— Она же сказала тебе, что никогда не заглядывала в его шкаф.
— И никогда не видела, чтобы он приносил их домой, а?
— Ты же слышал, она сказала, что часто гуляет по городу. О чем ты толкуешь, Берт? Уж не хочешь ли ты сказать, что это она его укокошила?
— Я высказываю предположение.
— Что, черт побери, значит — предположение?
— Ты бы поверил, что Уилкинс занимается пачкотней?
— А почему бы и нет? Многие мужики живут довольно своеобразно.
— Адвокат? Разрисовывает стены?
— Адвокаты вообще отличаются странностями, — поделился своими соображениями Паркер.
— А разве тебя не удивляет, что она не заметила тридцать две банки с красками в шкафу своего мужа, а?
— Ты повторяешь слово в слово то, что я говорил о его брате. Так? Она слышит о том психе, который убил... — подхватил мысль коллеги Паркер.
— Правильно. И не упускает благоприятную возможность, — продолжил Клинг. — Мочит мужа и делает это так, чтобы он ничем не отличался от жертв психа.
— Ты забываешь, что это она навела нас на мысль о типе, который совершил одно убийство и приписал себе другие.
— Если она действительно убила мужа, то это был хитроумный ход с ее стороны.
Паркер снова внимательно посмотрел на Клинга.
— Ладно, — произнес он наконец, — идем искать те чертовы жестянки.
Поденщик не выбросил в мусоровоз жестянки с красками.
Они показались ему совершенно новыми, и он решил пока их оставить. Может быть, еще пригодятся. С большой неохотой показал банки сыщикам. Боялся, что они заберут их. Но Клинг заверил его, что банки им не нужны. Они только осмотрят их — и все.
К донышку каждой банки была приклеена этикетка:
SAV MOR
19-06-07
$2.49
Теперь сыщики знали, где были куплены эти краски.
Но только в Айсоле было восемь магазинов скобяных товаров фирмы «Сав-Мор». Да в других районах города еще двенадцать.
* * *
В три часа того же дня Эйлин пошла в центр города к Карине Лефковиц, своему психоаналитику. Она чувствовала себя в чем-то виноватой перед Джорджией Моубри. У двери работала она, Эйлин, а смертельно ранили Джорджию. И вот она умерла. Как-то несправедливо получилось, рассказывала она Карине.
Все знакомые Карины в один голос утверждали, что она очень похожа на кинозвезду Барбару Стрейзанд, сыгравшую роль Ловенстейн в фильме «Принц Тайдский». Карину это возмущало, потому что она не знала ни одного психоаналитика, который вел бы себя так возмутительно. В фильме, конечно. Книгу того же названия она не читала. И кроме того, она сомневалась, что выглядит точь-в-точь, как Барбара Стрейзанд. И манеры у нее другие. Нос, правда, длинноват, но ногти она коротко подпиливает, не носит на работе туфли на высоком каблуке и не навязывает своего сынка пациентам, чтобы те тренировали его по футболу. К слову сказать, детей у нее не было вовсе. Возможно, потому что и мужа не было.
А пациентов она принимала в сшитых у лучших портных костюмах строгого покроя и туфлях на низком каблуке. Но как бы там ни было, в городе она была вне конкуренции.
— А вы хотели, чтобы вас смертельно ранили? — спросила она Эйлин.
— Нет. Конечно, нет.
— Так откуда же у вас этот комплекс вины?
Эйлин снова пересказала Карине, как Джорджия подошла к двери...
— Да.
...узнать, не нужно ли ей что-нибудь. Ну, например, сходить в дамскую комнату...
— Да.
— Ив этот самый момент открылась проклятая дверь, и он выстрелил в Джорджию.
— Так что?
— Так вот, мне кажется, что он стрелял в меня. Мне кажется, что он открыл дверь, и ему в голову пришла шальная мысль выстрелить в меня. Убить меня. Потому что он уже убил девушку, лежавшую на кровати в квартире, а я до этого с ним разговаривала. Может быть, он вообразил, что именно я ответственна за то, что он натворил. Кто знает, что он думал, черт бы его побрал. Он же был психом.
— Вам нечего переживать, что...
— Но ведь мишенью-то была я, а не Джорджия. Я уверена в этом. Он стрелял наугад. Он ведь понятия не имел, кто мы такие. Хотел разделаться со мной, а пострадала Джорджия. И вот теперь Джорджия умерла.
— Эйлин, — проговорила Карина, — позвольте мне кое-что сказать вам. Можно?
— Конечно.
— Вашей вины здесь нет.
— Он хотел убить меня...
— Вы не знаете, что у него было на уме!
— Он не мог знать, что Джорджия...
— Эйлин, я не отпущу вас от себя с такими мыслями.
Будь они неладны! Не отпущу. С таким же успехом вы смогли бы обвинить себя в том, что вас изнасиловали...
— Нет, не смогла бы!
— До тех пор, пока этого не произошло! И вы смогли бы обвинить себя в том, что застрелили человека, который бросился на вас с ножом...
— Нет!
— Ну вот и хорошо. Кажется, у нас уже намечается какой-то прогресс, — бесстрастно сказала Карина. — Но если вы думаете, что я позволю вам до бесконечности валить на себя чужую вину, то вы ошибаетесь. Не позволю. Можете уйти и хлопнуть дверью, если пожелаете, но я не отступлюсь.
Эйлин пристально посмотрела на нее.
— Правда, — произнесла Карина и кивнула головой.
— Я думала, что ваш долг — помочь мне избавиться от чувства вины.
— Только если эта вина ваша, — возразила Карина.
* * *
Ближайшая к полицейскому участку библиотека находилась на углу улиц Свободы и Мейсон. Это место некогда носило название Улица Шлюх, а теперь на ней красовались кафе, лавки и магазинчики, в которых торговали изысканными драгоценностями и антиквариатом. Туристы валили на территорию 87-го участка, и к ним липли карманники и грабители. Карелле и Брауну больше нравилось, когда на этой короткой улице теснились публичные дома.
В справочном отделе библиотекарь рассказал им, как нужно работать со старыми газетами. Через три недели после поступления в библиотеку газеты переснимаются на микропленку. Так что если джентльменам нужен какой-то материал из, скажем, февральской газеты, то им придется работать с микропленкой, а если их интересуют мартовские газеты, то они, возможно, найдут их в справочном отделе.
Сыщики сидели за длинным столом, освещенным висячими лампами с зелеными абажурами, и сосредоточенно просматривали газеты за прошлый месяц. Они искали рекламу, приглашающую публику на зрелище на открытом воздухе, которое Глухой мог бы использовать для задуманного им подлого дела. Апрель только начинался, и мало у кого из продюсеров могла возникнуть безумная мысль давать представление на открытом воздухе для многочисленных зрителей в такую плохую погоду, какая сейчас стояла на дворе, но...
Двадцать первого марта в город с двухнедельными гастролями приехал цирк, свое последнее представление он дает в это воскресенье. Можно ли рассматривать собравшихся под тентом зрителей как колоссальное толпу? Ривера описывал толпу так: «ее нельзя окружить стеной». И у тента нет стен.
Так? Уж не цирк ли выбрал Глухой для своих пакостей? Если это так, то обещанное событие произойдет в центре, в Старом городе. Там, возле полуразрушенного мола, построенного голландцами много лет назад, установлен огромный тент.
Труппа называется Le Cirque Magnifique. Прямо из Парижа, если верить рекламе. Карелла переписал информацию в блокнот и сказал Брауну:
— А вот на это что скажешь?
Реклама начиналась так:
Тони Беннет
В сопровождении
оркестра Каунта Бейси
и
трио Ральфа Шейрона
Реклама занимала целую страницу. Под снимком улыбающегося Тони сообщалось:
В пятн, и суб., 3 и 4 апр. Начало в 8 ч, веч.
Концерты состоятся в Маджесте, на арене «Холли-Хиллз».
— Арена — открытое место? — поинтересовался Браун.
— Она без крыши, — пояснил Карелла. — А зрителей там соберется до черта. Это уж точно.
— Но можно ли их назвать толпой, собравшейся под открытым небом?
— В нашем случае вряд ли. Он говорит «без границ, без стен». А арена...
— Глухой?
— Нет, Ривера. Я уверен, что собравшиеся на арене зрители никак не составят такую толпу, какую он описал.
И они снова принялись просматривать страницы, заполненные рекламами различных представлений.
В воскресенье, пятого апреля, согласно плану зрелищ, организуемых фирмой «Кока-Кола», выступит с вечерним концертом Лайза Минелли. В городском оперном театре, называемом Айсопера. Это помещение имеет стены и поэтому не соответствует описанию Риверы, а значит, и Глухого тоже.
В городе гастролируют Пегги Ли и Мел Торме. Они дают концерты в разных клубах. Опять не подходит под описание.
— Это должно произойти в городе? — спросил Браун.
— Почему ты спрашиваешь?
— За мостом состоится пара представлений.
— Сомневаюсь, что он предупредил бы нас, если...
— Да, — согласился Браун.
— По-моему, это состоится где-то в городе. А ты как думаешь?
— Так же.
— Концерт на прогулочном теплоходе, — сообщил Карелла.
— Что за прогулка?
— Вокруг Айсолы. Известный ансамбль.
— У теплохода нет стен, — рассуждал Браун. — Но имеют ли вообще какое-то значение размеры толпы? Он называет ее множеством людей. Увеличивающимся множеством.
По-моему, это не имеет ничего общего с толпой на теплоходе. Скорее похоже...
— Вот, — произнес Карелла.
Он смотрел на огромную, во всю страницу, рекламу в сегодняшней утренней газете. В ней сообщалось следующее:
Первый банк дает
в выходные дни бесплатные концерты
рок-и рэп-ансамблей
Они состоятся на Коровьем Пастбище в Гровер-Парке.
Первый концерт начнется в субботу в час дня, а второй закончится ровно в полночь в воскресенье. В низу рекламы было написано:
Постановка фирмы «Виндоуз Энтертэйнмент, инк.»
Как и полагали Мейер с Хейзом, смены надзирателей в приюте на Храмовой улице совпадали со сменами в полицейском ведомстве. Они удачно выбрали время для засады. Она приходилась частично на вечернюю смену и частично на ночную. Сыщики рассудили, что никто не станет выносить из манежа купленные городом для ночлежников товары в такое время, когда на улице много людей. Место, где находился приют, никак нельзя было назвать оживленным, но на прилегающих улицах располагались магазины и рестораны, так что с десяти до половины одиннадцатого там было довольно оживленно, а потом опять все замирало. В четверг в 22.15 сыщики подъехали к приюту, потушили фары, откинулись на спинки сидений и стали наблюдать.
Хейз жаловался на тех, кто испоганил ему зубы, говорил Мейеру, что боится встречаться с Анни Ролз. Она ведь и не подозревает, что его зубы потеряли свой блеск. Мейер посоветовал ему посмотреть на дело с лучшей стороны. Совет Хейзу не понравился.
— Не вижу в этом ничего хорошего, — огрызнулся он. — Я позволил уговорить себя снять эмаль с зубов, а теперь мне говорят, что она никогда не восстановится. Что в этом хорошего?
Мейер наблюдал за большим кирпичным зданием на другой стороне улицы и размышлял. Вот уже третью ночь они сидят здесь в засаде и до сих пор ничего не высидели. Придется, наверное, на этом закругляться. Он напрямик высказал Хейзу свои сомнения относительно надежности его осведомителя Фрэнки, чокнутого мужика с безумными глазами, щеголявшего в форменной шапке сторожа.
— Откуда он все это узнал, а? — допытывался он.
— Зубной врач? Он сказал, что делал такое однажды для фэбээровцев. А я должен был сказать, что не желаю, чтобы он делал со мной то, что проделывал с теми ослами. Вот, что я должен был ему сказать. А теперь эмаль не восстановится.
— Я тебя спрашиваю об осведомителе, — сказал Мейер. — О Фрэнки.
— Он говорил, что видел, как они выносили продукты и вещи.
— Когда?
— Говорил, что все время.
— Днем? Ночью? Когда, Коттон?
— Ну какого черта ты распсиховался? Это же мои зубы, будь они неладны.
— Мне кажется, что мы здесь зря теряем время. Вот почему я немного раздражен, если можно так выразиться, а вовсе не психую.
— Мейер, само собой разумеется, что если они разворовывают проклятое имущество, то делают это ночью.
— В эти две ночи они ничего не выносили, — возразил Мейер.
— Четверг — самая воровская ночь, — с уверенностью сказал Хейз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50