожиданное признание. За восемь месяцев работы в бригаде Брейди мнение Эйлин о нем нисколько не изменилось.
Самовлюбленный женоненавистник, допускающий женщин к двери только в самых крайних случаях. Он только болтал, что намеревается расширить свою бригаду путем включения в нее женщин. Чтобы в ней было не две женщины, как сейчас, а гораздо больше. На деле же ограничился тем, что заменил неудачливых парламентеров-мужчин другими парламентерами, тоже мужчинами. А когда Марта Холстед сгорела на первых же своих переговорах у двери, он начал тренировать ей на смену не другую женщину, а мужчину. Эйлин казалось, что Брейди считает себя непревзойденным парламентером, с которым никто не может сравниться, ни мужчина, ни женщина. Обычно он допускал женщину к двери в тех случаях, когда злоумышленником была тоже женщина.
Очень редко доверял он женщине вести переговоры со злоумышленником-мужчиной. Так почему же сегодня его выбор пал на Эйлин? Уж не потому ли, что в квартире находилась возможная жертва изнасилования? А может, потому, что Джимми помешался на любви, Брейди и решил подсунуть ему рыжекудрую красотку? Время не властно над полицейским ведомством. Эйлин начинала работу в полиции специального назначения в качестве приманки и теперь снова чувствовала себя приманкой. В наши дни мужчины-полицейские относятся с большим уважением к своим коллегам женского пола, но...
— Привет, — начала она. — Я — детектив Эйлин Берк, полицейский парламентер.
Глава 7
Письмо от Глухого доставили в участок в субботу, но Карелла получил его только в воскресенье, в восемь часов утра. Письмо принес в комнату детективов полицейский в форме и бросил на рабочий стол Кареллы вместе с другой корреспонденцией, среди которой было и приглашение на благотворительный бал, даваемый по случаю Пасхи. Карелла не желал ни о чем думать кроме Пасхи, потому что пришла весна и улицы были покрыты талым снегом.
Письмо было адресовано лично ему.
Обыкновенный белый конверт без обратного адреса. «Детективу Стивену Льюису Карелле» было напечатано на лицевой стороне конверта, чуть ниже слов «Бригада детективов 87-го участка», а потом адрес: Гровер-Авеню. Если верить почтовому штемпелю, письмо было отправлено в пятницу 27-го марта. А кто его послал, это Карелла понял еще до того, как вскрыл конверт.
К листку бумаги была пришпилена напечатанная на машинке записка. Вот что она гласила:
Дорогой Стив!
Это, чтобы тебе было легче разобраться.
С искренним приветом
Сэнсон
P.S. Чуть позже.
Пришпиленный к записке листок бумаги был фотокопией страницы из книги, которую Глухой настоятельно рекомендовал детективу внимательно прочитать. Вот ее содержание:
"Я страшусь взрыва, — произнес Тайкона. — Я страшусь, что топот ног преждевременно разбудит землю. Страшусь, что голоса множества людей разгневают спящего бога дождя, и он в ярости разверзнет хляби небесные до того, как будет побежден страх. Я страшусь, что невозможно будет обуздать ярость толпы.
— Я разделяю твой жуткий страх, сын мой, — сказал Окино. — Но ведь Равнина огромна, ее нельзя окружить стеной.
Она вместит любую толпу, какой бы колоссальной она ни была. Потому-то и выбрали наши предки эту Равнину для ежегодных весенних священных празднеств."
— Я знаю, ты не читал эту книгу, — сказал Карелла Брауну. — Ее первая глава — это все, что он рекомендовал прочитать...
— Наш местный друг-библиотекарь, — усмехнулся Браун.
— Там описываются весенние празднества, в этой главе.
И он говорит, что там...
— Кто это тебе говорит? — поинтересовался Браун. — Глухой или сочинитель?
Он шел по снежно-водяному месиву от станции подземки до участка и промочил ноги. Мать говорила ему, что если промочить ноги, то можно схватить простуду.
У него сейчас не было озноба, он чувствовал только сырость в ботинках. И это его раздражало. А когда он был раздражен, то рычал, как медведь. Но на Кареллу не порычишь, и он довольствовался тем, что рычал на свои отсыревшие ботинки, промокшие ноги и скверную погоду, которой заканчивался март. Надо же случиться такой слякоти!
— Сочинитель, — ответил Карелла. — Артуро Ривера.
— Так что он говорит?
— Говорит, что толпа собирается на огромной открытой равнине, окаймленной горами...
— Но ведь в нашем городе и в помине нет гор, — возразил Браун.
— Знаю. Это же другая планета.
— Другая планета? Гм. Иногда мне кажется, что другая планета — это наш город.
— Ты знаешь, что я думаю? А не привлекает ли он наше внимание к толпе? — рассуждал Карелла. — Большому скоплению людей?
— Ты о Глухом говоришь?
— Да. Устами Риверы.
— Так, значит, ты полагаешь, он замышляет преступление с использованием толпы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50