А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

— продолжал допытываться Франциск.
Понимая его недоверие, Казимир описал внешность Гонсерека и рассказал о дуэли, предусмотрительно опустив некоторые детали. Потом заверил, что раненый не находит себе места, зная о приезде пана Франциска, поэтому просил своего друга и единомышленника встретить почетного и дорогого гостя.
— Он приобщил вас к святому делу? — поднял брови Франциск.
— Думаю, ещё не полностью, — скромно потупился лекарь. Он напряженно ждал, что решит толстяк: поедет повидать Гонсерека или нет?
Под плащом у Чарновского был спрятан небольшой двуствольный пистолет. Ничего не стоит быстро выхватить его и выстрелить иезуиту в сердце. Но тогда погибнешь сам, так ничего и не узнав. За окнами кареты промелькнула корчма «Золотой щит», а кучер все погонял и погонял лошадей. Франциск не собирается поворачивать к Варшаве и навещать раненого? Тем лучше.
— Жаль, что пан Марцин был неосторожен, — проскрипел толстяк. — Передайте ему мое неудовольствие. И скажите, что его духовный отец с нетерпением ждет подробного письма. От себя я передам пану Гонсереку небольшой подарок. — Он открыл дорожный ларец и вынул из него пухлый молитвенник. — Пусть Господь пошлет пану Марцину разум и здоровье. — Отдавая молитвенник лекарю, толстяк ехидно усмехнулся. — Все, я вас более не задерживаю. Когда вы увидите больного?
— Сегодня же, — честно ответил Чарновский. Франциск дернул за шнурок, звякнул колокольчик, и карета остановилась. На прощание он протянул пухлую руку, и Казимир почтительно приложился к ней губами. Его так и подмывало спросить, не заедет ли толстяк в Варшаву на обратном пути, но он сдержался.
— К сожалению, у меня не будет возможности увидеть пана Гонсерека на обратном пути, — неожиданно сказал Франциск. — Но я проверю, прислал ли он письмо. Пусть читает молитвенник, это наставит его на истинный путь! Прощайте.
Пан Казимир захлопнул дверцу, и карета тронулась. Милош на скаку бросил ему поводья коня и умчался следом за каретой. Чарновский спрятал молитвенник на груди и сел в седло. Естественно, пан Марцин не увидит подарка. Наверняка в нем спрятаны или зашифрованы инструкции отца Паоло. В Москве будет очень любопытно узнать, что он приказывает своим подчиненным, обосновавшимся в Польше.
Вот и пришел час стрельцу собираться домой, чтобы отвезти в подарок Никите Авдеевичу заветную книгу иезуита…
* * *
Едва проснувшись, пан Гонсерек спросил, не приходил ли пан Иероним Лаговский? Узнав, что не приходил, вяло позавтракал, дал себя осмотреть и строго наказал Фролу-Матею провести к нему пана Лаговского, как только тот появится. Ближе к полудню раненый совсем извелся и потерял всякое терпение. Чарновскому пришлось послать Окулова за приятелем пана Марцина.
Пан Лаговский пришел часа через полтора. Помятый, небрежно одетый, с мешками под опухшими глазами, он далеко вокруг распространял запах перегара и глупо ухмылялся. Лекарь проводил его в комнату больного. Вскоре оттуда послышались громкие голоса, потом крик, и дверь распахнулась. На пороге стоял красный и взъерошенный пан Иероним.
— Лайдак! — вслед ему вопил разъяренный пан Марцин.
— Что такое? — забеспокоился Чарновский.
— Он сошел с ума. — Лаговский захлопнул дверь, чтобы не слышать истошных криков пана Марцина. — У него помутился рассудок!
Он неуклюже поклонился и ушел, а лекарь бросился к раненому. Тот уже откинул одеяло и собирался вскочить с постели. Пан Казимир едва успел удержать его:
— Лежите! Вам нельзя вставать, может открыться рана!
— Плевать! — брызгая слюной, орал пан Марцин. — Где это животное? Ушел? Я прибью его, как собаку! Холера ясна! Проклятый пьяница! И он еще смеет утверждать, что я сошел с ума?
— Успокойтесь! — Лекарь заставил его лечь и дал воды. — Честно говоря, мне тоже показалось, что пан Иероним сегодня несколько не в себе.
— Да? — Пан Гонсерек чуть не поперхнулся. — Не в себе? Да он пьян, как свинья!
— Проспится, — улыбнулся Чарновский. — И вы помиритесь.
— Ха! Как можно? Третьего дня я попросил его об одном маленьком одолжении, а сегодня он заявляет, что впервые об этом слышит!
— А вы ничего не перепутали? — осторожно спросил Казимир.
— И вы туда же? — простонал Гонсерек и откинулся на подушки. — Оставьте меня!
Лекарь тихо вышел. Кажется, его усилия начинают приносить свои плоды: пан Марцин остался без инструкций и успел разругаться с помощником. Что последует дальше?
Обедал больной без всякого аппетита и в полном молчании. Его лицо выражало печаль и крайнюю степень озабоченности. Во второй половине дня он попросил Казимира послать к нему домой слугу, чтобы тот узнал, нет ли каких известий. Фрол сходил и вернулся ни с чем. Гонсерек еще более помрачнел и повернулся лицом к стене. Так прошло время до вечера. К удивлению Чарновского, пан Марцин попросил его отужинать вместе с ним. — Вы не можете себе представить, как подвел меня Иероним, — обгладывая крылышко цыпленка, пожаловался раненый.
«Почему же, отлично представляю», — подумал лекарь, но сказал совсем другое:
— Не стоит отчаиваться, все наладится.
— Возможно, но мои интересы связаны с очень отдаленными местами. Вчера здесь был проездом один мой друг. Я просил Лаговского повидать его, а эта пьяная скотина… Быдло!
«Теперь он уже не величает Иеронима паном», — отметил Казимир.
— Ваши интересы связаны с деньгами?
— О да! — с жаром подтвердил Марцин. — Именно с деньгами.
— Обидно, — посочувствовал лекарь. — Деньги всегда кстати.
— Хотите получить несколько сотен золотых? — Гонсерек метнул в него испытующий взгляд.
— Смотря как их зарабатывать. Мне хватает на жизнь, но я не отказался бы.
— Отлично! Если вы поможете мне, я обещаю поделиться с вам к доходом. Слово шляхтича!
— В чем будет заключаться моя помощь? — Чарновский отставил бокал с вином и пересел поближе к постели.
— Нужно съездить в Москву.
— В Москву? — Казимир достаточно натурально изобразил крайнее изумление. — Мне?
— Зачем вам. — Пан Марцин отбросил обглоданное крылышко. — Разве я сказал, что должны поехать вы? Нет, просто нужно устроить такую поездку одному человеку с надежным провожатым или провожатыми. На дорогах неспокойно.
Гонсерек долго ждал вестей от Данилы Демидова, который должен был перехватить гонца к тайному человеку Бухвостова, чтобы узнать, кто этот человек. Но совершенно не подозревал, что именно он сидит сейчас рядом с его постелью. От Кириллы Петровича тоже ни слуху ни духу, а отец Паоло потребует отчета о русских делах. Пан Гонсерек понял: придется посылать гонца в Смоленск и Москву. Размышляя в часы долгого вынужденного досуга, он решил пристроить гонца к кому-нибудь, чтобы не вызвать подозрений. Ах, если бы он сам был на ногах, если бы его не подвел скотина Иероним! Разве стал бы он тогда распинаться перед лекаришкой?
— Узнайте, может быть, туда поедет кто-то из купцов?
— Хорошо, — охотно пообещал Казимир. — И за это вы дадите мне сотню злотых?
— Вы получите деньги, когда этот человек вернется. Но это не все. Вам не приходилось бывать в Италии?
— Я не настолько богат, чтобы совершать подобные поездки, — улыбнулся Чарновский. «Он не знает, что встреча с посланцем отца Паоло все-таки состоялась, и хочет оправдаться перед иезуитами, опасаясь наказания», — подумал он.
— Ваше путешествие будет полностью оплачено, — заверил Марцин.
— Что мне там делать? Решать ваши денежные дела?
— Вот именно! Нужно отвезти несколько писем важным персонам. Это богоугодное и прекрасно оплачиваемое дело. Все расходы я беру на себя. Согласны?
— Не знаю, что и ответить. Ваше предложение так неожиданно. Я же не могу все бросить и завтра же ускакать? Да и вы еще нуждаетесь в уходе. И… сколько я за это получу?
Услышав последний вопрос, Марцин облегченно откинулся на подушки. Тон его быстро изменился: теперь он обращался к пану Казимиру так, как обращаются к уважаемому, заслуживающему доверия, но все же слуге:
— Завтра ехать не обязательно, я еще не написал письмо. Сначала найдите провожатого в Москву, а потом окончательно решим с путешествием в Италию.
— Хорошо, — согласился Чарновский.
Пан Гонсерек наконец-то открыл рот, и теперь ему же не вырваться из западни, которую скромный лекарь приготовил для пособника иезуитов. В Москву человека Марцина проводит стрелец, и, даст Бог, ему удастся пройти по всей вражеской цепочке и добраться до главного предателя. Как это лучше обставить, еще есть время подумать. А в Рим придется ехать самому Казимиру…
* * *
Илью помог отыскать Фрол. Следуя указанию пана Гонсерека, он отправился все к тому же пану Лаговскому, который еще обиженно пыхтел и дулся, но просьбу срочно найти и прислать к раненому «охотника» обещал выполнить. Вечером в двери дома лекаря постучал скромно одетый мещанин и сказал, что он и есть тот самый «охотник». Ничего примечательного ни Казимир, ни Окулов в нем не нашли: тощенький, остроносенький, похож на воробышка-заморыша. Даже шапка, кафтан и штаны на нем были серые. Оружия «охотник» не носил. Говорил тихо, слегка шепелявил и в польскую речь иногда вставлял белорусские слова, из чего лекарь заключил, что он уроженец Пинского или Могилевского каштелянства.
Его провели к раненому. Пан Гонсерек изволил почти два часа беседовать с ним, а потом сказал лекарю, что этого человека нужно проводить к русским, но не в Москву, как договаривались раньше, а только до Вязьмы. Провожатый получит три золотых задатка и пять монет при расставании с «охотником» в Вязьме. Пан Чарновский получает десять золотых задатка и тридцать — по возвращении посланца.
— Вы уже нашли провожатого? — прищурился пан Марцин.
— Сейчас здесь торгуют несколько купцов из Московии, — ответил лекарь. — Один из них собирается домой и согласен взять попутчика. Естественно, ему ничего не известно о ваших делах.
— Что за купец?
— Торгует женскими украшениями. Крупный мужчина, но я не знаю, как его зовут. — Чарновский чуть смущенно улыбнулся и развел руками. — С ним говорил Матей, мой слуга. Но сам я тоже видел купца, поскольку покупал у него сережки для одной прелестной паненки.
— Хорошо, — кивнул Гонсерек. — Пусть «охотник» сам поглядит на него, а потом будете договариваться.
«Скорее всего, про Москву он ляпнул сгоряча, под впечатлением размолвки с Лаговским, — решил пан Казимир. — А теперь петляет, путает следы. Наверно, в Вязьме или около нее у них есть тайный приют, и оттуда в Москву отправится другой человек, а не „охотник“.
Фрол-Матей сводил Илью поглядеть на купца. Видимо, «охотник» остался доволен смотринами, поскольку вскоре пан Марцин приказал — именно приказал, а не попросил — договориться с провожатым. Две ночи подряд Окулову и Тархову не удалось заснуть ни на минутку: они обсуждали предстоящую поездку и придуманный Любомиром план действий. Наконец, когда все оговорили, Фрол подарил Павлину небольшой двуствольный пистолет и отдал наглухо зашитый в толстую кожу четырехугольный предмет.
— Тут твоя смерть, — грустно усмехнулся он. — Любомир долго сомневался, передавать ли это с тобой или нет, но время не ждет, а послать в Москву просто некого. Приехали бы вы, как думалось, втроем…
— Чего уж теперь. — Стрелец принял посылку и прикинул ее вес на ладони. — Тяжеловата! Золото, что ли?
— Дороже. Под кожей стальная шкатулка, а в ней книга и твое зеркальце. Если чужой распорет кожу, то шкатулку не откроет: в ней ни замочной скважины для ключа, ни щели, куда сунуть нож. Но уж коли взломают… Смерть покажется избавлением. На крайний случай попробуй отговориться, что, мол, согласился отвезти сверток в Москву за деньги: мол, незнакомый человек дал за это несколько золотых и сказал, что там за ним зайдут к тебе в лавку и заплатят еще. Но берегись!
— Ладно, — обреченно махнул рукой Тархов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114