Впрочем, разбойники нападали и днем, от встречи с ними никто не застрахован.
Купив у знахаря травы, Казимир сложил их в большую сумку, вышел на улицу и остановился в нерешительности, идти в корчму или нет? Войтик его там ожидать не может: он уже заходил днем и во всех подробностях описал свои приключения. Естественно, прихвастнул, рассказывая, как расправился с разбойниками и лихо уложил пана Гонсерека. Конечно, простодушного и недалекого Войтика мучил вопрос: кто стрелял на дороге? Казимир уверил его, что помогло счастливое провидение — неизвестный путник оказал помощь попавшему в беду шляхтичу. Кажется, пай Войтик охотно принял объяснение за чистую монету и вполне поверил Чарновскому, что пан Марцин не устраивал засады.
Итак, если не Войтик, то кто? Прекрасные паненки не станут назначать свидание в грязной придорожной корчме, а те, кому он нужен по делу, могли прийти домой. С другой стороны, солнце еще не село и до темноты вполне можно успеть обернуться — часы на башне еще не скоро пробьют время первой ночной стражи. Кроме того, при нем сабля. И Казимир решил посмотреть, кто послал оборванца…
В корчме было сумрачно. Под низким деревянным потолком висело старое тележное колесо с прилепленными к нему чадно горевшими сальными свечами. К появлению нового посетителя хозяин отнесся без особой радости; он нацедил в глиняную кружку мутной браги, принял деньги и молча кивнул на свободный стол в углу. Казимир сел, поставил перед собой кружку и осмотрелся. Рядом сосали дешевое пойло несколько селян в заплатанной одежде, в другом углу быстро уплетал со сковороды мясо дородный мужчина, по виду приказчик. Серая кошка лениво бродила между столов и чутко прислушивалась к слабому шуршанию соломы, покрывавшей земляной пол.
— Не прикажет ли пан подать еще что-нибудь? — без особой надежды спросил корчмарь.
— Нет.
— У нас есть постоялый двор. Пан не думает переночевать? Найдется и хорошая девка, чтобы пану не было холодно.
— Ничего не нужно, спасибо, — отказался Казимир. Хозяин потерял всякий интерес к посетителю и отошел.
Устроившись поближе к очагу с тлеющими углями, он привалился спиной к бочке, и устало прикрыл глаза.
— Пан разрешит мне сесть рядом? — раздался чей-то голос.
Чарновский поднял глаза. Около стола топтался бедно одетый селянин с темным лицом, наполовину скрытым низко надвинутой войлочной шапкой, похожей на колпак. В руке у него была кружка.
Казимир молча подвинулся, давая ему место на скамье. Селянин сел, отхлебнул браги и тихо сказал:
— Какому Богу пан молится?
Уловив в голосе знакомые нотки, лекарь бросил на соседа быстрый косой взгляд.
— Истинному… Фрол? — чуть слышно, одними губами спросил он.
— Здравствуй, Любомир, — шепнул селянин. — У тебя в доме чужой человек, я не решился зайти.
— Правильно сделал, — глядя в сторону, тихо ответил Чарновский. — Все привез?
— Да.
Пан Казимир Чарновский, известный есаулу Паршину под именем Любомира, взял свою сумку и поднялся из-за стола. Здесь не место для разговора с тайным гонцом.
— У сосны, — шепнул он.
Выйдя из корчмы, лекарь быстро миновал перекресток дорог с покосившимся деревянным распятием и свернул на неприметную тропку, которая вывела его к огромной, уродливо изогнутой, сосне. Рядом темнел заросший бузиной овраг. Из него тянуло сырым холодком и запахом прелых листьев. Вдали тускло мерцали огоньки города.
Через несколько минут на тропке появился Фрол, одетый селянином. За плечами у него висела тощая котомка.
— Все твои пожитки? — пощупал ее Казимир.
— Остальное спрятал в надежном месте, — успокоил его Окулов. — Мне приказано быть при тебе.
— Вот как? — Чарновский критически оглядел его и быстро решил: — Теперь тебя будут звать Матей. У меня в доме лежит раненый шляхтич, и надо помогать ухаживать за ним. Вымоешься, переоденешься и станешь моим новым слугой.
— Хорошо, — кивнул Фрол, — Долго он у тебя будет лежать?
— Надеюсь, — загадочно усмехнулся лекарь.
* * *
Пану Гонсереку казалось, что он провалился в ад, и злобные черти, радуясь, что очередной грешник попал в их руки, всаживали ему в бок раскаленные вилы, мерзко смеялись и хрюкали свиными пятачками, торчавшими на измазанных смолой мордах. Он пытался вырваться, отпихнуть противных тварей, но они вновь с диким хохотом ловили его. Опять появлялись вилы и вонзались в бок. Марцина поднимали на них и бросали в жарко дышащую огнем печь. И кто-то, невидимый за всплесками багрового пламени, голосом пана Войтика издевательски спрашивал:
— Ну как пану пляшется?
Начинала звучать жуткая музыка, и бедный пан Гонсерек, против своей воли, стучал голыми пятками по светившимся малиновым жаром кирпичам. А черти с грохотом сыпали в печь дрова, раздували огонь и калили вилы. Как ни старался Марцин увернуться от них, ничего не получалось. Боль прожигала внутренности, заставляла выворачивать нутро темной, кровавой блевотиной. Дьяволята жадно лакали ее, визжа и отпихивая друг друга.
Потом он вдруг заметил в глубине печи маленькую дверцу. Распахнул ее и очутился на берегу медленного черного потока. Нагнувшись над водой, Гонсерек не увидел своего отражения и попятился в испуге. Зачем он здесь, что его привело сюда? Карабкаясь по камням, он взобрался на высокий берег и упал лицом в горько пахнувшую полынью высокую траву. Вокруг царила ночь, и только далеко-далеко, там, где сходились земля и небо, сияла узкая полоска занимавшейся зари…
Открыв глаза, пан Марцин увидел, что лежит в постели. Рядом дремал на стуле незнакомый человек с узким загорелым лицом и длинными черными усами. Голова его склонилась набок, рот приоткрылся, жилистые руки сложены на животе. Кто это?
Напротив кровати огромный шкаф из темного дерева, около него широкий стол с какими-то склянками и медными ступками. Где он, почему лежит в чужой постели, одетый в чужую рубашку? Что произошло? Пан Марцин попробовал поднять руку, но жуткая боль пронзила бок, заставив застонать. Дремавший на стуле незнакомец тут же встрепенулся:
— Пан очнулся? Хвала Езусу Кристосу!
Он вскочил и шустро кинулся в смежную комнату, а вернулся уже вместе с высоким шатеном в строгой черной одежде. Его лицо показалось Гонсереку странно знакомым. Шатен осторожно положил ему на голову свою большую, прохладную руку.
— Кажется, жар спадает. Говорить можете? — Он наклонился, и Гонсерек совсем рядом увидел его зеленоватые глаза с узкими, как у кота, зрачками.
— Где я? — Пан Марцин с трудом ворочал непослушным языком.
— У меня. — Шатен убрал руку и улыбнулся. — Кризис, кажется, миновал. Теперь дело пойдет на поправку.
Боль в боку немного утихла, и Гонсерек вздохнул свободнее. Голова казалась странно пустой и звонкой, но попытка оторвать ее от подушки закончилась неудачей. В затылке тут же появилась чугунная тяжесть, а в висках возникла ломота.
— Лежите, лежите, — удержал его шатен. — Вам нельзя вставать. Нужен покой.
— Кто вы? — прошелестел Марцин.
— Не узнаете? Ну ничего, все наладится. Я Казимир Чарновский. Мы давно знакомы. И вы в моем доме.
— А-а-а?.. — Раненый слабо шевельнул пальцем и показал на черноусого, недавно дремавшего на стуле у кровати.
— Это Матей, мой слуга, — успокоил его лекарь. — Он ухаживал за вами, как за младенцем, пока вы были без сознания.
— Угу, — пробормотал пан Марцин, чувствуя, как слабеет с каждой минутой все больше и больше.
Холера ясна! Что же с ним приключилось, и каким образом он вдруг оказался в доме Чарновского? И почему начисто отшибло память? Похоже, эскулап вытащил его с того света. Наверное, не зря ходили слухи, что он колдун и чернокнижник. Впрочем, какая разница, белая или черная магия вернула его в мир людей. Важно, что он жив!
В губы пана Гонсерека ткнулась чашка с темной, приятно пахнущей густой жидкостью. Бережно поддерживая его голову, Матей помог Марцину выпить все до дна и заботливо укрыл одеялом. Раненый закрыл глаза и ровно задышал. На его щеках выступил легкий румянец.
— Спит. — Фрол-Матей на цыпочках отошел от кровати. Сделав ему знак следовать за собой, Казимир вышел в смежную комнату.
— Он теперь проспит до завтрашнего утра, — объяснил лекарь. — Я добавил ему в бульон снотворное. Тебе тоже не мешает отдохнуть. Но сначала скажи, что узнал нового?
— Жаловался на чертей, — усмехнулся Фрол. — Я уже, было, подумал, что твои снадобья не подействуют.
— Такого еще не случалось, они действуют на всех. Поэтому я свято храню секрет их состава. Он называл какие-нибудь имена?
Окулов молча расстегнул кафтан, вынул спрятанный на груди лист плотной бумаги и подал Чарновскому. Тот развернул его и быстро пробежал глазами по неровным строчкам.
— Интересно. — Сложив лист, лекарь задумчиво постучал им по ладони. — Он отвечал на вопросы? — Не всегда, — зевнул Фрол — Сильно метался в горячке. Но когда я спросил об иезуитах, он назвал имя. Паоло.
— Паоло? — переспросил Казимир — Я не знаю здесь ни одного ксендза или монаха с таким именем. Больше он ничего о нем не сказал?
— Нет.
— Паоло… Италия? Очень может быть.
— Ты о чем? — не понял Окулов.
Его клонило в дрему: несколько ночей он провел без сна у постели пана Гонсерека, вслушивался в его бред и записывал каждое имя, слетевшее с уст раненого. Когда Чарновский поил больного собственноручно приготовленными лекарствами, Фрол, следуя указаниям лекаря, задавал вопросы погруженному в сон Марцину. Иногда тот на них отвечал, но чаще говорил о своих бредовых видениях.
— Гонсерек — шпион иезуитов, — объяснил Казимир. — Он усиленно подбивал шляхту к новому походу на Москву, и особое внимание уделял тем, кто громче всех орал на Сейме. Но он все делал исподтишка, оставаясь в тени. Хитрая бестия.
— Ну, сколько этот бес ни вертелся, ты его поймал, — засмеялся Окулов.
— И не скоро выпущу, — добавил Чарновский. — Конечно, опасно держать ядовитого гада в собственном доме, но обстоятельства вынуждают. Иди, отдохни, сегодня он будет молчать.
— Ты его вылечишь? — спросил Фрол.
— Обязательно! Но он встанет на ноги только с моего разрешения…
* * *
Когда пан Марцин проснулся в очередной раз, он увидел сидящего рядом с постелью лекаря. Заметив, что больной открыл глаза, тот показал ему маленький, загадочно мерцавший шарик. Казалось, в его глубине легко курится голубоватый туман, в котором вспыхивают радужные искры.
— Что это? — слабым голосом спросил Гонсерек. — Магический кристалл?
— Нет, просто я проверяю ваше зрение при помощи шарика из горного хрусталя.
Неуловимое движение руки лекаря — и шарик исчез. Казимир скрыл досаду за приветливой улыбкой: известное со времен египетских фараонов гипнотическое воздействие оказалось бессильно против пана Марцина. Жаль! Сейчас надо отвлечь раненого, чтобы он забыл про загадочный шарик.
— Все камни имеют свои свойства. Я положил в изголовье вашей кровати александрит. Он очищает кровь.
— Спасибо, — бледно улыбнулся Гонсерек. — Вы разбираетесь в драгоценных камнях, словно ювелир.
— О, если хочешь успешно врачевать болезни, нужно знать многое, — заверил Чарновский. — Думаете, зря люди с древних времен любят бирюзу? Нет, это очень счастливый камень: он прекращает ссоры, устанавливает мир в семье, отводит гнев сильных, помогает приобрести достаток. Или золотистый топаз. Тот, кто его носит, освобождается от бурных и опасных страстей. Владелец перстня с этим камнем никогда не сойдет с ума и не подвергнется сглазу. Изумруд заставляет сбываться сны, а красные гранаты порождают сильные, страстные желания. Но они же могут принести жуткие несчастья, если их украсть.
— Любопытно. Но лучше скажите, любезный пан Казимир, как я оказался в вашем доме?
Марцин впился взглядом в лицо лекаря. Ну, что он ответит? За последние несколько дней Гонсерек почувствовал себя значительно лучше:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Купив у знахаря травы, Казимир сложил их в большую сумку, вышел на улицу и остановился в нерешительности, идти в корчму или нет? Войтик его там ожидать не может: он уже заходил днем и во всех подробностях описал свои приключения. Естественно, прихвастнул, рассказывая, как расправился с разбойниками и лихо уложил пана Гонсерека. Конечно, простодушного и недалекого Войтика мучил вопрос: кто стрелял на дороге? Казимир уверил его, что помогло счастливое провидение — неизвестный путник оказал помощь попавшему в беду шляхтичу. Кажется, пай Войтик охотно принял объяснение за чистую монету и вполне поверил Чарновскому, что пан Марцин не устраивал засады.
Итак, если не Войтик, то кто? Прекрасные паненки не станут назначать свидание в грязной придорожной корчме, а те, кому он нужен по делу, могли прийти домой. С другой стороны, солнце еще не село и до темноты вполне можно успеть обернуться — часы на башне еще не скоро пробьют время первой ночной стражи. Кроме того, при нем сабля. И Казимир решил посмотреть, кто послал оборванца…
В корчме было сумрачно. Под низким деревянным потолком висело старое тележное колесо с прилепленными к нему чадно горевшими сальными свечами. К появлению нового посетителя хозяин отнесся без особой радости; он нацедил в глиняную кружку мутной браги, принял деньги и молча кивнул на свободный стол в углу. Казимир сел, поставил перед собой кружку и осмотрелся. Рядом сосали дешевое пойло несколько селян в заплатанной одежде, в другом углу быстро уплетал со сковороды мясо дородный мужчина, по виду приказчик. Серая кошка лениво бродила между столов и чутко прислушивалась к слабому шуршанию соломы, покрывавшей земляной пол.
— Не прикажет ли пан подать еще что-нибудь? — без особой надежды спросил корчмарь.
— Нет.
— У нас есть постоялый двор. Пан не думает переночевать? Найдется и хорошая девка, чтобы пану не было холодно.
— Ничего не нужно, спасибо, — отказался Казимир. Хозяин потерял всякий интерес к посетителю и отошел.
Устроившись поближе к очагу с тлеющими углями, он привалился спиной к бочке, и устало прикрыл глаза.
— Пан разрешит мне сесть рядом? — раздался чей-то голос.
Чарновский поднял глаза. Около стола топтался бедно одетый селянин с темным лицом, наполовину скрытым низко надвинутой войлочной шапкой, похожей на колпак. В руке у него была кружка.
Казимир молча подвинулся, давая ему место на скамье. Селянин сел, отхлебнул браги и тихо сказал:
— Какому Богу пан молится?
Уловив в голосе знакомые нотки, лекарь бросил на соседа быстрый косой взгляд.
— Истинному… Фрол? — чуть слышно, одними губами спросил он.
— Здравствуй, Любомир, — шепнул селянин. — У тебя в доме чужой человек, я не решился зайти.
— Правильно сделал, — глядя в сторону, тихо ответил Чарновский. — Все привез?
— Да.
Пан Казимир Чарновский, известный есаулу Паршину под именем Любомира, взял свою сумку и поднялся из-за стола. Здесь не место для разговора с тайным гонцом.
— У сосны, — шепнул он.
Выйдя из корчмы, лекарь быстро миновал перекресток дорог с покосившимся деревянным распятием и свернул на неприметную тропку, которая вывела его к огромной, уродливо изогнутой, сосне. Рядом темнел заросший бузиной овраг. Из него тянуло сырым холодком и запахом прелых листьев. Вдали тускло мерцали огоньки города.
Через несколько минут на тропке появился Фрол, одетый селянином. За плечами у него висела тощая котомка.
— Все твои пожитки? — пощупал ее Казимир.
— Остальное спрятал в надежном месте, — успокоил его Окулов. — Мне приказано быть при тебе.
— Вот как? — Чарновский критически оглядел его и быстро решил: — Теперь тебя будут звать Матей. У меня в доме лежит раненый шляхтич, и надо помогать ухаживать за ним. Вымоешься, переоденешься и станешь моим новым слугой.
— Хорошо, — кивнул Фрол, — Долго он у тебя будет лежать?
— Надеюсь, — загадочно усмехнулся лекарь.
* * *
Пану Гонсереку казалось, что он провалился в ад, и злобные черти, радуясь, что очередной грешник попал в их руки, всаживали ему в бок раскаленные вилы, мерзко смеялись и хрюкали свиными пятачками, торчавшими на измазанных смолой мордах. Он пытался вырваться, отпихнуть противных тварей, но они вновь с диким хохотом ловили его. Опять появлялись вилы и вонзались в бок. Марцина поднимали на них и бросали в жарко дышащую огнем печь. И кто-то, невидимый за всплесками багрового пламени, голосом пана Войтика издевательски спрашивал:
— Ну как пану пляшется?
Начинала звучать жуткая музыка, и бедный пан Гонсерек, против своей воли, стучал голыми пятками по светившимся малиновым жаром кирпичам. А черти с грохотом сыпали в печь дрова, раздували огонь и калили вилы. Как ни старался Марцин увернуться от них, ничего не получалось. Боль прожигала внутренности, заставляла выворачивать нутро темной, кровавой блевотиной. Дьяволята жадно лакали ее, визжа и отпихивая друг друга.
Потом он вдруг заметил в глубине печи маленькую дверцу. Распахнул ее и очутился на берегу медленного черного потока. Нагнувшись над водой, Гонсерек не увидел своего отражения и попятился в испуге. Зачем он здесь, что его привело сюда? Карабкаясь по камням, он взобрался на высокий берег и упал лицом в горько пахнувшую полынью высокую траву. Вокруг царила ночь, и только далеко-далеко, там, где сходились земля и небо, сияла узкая полоска занимавшейся зари…
Открыв глаза, пан Марцин увидел, что лежит в постели. Рядом дремал на стуле незнакомый человек с узким загорелым лицом и длинными черными усами. Голова его склонилась набок, рот приоткрылся, жилистые руки сложены на животе. Кто это?
Напротив кровати огромный шкаф из темного дерева, около него широкий стол с какими-то склянками и медными ступками. Где он, почему лежит в чужой постели, одетый в чужую рубашку? Что произошло? Пан Марцин попробовал поднять руку, но жуткая боль пронзила бок, заставив застонать. Дремавший на стуле незнакомец тут же встрепенулся:
— Пан очнулся? Хвала Езусу Кристосу!
Он вскочил и шустро кинулся в смежную комнату, а вернулся уже вместе с высоким шатеном в строгой черной одежде. Его лицо показалось Гонсереку странно знакомым. Шатен осторожно положил ему на голову свою большую, прохладную руку.
— Кажется, жар спадает. Говорить можете? — Он наклонился, и Гонсерек совсем рядом увидел его зеленоватые глаза с узкими, как у кота, зрачками.
— Где я? — Пан Марцин с трудом ворочал непослушным языком.
— У меня. — Шатен убрал руку и улыбнулся. — Кризис, кажется, миновал. Теперь дело пойдет на поправку.
Боль в боку немного утихла, и Гонсерек вздохнул свободнее. Голова казалась странно пустой и звонкой, но попытка оторвать ее от подушки закончилась неудачей. В затылке тут же появилась чугунная тяжесть, а в висках возникла ломота.
— Лежите, лежите, — удержал его шатен. — Вам нельзя вставать. Нужен покой.
— Кто вы? — прошелестел Марцин.
— Не узнаете? Ну ничего, все наладится. Я Казимир Чарновский. Мы давно знакомы. И вы в моем доме.
— А-а-а?.. — Раненый слабо шевельнул пальцем и показал на черноусого, недавно дремавшего на стуле у кровати.
— Это Матей, мой слуга, — успокоил его лекарь. — Он ухаживал за вами, как за младенцем, пока вы были без сознания.
— Угу, — пробормотал пан Марцин, чувствуя, как слабеет с каждой минутой все больше и больше.
Холера ясна! Что же с ним приключилось, и каким образом он вдруг оказался в доме Чарновского? И почему начисто отшибло память? Похоже, эскулап вытащил его с того света. Наверное, не зря ходили слухи, что он колдун и чернокнижник. Впрочем, какая разница, белая или черная магия вернула его в мир людей. Важно, что он жив!
В губы пана Гонсерека ткнулась чашка с темной, приятно пахнущей густой жидкостью. Бережно поддерживая его голову, Матей помог Марцину выпить все до дна и заботливо укрыл одеялом. Раненый закрыл глаза и ровно задышал. На его щеках выступил легкий румянец.
— Спит. — Фрол-Матей на цыпочках отошел от кровати. Сделав ему знак следовать за собой, Казимир вышел в смежную комнату.
— Он теперь проспит до завтрашнего утра, — объяснил лекарь. — Я добавил ему в бульон снотворное. Тебе тоже не мешает отдохнуть. Но сначала скажи, что узнал нового?
— Жаловался на чертей, — усмехнулся Фрол. — Я уже, было, подумал, что твои снадобья не подействуют.
— Такого еще не случалось, они действуют на всех. Поэтому я свято храню секрет их состава. Он называл какие-нибудь имена?
Окулов молча расстегнул кафтан, вынул спрятанный на груди лист плотной бумаги и подал Чарновскому. Тот развернул его и быстро пробежал глазами по неровным строчкам.
— Интересно. — Сложив лист, лекарь задумчиво постучал им по ладони. — Он отвечал на вопросы? — Не всегда, — зевнул Фрол — Сильно метался в горячке. Но когда я спросил об иезуитах, он назвал имя. Паоло.
— Паоло? — переспросил Казимир — Я не знаю здесь ни одного ксендза или монаха с таким именем. Больше он ничего о нем не сказал?
— Нет.
— Паоло… Италия? Очень может быть.
— Ты о чем? — не понял Окулов.
Его клонило в дрему: несколько ночей он провел без сна у постели пана Гонсерека, вслушивался в его бред и записывал каждое имя, слетевшее с уст раненого. Когда Чарновский поил больного собственноручно приготовленными лекарствами, Фрол, следуя указаниям лекаря, задавал вопросы погруженному в сон Марцину. Иногда тот на них отвечал, но чаще говорил о своих бредовых видениях.
— Гонсерек — шпион иезуитов, — объяснил Казимир. — Он усиленно подбивал шляхту к новому походу на Москву, и особое внимание уделял тем, кто громче всех орал на Сейме. Но он все делал исподтишка, оставаясь в тени. Хитрая бестия.
— Ну, сколько этот бес ни вертелся, ты его поймал, — засмеялся Окулов.
— И не скоро выпущу, — добавил Чарновский. — Конечно, опасно держать ядовитого гада в собственном доме, но обстоятельства вынуждают. Иди, отдохни, сегодня он будет молчать.
— Ты его вылечишь? — спросил Фрол.
— Обязательно! Но он встанет на ноги только с моего разрешения…
* * *
Когда пан Марцин проснулся в очередной раз, он увидел сидящего рядом с постелью лекаря. Заметив, что больной открыл глаза, тот показал ему маленький, загадочно мерцавший шарик. Казалось, в его глубине легко курится голубоватый туман, в котором вспыхивают радужные искры.
— Что это? — слабым голосом спросил Гонсерек. — Магический кристалл?
— Нет, просто я проверяю ваше зрение при помощи шарика из горного хрусталя.
Неуловимое движение руки лекаря — и шарик исчез. Казимир скрыл досаду за приветливой улыбкой: известное со времен египетских фараонов гипнотическое воздействие оказалось бессильно против пана Марцина. Жаль! Сейчас надо отвлечь раненого, чтобы он забыл про загадочный шарик.
— Все камни имеют свои свойства. Я положил в изголовье вашей кровати александрит. Он очищает кровь.
— Спасибо, — бледно улыбнулся Гонсерек. — Вы разбираетесь в драгоценных камнях, словно ювелир.
— О, если хочешь успешно врачевать болезни, нужно знать многое, — заверил Чарновский. — Думаете, зря люди с древних времен любят бирюзу? Нет, это очень счастливый камень: он прекращает ссоры, устанавливает мир в семье, отводит гнев сильных, помогает приобрести достаток. Или золотистый топаз. Тот, кто его носит, освобождается от бурных и опасных страстей. Владелец перстня с этим камнем никогда не сойдет с ума и не подвергнется сглазу. Изумруд заставляет сбываться сны, а красные гранаты порождают сильные, страстные желания. Но они же могут принести жуткие несчастья, если их украсть.
— Любопытно. Но лучше скажите, любезный пан Казимир, как я оказался в вашем доме?
Марцин впился взглядом в лицо лекаря. Ну, что он ответит? За последние несколько дней Гонсерек почувствовал себя значительно лучше:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114