А сейчас надо думать, как добраться до Рима.
На одном из постоялых дворов внимание лекаря привлекли двое бедно одетых людей: они скромно сидели в углу корчмы за скудным ужином, состоявшим из куска хлеба, луковицы, кружки с водой и одной миски жидкой похлебки на двоих. Медальоны с изображением девы Марии на шляпах бедняков свидетельствовали, что это паломники, отправляющиеся к святым местам. Один из мужчин был средних лет, поджарый, загорелый, с длинными черными усами. Что-то в его облике напомнило Чарновскому уехавшего Фрола. Второй выглядел моложе, его темно-русые волосы падали на лоб, мешая рассмотреть черты лица, обезображенного широким шрамом на щеке. Он был широкоплеч, кряжист и, судя по всему, отличался большой физической силой.
Лекарь подсел к ним, угостил вином и кулебякой. Изголодавшиеся паломники ели жадно и охотно отвечали на вопросы. По странному стечению обстоятельств оказалось, что черноусого зовут Матей, а второй, Игнац, был его сводным братом. Оба попали в войска коронного гетмана, участвовали в сражениях и среди ужасов войны поклялись, что, если им доведется по милости Господа остаться в живых, они совершат паломничество в Рим. Конечно, им хотелось бы добраться до Иерусалима, но это неосуществимая мечта: в карманах ни гроша, а святые земли под властью мусульман.
Казимир предложил им поступить к нему в услужение: обещал сводным братьям кормить их, купить новую одежду, а также дать коней и помочь быстро доехать до вечного города. За это они должны прислуживать ему в дороге и охранять от разбойников. В Риме они могут считать себя свободными. Паломники немного посовещались и согласились — ехать верхом и быть сытыми значительно лучше, чем шагать пешком натощак. А разбойники их не пугали. В любом случае братья не нарушали данного ими обета, поскольку не клялись дойти до Рима пешком.
Нанимая их, Чарновский преследовал еще одну цель; если за ним присматривали шпионы иезуитов, то они непременно отметили бы, что лекарь выехал из Варшавы в сопровождении слуги, а в Рим прибыл один. Старший из братьев похож на Фрола и даже носит имя, которое дал казаку пан Казимир. Пусть этот Матей и станет на время тем Матеем, который служил в доме Чарновского в Варшаве.
Вскоре Вроцлав остался позади, и трое всадников пересекли границу. Братья оказались людьми покладистыми и бывалыми. У Казимира не было причин укорять себя за решение взять их на службу, однако он предпочитал держать язык за зубами и ничего не рассказывал им ни о себе, ни о цели своей поездки. Впрочем, ни Матей, ни Игнац не проявляли любопытства. Когда начались чешские земли, Чарновский сменил свой костюм и переодел слуг: здесь царили иные моды и польская одежда не раз вызывала любопытные взгляды, а привлекать к своей персоне излишнее внимание пан Казимир не любил. Поэтому он сменил кунтуш и саблю на длинную шпагу, бархатный камзол, шляпу с пером и ботфорты. Паломникам достались шляпы без перьев и куртки.
В Праге немного задержались — лекарь сделал некоторые покупки, — потом отправились дальше, с каждым днем все приближаясь к заветной цели. Иногда Чарновский ловил себя на мысли, что, может быть, он поступил неразумно, переоценил собственные силы, когда решил лично проникнуть в тайны отца Паоло, руководившего сетью шпионов иезуитского ордена. Это не простодушный и недалекий Войтик, не тихий пьяница Лаговский, не кичливый магнат и не охочая до развлечений прекрасная паненка. И даже не подозрительный, осторожный, но отнюдь не блещущий умом пан Гонсерек. Здесь придется вступить в поединок с изощренно коварным и очень опытным противником, обладающим гигантской мощью и небывалыми возможностями.
Что он в силах противопоставить ему, кроме собственного опыта, отваги и хитрости?
Да, на его стороне есть определенные преимущества, например внезапность, поскольку отец Паоло не ожидает гонца из Варшавы. Однако можно ли утверждать это с полной уверенностью? В любом случае поединок придется вести по тем правилам и в том положении, которое навяжет генерал иезуитов. А он способен заставить сражаться не только на коленях и со связанными руками, но и с повязкой на глазах. И еще попробуй добраться до него! Что делать, если иезуит будет держать тебя на расстоянии, но и не отпускать из Рима? Его подручные, которым адресовал письма пан Марцин, начнут ежедневно кормить обещаниями аудиенции, а тем временем о тебе будут наводить справки, внимательно следить за каждым твоим шагом. При малейшем подозрении тебя схватят и упрячут в одну из тайных тюрем инквизиции, откуда никто никогда не вышел на своих ногах. Такого исхода очень не хотелось, и пан Казимир хмурился, сердито покусывая кончик уса.
А дорога уже привела их в южнонемецкие земли и забралась в горы. Позади остался живописный Мюнхен. Потом миновали Милан и по старым дорогам, еще помнившим тяжелую поступь железных легионов Цезаря, поскакали к вечному городу…
Братья-паломники не переставали удивляться: в Германии их господин говорил на немецком, а здесь начал болтать с хозяевами гостиниц и отпускать шуточки на местном певучем диалекте. Воистину, они на свое счастье повстречали этого доброго и ученого человека, который помог им сократить дорогу до святого города.
Наконец в одно прекрасное утро они увидели раскинувшийся на холмах древний Рим. Верный своему слову, пан Казимир рассчитался со спутниками и поблагодарил их за помощь. Братья уважительно поклонились ему, приняли деньги и отправились по своим делам, а Чарновский нашел недорогую, но приличную гостиницу и снял отдельную комнату. Устроившись на новом месте, он отправился наносить визиты знакомым пана Гонсерека.
Первый из них оказался тучным негоциантом. Его маленькие глазки внимательно ощупали нежданного гостя, однако, когда он услышал имя пана Марцина, настороженность исчезла, уступив место радушию. Лекаря пригласили к обеду, на славу угостили и долго расспрашивали о Варшаве, пане Гонсереке и его приятелях. Письмо было прочитано со всем вниманием и бережно спрятано в шкатулку. На прощанье негоциант вроде бы невзначай поинтересовался, кому еще должен здесь передать приветы дорогой гость, и предложил свою помощь — он прекрасно знаком с синьором Франкони и готов оказать пану Казимиру услугу, лично представив его.
На следующий день они отправились к синьору Франкони, седому и важному господину, занимавшему прекрасный особняк с роскошным садом. Здесь лекаря тоже угощали обедом, дотошно расспрашивали и предложили свои услуги. Казимир понял, что отказываться не следует, и с благодарностью принял предложение, чем явно порадовал гостеприимного синьора.
Следующие дни до отказа были заполнены посещениями разных лиц, скользкими, двусмысленными разговорами: гостя словно прощупывали со всех сторон бесконечными расспросами и давали туманные обещания. В глазах просто рябило от хоровода разновозрастных синьоров и синьор, роскошного убранства парадных залов дорогих вилл и блеска украшений. И повсюду, как самый преданный друг, не оставляя ни на минуту, пана Чарновского сопровождал синьор Франкони. Он даже провожал его до гостиницы, словно желая удостовериться, что Казимир действительно отправился туда. Так прошла почти неделя, и наконец любезный синьор Франкони спросил:
— Кажется, вы упоминали, что пан Марцин просил вас передать подарок своему духовному наставнику?
— Да, — подтвердил Чарновский, хотя готов был поклясться, что ни разу не обмолвился об этом. — К сожалению, я даже не представляю, где мне найти его: в Риме великое множество церквей и монастырей. Может быть, вы знакомы с ним?
— Может быть, — лукаво усмехнулся Франкони. — Отец Паоло весьма занятый человек, неустанно пекущийся о делах веры. Но я постараюсь устроить вам свидание с ним.
— Буду крайне признателен.
— А вы не хотите передать этот подарок через меня?
— Не могу нарушить слово, данное мной пану Марцину, — примирительно улыбнулся Казимир. — Я обещал ему вручить подарки лично.
— Хорошо, — легко согласился Франкони. — Не теряйте надежды и ждите. Но придется набраться терпения.
— Я потерплю, — заверил лекарь.
Терпеть пришлось недолго: уже через день сияющий Франкони торжественно объявил, что отец Паоло готов принять прибывшего из далеких краев посланца своего духовного сына и ждет его во второй половине дня. Синьор Франкони сам вызвался проводить Чарновского. Кстати, тучный негоциант как-то незаметно исчез и о нем никто даже не вспомнил. По всей вероятности, он был для иезуитов слишком мелкой сошкой.
Известие, что он сегодня же увидит загадочного отца Паоло, взволновало Казимира: хотя он каждый день ждал этойвстречи и готовился, она все-таки оказалась для него несколько неожиданной. Что будет? Удастся ли понравиться генералу иезуитов и войти к нему в доверие? От этого зависело очень многое, даже сама его жизнь…
* * *
Во второй половине дня, когда зной уже начал понемногу ослабевать, синьор Франкони привел лекаря на узкую улочку неподалеку от церкви Тринта деи Монте. Уверенно подойдя к калитке в глухих воротах одного их особняков, он постучал висевшим на медной цепочке изящным молотком. Калитка распахнулась, и провожатый подтолкнул пана Казимира вперед, но сам остался на улице. Решив ничему не удивляться, Чарновский вошел.
Он очутился в прохладном дворике, окруженном крытой галереей. В середине двора тихо журчал мраморный фонтан, притаившийся среди кустов роскошных роз. Сюда не доносился шум улиц, и, казалось, даже палящее южное солнце не имело здесь власти.
— Синьор Чарновский? — почтительно осведомился рослый, похожий на отставного солдата чернобородый привратник.
— К вашим услугам, — кивнул лекарь. — Я хотел бы видеть отца Паоло.
— Вас ждут. — Бородач поклонился, закрыл калитку на массивный засов и повел гостя в дальний конец галереи.
Навстречу им вышел низкорослый полный человек в шелковом камзоле. Его круглое лицо расплылось в приветливой улыбке, но Казимир внутренне сжался от ужаса. Это был Франциск!
Матерь Божья! Вот кого лекарь меньше всех хотел бы здесь увидеть! Быстро же успел обернуться посланец иезуитов, так некстати вернувшись в Рим одновременно с Чарновским. Сначала Казимир хотел повернуться и бежать — при нем шпага, и он сумеет прорваться на улицу, и там как повезет, — но усилием воли заставил себя сохранять спокойствие. Еще теплилась надежда, что иезуит его не узнает. Встреча с Франциском состоялась не так давно, но она была очень недолгой, и тогда Казимир был одет совершенно по-другому, да еще с наклеенной фальшивой бородой. Сколько людей встречал иезуит за время своего вояжа: десятки, сотни? Неужели его память сохранила приметы каждого из случайных знакомых? И кто знает, увенчается ли успехом попытка прорваться на улицу, — здесь против его шпаги могут неожиданно выдвинуть иные, более весомые аргументы. Например, многочисленную вооруженную стражу или предательский выстрел в спину из пистолета. Нет, раз уж пришел, надо попробовать выкрутиться.
Пан Казимир поправил завернутые в тонкую ткань фигурки святых, которые он держал под мышкой, смело подошел к улыбающемуся Франциску, снял шляпу и вежливо поклонился:
— Добрый день, синьор!
— Вы синьор Чарновский из Варшавы? — Франциск ответил на поклон и небрежным движением руки отпустил привратника. Тот неслышно удалился.
— Совершенно верно. — Казимир тайком облегченно вздохнул: по крайней мере, теперь за спиной не торчит мрачный бородатый верзила. — Уважаемый синьор Франкони обещал мне, что здесь я смогу увидеть досточтимого отца Паоло. Я привез ему подарки от его духовного сына.
— Мы не встречались с вами раньше? — Глаза Франциска словно ощупали Чарновского с ног до головы и задержались на лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
На одном из постоялых дворов внимание лекаря привлекли двое бедно одетых людей: они скромно сидели в углу корчмы за скудным ужином, состоявшим из куска хлеба, луковицы, кружки с водой и одной миски жидкой похлебки на двоих. Медальоны с изображением девы Марии на шляпах бедняков свидетельствовали, что это паломники, отправляющиеся к святым местам. Один из мужчин был средних лет, поджарый, загорелый, с длинными черными усами. Что-то в его облике напомнило Чарновскому уехавшего Фрола. Второй выглядел моложе, его темно-русые волосы падали на лоб, мешая рассмотреть черты лица, обезображенного широким шрамом на щеке. Он был широкоплеч, кряжист и, судя по всему, отличался большой физической силой.
Лекарь подсел к ним, угостил вином и кулебякой. Изголодавшиеся паломники ели жадно и охотно отвечали на вопросы. По странному стечению обстоятельств оказалось, что черноусого зовут Матей, а второй, Игнац, был его сводным братом. Оба попали в войска коронного гетмана, участвовали в сражениях и среди ужасов войны поклялись, что, если им доведется по милости Господа остаться в живых, они совершат паломничество в Рим. Конечно, им хотелось бы добраться до Иерусалима, но это неосуществимая мечта: в карманах ни гроша, а святые земли под властью мусульман.
Казимир предложил им поступить к нему в услужение: обещал сводным братьям кормить их, купить новую одежду, а также дать коней и помочь быстро доехать до вечного города. За это они должны прислуживать ему в дороге и охранять от разбойников. В Риме они могут считать себя свободными. Паломники немного посовещались и согласились — ехать верхом и быть сытыми значительно лучше, чем шагать пешком натощак. А разбойники их не пугали. В любом случае братья не нарушали данного ими обета, поскольку не клялись дойти до Рима пешком.
Нанимая их, Чарновский преследовал еще одну цель; если за ним присматривали шпионы иезуитов, то они непременно отметили бы, что лекарь выехал из Варшавы в сопровождении слуги, а в Рим прибыл один. Старший из братьев похож на Фрола и даже носит имя, которое дал казаку пан Казимир. Пусть этот Матей и станет на время тем Матеем, который служил в доме Чарновского в Варшаве.
Вскоре Вроцлав остался позади, и трое всадников пересекли границу. Братья оказались людьми покладистыми и бывалыми. У Казимира не было причин укорять себя за решение взять их на службу, однако он предпочитал держать язык за зубами и ничего не рассказывал им ни о себе, ни о цели своей поездки. Впрочем, ни Матей, ни Игнац не проявляли любопытства. Когда начались чешские земли, Чарновский сменил свой костюм и переодел слуг: здесь царили иные моды и польская одежда не раз вызывала любопытные взгляды, а привлекать к своей персоне излишнее внимание пан Казимир не любил. Поэтому он сменил кунтуш и саблю на длинную шпагу, бархатный камзол, шляпу с пером и ботфорты. Паломникам достались шляпы без перьев и куртки.
В Праге немного задержались — лекарь сделал некоторые покупки, — потом отправились дальше, с каждым днем все приближаясь к заветной цели. Иногда Чарновский ловил себя на мысли, что, может быть, он поступил неразумно, переоценил собственные силы, когда решил лично проникнуть в тайны отца Паоло, руководившего сетью шпионов иезуитского ордена. Это не простодушный и недалекий Войтик, не тихий пьяница Лаговский, не кичливый магнат и не охочая до развлечений прекрасная паненка. И даже не подозрительный, осторожный, но отнюдь не блещущий умом пан Гонсерек. Здесь придется вступить в поединок с изощренно коварным и очень опытным противником, обладающим гигантской мощью и небывалыми возможностями.
Что он в силах противопоставить ему, кроме собственного опыта, отваги и хитрости?
Да, на его стороне есть определенные преимущества, например внезапность, поскольку отец Паоло не ожидает гонца из Варшавы. Однако можно ли утверждать это с полной уверенностью? В любом случае поединок придется вести по тем правилам и в том положении, которое навяжет генерал иезуитов. А он способен заставить сражаться не только на коленях и со связанными руками, но и с повязкой на глазах. И еще попробуй добраться до него! Что делать, если иезуит будет держать тебя на расстоянии, но и не отпускать из Рима? Его подручные, которым адресовал письма пан Марцин, начнут ежедневно кормить обещаниями аудиенции, а тем временем о тебе будут наводить справки, внимательно следить за каждым твоим шагом. При малейшем подозрении тебя схватят и упрячут в одну из тайных тюрем инквизиции, откуда никто никогда не вышел на своих ногах. Такого исхода очень не хотелось, и пан Казимир хмурился, сердито покусывая кончик уса.
А дорога уже привела их в южнонемецкие земли и забралась в горы. Позади остался живописный Мюнхен. Потом миновали Милан и по старым дорогам, еще помнившим тяжелую поступь железных легионов Цезаря, поскакали к вечному городу…
Братья-паломники не переставали удивляться: в Германии их господин говорил на немецком, а здесь начал болтать с хозяевами гостиниц и отпускать шуточки на местном певучем диалекте. Воистину, они на свое счастье повстречали этого доброго и ученого человека, который помог им сократить дорогу до святого города.
Наконец в одно прекрасное утро они увидели раскинувшийся на холмах древний Рим. Верный своему слову, пан Казимир рассчитался со спутниками и поблагодарил их за помощь. Братья уважительно поклонились ему, приняли деньги и отправились по своим делам, а Чарновский нашел недорогую, но приличную гостиницу и снял отдельную комнату. Устроившись на новом месте, он отправился наносить визиты знакомым пана Гонсерека.
Первый из них оказался тучным негоциантом. Его маленькие глазки внимательно ощупали нежданного гостя, однако, когда он услышал имя пана Марцина, настороженность исчезла, уступив место радушию. Лекаря пригласили к обеду, на славу угостили и долго расспрашивали о Варшаве, пане Гонсереке и его приятелях. Письмо было прочитано со всем вниманием и бережно спрятано в шкатулку. На прощанье негоциант вроде бы невзначай поинтересовался, кому еще должен здесь передать приветы дорогой гость, и предложил свою помощь — он прекрасно знаком с синьором Франкони и готов оказать пану Казимиру услугу, лично представив его.
На следующий день они отправились к синьору Франкони, седому и важному господину, занимавшему прекрасный особняк с роскошным садом. Здесь лекаря тоже угощали обедом, дотошно расспрашивали и предложили свои услуги. Казимир понял, что отказываться не следует, и с благодарностью принял предложение, чем явно порадовал гостеприимного синьора.
Следующие дни до отказа были заполнены посещениями разных лиц, скользкими, двусмысленными разговорами: гостя словно прощупывали со всех сторон бесконечными расспросами и давали туманные обещания. В глазах просто рябило от хоровода разновозрастных синьоров и синьор, роскошного убранства парадных залов дорогих вилл и блеска украшений. И повсюду, как самый преданный друг, не оставляя ни на минуту, пана Чарновского сопровождал синьор Франкони. Он даже провожал его до гостиницы, словно желая удостовериться, что Казимир действительно отправился туда. Так прошла почти неделя, и наконец любезный синьор Франкони спросил:
— Кажется, вы упоминали, что пан Марцин просил вас передать подарок своему духовному наставнику?
— Да, — подтвердил Чарновский, хотя готов был поклясться, что ни разу не обмолвился об этом. — К сожалению, я даже не представляю, где мне найти его: в Риме великое множество церквей и монастырей. Может быть, вы знакомы с ним?
— Может быть, — лукаво усмехнулся Франкони. — Отец Паоло весьма занятый человек, неустанно пекущийся о делах веры. Но я постараюсь устроить вам свидание с ним.
— Буду крайне признателен.
— А вы не хотите передать этот подарок через меня?
— Не могу нарушить слово, данное мной пану Марцину, — примирительно улыбнулся Казимир. — Я обещал ему вручить подарки лично.
— Хорошо, — легко согласился Франкони. — Не теряйте надежды и ждите. Но придется набраться терпения.
— Я потерплю, — заверил лекарь.
Терпеть пришлось недолго: уже через день сияющий Франкони торжественно объявил, что отец Паоло готов принять прибывшего из далеких краев посланца своего духовного сына и ждет его во второй половине дня. Синьор Франкони сам вызвался проводить Чарновского. Кстати, тучный негоциант как-то незаметно исчез и о нем никто даже не вспомнил. По всей вероятности, он был для иезуитов слишком мелкой сошкой.
Известие, что он сегодня же увидит загадочного отца Паоло, взволновало Казимира: хотя он каждый день ждал этойвстречи и готовился, она все-таки оказалась для него несколько неожиданной. Что будет? Удастся ли понравиться генералу иезуитов и войти к нему в доверие? От этого зависело очень многое, даже сама его жизнь…
* * *
Во второй половине дня, когда зной уже начал понемногу ослабевать, синьор Франкони привел лекаря на узкую улочку неподалеку от церкви Тринта деи Монте. Уверенно подойдя к калитке в глухих воротах одного их особняков, он постучал висевшим на медной цепочке изящным молотком. Калитка распахнулась, и провожатый подтолкнул пана Казимира вперед, но сам остался на улице. Решив ничему не удивляться, Чарновский вошел.
Он очутился в прохладном дворике, окруженном крытой галереей. В середине двора тихо журчал мраморный фонтан, притаившийся среди кустов роскошных роз. Сюда не доносился шум улиц, и, казалось, даже палящее южное солнце не имело здесь власти.
— Синьор Чарновский? — почтительно осведомился рослый, похожий на отставного солдата чернобородый привратник.
— К вашим услугам, — кивнул лекарь. — Я хотел бы видеть отца Паоло.
— Вас ждут. — Бородач поклонился, закрыл калитку на массивный засов и повел гостя в дальний конец галереи.
Навстречу им вышел низкорослый полный человек в шелковом камзоле. Его круглое лицо расплылось в приветливой улыбке, но Казимир внутренне сжался от ужаса. Это был Франциск!
Матерь Божья! Вот кого лекарь меньше всех хотел бы здесь увидеть! Быстро же успел обернуться посланец иезуитов, так некстати вернувшись в Рим одновременно с Чарновским. Сначала Казимир хотел повернуться и бежать — при нем шпага, и он сумеет прорваться на улицу, и там как повезет, — но усилием воли заставил себя сохранять спокойствие. Еще теплилась надежда, что иезуит его не узнает. Встреча с Франциском состоялась не так давно, но она была очень недолгой, и тогда Казимир был одет совершенно по-другому, да еще с наклеенной фальшивой бородой. Сколько людей встречал иезуит за время своего вояжа: десятки, сотни? Неужели его память сохранила приметы каждого из случайных знакомых? И кто знает, увенчается ли успехом попытка прорваться на улицу, — здесь против его шпаги могут неожиданно выдвинуть иные, более весомые аргументы. Например, многочисленную вооруженную стражу или предательский выстрел в спину из пистолета. Нет, раз уж пришел, надо попробовать выкрутиться.
Пан Казимир поправил завернутые в тонкую ткань фигурки святых, которые он держал под мышкой, смело подошел к улыбающемуся Франциску, снял шляпу и вежливо поклонился:
— Добрый день, синьор!
— Вы синьор Чарновский из Варшавы? — Франциск ответил на поклон и небрежным движением руки отпустил привратника. Тот неслышно удалился.
— Совершенно верно. — Казимир тайком облегченно вздохнул: по крайней мере, теперь за спиной не торчит мрачный бородатый верзила. — Уважаемый синьор Франкони обещал мне, что здесь я смогу увидеть досточтимого отца Паоло. Я привез ему подарки от его духовного сына.
— Мы не встречались с вами раньше? — Глаза Франциска словно ощупали Чарновского с ног до головы и задержались на лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114