— Придется Илюшку придушить, забрать его вещички, и давай ноги в руки. Купить под Смоленском коня и гнать в Москву… Да, но как быть, если он должен своим что-то передать на словах?»
А под копытами маштачка уже хлюпала гать, проложенная по болотистой низинке. Тархов еще больше приуныл. По всему получалось, что каждый из седоков маштака едет на верную гибель, с той лишь только разницей, что один из них знает об этом, а другой даже не подозревает о грозящей опасности, приближающееся с каждым шлепком разбитых копыт старого одра. Впрочем, нет, — гибель грозит обоим, но только один останется в живых.
Дорога еще больше сузилась, лес подступил к ней вплотную. Начался подъем, за которым будут кусты, а за ними раскинется поляна. Один ее край обрывается в бездонную трясину, затянутую зеленоватой ряской с редкими пятнами желтоватых кувшинок. Знакомые места, слишком знакомые! На обрыве покажется дом, обнесенный высоким тыном, тогда придется сдавить шею Илюшки и заставить его повернуть назад. Таиться уже не будет смысла: или он все расскажет, как на духу, отдавшись на волю Павлина, или получит нож под сердце и успокоится навеки в лесу.
Екая селезенкой, маштак взобрался на пригорок, миновал кусты, и открылась поляна.
— Твою мать!.. — в сердцах выругался Илья. — Да чтоб им!..
Тархов поглядел вперед и облегченно вздохнул: спас Господь! Услышали святые угодники его молитву! Охотничьего домика больше не было. Торчали потемневшие от копоти бревна тына, а за ними, как гнилые зубы, обгорелые остатки стен и провалившиеся кровли с облупившейся печной трубой. Стало быть, разбойнички не сумели погасить пожар. Ну и слава Богу!
— Ну, чего теперь? — сплюнул стрелец. — Где твои лошади?..
Павлину хотелось петь и хохотать во все горло: словно тяжкий груз упал с души, словно заново на свет родился. Но пришлось зажать буйную радость в кулак и сделать вид, что обозлен и раздосадован.
— Жилье, — фыркнул Тархов. — Даже погорельцев не видать.
— Погоди, я погляжу. — Илья хотел соскочить с лошади, но Павлин удержал его:
— Чего глядеть? И так все видно. — Ему совсем не хотелось отпускать попутчика от себя в этом страшном месте: скорее надо уезжать, от греха подальше. — Даже крыша провалилась. Поворачиваем, только время зря потеряли.
— Но я же не знал, — начал оправдываться Илья. — Сам видишь, тут дом стоял.
— Вижу. — Стрелец завернул маштака и ударил его каблуками по тощим ребрам. — Ну, пошел живей!
Мотая головой, усталый маштачок затрусил обратно. Снова под его копытами чавкает гать, а дорога впереди становится все шире и шире. Вот уж никак Тархов не думал, что ему доведется еще раз навестить разбойничье гнездо. Ладно, нет худа без добра: зато можно потом сказать Никите Авдеевичу, что своими глазами видел пожарище, а Илюшке теперь не отвертеться. Нет, не отвертеться!
— Куда едем? — спросил Павлин, когда выбрались на проезжую дорогу.
— Тут неподалеку постоялый двор был, — нерешительно протянул Илья..
— М-да? — хмыкнул стрелец. Час от часу не легче! Теперь его хотят заманить к предателю Исаю. — Может, пока лошаденка переставляет ноги, двинем к Смоленску?
— Хорошо, — решился Илья. — Поехали!
Миновать постоялый двор Исая им все равно не удалось: самая короткая дорога на Смоленск пролегала мимо него. Увидев на месте постоялого двора пепелище, стрелец второй раз за сегодня вздохнул с облегчением, а Илья нахмурил брови.
Поздно ночью они забарабанили в дверь корчмы при постоялом дворе, приткнувшемся у дороги уже по ту сторону границы, во владениях великого государя. Хозяином тут был разбитной мужичишка по имени Давыд. Раз или два Павлин останавливался здесь, когда ездил по делам Бухвостова под видом торгового человека, поэтому встречи с Давыдом он не опасался. Однако, путешествуя в компании с Ильей, следовало быть предельно осторожным.
В оконце корчмы затеплился огонек. Давыд долго выспрашивал из-за двери, кто и зачем пожаловал, потом, наконец, впустил. Из комнаты хозяев выплыла его дородная заспанная жена и нехотя начала собирать на стол приблудившимся в ночи постояльцам.
— Вроде знакомый? — вглядываясь в лицо стрельца, неуверенно улыбнулся Давыд.
— Встречались, — подтвердил Тархов.
— А я вижу. — Давыд выставил на стол кувшин с пиром. — Ты, помню, человек торговый, так? А где ж товар?
— Лошадей у нас свели, — мрачно сообщил Илья. — На польской стороне. Пришлось товарец на хранение оставить, а сами купили одра и подались сюда. Конями разживемся в Смоленске?
— Свели? — хлопнул себя ладонями по толстым ляжкам Давыд. — Экое дело! А я, признаться, струхнул, как в дверь застучали. Тут такие новости!
Он подсел к столу, налил себе пива и давай рассказывать, как ночью разбойники напали на постоялый двор Исая, кого-то там убили и ограбили, а усадьбу и корчму пожгли. Илья слушал с большим вниманием, а Павлин только притворялся, что его занимает рассказ Давыда. Его больше интересовало, почему хозяин воспринял появление Ильи как нечто должное, словно ждал его. Да, путешествуя с таким попутчиком, нужно постоянно держать ухо востро, а глаза широко открытыми. Приглядываться, все подмечать и откладывать в копилочку памяти. Уж не ходит ли Давыд по той же кривой дорожке, что и Исай?
В боковой пристройке нашлась свободная комната, и Давыд проводил их туда. Утром Илья поднялся первым, быстренько умылся, позавтракал и стал о чем-то шептаться с хозяином, изредка бросая косые взгляды на Павлина, уплетавшего яичницу. Стрелец тоже не забывал поглядывать по сторонам и скоро приметил, что в разных углах корчмы сидят с кружками крепкие мужики. Это показалось ему странным: в поле работы полно, огороды пересохли, земля воды просит, а мужички и в ус не дуют. С самого утра уже в корчме. И где они только деньги берут?
И тут как осенило: да это же Давыдкина охрана! А может, даже и разбойнички, которые уцелели после разгрома их гнезда на болоте, — перекочевали сюда и затаились под крылышком хозяина постоялого двора.
Подошел Илья, сел рядом и прошептал:
— Можем до Вязьмы добраться с богомольцами. Их тут целая ватага.
«Ватага? — подумал Тархов, — Это о богомольцах-то? Скорее так скажешь о разбойниках. Нет, нужно как-нибудь от этих „богомольцев“ отвертеться, не то еще придушат ночью. Да и зачем я Илюшке, если он надумает с ними отправиться?»
— Пехом? — вытирая корочкой хлеба сковородку, усмехнулся Павлин. — Долго будет. Ты как знаешь, а я на одра — и в Смоленск! Может, там кто из знакомых купцов торгует, попрошу коней на время. Сгоняю за товаром, и домой.
— Тебе не нужны золотые?
— Почему не нужны? Но ведь ты, как я понял, хочешь идти с ватагой?
— Нет, это долго. Ты правильно сказал. Если Давыд даст коней, поедешь со мной?
— Чего же не поехать? От Вязьмы до Москвы всяк ближе, чем отсюда. К тому же тогда с тебя и причитаться будет. Но можешь мне вместо денег дать коня, я не откажусь.
— Посмотрим. — Илья поднялся. — Пойду, скажу хозяину. Сейчас и поедем. Время не ждет…
Снова они ехали стремя в стремя, молча отмахивая версту за верстой по дороге, бесконечной лентой петлявшей то среди дремучих лесов, то среди широких полей, то сбегавших к мостам через речки, то взбиравшейся на крутые косогоры. Мелькали и уплывали назад деревеньки, а в городах путников не раз останавливали заставы, и служивые люди придирчиво выспрашивали, кто такие, куда и по какой надобности едут.
До Вязьмы добрались без приключений, но в город Илья не поехал. Предложил свернуть на проселок, и вскоре впереди показалась большая усадьба на берегу речки — тихой, светлой, с густым зеленым кустарником по берегам. За рекой раскинулось поле с полосками жнивья, а почти вплотную к нему подступал лес. Вся усадьба, словно крепость, была обнесена высоким тыном с глухими тесовыми воротами. Из-за тына виднелись шатровая кровля терема, деревянная луковка домашней часовенки с крестом и крытые дранкой крыши хозяйственных построек. Павлин заметил, что у подножия тына змеей тянулся глубокий ров. По его краю ровными валками лежала выкошенная трава: хозяева следили за порядком.
Илья смело подъехал к воротам и постучал:
— Эй! Кто там есть?
— Чего надо? — сердито спросили с той стороны тына.
— До Кириллы Петровича с вестями. Отворяй!
Однако отворили не сразу. Путникам пришлось довольно долго ждать, пока дворня распахнет тяжелые створки ворот. Не успели они въехать на двор, как лошадей схватили под уздцы дюжие холопы. Стрелец быстро осмотрелся: не угодил ли он часом в смертельную западню?
По левую руку стоял красивый терем, рядом с ним подняла к небу тонкий крест часовенка. От высокого крыльца терема ко входу в часовню вела вымощенная камнем дорожка. Справа теснились конюшни, амбары и сараи. Посредине широкого двора, заросшего неистребимой травой-спорышом, стоял кряжистый мужчина в долгополом кафтане и красной шапке.
— Кто пожаловал? — прищурился он, разглядывая нежданных гостей.
Павлин и Илья слезли с лошадей, и холопы тут же повели их в дальний угол двора, к коновязи. Это стрельцу не понравилось, но в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и он промолчал. Благо при нем сабля, пистолеты и неразлучная дорожная сума.
— Кто такие? — рявкнул кряжистый мужик. — Ну? Илья подошел к нему поближе и тихо сказал несколько слов.
Лицо неприветливого мужчины смягчилось, на губах даже появилось подобие улыбки, но глаза по-прежнему смотрели хмуро.
— А это кто? — спросил он и показал на Павлина. — Что за медведь?
— Прохор, попутчик мой, — объяснил Илья. — Купеческий приказчик из Москвы.
— Ладно, — буркнул мужчина. — Обождите здесь. — Почти бегом он бросился к терему. Гулко хлопнула закрывшаяся за ним дверь.
— Давай рассчитаемся, и поеду я, — поглядывая на окруживших их холопов, попросил Тархов. — Хозяева уж больно нелюбезные.
— Успеешь, — не поворачивая головы, ответил Илья. — Не бойся, получишь свои золотые.
— Дал бы то Бог… — вздохнул стрелец.
Тем временем мужчина в долгополом кафтане поднялся на второй ярус терема и вошел в горницу. Переступив порог, склонился в поклоне перед сидевшим в большом кресле дородным человеком в белой вышитой рубахе и широких штанах из тонкого полотна. Положив на низенькую скамеечку, украшенную инкрустацией из рыбьего зуба, босые ступни с желтоватыми мозолями на пятках, он слегка шевелил пальцами ног, разглядывая их с таким интересом, будто заморскую диковинку.
— Кто там, Архип?
— «Охотник» прибег с польской стороны. Говорит, с вестями до Кириллы Петровича. Но ведь он… Как прикажешь, боярин?
— «Охотник»? — Боярин почесал большую темную бородавку около левого уха. — А с ним кто?
— Попутчик. Зовут Прохор, приказчик купца. Его в Варшаве подрядили «охотника» сюда проводить. За восемь золотых.
— Ему лучше заплатить тридцать сребреников, — зло ощерился боярин. — Видал я их в окошко. Это Павлин Тархов, стрелец Никиты Бухвостова! Понял, дурак, кого твой «охотник» притащил?
Архип побледнел и упал на колени. Забормотал, не смея взглянуть на хозяина:
— Исправим, боярин, все исправим!
— Молчи! Чего ты исправишь? Никитка уже до Варшавы свои лапы дотянул, к нашему горлу подбирается!
Боярин сердито пристукнул кулаком по подлокотнику: ну, Никита, ну, змей! Выходит, обложили его людишки пана Гонсерека, охмурили, заставили плясать под свою дудку?! Дела…
— На корм ракам отправлю, — прохрипел Архип. — Обоих! Боярин задумался. Пожалуй, Архип прав: живым отсюда нельзя выпустить ни «охотника», ни стрельца. А пана Марцина надо предупредить: пусть опасается того, кто присватал ему такого провожатого для тайного гонца. А еще лучше — немедля уничтожить этого человека. Иначе тут не одна голова ляжет на плаху.
— Вели баньку истопить, — приказал боярин. — Отправь их туда, пусть рабы божьи чистыми предстанут перед Господом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
А под копытами маштачка уже хлюпала гать, проложенная по болотистой низинке. Тархов еще больше приуныл. По всему получалось, что каждый из седоков маштака едет на верную гибель, с той лишь только разницей, что один из них знает об этом, а другой даже не подозревает о грозящей опасности, приближающееся с каждым шлепком разбитых копыт старого одра. Впрочем, нет, — гибель грозит обоим, но только один останется в живых.
Дорога еще больше сузилась, лес подступил к ней вплотную. Начался подъем, за которым будут кусты, а за ними раскинется поляна. Один ее край обрывается в бездонную трясину, затянутую зеленоватой ряской с редкими пятнами желтоватых кувшинок. Знакомые места, слишком знакомые! На обрыве покажется дом, обнесенный высоким тыном, тогда придется сдавить шею Илюшки и заставить его повернуть назад. Таиться уже не будет смысла: или он все расскажет, как на духу, отдавшись на волю Павлина, или получит нож под сердце и успокоится навеки в лесу.
Екая селезенкой, маштак взобрался на пригорок, миновал кусты, и открылась поляна.
— Твою мать!.. — в сердцах выругался Илья. — Да чтоб им!..
Тархов поглядел вперед и облегченно вздохнул: спас Господь! Услышали святые угодники его молитву! Охотничьего домика больше не было. Торчали потемневшие от копоти бревна тына, а за ними, как гнилые зубы, обгорелые остатки стен и провалившиеся кровли с облупившейся печной трубой. Стало быть, разбойнички не сумели погасить пожар. Ну и слава Богу!
— Ну, чего теперь? — сплюнул стрелец. — Где твои лошади?..
Павлину хотелось петь и хохотать во все горло: словно тяжкий груз упал с души, словно заново на свет родился. Но пришлось зажать буйную радость в кулак и сделать вид, что обозлен и раздосадован.
— Жилье, — фыркнул Тархов. — Даже погорельцев не видать.
— Погоди, я погляжу. — Илья хотел соскочить с лошади, но Павлин удержал его:
— Чего глядеть? И так все видно. — Ему совсем не хотелось отпускать попутчика от себя в этом страшном месте: скорее надо уезжать, от греха подальше. — Даже крыша провалилась. Поворачиваем, только время зря потеряли.
— Но я же не знал, — начал оправдываться Илья. — Сам видишь, тут дом стоял.
— Вижу. — Стрелец завернул маштака и ударил его каблуками по тощим ребрам. — Ну, пошел живей!
Мотая головой, усталый маштачок затрусил обратно. Снова под его копытами чавкает гать, а дорога впереди становится все шире и шире. Вот уж никак Тархов не думал, что ему доведется еще раз навестить разбойничье гнездо. Ладно, нет худа без добра: зато можно потом сказать Никите Авдеевичу, что своими глазами видел пожарище, а Илюшке теперь не отвертеться. Нет, не отвертеться!
— Куда едем? — спросил Павлин, когда выбрались на проезжую дорогу.
— Тут неподалеку постоялый двор был, — нерешительно протянул Илья..
— М-да? — хмыкнул стрелец. Час от часу не легче! Теперь его хотят заманить к предателю Исаю. — Может, пока лошаденка переставляет ноги, двинем к Смоленску?
— Хорошо, — решился Илья. — Поехали!
Миновать постоялый двор Исая им все равно не удалось: самая короткая дорога на Смоленск пролегала мимо него. Увидев на месте постоялого двора пепелище, стрелец второй раз за сегодня вздохнул с облегчением, а Илья нахмурил брови.
Поздно ночью они забарабанили в дверь корчмы при постоялом дворе, приткнувшемся у дороги уже по ту сторону границы, во владениях великого государя. Хозяином тут был разбитной мужичишка по имени Давыд. Раз или два Павлин останавливался здесь, когда ездил по делам Бухвостова под видом торгового человека, поэтому встречи с Давыдом он не опасался. Однако, путешествуя в компании с Ильей, следовало быть предельно осторожным.
В оконце корчмы затеплился огонек. Давыд долго выспрашивал из-за двери, кто и зачем пожаловал, потом, наконец, впустил. Из комнаты хозяев выплыла его дородная заспанная жена и нехотя начала собирать на стол приблудившимся в ночи постояльцам.
— Вроде знакомый? — вглядываясь в лицо стрельца, неуверенно улыбнулся Давыд.
— Встречались, — подтвердил Тархов.
— А я вижу. — Давыд выставил на стол кувшин с пиром. — Ты, помню, человек торговый, так? А где ж товар?
— Лошадей у нас свели, — мрачно сообщил Илья. — На польской стороне. Пришлось товарец на хранение оставить, а сами купили одра и подались сюда. Конями разживемся в Смоленске?
— Свели? — хлопнул себя ладонями по толстым ляжкам Давыд. — Экое дело! А я, признаться, струхнул, как в дверь застучали. Тут такие новости!
Он подсел к столу, налил себе пива и давай рассказывать, как ночью разбойники напали на постоялый двор Исая, кого-то там убили и ограбили, а усадьбу и корчму пожгли. Илья слушал с большим вниманием, а Павлин только притворялся, что его занимает рассказ Давыда. Его больше интересовало, почему хозяин воспринял появление Ильи как нечто должное, словно ждал его. Да, путешествуя с таким попутчиком, нужно постоянно держать ухо востро, а глаза широко открытыми. Приглядываться, все подмечать и откладывать в копилочку памяти. Уж не ходит ли Давыд по той же кривой дорожке, что и Исай?
В боковой пристройке нашлась свободная комната, и Давыд проводил их туда. Утром Илья поднялся первым, быстренько умылся, позавтракал и стал о чем-то шептаться с хозяином, изредка бросая косые взгляды на Павлина, уплетавшего яичницу. Стрелец тоже не забывал поглядывать по сторонам и скоро приметил, что в разных углах корчмы сидят с кружками крепкие мужики. Это показалось ему странным: в поле работы полно, огороды пересохли, земля воды просит, а мужички и в ус не дуют. С самого утра уже в корчме. И где они только деньги берут?
И тут как осенило: да это же Давыдкина охрана! А может, даже и разбойнички, которые уцелели после разгрома их гнезда на болоте, — перекочевали сюда и затаились под крылышком хозяина постоялого двора.
Подошел Илья, сел рядом и прошептал:
— Можем до Вязьмы добраться с богомольцами. Их тут целая ватага.
«Ватага? — подумал Тархов, — Это о богомольцах-то? Скорее так скажешь о разбойниках. Нет, нужно как-нибудь от этих „богомольцев“ отвертеться, не то еще придушат ночью. Да и зачем я Илюшке, если он надумает с ними отправиться?»
— Пехом? — вытирая корочкой хлеба сковородку, усмехнулся Павлин. — Долго будет. Ты как знаешь, а я на одра — и в Смоленск! Может, там кто из знакомых купцов торгует, попрошу коней на время. Сгоняю за товаром, и домой.
— Тебе не нужны золотые?
— Почему не нужны? Но ведь ты, как я понял, хочешь идти с ватагой?
— Нет, это долго. Ты правильно сказал. Если Давыд даст коней, поедешь со мной?
— Чего же не поехать? От Вязьмы до Москвы всяк ближе, чем отсюда. К тому же тогда с тебя и причитаться будет. Но можешь мне вместо денег дать коня, я не откажусь.
— Посмотрим. — Илья поднялся. — Пойду, скажу хозяину. Сейчас и поедем. Время не ждет…
Снова они ехали стремя в стремя, молча отмахивая версту за верстой по дороге, бесконечной лентой петлявшей то среди дремучих лесов, то среди широких полей, то сбегавших к мостам через речки, то взбиравшейся на крутые косогоры. Мелькали и уплывали назад деревеньки, а в городах путников не раз останавливали заставы, и служивые люди придирчиво выспрашивали, кто такие, куда и по какой надобности едут.
До Вязьмы добрались без приключений, но в город Илья не поехал. Предложил свернуть на проселок, и вскоре впереди показалась большая усадьба на берегу речки — тихой, светлой, с густым зеленым кустарником по берегам. За рекой раскинулось поле с полосками жнивья, а почти вплотную к нему подступал лес. Вся усадьба, словно крепость, была обнесена высоким тыном с глухими тесовыми воротами. Из-за тына виднелись шатровая кровля терема, деревянная луковка домашней часовенки с крестом и крытые дранкой крыши хозяйственных построек. Павлин заметил, что у подножия тына змеей тянулся глубокий ров. По его краю ровными валками лежала выкошенная трава: хозяева следили за порядком.
Илья смело подъехал к воротам и постучал:
— Эй! Кто там есть?
— Чего надо? — сердито спросили с той стороны тына.
— До Кириллы Петровича с вестями. Отворяй!
Однако отворили не сразу. Путникам пришлось довольно долго ждать, пока дворня распахнет тяжелые створки ворот. Не успели они въехать на двор, как лошадей схватили под уздцы дюжие холопы. Стрелец быстро осмотрелся: не угодил ли он часом в смертельную западню?
По левую руку стоял красивый терем, рядом с ним подняла к небу тонкий крест часовенка. От высокого крыльца терема ко входу в часовню вела вымощенная камнем дорожка. Справа теснились конюшни, амбары и сараи. Посредине широкого двора, заросшего неистребимой травой-спорышом, стоял кряжистый мужчина в долгополом кафтане и красной шапке.
— Кто пожаловал? — прищурился он, разглядывая нежданных гостей.
Павлин и Илья слезли с лошадей, и холопы тут же повели их в дальний угол двора, к коновязи. Это стрельцу не понравилось, но в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и он промолчал. Благо при нем сабля, пистолеты и неразлучная дорожная сума.
— Кто такие? — рявкнул кряжистый мужик. — Ну? Илья подошел к нему поближе и тихо сказал несколько слов.
Лицо неприветливого мужчины смягчилось, на губах даже появилось подобие улыбки, но глаза по-прежнему смотрели хмуро.
— А это кто? — спросил он и показал на Павлина. — Что за медведь?
— Прохор, попутчик мой, — объяснил Илья. — Купеческий приказчик из Москвы.
— Ладно, — буркнул мужчина. — Обождите здесь. — Почти бегом он бросился к терему. Гулко хлопнула закрывшаяся за ним дверь.
— Давай рассчитаемся, и поеду я, — поглядывая на окруживших их холопов, попросил Тархов. — Хозяева уж больно нелюбезные.
— Успеешь, — не поворачивая головы, ответил Илья. — Не бойся, получишь свои золотые.
— Дал бы то Бог… — вздохнул стрелец.
Тем временем мужчина в долгополом кафтане поднялся на второй ярус терема и вошел в горницу. Переступив порог, склонился в поклоне перед сидевшим в большом кресле дородным человеком в белой вышитой рубахе и широких штанах из тонкого полотна. Положив на низенькую скамеечку, украшенную инкрустацией из рыбьего зуба, босые ступни с желтоватыми мозолями на пятках, он слегка шевелил пальцами ног, разглядывая их с таким интересом, будто заморскую диковинку.
— Кто там, Архип?
— «Охотник» прибег с польской стороны. Говорит, с вестями до Кириллы Петровича. Но ведь он… Как прикажешь, боярин?
— «Охотник»? — Боярин почесал большую темную бородавку около левого уха. — А с ним кто?
— Попутчик. Зовут Прохор, приказчик купца. Его в Варшаве подрядили «охотника» сюда проводить. За восемь золотых.
— Ему лучше заплатить тридцать сребреников, — зло ощерился боярин. — Видал я их в окошко. Это Павлин Тархов, стрелец Никиты Бухвостова! Понял, дурак, кого твой «охотник» притащил?
Архип побледнел и упал на колени. Забормотал, не смея взглянуть на хозяина:
— Исправим, боярин, все исправим!
— Молчи! Чего ты исправишь? Никитка уже до Варшавы свои лапы дотянул, к нашему горлу подбирается!
Боярин сердито пристукнул кулаком по подлокотнику: ну, Никита, ну, змей! Выходит, обложили его людишки пана Гонсерека, охмурили, заставили плясать под свою дудку?! Дела…
— На корм ракам отправлю, — прохрипел Архип. — Обоих! Боярин задумался. Пожалуй, Архип прав: живым отсюда нельзя выпустить ни «охотника», ни стрельца. А пана Марцина надо предупредить: пусть опасается того, кто присватал ему такого провожатого для тайного гонца. А еще лучше — немедля уничтожить этого человека. Иначе тут не одна голова ляжет на плаху.
— Вели баньку истопить, — приказал боярин. — Отправь их туда, пусть рабы божьи чистыми предстанут перед Господом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114